Розы (TLV)

      — Пошла вон, уродина!       — Аллорессийская свинья! В девочку полетели камни и палки от детей и их родителей. Один из обидчиков был особенно меткий и зарядил ей небольшим камнем прямо в лоб, оставив там царапину и синяк. Брюнетка всхлипнула от боли и закрыла руками лицо, сама при этом отходя от площадки к забору. В песочнице, где она играла, осталась её плюшевая игрушка в виде тигрёнка. Но вернуться уже не было сил. Розалин уже привыкла к жестокости. Привыкла к унижениям. Но она никогда не привыкнет к насилию. Да, пусть они её называют как хотят, прогоняют, оттаскивают от неё детей, как от заразной… Но пусти они не причиняют ей боль. Этого она никогда не заслуживала. Её могли бояться, презирать, но причинять боль — нет, ни за что. Сердце девочки разрывалось на части каждый раз, когда в неё прилетали камни, песок или палки. Потому что она беззащитна. У неё есть силы, только чтобы парировать все оскорбления, чтобы вразумить человека и остановить поток его гадостей. Но у неё никогда не будет сил, чтобы драться. Она меньше. Слабее. И заметнее. Альберто, увидя как к ней бежит девочка с расцарапанным лбом и заплаканным лицом, быстро толкнул калитку, впуская на территорию Цирка. «Чудеса Ави» всегда принимали её. Даже у такой ненавидимой всеми оборванки был дом. Место, где она становилась больше. Сильнее. Ярче. И, главное, любимее. Клоун присел на корточки и поймал девчонку в свои объятия. Розалин прижалась к нему, вцепившись маленькими ручонками в майку и пачкая её слезами и соплями. Но Альберто уже привык к тому, что не всегда веселит людей.       — Ну-ну, не плачь, принцесса, — промурлыкал Ал и отодрал от себя ребёнка, вытянув перед собой и рассматривая раны. — Тебя снова обидели? Розалин, будучи крошечной девочкой, размером чуть больше средней собаки, импульсивно закивала и её губы начали дрожать, предвещая новую истерику. Альберто прижал её обратно к себе и погладил по маленькой головке. Он поудобнее перехватился, усадив крошку на свою левую руку и освободившейся правой запер калитку. Сзади донёсся голос недовольного Беннета:       — Ты что так долго?! Дело пяти минут, а ты… — начал уже причитать врач, но увидев у развернувшегося Альберто девочку на руках, тут же осёкся, не договорив фразу. — Идите сюда. Живо. Через десять минут клоун уже оставил ребёнка в медицинском кабинете Беннета, а сам ушёл, по его словам, «делать неотложное дело». Врач уже обработал рану девочки зелёнкой и заставил держать её холод у синяка на лбу, который образовался рядом с царапиной. После этого он проверил её рефлексы и убедившись, что ребёнок не отделался серьёзными травмами вроде сотрясения или переломов, вернулся к бумажкам на столе. Розалин сидела на кушетке и болтала ножками, иногда меняя руку, чтобы удерживать лёд.       — А долго так держать, Дядя Бен? Холодно же!       — Пока не остановится внутреннее кровотечение и риск образования гематомы не будет сведён к минимуму, — беспристрастно ответил Беннет и расписался в какой-то бумажке, отложив её в сторону. — А ещё, так снимается отёк.       — А что вы делаете?       — Работаю, малышка. Ра-бо-та-ю. Розалин учили не отвлекать взрослых дядей от работы, поэтому она замолчала и стала рассматривать всюду стоящие растения в горшочках. Ей они казались скучными, потому что ни у одного из них не было цветочка, но это пока она не узнала о том, что эти растения делают. Она плохо помнила подробности, но четко теперь знала одно — они делают воздух чище. Они не самые красивые, но са-а-амые полезные. Всё как у людей. Обычно самые некрасивые люди работают там, откуда приходит всё то, что так нужно красивым. Еда, уголь, золото… Во тьме шахт работают те, от кого отвернулся свет. Дверь медкабинета распахнулась и в неё вошёл высокий широкоплечий брюнет. Ярко-фиолетовые глаза Ави искали девочку. Розалин, увидя знакомое бледное лицо, отложила лёд и спрыгнув с кушетки, громко протопала по кафелю своими ножками с радостным писком:       — Папа! Ты пришёл!       — Розалин! — Джодах улыбнулся и поймал её, после чего подкинул в воздух, вызвав детский смех. — Ты опять убежала! Почему?       — У Аргуса скучно! — сказала девочка и надула щёки. — Он заставлял меня считать ло…логаре…       — Логарифмы?! — удивился Беннет, подняв наконец голову. — А семилетней девочке не рановато?       — Он мешал мне читать! — жаловалась Розалин.       — Хорошо, я поговорю с ним об этом позже, — Джодах повернул голову к Беннету и кивнул ему. — Спасибо, мы пожалуй пойдём. Беннет промычал что-то утвердительное в ответ и, когда антрепренёр с девочкой на плече вышел из кабинета, закрыл за ними дверь. Джодах стал подниматься по лестнице на второй этаж, пока Розалин обнимала его за голову, держась. Потом Ави спустил свою приёмную дочь на пол и взял за руку.       — Пап, почему нас никто не любит? Девочка задрала голову и посмотрела на своего отца. Джодах прикусил губу, ища подходящий ответ. Затем он опустился на корточки, чтобы Розалин не свернула себе шею, пялясь на него сверху.       — Понимаешь, Розочка… Люди, они… Глупые. Словно маленькие зверушки. Да, именно так. Они боятся и думают, что нападая первыми, защищаются от нас.       — Но мы же не опасны! — Розалин топнула ножкой. — Им нечего бояться! Почему они нас не узнают поближе и не полюбят?!       — Они нас ещё успеют полюбить, моя девочка, — сказал Джодах и достал из нагрудного кармана серебряную ручку. — Мы им покажем. Мы всем им покажем. Он протянул предмет канцелярии Розалин и та заинтересованно схватила его и начала разглядывать в своих маленьких ручках. Мужчина улыбнулся и продолжил говорить:       — Но пока наше время ещё не пришло. Нажми на кнопку. Розалин нажала на крохотную кнопку, которую можно было только нащупать, и нажала на неё своим маленьким пальчиком. Из верхней части ручки тут же выпрыгнуло лезвие, острое, как настоящий нож.       — Ух-ты! — сказала девочка и потрогала лезвие пальчиком. — Ой! Острое!       — Осторожнее, это не игрушка. Это оружие. Ювелирная работа.       — Ювели-чего?       — Ю-ве-лир-ная, — повторил с улыбкой Джо по слогам. — Это значит, что работа очень тонкая и сложная. Эта ручка — единственная в своём роде. Только у тебя. Понимаешь?       — Да, папочка. А зачем это мне?       — Мир пока что злой и нам приходится жить по его правилам. Я не всегда смогу тебя защитить, как, например, не смог сегодня. Ты должна делать это сама. Как взрослая. Понимаешь? Розалин нажала вновь на кнопку на ручке и лезвие тут же исчезло. Девочка ойкнула.       — Я должна драться с оружием?..       — Нет-нет! — Джодах погладил расстроенную девочку по голове. — Только защищаться. Это… Немножко другое.       — А деда Аргус меня этому научит?       — Во-первых не деда, а дядя. А во-вторых, этому тебя научу я. Пойдём. Мужчина взял её за руку и повёл в своей кабинет.

***

Дверь в вагон приоткрылась, впуская дневной свет. Эбардо, сидящий в своей куче сена с книгой и открытой банкой пива, сощурился и отвернул голову, избегая зрительного контакта. После знакомых шагов сапог, свет был загорожен и внезапно читающий фаерщик увидел брата с целым пакетом продуктов. Бартоломью, как всегда, закупился едой для них двоих на те два дня, что они будут в дороге. Эо демонстративно отпил из банки немного хмельного, тут же разозлив брата:       — Эо, ну также нельзя!       — У меня дикий сушняк был с утра. Ничего другого не нашёл. Тем более, неплохо так прочищает мозги с утра, знаешь ли.       — Не знаю, — отрицал старший и достал из пакета блистер с белыми таблетками. — Я купил тебе аспирин. Две таблетки — сейчас и перед сном. Быстро. Бартоломью сунул лекарство в руки брата и забрал у него банку пива, после чего, понюхав, выпил залпом остатки и шумно выдохнул. Эбардо только удивленно разинул рот и даже возразить ничего не успел.       — Эй, а чем мне запивать?       — Водой конечно же, — увидя как брат уже собирается открыть рот, Мью прикрикнул на него, разозлённый от алкоголя в крови: — Под моей кроватью, дебил! Мью пошатнулся и плюхнулся рядом с братом в сено, растянувшись в удобной позе и пихнув брата. Эо улыбнулся и протянул ему аспирин, после чего встал и залез под кровать, достав оттуда бутылку воды и кое-что ещё.       — Это что, мне?       — Сюрпри-и-из, — сказал Эбардо и поднял повыше пару новых черных сапог на шнуровке. — Это тебе. Фаерщик лёг обратно в сено и вместе с братом выпил по таблетке лекарства от похмелья. Вчера вечером вся труппа знатно покутила в честь завершения своего первого циркового тура по Далотерре. Даже Джодах с Эмрисом выпили по стаканчику виски! Только Розалин до последнего сопротивлялась всем предложениям уже подвыпившего Аргуса выпить с ней по бокальчику шампанского. Кстати, Эбардо как всегда буквально нахуярился в хлам, выпив и смешав в себе вообще всё, что было на столе. Бартоломью тоже себе ни в чем не отказывал, но старался соблюдать культуру питья. Правда, старший вскоре вместе с Розалин оттащил Эо от стола и решил уложить буйного дебошира спать, пока тот не разломал чего-то и Джодах не оштрафовал их обоих. После этого девушка уложила их обоих спать и ушла. Бартоломью она даже в моменте приглянулась.       — Я купил местной кухни — лапши, пельмешек и булочек, — сказал Мью, окончательно протрезвев.       — А я горелку с котелком, — сквозь зевоту ответил Эо. — Что ты так смотришь? Мерь сапоги давай! Брат сел в сене и стянул с себя старые сапоги, отставив их в сторону. Пока он натягивал на себя новые, Эбардо встал и потянувшись, достал обещанный котелок из рюкзака и отошел подальше от кучи, чтобы не спалить всё к чертям. До Бартоломью донёсся непривычный запах газа и звуки шуршания пакетами. Младший брат на его глазах достал пачку с какой-то лапшой и старался прочитать написанную мелким шрифтом инструкция к приготовлению. Он даже в какой-то момент распахнул окно, впуская свежий воздух и свет.       — А, варить 10 минут в кипящей воде. Просто нарисовать не могли?! — возмущенно сказал Эо и обернулся к брату. — Ну что, как сапоги?       — Жмут немного, — признался Мью. — Но разношу, не переживай! — он встал с пола и прошагал к брату. — Слушай, в чем дело?       — Ты о чем? — Эбардо налил воды в нагретую посуду и стал ждать, пока закипит. — Если о том, на какие шиши, то с утра меня разбудил стук в дверь от Эмриса. Он сунул мне в руки два мешочка с деньгами и я успел сходить, пока ты просыпался. Мы даже с Розалин пересеклись, представляешь?       — Представляю, — с улыбкой сказал Бартоломью, а сам представил, как шатающийся с утра брат бродит по пустому рынку. — Знаешь, она хорошо на тебя влияет. Я одобряю.       — Не то чтобы я спрашивал тебя, — сказал в ответ Эбардо и высыпал пакет лапши в котелок с водой, — но, знаешь, приятно слышать. Мью улыбнулся и потрепал брата по голове, заставляя их обоих засмеяться. Боги, как же он соскучился по той адекватной части брата, которая могла быть самостоятельной и осознанной! Когда Эо не валял дурака, не баловался алкоголем или сигаретами, а брал себя в руки и мыслил критически. Сколько бы Бартоломью не говорил Джодаху, что его брат не тот, кем кажется, антрепренёр затыкал его и просто выдавал указания. Найти, усмирить, сделать выговор… И старший всё выполнял. А что ему ещё оставалось? Кто-то должен встряхивать этого безалаберного придурка! Внезапно раздалось птичье карканье и хлопание крыльев. Сначала Бартоломью думал что ему показалось, но нет — яркий красный попугай сел на «подоконнике» окна, вцепившись в стену когтями. В клюве он держал какой-то небольшой бумажный пакет, а к лапке была привязана записка. На знакомое карканье Эбардо отвлёкся от готовки и поднял голову, после чего улыбнулся.       — О, попугопочта! Вовремя!       — Чего, прости? — непонимающе переспросил Мью.       — Ну попугайская почта! Попугай + почта = попугопочта! Это мы с Бастианом придумали, когда я однажды после того, как убрал слоновий навоз, решил заглянуть к нему с Цесанной в питомник. Очень удобно, знаешь ли! Дай Картеру что-нибудь вкусное, а то он ждёт. Бартоломью кивнул и достал из пакета купленной еды булочку, которую позже протянул птице, когда та позволила отвязать от своей лапки «письмо» и взять «посылку». После этого птица развернулась и улетела.       — Чудеса… — протянул Бартоломью и развернул записку, после чего стал читать вслух. — «Отправимся уже совсем скоро, минут через пятнадцать. Решил поделиться с тобой чаем, которым отпаивается Аргус после похмелья. Приятной поездки, Эбардо». А ты неплохо устроился, Эо! Эбардо улыбнулся и выключил газ в котелке и прикрыл посуду крышкой. Мью отложил чай и достал две деревянные миски, после чего протянул их брату. После этого поезд тронулся и картинка в окне начала медленно двигаться. Эо наложил еды в миски и сел с обеими обратно в сено, куда вскоре присел и его брат. Они молча чокнулись тарелками и начали есть, каждый думая о своём. На самом деле, эти два дня Бартоломью не покидала мысль о том мешочке с украшениями, который высыпался из сумки на тренировке. Ему не давала покоя ни реакция его брата, ни его оправдания. Он даже в какой-то момент задумался что внезапный визит Джодаха как-то связан с этим! Сейчас самый лучший момент для разговора. Они одни, почти в домашней обстановке, в дороге, шум которой заглушит их болтовню от лишних ушей. Эбардо в хорошем настроении. Да и Мью тоже. Нужно просто сесть и как брат с братом поговорить, без наездов обсудить происходящее, посмеяться, обдумать… Но всё же он решил начать немного издалека:       — Знаешь, на счет вчерашнего, — начал Бартоломью. — Я даже почти не удивлён, что ты был готов умереть за победу в пари. Но тобой живым я горжусь больше.       — Я долго обдумывал это, пока я ждал тебя с рынка. Мне стало резко так жаль, что я втягиваю тебя во всякое дерьмо. В моменте написания записки мне даже казалось, что умерев, я сделаю тебе большую услугу. Но увидя, как ты напугано смотришь на меня перед выступлением, я резко пришёл в себя, словно вспомнил что-то очень важное. Слово будто крутится на языке, но я никак не могу…       — Любовь. О нём ты думал?       — Наверное. Я просто стал чувствовать себя должником, будто бы я должен ответить тебе тем же. Я ненавижу долги, они отягощают меня, ты знаешь.       — То есть ты всё-таки меня не любишь?       — Люблю, конечно! Просто… Аргх, я не знаю! Эбардо хлопнул себя по ляхе, словно наказывая. После этого он глубоко вдохнул и залпом выпил из миски весь бульон с противным звуком «зю-ю-юп». Когда рука опустилась и младший вытер свой рот рукавом, Бартоломью отложил недоеденную миску и взял брата за запястье, сжав его.       — В чем дело, Мью? — сначала ничего не понял Эо.       — Нам нужно поговорить. Сейчас же.       — Ну извини, бульон самое вкусное!       — Да я не… Это серьёзный разговор. Младший попытался выдернуть руку, но не вышло. Бартоломью очень крепко держал и смотрел ему в глаза. Эо стал пялится на него в ответ, держа свободной рукой миску с лапшой.       — Эо, зачем тебе украшения девушек?       — Какие украшения? — начал строить из себя дурачка Эо и широко раскрыв рот, вывалил из миски лапшу, которую стал прожевывать.       — Не строй из себя идиота! Ты знаешь о каких! — Мью начал злиться на свой строгий тон. — У тебя проблемы с деньгами? Ты кому-то задолжал? Как только Эо дожевал и проглотил еду, Бартоломью сжал руку брата сильнее, заставив младшего пискнуть и рефлекторно повторить неудачную попытку вырваться.       — Эо, что происходит? Не молчи, прошу тебя…       — Ничего, — отрезал Эбардо и попытался выдавить улыбку. — Всё в порядке, я никому ничего не должен. У меня налаживается жизнь: я влюблён в замечательную девушку, а моего брата больше не вышвырнут с работы. Да и денег стало больше.       — Тогда зачем ты хранишь у себя женские украшения в отдельном мешочке, словно это какой-то запас на черный день? Верни эти вещи обладательницам!       — Я не могу. Это…м-м-м…подарки! Да, это подарки!       — Ты что, только что солгал мне?       — Нет! — глаза забегали, выдавая обратное. — Я не вру!       — А я думаю, врёшь! — Мью разжал хватку и тут же сжал обратно, заставив брата опять зашипеть.       — Да не вру я! НЕ ВРУ!       — Эо, я твой брат! Ближе тебя у меня никого никогда не будет! Расскажи мне, в чём дело! Последние фразы уже были чистой воды манипуляцией на чувстве вины и кровного родства. Мью самому не нравился его агрессивный подход, заключающийся в психологическом давлении на брата, но он обязан был узнать правду. Если Эбардо ему и правда сейчас не соврал, что, скорее всего, бред сивой кобылы, то он тут же отпустит его и извинится за беспокойство. Но если нет… Бартоломью не хотелось об этом думать именно сейчас.       — Мью, всё нормально. Нормально всё, слышишь?       — Ты лжёшь. И ты явно что-то скрываешь от меня.       — НЕТ! — голос Эбардо дрогнул и парень вновь попытался вырвать руку. — Я в порядке! Всё в порядке!       — Тогда почему ты собирался уйти от меня?! — наконец не удержался Бартоломью. Повисла пауза. Всего несколько секунд, но казалось, что прошла вечность. Эо отвернулся и наконец выдернул руку. Когда младший встал, от него начали исходить тихие всхлипы. Он что, заплакал?.. Бартоломью поднялся и попытался положить руку на плечо брата, но тот дёрнулся, скидывая его. Да, Эо плакал.       — Прости… Прости, я, просто… — начал искать оправдания Мью, чтобы как-то успокоить брата. — Мне страшно. Я действительно думал, что потеряю тебя там.       — Она тебе всё рассказала? — шмыгнув носом, спросил Эбардо надломленным голосом.       — Нет, Розалин мне ничего не говорила, — Мью предпринял ещё одну неудачную попытку сближения. — Ты с таким сожалением сказал мне о своём трюке, с такой тоской в глазах, будто бы ты всё перепробовал и осталось только это. Словно этот трюк — последняя мера. Ты даже сапоги не надел! Почему ты хотел уйти от меня? — старший перешёл на шепот. — Почему ты хотел умереть?       — Воины или мертвецы, — процитировал сам себя Эбардо и вытер рукавом слёзы. — Я либо борюсь до конца, либо умираю. И я устал.       — От чего? Что случилось?!       — Они забрали у меня самое дорогое — мою свободу.       — Кто?! Кто они? — Бартоломью наконец сумел взять брата за плечи и потрясти его. — Эо, умоляю, не молчи! Младший развернулся к нему и выдавил вымученную улыбку. Им бы обоим хотелось, чтобы это всё было затянувшейся шуткой, но это не шутки. Эбардо зашёл слишком далеко. Щёки, натягивающие на лицо эту ненавистную улыбку дурачка, задрожали, и, когда Эо позволил себе их расслабить, из его глаз потекли новые ручьи слёз. Сдерживаться не получалось. Маска беззаботного придурка треснула, показывая истинное лицо несчастной, замкнутой души, которая сгорала изнутри от собственной боли. Он кусал губы, задерживал дыхание, старался опять натянуть эту неработающую маску — словом, пытался затолкать печаль куда-то глубоко, откуда она только что случайно вырвалась. Мью, именно он, сломал её клетку и освободил всё то, что Эо с таким кропотливым трудом запирал за семь печатей.       — Прости, — попросилось вновь у Бартоломью. — Прости меня. После этого он протянул руки к брату и, сделав к нему один шаг, прижал к себе. Из груди младшего вырвались громкие рыдания. Это было довольно неожиданно, но неизбежно. Бартоломью ничего не оставалось кроме того, чтобы гладить брата по спине и позволить ему его эмоциональные страдания. Если сильно не вслушиваться в поднявшийся вой, соседям могло бы показаться, что у братьев появился какой-то младенец, которому приснился кошмар. Хотя, учитывая беззащитность Эбардо в такие моменты… Он мог действительно напоминать младенца. Хрупкий, беззащитный, но огромный младенец. Когда рыдания сменились всхлипами и скулежом, Бартоломью как можно мягче произнёс:       — Пожалуйста, расскажи мне, что причиняет тебе столько боли. Я не могу смотреть, как ты страдаешь в одиночестве. Эбардо закивал и прижался к брату, не желая уходить из обнимашек. Бартоломью погладил его по голове, успокаивая последние всхлипы. У Мью получилось. Он сломал его. Они сели обратно в кучу сена. Пока Эо облизывал пострадавшую губу, Мью достал сумку брата и раскрыл перед ним, вынув тот самый красно-бирюзовый мешочек с золотым узором, в котором лежали такие же золотые украшения. Вновь увидя их, младший поморщился и отвёл взгляд, как от чего-то отвратительного.       — Да я уже не по колено, а по уши в этом дерьме, — перешёл Эо на свой один из своих обычных тонов, на этот раз агрессивный. — Не трожь! — прорычал он, когда его брат уже попытался вытащить из мешочка одно из украшений. — Отдай это мне вообще! Эбардо выхватил у брата мешочек, засунул его в карман куртки, после чего снял её, скомкал и выбросил в другую часть вагона. Истерика сменилась пассивной агрессией. Парень нервно начал стучать ногой по полу и облизывать треснутую окровавленную губу.       — Что ты натворил? — спросил Мью, но на этот раз не стал пытаться притронутся к злому человеку.       — Я теперь сраный работорговец! — резко выдал Эо, словно плюнув брату в лицо. — Меня, как паршивого зайца, загнали в угол и с пистолетом у виска заставили работать на них. Они при мне убили человека для демонстрации намерений! А я, как трус ебучий, просто согласился. Лучше б сдох! Он резко вскочил и закинул руки за голову, после чего наклонился и сдавленно прорычал. Из-под ворота водолазки Мью заметил выступивший черный след тату. Старший только сейчас понял, что он не просто давно не разговаривал с братом, он даже в открытой одежде его не видел! Какого хрена происходит вообще?!       — Погоди, я правильно понял, что девушки, это не твои… О, Боги, — сказал Бартоломью, сложив в голове пазл. — Это заказанные жертвы!       — ДА! — закричал Эбардо, и замахал руками, а из глаз вновь потекли слёзы. — Я должен их очаровывать, звать на свидания, помешивать в еду таблетки и потом…потом… Приводить их к этим ублюдкам! И поверь мне, я прекрасно знаю, что они с ними делают, потому что когда я отказался выполнять указания в первый раз, это сделали со мной! — он показал на свою грудь пальцем. — И всё что остаётся от их личности — эти сраные побрякушки, которые я должен потом разносить по домам их семей, как сообщение об их смерти. А ОНИ НЕ МЕРТВЫ! — Бартоломью вздрогнул от внезапного крика брата. — Они живые! Они есть! Просто… Просто… Голос Эбардо надломился и рот был вновь закрыт. Мью оглядел своего брата с ног до головы и обратно, будто оценивая, сколько в нём осталось рассудка. После этого он выдал простое и от души:       — Пиздец. Просто полный пиздец, нахуй.       — Поэтому я хочу уйти. Не из жизни, нет. Дал заставит меня страдать после смерти и молить о прощении, ты же знаешь. Мне нужно уйти из Альтера. Вне города у них нет власти. Я убегу, сменю имя, буду с любимым человеком…       — Тебе нужно было попросить защиты, — сказал Бартоломью и встал.       — Да что бы ты мог сделать?..       — Не у меня. У босса, — увидя как Эбардо тут же готовится ответить колкостями о Джодахе, Мью пришикнул на него. — Он не сможет тебя выкинуть, таков был ваш уговор. У него просто больше нету на это права. И Джодах, он… Послушает меня. Всегда слушал. Бартоломью поднял с пола куртку и прижал её к себе, после чего отошел к двери.       — Розалин сильно на тебя повлияла, пока мы были в туре, — сказал с теплом Мью, обозначая конец разговора.

***

НОВОЕ СЛОВО В НАШЕМ ШОУ-БИЗНЕСЕ:

БРОДЯЧИЙ ЦИРК «ЧУДЕСА АВИ» ПОКАЗАЛИ БЛЕСТЯЩИЙ РЕЗУЛЬТАТ НА СОБСТВЕННОЙ АРЕНЕ

И ВПЕЧАТЛИЛ СВОИМ ФАЕР-ШОУ САМОГО ЖЁСТКОГО ТЕАТРАЛЬНОГО КРИТИКА!

Джодах сжал газету в своих руках, заставив бумагу по бокам помяться под его давлением. Этот выпуск уже был прочтён от корки до корки шесть раз за это утро. Этот самый первый экземпляр прислали экспресс-почтой рано утром, подняв антрепренёра из кровати. Он всё ещё считал Эрнеста недальновидным придурком, который вообще не разбирается ни в людях, ни в искусстве. Но, как учил его отец, сначала нужно подружиться с этими дураками, а потом, получив всё что нужно, можно с ними и поквитаться. Правда, ситуация тут никак не связана с оружием. Да и Ави получил что хотел. Ему нужна была огласка? Вот она, в его руках! Скоро в цирк будут ходить не только люди из низших слоёв, но и все остальные, мечтая увидеть Эбардо. Эбардо. Всё ещё не верится, что Эрнест увидел в нём что-то. В этом грязном ободранном животном, которому бы в зоопарке сидеть, а не людям показываться. Стоит этому парню взять хоть каплю в рот — он уже готов подраться или что-нибудь разбить. «Кого угодно можно перевоспитать» — сказал критик. Интересно, этот поганец в своей шляпе с огромным пером вообще когда-нибудь воспитывал человека? А Джодаху пришлось, ведь ему нужна была наследница. Розалин. То, как девчонка смотрит на этого Эбардо выбешивало также сильно, как и слова Эрнеста. Что это за мода пошла, на всяких неопрятных безалаберных юношей? Если Розалин встречается с этим… Нет, невозможно. Ей-то он привил чувство вкуса. Ведь правда же?.. Правда же?.. Мысли прервал стук в дверь. И кого это занесло к нему через полчаса после того, как поезд отъехал? Эмрис сейчас явно спокойно отсыпается после той бумажной волокиты перед отъездом, когда он проверял вместе с Пимпаджоном, всё ли его люди забрали. Бастиан со своими зверями и старина Аргус тоже отсыпаются после той гулянки… Кто это, черт возьми?       — Входи уже, — сказал Джодах, не собираясь ещё и этими догадками свою голову занимать. Дверь медленно приоткрылась и из-за неё вышел фаерщик. Не Эбардо, и слава Двоим. Это его брат, имя которого он хорошо помнил — Бартоломью. Этот близнец был исполнительнее, покладистее и, самое главное, — не доставлял лишних хлопот. Он даёт инструкции — мальчишка всё выполняет, согласно плану. Вот если бы Эрнест сказал, что Мью хороший артист, Джодах бы даже согласился с ним. Но, очевидно, чего-то старшему не доставало.       — Тебе что-то нужно, Бартоломью? — спокойным расслабленным тоном спросил антрепренёр и взял стоявшую рядом чашку с кофе.       — Да, пожалуйста… Ави отпил напиток и похлопал ладонью по столу, приглашая того сесть напротив него. Бартоломью, всё это время сжимавший у груди куртку брата, закивал на предложение и сел за стол. После этого он опустил взгляд на притащенный предмет одежды и стал в нём копаться, явно что-то ища. Буквально через минуту на столе оказался открытый мешочек с женскими украшениями, золотистые цепочки которых лежали на деревянной столешнице. Джодах отложил кофе и заинтересованно посмотрел на драгоценности.       — Помогите мне, — почти шепотом сказал Мью, — пожалуйста.       — В чём дело?       — Эо, он…       — Ах да, Эо, снова Эо! — взмахнув руками воскликнул Джодах. — О нём мне и хотелось поговорить. О твоём братишке. Голос сочился ядовитым сарказмом, но Бартоломью ни слова поперёк не вставил. Хороший мальчик.       — Кхм… Эо нужна защита. Вы не могли бы…       — Защита? — Джодах вмиг посерьёзнел, затолкав желание плеваться ядом для другого раза. — Бартоломью, не проглатывай предложения и говори как есть! Я не какой-нибудь архимаг из вечного ордена, который одним взглядом может считать с человека любую его мысль! Говори как есть! Фаерщик встал из-за стола и упёр кулаки в столешницу. Он шумно вздохнул и начал рассказ. Сначала всё походило на кошмар у человека с высокой температурой. Какие-то ссоры, какие-то тайны, загадки. Когда всё перешло в проблемы Эбардо, Джодах закатил глаза. Опять этот что-то учудил. И теперь всем за ним разгребать. Хотя… Во всём есть возможности. Если Бартоломью не преувеличивает и у его брата теперь действительно какие-то проблемы с законом, то это отличный шанс. Контроль за мальчишкой без каких-либо возражений в обмен на его же безопасность. Неплохая сделка, в которой все в плюсе. Джодах просто наберёт Войда, работающего сейчас в полиции и прикроет ту лавочку, а сам откупит Эбардо от суда, лично ручаясь за него. У мальчонки просто не останется выбора, кроме как начать прислушиваться к Ави и его требованиям. Тогда из него, возможно, что-то и получится. А если же нет… У него будет в запасе отличное место, куда их обоих пристроить. По бумажкам — исправительное учреждение, в народе просто — тюрьма.       — Хорошо, я помогу, — сказал Джодах и встал из-за стола, вновь напомнив Бартоломью огромную разницу между ними двумя в росте. — Но с условиями. Первое — пари аннулируется. Из этого вытекает второе — Эбардо должен быть послушным. Ты отличный ему пример для подражания. А, и ещё кое-что… Пусть держится подальше от Розалин.       — А с ними-то что не так?       — Не забивай этим свою головушку, ведь это не твоё дело. Твоя задача — усмирить брата и взять его под контроль. Поверь, если я вмешаюсь, ты пожалеешь, что попросил меня об этой услуге. Иди.       — Спасибо, спасибо вам огромное, — громко шептал Бартоломью и уже собирался взять со стола мешочек, как Джодах встал перед ним:       — Оставь это мне. Мне это пригодится сейчас больше, чем тебе. После этого антрепренёр выгнал его из комнаты характерным жестом и звуками «Кыш-кыш-кыш!».

***

Розалин сидела на кровати и аккуратно зашивала разошедшийся от старости шарф. Делала она это дольше, чем обычно, потому что долго подбирала нитки так, чтобы никто не заметил стежков. Плюсом ещё был уколотый палец, потому что начала она зашивать свой любимый аксессуар особым новым швом, который старалась в точности повторить из книжки по шитью, которую ей подарила Катрина во время первых туров по стране, чтобы помочь девушке освоить ремонт пострадавших от моли костюмов. На раненном указательном пальце был аккуратно наклеен пластырь. Как только она затянула последний стежок и подняла к окну для оценки свою проделанную работу, раздался стук в дверь. Девушка даже не вздрогнула, потому что бродячие туда-сюда артисты из одного вагона в другой — не были больше сюрпризом. Она только могла попросить внезапного гостя немного подождать, пока, например, Розалин не оденется во что-нибудь. Стук повторился. Швея напряглась и опустила руки с шарфом, после чего отложила предмет гардероба и развернулась на кровати. Неужто она заперлась на ночь?       — Кто там? — громко спросила Розалин и встала с кровати.       — Можно к тебе? — раздался тихий шепот. Из щелочки, образованной из приоткрытой двери и стены, показался знакомый мутно-зелёный глаз.       — Конечно, Эо, — ответила девушка и в комнате тут же появился парень в черной водолазке. — А где твоя куртка?       — Не важно, — Эбардо показал книгу, которую всё это время держал под подмышкой. — Я вернуть пришел…       — А, хорошо! Как тебе? Розалин тут же встала с постели и взяла из рук парня книгу, которую тут же отнесла на одну из полок её прибитого к стене шкафа. Эбардо шмыгнул носом, всё ещё не отойдя от того болезненного разговора с братом, после чего вытер выступившие слезы рукавом своей одежды. Девушка развернулась на неожиданный звук и озадаченно посмотрела на парня.       — Я-я в норме, — соврал Эо и его нос опять начало щипать. — Это с концовки книги.       — Оу, хорошо. Может, тебе дать что-нибудь другое? У меня тут есть «Механический Мандарин», «Мастерица и Маргарит», «Странные Странности Мира»… — Начала перечислять девушка и осматривать полки, ища что-нибудь ещё интересное. — Или тебе что-нибудь такое же простое, как "Паруса"?       — Нет-нет, спасибо. Я всё ещё не читаю… — Увидя как Розалин вздохнула, он опустил взгляд с её лица на кровать, где лежал шарфик. — Я пришел спросить на счёт моего предложения. Всё ещё не хочешь со мной?       — Я не успела это хорошенько обдумать за эти почти два дня, — Девушка сделала акцент на слове «почти». — А ты, раз такой нетерпеливый, может передумал и решил остаться? Мне тебя будет не хватать…       — Уверен, Мью ничем не хуже, чем я, — Услышав в ответ смешок, он хмыкнул. — А что такого?       — Вы с ним совершенно разные внутри. Не думаю, что такого очаровашку, как ты, кто-то мне заменит, — Она мило улыбнулась и на щёчках выступил румянец. — Оставайся здесь! Вам тут рады!       — Всё сложно. Я правда не могу, — Эбардо сделал паузу, чтобы найти подходящие слова, не выдающие его страшный секрет. — Я чувствую, что меня зажали в угол.       — Кто, Джо? — Розалин удивленно вскинула брови наверх. — Да быть не может! Да, он бывает чересчур строг, но…       — Ты со мной или нет? — резко прервал Эбардо. Розалин села на свою кровать спиной к парню, всё ещё стоявшему у двери. Повисла тяжелая пауза.       — Я не могу. Прости.       — Даже ради меня? Вновь тишина. Девушка молчала, не желая отвечать на вопрос. Потому что не знала, что правильно. Если для Эбардо «Чудеса Ави» — лишь некий перевалочный пункт в его неком путешествии, то для Розалин это буквально всё. Дом, семья, призвание… Всё было здесь. Её жизнь началась здесь, продолжилась и должна закончится именно тут. Джодах готовил её, учил вместе с Аргусом всему, что ей так необходимо для продолжения благого дела. Просто так уйти нельзя. Даже ради любимого, но такого загадочного и неизвестного Эбардо. Она просто не может. Она должна остаться. Парень сел рядом с ней на кровать и положил свою прохладную руку на тёплое бедро девушки, прикрыв лежащую там руку. Пальцы сцепились в замочек.       — Я понимаю, он запудрил тебе мозги. Но это твоя жизнь. Ты не обязана оставаться здесь вечно и веселить тех, кто потом за твоей спиной будет обсуждать не твой талант, а твой цвет кожи. Ты не его животное, Лин, не одно из «чудес» этого индюка Ави. Ты живой человек. Мой любимый, прекрасный, человек. Розалин отвела взгляд своих голубых глаз от парня и убрала руку, на указательном пальце которой всё ещё красовался пластырь. Румянец закрыл половину её лица и она прижала ладонь к своей груди. Эбардо тоже слегка покраснел и стал держать руки при себе.       — Прошу, подумай об этом. До вторника. Потом я уйду. С тобой или без тебя.       — Хорошо, — со вздохом сказала она и встала с постели со своим шарфом. Эбардо подошел сзади к Розалин, пока она убирала предмет одежды в тот же шкаф, что и книги.       — Лин, ты меня ещё любишь?       — Люблю.       — Сильно?       — Думаю, что… Да. А ты? Она развернулась от полок шкафа и посмотрела в глаза фаерщика. Эбардо чуть опустил голову к ней, чтобы быть ближе к её лицу. Чтобы поцеловать.       — Жить без тебя не могу, — шепотом сказал он. Розалин оттолкнулась от шкафа и тут же соприкоснулась с губами Эбардо. Парень прижал её обратно к полкам и начал жадно целовать её, будто не видел целую вечность. Девушка запустила руки за шею Эо и чуть сжала его каштановые кудри. Фаерщик вновь подхватил её за бёдра, как вчера, после своего номера, и приподнял. Воздушная акробатка зацепилась ногами за его спину и шаловливые руки Эбардо позволили себе залезть под задравшееся платье Розалин и добраться по тёплой спине до застёжек, удерживающих её бюстгальтер.       — Какого ты себя позволяешь? — возмущенно прошептала Розалин, оторвавшись от поцелуя.       — Ну и кого ты пытаешься обмануть? — с ехидной ухмылочкой шепнул Эбардо ей в ответ. Они улыбнулись и вновь прижались друг к другу.

***

Нельзя. Нельзя. Нельзя. Бартоломью сидел на куче сена с сумкой брата на руках. Нельзя шариться в чужих вещах. Это, как минимум, неприлично! Но ведь Эбардо ему не чужой человек… Ну и что с того?! Младший же не шарится в вещах брата. Ну, хотя, случалось пару раз, но им было по двенадцать! Им тогда нечего было скрывать. Хотя Мью и сейчас нечего утаивать, в отличие от его брата.       — И вообще, я не лезу в твою жизнь! - всплыли слова Эбардо, сказанные пару дней назад. Что же Мью ему тогда ответил? Вот что:       — Да потому что я не гроблю себя каждый божий день! Именно. За старшим никогда не замечались ни чрезмерные употребления алкоголя, ни сигареты, ни девчонки, которые, как теперь оказалось, не просто развлечение ради развлечения. Эбардо всегда попадал во всякие передряги, будь то пьяная драка или попытки закурить какую-нибудь дрянь, выросшую у трассы. Но сейчас это не просто один неудачный день. Это настоящее преступление, наказание за которое — огромный срок в тюрьме. Поэтому и методы устранения проблемы должны быть не такими же простыми, как обычно. Нельзя шариться в чужих вещах. Но шариться в возможных уликах — можно. Бартоломью открыл сумку и высыпал всё её содержимое на пол. С гулким стуком упала новая неоткрытая пачка сигарет, зажигалка, куча всякого мусора, представляющего собой чеки с долгами из кабаков, немного денег, записная книжка, и, вот же неожиданность… Кнопочный телефон-раскладушка. Такие штуки сейчас нигде не достать. Даже у Джодаха такой технологии ещё не было. Откуда это у его брата, человека, который о слове экономия знает только то, что это существительное? Он нажал на кнопку сверху на крышке и она автоматически распахнулась, заставив Бартоломью вздрогнуть. В крышку был встроен светящийся экран, а в основную часть — бесчисленное количество непонятных кнопок. Ну, точнее, их было шутк двадцать, не меньше. Это на целых четырнадцать больше, чем у пейджеров, которые он видел у некоторых людей в забегаловках, куда обычно приходил за братом. Мью стал нажимать на все кнопки подряд, пытаясь разобраться, что каждая из них делает. Как-то незаметно для себя он оказался в переписке. Бартоломью уже собирался выйти, но увидел название контакта и остался.

Вито Мудило.

[Около 6 месяцев назад]

            — Заказ в баре на ул.Ричмонда, 47.             — Проспект Кроули, 88.             — Площадь Дала, 24.             — Рыжий Переулок, 3. Бартоломью листал дальше. Десятки адресов. Он уже сбился со счету. Сколько его брат угробил жизней?! Глаз зацепился за первое сообщение от брата:             — Мы в расчете?             — Да. Оставь эту штуку себе.             — Спасибо. Мью уже облегченно выдохнул. То есть, всё в порядке? Брату ничего не угрожает? Он начал на стрелочку вниз и тут же поругал себя за наивность. Если бы всё было так просто, его брат не собирался бы уйти из Альтера! Вот и они, угрозы.

Вито Мудило.

[Около 4 месяцев назад]

            — Ещё раз попытаешься это сделать, попрощаешься со своим двойником. Двойником? Всмысле, братом-близнецом? Боги, столько вопросов и ни одного ответа! Почему всё так сложно? Почему Эо просто не задолжал какому-нибудь бармену деньжат, а полез в какие-то мафиозные разборки?! Что сделал его брат?!             — Будешь разносить побрякушки, чтобы был на виду. И только попробуй!..             — Оставлять себе можно. Я же не аристократ какой-то. Дальше вновь посыпались адреса. И вновь сообщение от брата:             — Я больше не буду.             — Тебе придётся, иначе, как я говорил, ты попрощаешься со своим братом. Ну, хоть узнали, кем Бартоломью Эбардо приходится.             — Не трогайте его! Лучше меня прирежьте! — написал его брат.             — Эбардо, не считай меня за идиота. Я знаю, чем ты занимаешься.             — Что я могу сделать, чтобы вы оставили меня в покое?             — Обсудить таким способом тяжело. Приедешь из своего тура, приходи туда же, куда и всегда.             — Я забыл адрес.             — У рынка, ресторан. Ты вспомнишь.             — Ок. «Ты вспомнишь» — отпечаталось у Бартоломью. Он захлопнул телефон и взял блокнот брата, который тут же начал листать, ища среди кривого почерка хоть какой-то адрес. Старший собрал все вещи обратно в сумку брата и развернулся спиной к обоим дверям, чтобы проходящие мимо ничего не увидели. Вновь листает. Вновь ищёт ответы. Удар. Фаерщик падает на пол. Фигура в фиолетовом плаще забирает из открытой сумки раскладушку и кладёт в карман своих брюк. После этого она берёт тело Бартоломью, затаскивает на кровать и укрывает одеялом.