Как приручить оборотня

Не то чтобы Римус был слишком расстроен исчезновением Сириуса, но легкий осадок, вероятно, остался. Раз это было связано с семьёй, он легко принял на веру, что у них навряд ли получится адекватно связаться, поэтому практически не беспокоился. Возможно, из-за Сириуса его внимание ослабло и он был в чём-то неосторожен. Но в следующее полнолуние, которое он планировал спокойно проваляться дома, как делал это уже тысячу раз, в дом ворвались другие оборотни. Его выволокли в лес, видимо, надеясь, что он потеряет контроль, бросится буйствовать, но, когда этого не случилось, стая кинулась на него. У Римуса не было иного выбора, кроме как бежать. Они налетели на палаточный лагерь, как ураган, снося всё на своем пути. Семья из трёх маглов, которым просто не повезло остановиться не в том месте. И у Римуса было два варианта: бежать и спасаться самому или помочь людям. Он выбрал второе. Как ему удалось загнать семейку на дерево, он не помнил. Зато прекрасно помнил рычание, кровь, вой и постоянную боль. Он не дал никому приблизиться к людям, словно они значили для него больше, чем его собственная жизнь. Слишком отчаянно впивался в чужие холки и отбивался от клыков.  Маглы отделались ушибами, царапинами и испугом. Римус же с рассветом вряд ли хоть в чем-то напоминал человека. Его тело покрывали царапины и рваные раны, он с ног до головы был покрыт кровью и едва держался на ногах. Всё же ему хватило сил, чтобы вызвать мракоборцев, пока другие члены стаи не успели сбежать. Дело прогремело, как выстрел. Оборотни без причины напали на маглов! Неслыханная дерзость, позор и полный кошмар. Куда смотрело министерство, почему оборотни до сих пор не в Азкабане? Все вокруг гудело, как растревоженный улей, а Римус думал только о плитке шоколада, сигаретах и сне. Его руки были закованы в кандалы, отчего ему даже не удавалось сковырнуть засохшую кровь с носа. Его водили по кабинетам, одни допрашивающие сменялись другими. Повторяя свою историю в четвертый раз, Римус уже хотел начать посылать их к черту. Язык припух и ворочался с трудом, глаза почти закрывались, а в голове стучало так, что казалось, что что-то скоро выберется из неё через затылок.  – Вы утверждаете… – в очередной раз начала какая-то женщина, чье имя Римус даже не пытался запомнить.  – Я уже устал утверждать, – Римус откинулся на спинку стула; роба, которую ему выдали, местами влипла в раны, и он думал, что в душ ему придется забираться прямо так. Правое ухо плохо слышало из-за хлюпающей в нём крови. Босые ноги слегка замёрзли на каменном полу, и на одной из ступней явно проступал след волчьих зубов. – Может, вы воспользуетесь омутом памяти? Я очень устал, мне нужна настойка бадьяна и рябины. И ванна. Горячая ванна.  – Мистер Люпин… – попыталась возмутиться женщина, но вдруг замолчала. Римус прищурился, яркий свет бил по его слишком чувствительной сетчатке, но он слабо уловил движение на трибунах.  – Я двадцать восемь лет как Мистер Люпин. Вы таскаете меня из кабинета в кабинет и заставляете повторять одно и то же. Если вы думаете, что я собьюсь, то вы правы, я скоро буду не в состоянии отвечать. Как вы могли догадаться, мое полнолуние прошло слегка не по плану. Я знаю, как у вас все устроено. Вам нужен виновный оборотень? Возьмите мои воспоминания в омут и выберите любого из пяти, которые грызли меня всю ночь, – Римус для наглядности вытянул ногу, демонстрируя следы, а после задрал рукава. – У вас тут слишком громкие звуки, слишком ослепительный свет, вы слишком яркие. Стулья отвратительно скрипят. И у кого-то в соседнем помещении кашель… – Тише, Римус, – на его плечо легла чья-то ладонь, и Римус почти всхлипнул от боли. Щурясь, он осмотрел мужчину, что стоял от него справа, и выдохнул с облегчением. Альбус Дамблдор отличался порядочностью и склонностью помогать своим бывшим ученикам. Его присутствие вселяло в Римуса уверенность. – Мистер Люпин уже несколько раз высказал свою версию событий, мы допросили маглов, и они подтверждают то, что один из волков их защищал. И я склонен доверять Римусу Люпину. За ним не наблюдалось правонарушений, он был лучшим студентом во времена учебы в Хогвартсе, к тому же он долгое время прожил среди маглов и ни разу не был замечен за чем-то противозаконным. Мысль об омуте памяти кажется мне вполне логичной, если многоуважаемые члены совета до сих пор в сомнениях.  – Волчья память не такая же, как человеческая, чтобы вычленить воспоминания волка, нужно очень постараться, и уровень контроля должен быть очень высок...  Женщина продолжала что-то говорить, Альбус вступал с ней в тихий спор и настаивал на своём. Римус закрыл лицо руками: слушать препирательства двух волшебников не было никакого желания. Время тянулось, казалось вязким, как патока, облепляло его со всех сторон и не хотело никуда выпускать. – Я готов отдать Министерству «волчью слезу». Гомон наконец-то стих, и наступила благоговейная тишина, если не учитывать шорохи, которые были вне помещения.  – Мистер Люпин… – начал было Дамблдор.  – Вы просите меня доказать свою невиновность, но не хотите верить в мою версию. Я понимаю, вам будет удобно осудить одиночку без родни и стаи. Простите, но Азкабан не входит в мои планы. У меня достаточный контроль над волком, я могу извлечь нужное вам воспоминание, как доказательство невиновности. Помимо этого, я дам Министерству «волчью слезу». – Мистер Люпин, это серьёзное заявление, вы ведь понимаете… – Я всё прекрасно понимаю, – Римус повёл ладонями по шее, поглаживая свежие раны. – Ни одна стая не примет вас после сотрудничества с волшебниками, а уж если вы поделитесь «слезой»... – женщина замолчала, кажется, переглядываясь со своими коллегами.  –  Да, да, я понимаю все риски. Я никогда не стремился присоединиться к стаям. Решайте, пожалуйста, быстрее.  Римус окинул всех долгим взглядом, пытаясь выцепить из толпы собравшихся хоть кого-то знакомого, но, кроме Дамблдора и министра, он здесь никого не знал. Но ему было настолько плевать. Альбус склонился к нему, чтобы точно убедиться в его согласии, но Римус слишком устал и слишком хотел домой, чтобы думать, спорить и ещё что-то кому-то доказывать. «Слеза» была лучшим и наиболее простым решением. После недолгих перешептываний та же женщина объявила о согласии. С Римуса наконец-то сняли кандалы, а после увели в более тёмную и тихую комнату. Ему дали палочку, чтобы он смог достать воспоминание для омута памяти, а после оставили в одиночестве, предоставив небольшой флакон.  «Волчья слеза» – редкий и чрезвычайно сильный ингредиент для очень редких зелий. О ней мало кто знал, ещё меньше кто овладевал такой ценностью. Её невозможно было воспроизвести искусственно, так же как и забрать насильно. Оборотень должен был добровольно её отдать, только тогда она наделялась силой. И оборотни очень неохотно делились, считая, что волшебники недостойны их дикой магии. Тех, кто помогал волшебникам, выгоняли из стаи без возможности в неё вернуться, считали предателями, и им больше нигде не было места.  Прозрачная жидкость слегка переливалась голубовато-зелёным. Римус сжал склянку в пальцах. Это была не первая «слеза», которую он отдавал добровольно. Первая предназначалась в лекарство для матери, которое, к слову, лишь отсрочило неизбежное, но о том случае они с отцом никому не рассказывали. Эту же он выставлял напоказ. И на самом деле думал, что это отличное решение, чтобы избавиться от надоевших ему стай, а волшебникам он так и не стал родным. Ему не впервой скитаться и отшельничать, так что это мало что меняло.  На выходе из комнаты его ждал Дамблдор, он по-отечески обнимал его за плечи и помогал идти. После были ещё какие-то обсуждения, решения, разговоры, но Римус уже не слушал и не участвовал. У него совершенно не осталось сил и очень хотелось спать. Когда всё наконец-то закончилось, Люпин смог спокойно выдохнуть. Альбус где-то нашёл пальто, хоть оно и было на размер больше, Римуса это совершенно не смущало. Также бывший директор настаивал на том, чтобы помочь ему добраться домой, но Римус помимо всего прочего хотел курить и пообещал, что доберется сам. Он смог смыть кровь с лица и, если не считать всего остального, выглядел почти прилично (по меркам сбежавшего из тюрьмы или психушки).  Римус не помнил, откуда в кармане обнаружились сигареты и зажигалка, но, спасибо Дамблдору, они там были, а ещё спасибо сумеркам, что солнце уже не било по глазам. Сигареты были какими-то дешевые, совсем не те, что ему нравились, но сейчас было плевать, просто хотелось вдохнуть табака, никотина и надеяться, что этот ужасно длинный, длинный день наконец-то кончился.  Римус привалился к стене, прикурил сигарету и сделал первую затяжку. Разбитые и обкусанные губы неприятно защипало, но он лишь поморщился, снова затягиваясь. В глаза бросились зелёные кеды на собственных ногах; он совершенно не помнил момента, когда успел обуться. До ушей донеслись разговоры, и он нехотя повернул голову на шум. Чуть в отдалении от него стояла кучка из четырёх мракоборцев. Они тоже курили, и Римус вернулся бы к созерцанию своих кед, если бы не заметил среди них одну уж слишком знакомую фигуру, кожаную куртку и собранные в хвост чёрные волосы.  – Как твоя «волчья работа»? – спросил один из парней.  – Так закончилась, – ответил второй, и у Римуса всё внутри сжалось. Он мог перепутать одежду, но не голос. Это был Сириус.  – О, так ты что, больше не нянькаешься с волчатками?  – Нет. У меня был заурядный, скучный оборотень-одиночка. Нихрена интересного. Я сразу говорил, что нет ничего особенного в этом одиночке, – Сириус морщится, затягивается и смотрит куда угодно, лишь бы не на своих коллег. – Да? Я слышал, что вчера из-за конфликта одиночки и стаи пострадали маглы. Сейчас, по-моему, как раз идёт разбирательство, – вдруг выдает третий мракоборец и показательно мотает головой вверх, на надкушенный диск луны, которая уже выступила из-за туч. – Вроде бы это был как раз твой объект. – Что? – голос Сириуса на секунду допускает дрожь, а после он просто начинает кашлять от слишком резко втянутого дыма. – Даже министерство приняло, что он безобидный. Я не следил за ним в это полнолуние, знаешь, у меня есть и свои дела, – Сириус кажется раздраженным, он мнет в пальцах окурок и смотрит на собственные ноги.  Римус тоже бросает окурок на землю, трёт лицо пальцами и бредёт дальше по улице, пока на него не обратили внимание. Что ж, этого стоило ожидать. Если ты плохо усваиваешь уроки, то тебе повторят их в более грубой и жёсткой форме. Попался во второй раз – значит, сам полный придурок. Это бьёт почти так же больно, как когда от него отвернулся отец. Волк скулит в груди почти жалобно, а у Римуса больше не осталось слез.  Он добирается домой глубоко за полночь. В доме бардак, авроры восстановили выломанную дверь и разбитые окна, но в доме полный хаос, все перевернуто, некоторые книги порваны, где-то виднеется кровь, и сегодня у Римуса нет ни сил, ни желания с этим разбираться. Он тратит больше двух часов, чтобы отмыться от крови и обработать все раны. Ещё час уходит просто на то, чтобы заставить себя подняться с холодного пола в ванной. Но когда он наконец-то добирается до спальни, то проваливается в сон практически сразу, его тело слишком вымотано, а мозг не выдаёт никаких идей, как ему дальше жить. Одно он знает точно. В этом городе ему больше нет места.