Остров Пяти Божеств

      Пробуждение, ожидаемо, выдалось не легким. С тяжелой головой Уилл первым делом пошел в Храм, к Богу Смирения, чтобы через молитву смириться с тем, что сделанного и сказанного вчера в винном дурмане, не вернешь. Особенно стыдно ему было перед разбуженным сэром Джеффом. А чего стоил его обвинительный вопрос к Майку о том, где и с кем он задержался на улице так поздно?       Пока заканчивались последние приготовления к финалу Турнира, жители и гости развлекались представлениями: кто пел, кто жонглировал, а умельцы из Церполя даже показали автоматизированный кукольный театр, от которого в восторг пришли не только островные детишки, но и многие взрослые.       Сэр Гарет в простом черном камзоле и с перевязанной головой стоял в первом ряду зрителей и нарочито игнорировал двух рыцарей Церполя, тоже наслаждающихся представлением с кружками медовухи в руках.       Повсюду слышалось лошадиное ржание, голоса гостей гудели, но Светероль смиренно сносил головную боль и мечтал только напиться воды. Как назло, по пути попадались лишь палатки с медовухой или березовым соком.       Отчаявшись, он побрел к колодцу с родниковой водой, что располагался в редкой рощице чуть в стороне от самых дальних деревенских домов и к востоку от полей. Там Уилл точно смог бы вдоволь напиться воды и чуть-чуть передохнуть от шума и гама.       Чуть больше, чем через час ему предстояло объявить начало последнего этапа турнира — конкура. Трое финалистов оседлают своих лучших скакунов и продемонстрируют умения в преодолении препятствий. Для этого этапа требовалось идеальные навыки наездника, близость с выбранным конем. Для Уилла это все было сродни магии, но Майк, кажется, говорил что-то об уроке верховой езды?       Ручка колодца хорошо поддалась. Добротное деревянное ведро — новенькое, словно специально выставленное в честь Турнира взамен старому жестяному с тронутым коррозией боком — охотно опустилось вниз с приятным уху плюхом, и Уилл с силой надавил на ручку, чтобы поднять его как можно скорее, да чуть не выпустил случайно на подъеме, когда увидел парочку, выходящую из леса.       Джейн в легком льняном платье цвета не своих знамен, а кармина вцепилась в непокрытую латными доспехами руку Майкла, который что-то рассказывал ей, глядя под ноги, а не вперед.       Только благодаря тому, что все существо Уилла устремилось в руки, ведро все же показалось над бревенчитой стенкой. Наполнив стоящую тут же старенькую керамическую пиалу, он приложился к ней, стараясь не смотреть на тех двоих, что, кажется, направились прямо к нему.       — Уилл! — поприветствовала его леди Джейн, в очередной раз забыв о приличиях, еще до того, как они подобрались к нему близко.       — Веры и света, Светероль, — улыбнулся Майк, хотя что-то в его фигуре выдавало какую-то неловкость.       От того ли это, что он стоял перед ним в легкой одежде для верховой езды и с зализанными пчелиным воском волосами, или от того, чтобы они впервые оказались втроем?       — Гуляете? — спросил Уилл, наполняя пиалу снова, потому что первая порция лишь сняла сухость, но не отпоила достаточно.       — Майк с этим турниром просто неуловимый, — пожаловалась Джейн, крепче прижимаясь к боку своего жениха. — Наконец-то мы смогли пройтись, да поговорить о том, о сем. Майк показал мне такое чудесное место!       Уиллу со страшной силой захотелось утопиться в этой самой крошечной пиале, но он отстаивал ее на бортик и поднял на Майка глаза. Да, Джейн и так бывала у водопада, когда они были детьми, да, она могла помнить об этом, а могла и не помнить. Да, ничего в том месте не принадлежало единолично Светеролю, но он поделился этим с Майком и эгоистично считал, что все останется между ними.       — Да, я случайно набрел на местечко, где в каждом втором дереве дупла, много белок.       — Я впервые видела такое большой гайно и столько бельчат, — с детским восторгом поделилась Джейн.       Все напряжение разом его покинуло, он порадовался за свою названную сестру и стал расспрашивать ее об этом. Втроем они побрели обратно — времени до начала финала оставалось все меньше. Уилл больше говорил с Джейн, но присутствие рядом Майка, осознание, что он не стал вести свою невесту в их место, подняло настроение.       — Голова не болит, Светероль? — с кривоватой ухмылкой спросил паладин, обращаясь официально при принцессе.       — Не смейтесь надо мной, сэр Майкл, — ответил ему тем же Светероль. — Я редко пью вино, и оно метко бьет по мне.       — О, я успел вчера в этом убедиться.       — Ты напился? — с чем-то похожим на восхищение спросила Джейн. — С Дастином? А почему меня не позвали?       — Есть темы, которые невежливо обсуждать в присутствии дамы.       Джейн фыркнула и хотела что-то ответить, но их окружила стайка разновозрастных детишек, галдящих наперебой.       — Поколдуйте, принцесса!       — Пожалуйста, принцесса!       — Ваше высочество, а правда, что вы можете заставить вещи летать?       — Не вежливо прерывать разговоры взрослых, — назидательно начал Уилл.       — Ну сегодня же праздник, — улыбнулась Джейн и ему, и ребятишкам. — До начала еще есть немного времени, поэтому я с радостью немножко поколдую! Ой, смотрите!       Малышня завертела головами, не понимая, куда смотреть, но вот кто-то из самых взрослых детишек указал на ближайшую палатку, над которой парили в воздухе полдюжины деревянных ложек.       Уилл не мог не улыбаться этому детскому восторгу, пусть в его голове все еще неприятно шумело от гомона вокруг. Он обернулся на Майка, который, вопреки ожиданиям, следил не за импровизированным представлением, а за ним самим. Кивком головы он предложил отойти в сторону, и Светероль послушно пошел через группки общающихся людей, обходя подростков, играющих в догонялки и побежденных рыцарей, флиртующих с нарядными девицами       — Ты правда в порядке? — спросил Майк серьезнее, когда они вошли в конюшни и направились к тому столу, где обитал Ястриб.       — Да, могло быть хуже, — кивнул Уилл, чувствуя неловкость.       — Ты подумал, что я повел ее к водопаду, да?       Скрытничать не было смысла, потому что, кажется, этот рыцарь владел каким-то видом магии тоже — особым, направленным конкретно на него и его эмоции.       — Да, именно так я и подумал.       — И тебе было бы неприятно, если бы я это сделал?       — Она уже была там, — словно убеждая самого себя, сказал Светероль. — Просто, когда я показал его, я словно… не знаю.       — Словно поделился секретом?       Все свои вопросы Майк задавал не глядя в глаза. Он обходил своего коня, проверяя подпругу, уздечку и остальные детали экипировки. Уилл же стоял у самого входа в стойло, немного опасаясь приближаться к гнедому, обращая внимание на то, с какой нежностью его хозяин поглаживал морду.       — Я ни на что не заявляю свои права, — для этого ответа требовалось собраться с мыслями. — Я привел тебя туда спонтанно и не могу требовать ничего. Любой из всех тех людей, что сейчас здесь гостят, может наткнуться на этот водопад случайно. Это все… глупости.       — Но тебе было бы неприятно, если бы я привел ее туда, — теперь уже утвердительно заговорил Майк так, словно обращался к своему скакуну. — Но я бы не повел. Я тоже отношусь к тому месту, как к чему-то нашему.       Странное гулкое чувство поселилось внутри от этого разговора. Мало Светероль молился накануне, мало! Нужно было ему добиться покоя, целовать божьи мраморные пальцы, и восхвалять, и просить, и не бродить мыслью в ту сторону, куда несли его ноги сейчас.       Все ещё опасаясь коня, Уилл подошел ближе, сам не зная зачем, но Майк снова что-то в нем считал, потянулся к его руке, а затем очень бережно и осторожно поднес ее к Ястребу, позволяя обнюхать, и положил на лошадиную морду. Шерсть под ладонью была грубой и теплой, конь дышал спокойно, доверяя своему хозяину. Уилл Майку тоже уже доверял, а еще немного таял от того, как близко он стоял сейчас прямо за спиной.       — Я обещал тебе урок верховой езды, помнишь? — раздался голос прямо над ухом.       — Помню, — почему-то прошептал Уилл. — Только я страшно неловкий, и немного боюсь.       — Ястреб будет меня слушаться, а я не отойду от тебя ни на шаг.       — Что от меня требуется? Какая-то особая подготовка?       — Для начала тебе нужно переодеться в бриджи.       — В бриджи? — переспросил Уилл, не ожидавший такого, хотя это было более чем логично.       Ему и нравилось то, как Майк стоял позади него, чуть наклонившись, чтобы говорить прямо в ухо, и пугало то, как все его существо хотело чуть откинуться назад или развернуться, не теряя этой близости. Рука его все еще находилась в прочном плену длинной мозолистой ладони, что направляла его погладить сильную шею и шелковистую гриву.       — Ты, конечно, можешь оставаться в сутане, но это не очень удобно. У тебя же есть бриджи, правда?       Этот простой вопрос заставил его призадуматься. С тех пор, как он стал Светеролем, он всегда ходил только в подобающей сану одежде, оттого совсем растерялся — вряд ли кожаные штаны, которые он носил подростком, остались ему в пору. К тому же, мысли немного путались, зацикливаясь на хорошо слышном дыхании над ухом.       — Я не уверен, — признался он честно, предпринимая попытку уйти в бок. — Нужно посмотреть в сундуке.       — Обязательно посмотри после турнира! — Майк позволил ему отойти и даже отпустил руку, но улыбался так ярко, что Уилл не мог решить, что действовало на него сильнее — физическая близость или эта улыбка. — А то ничего не успеем — кому-нибудь ты обязательно понадобишься, если они подумают, что ты не занят делом!       — Может быть, лучше завтра на рассвете? Я как раз точно успею найти одежду.       — Почему не сегодня? — спросил он нетерпеливо.       — Ястреб устанет после скачек, а наше отсутствие на празднике бросится в глаза. Тем более Джейн…       — Снова ты про нее!       — Она твоя невеста, Майк. И я буду напоминать тебе об этом всякий раз, когда ты помыслишь об этом забыть.       — Я ни на секунду об этом не забываю, — он снова занялся сбруей, хотя только-только все проверил. — Сегодня я сам, без чьей-либо указки пошел исполнять свой долг.       — Ты даже прогулку приравниваешь к долгу? Тебе не кажется, что это немного слишком?       — Ну неужели ты не понимаешь? Правда не понимаешь?       От яркости его улыбки и блеска в глазах не осталось и следа, Майк снова был хмур и серьезен, а еще начал сутулиться, словно вся эта ситуация давила ему на плечи и на хребет. На что он пытался намекать? Неужели на то, как эта их совсем еще молодая дружба радовала их обоих, как скрашивала думами даже одинокие вечера, и как разгоняла кровь.       Вспомнился тот град поцелуев, обрушенный на тыльную сторону ладони в обход обычаев и приличий, и впервые в голове оформилась мысль, что для Кленнистеррского рыцаря все это значило так же много, как и для самого Уилла.       Только Уилл одарять своим вниманием любого или любую из тех, кто молился тем же Богам, Майк же мог считать дни до свадьбы, и ему следовало контролировать порывы души, направленные на кого-то кроме своей будущей жены. Крепость их дружбы не должна помешать задуманному браку.       — Даже если и понимаю, то что это меняет?       — Ты же помнишь, что должен мне желание? — все еще не смотря на него, бросил Майк. — Не думай, что я не воспользуюсь таким шансом.       — Это ребячество!       Майк его словно не слышал. Он потянул Ястреба за поводья к выходу, и Уилл спохватился — он совсем не следил за временем, а уже, должно быть, подбиралось пора начала.       — Да чтоб все Пять от меня отвернулись — выругался он и заторопился быстрее к арене.       Пожелания удачи Уилл выкрикивал уже на бегу, мысленно ругая себя за то, что в очередной раз забылся в компании паладина. По-хорошему, ему бы взять себя в руки и перестать столько времени тратить на такие приятные мгновения вместе, и пустить его на более полезное: на молитвы, на уроки богословия для сирот, на учетные книги и планирование предстоящей монаршей свадьбы.       Правильным было бы прямо сейчас пообещать себе, взяв всех Пятерых в свидетели, что он сразу же после Турнира будет пресекать любые контакты с Майком, но сначала он разрешил себе этот урок верховой езды, потом вспомнил о приближающейся свадьбе Лукаса и Озвильской фрейлины, и о том, что паладину потребуется поддержка перед самым тяжелым и важным шагом в его жизни — браком с нелюбимой.       Как же проще все было бы, если бы Майк скрылся с глаз долой, то Уилл бы просто тосковал, молился и медитировал, да так и забыл бы эти прекрасные дни. Они растворились бы в суете его каждодневных обязанностей. Сейчас же происходящее было выше его сил.       — Светероль, куда вы запропастились? Давно пора начинать!       — Я уже здесь, я готов.       Без даже секундной передышки Уилл вышел к зрителям. От быстрого шага тика еще покачивалась и неприятно билась о лоб, и он досадливо подумал, что завтра наконец-то сможет ходить в привычном черном без всяких украшений. Или ему правда придется отыскать бриджи для верховой езды?       Ничего особенного в приветственной речи финала турнира он не сказал. Похвалил всех проигравших за достойное выступление вчера, упомянул каждого из Пятерых и стал объявлять троих финалистов.       Большой, просто огромный черный конь с шикарной гривой и белыми щетками на ногах, напоминающими чулочки, степенно вышел под зрительские аплодисменты. Сэр Аргайл приветственно махал рукой, у ложи поклонился принцу и принцессам, протянул леди Джейн веточку эвкалипта — символ того, что он защищает честь их страны — и поскакал в сторону старта дожидаться своих соперников.       Майк на Ястребе появился и сделал круг куда более стремительно. Ему бы, наверное, стоило одарить обеих принцесс — свою нынешнюю и свою будущую, но он, оставаясь в рамках традиций, протянул веточку калины Ее Величество Эрике.       Шествие финалистов завершал сэр Филипп на пегой кобыле. В жюсте он выступал на другом скакуне — за ним давно закрепилась слава коновода, а в его конюшнях держали по меньшей мере двадцать скакунов, не считая пони для его маленькой дочки. Он отличился — в его руках была большая охапка вереска, и он раздавал по веточке каждой девице на трибунах, до которой мог дотянуться, а все, что осталось, разделил между принцессами. Уилл со своего места отлично видел, как принцесса Эрика закатила глаза на такое своевольное пренебрежение обычаями, но Джейн улыбалась, прижимая букет к груди.       Сюда бы какого-нибудь художника, чтобы запечатлеть ее утонченную простоту. Чем же Майку она не мила?       Все приготовились к старту.       Уилл не стал подниматься на ложу, оставаясь на подмостке у одной из трибун — отсюда просматривался не весь их импровизированный ипподром, но хорошо виднелись старт и финиш. В случае спора, ему предстояло определить, кто из рыцарей пришел первым, и сейчас, впервые за годы в сане, Светероль не мог поклясться в непредвзятости.       Дали горн, и лошади резво сорвались с места. И конь сэра Аргайла, и он сам возвышались над соперниками, но опытный всадник сэр Филипп сразу вырвался вперед и оставил за собой первый барьер.       Песочная пыль заклубилась под лошадиными копытами. Шерсть вороного скакуна так завораживающе блестела на солнце, что приковывала больше всего взглядов, но Уилл следил за Ястребом, вспоминая то, какой сильной и горячей казалась его шея под пальцами.       Майк и Аргайл шли вровень даже после первых двух барьеров. Сэр Филипп обходил их заметно, но его кобыла не справилась с третьим препятствием, что тоже влияло на конечный результат.       Когда пегий скакун промчался рядом, Уилла обдало песком из-под копыт так, что он заскрипел на зубах и обжег глаза. Вытерев их рукавом, он увидел удаляющихся на второй круг рыцарей — и Майк и сэр Аргайл продолжали бороться за второе место, низко склонившись к лошадиным холкам.       Второй круг, первый барьер, второй, третий. От того, как явно просматривался победитель, зрители на трибунах заскучали — отовсюду слышался смех и разговоры, так отличные от полной вовлеченности вчера. Первый барьер третьего круга снова не дался сэру Филиппу, что дало отстающим шанс вырваться вперед. После предыдущего препятствия Майк немного обогнал конкурента и нагнал лидирующего соперника у очередного барьера.       Наверное, сэру Аргайлу следовало озаботиться выбором другого коня — его красавец куда больше годился для перевозки грузов или запряжения в карету. Возможно, такой сильный и тяжеловесный скакун мог бы утянуть королевский экипаж в одиночку, хотя — Уилл судил по картинам в Пятом дворце — для этого обычно требовалось тройка.       Приближался финальный, пятый круг. Сэр Филипп не сдавался и все еще вел, но на его счету было больше всего порушенных барьеров. Ястреб проворно пронесся мимо Уилла, но заметить то, как напряжен его всадник, все же удалось — Майк не собирался так просто сдаваться и все еще надеялся вырваться вперед.       Вдруг сэр Аргайл припустил так, что вовсе не улегающаяся пыль взметнулась так, что наверняка осела на волосах всех зрителей — его конь мчался черной молнией, оставляя позади барьеры, удивленные возгласы на трибунах, а затем и Майка, не справившегося с очередным препятствием.       Рыцари Озвиля теперь соревновались друг с другом, но оба ловко преодолели последний барьер и финишировали с разрывом в пару секунд: сэр Филипп первым, сэр Арагайл вторым, а еще через десять секунд — Майк.       — Светероль, — позвали его мальчишки-двойняшки, что следили как раз за тем, как чисто рыцари преодолевали препятствия. — У сэра Аргайла все прыжки скоординированные, идеальное прохождение.       — А остальные? — уточнил Уилл, принимая из рук Росса свиток с баллами.       Выходило, что сэр Филипп прошел меньше половины барьеров, и пусть и оказался на финише первым, победителем называться не мог. Хотя глобально это не имело большого значения — победа уже в очередной раз оказалась в руках Озвиля — абсолютного рекордсмена по выигрышам Турнира Золотой листвы.       Все трое рыцарей спешились и передали вожжи конюхам, а сами вышли в центр арены, чтобы дождаться оглашения победителя. Уилл немного волновался: вдруг Майка расстроит поражение, а он не сможет его как следует поддержать. Да, он пришел последним, но вряд ли заметил, что один из его соперников одолел все барьеры и, возможно, надеялся хотя бы на второе место.       Светероль занял свое место лицом к рыцарям и спиной к ложе. Майк улыбался ему, совсем не озабоченный результатами, сэр Филипп горделиво приосанился и весь так и светился напыщенностью — даже усы раздулись, а сэр Аргайл, как и всегда, сохранял спокойствие с тенью блаженства на лице.       — Подошло к концу самое насыщенное событие времени силы — Турнир Золотой листвы! Двенадцать славных мужей проделали путь от родного дома до этого плаца под знаменами своей страны, и вот передо мной лучшие из них: сэр Филипп Кэллахан Озвильский, сэр Арагайл Озвильский и сэр Майкл Уилер Кленнистеррский, — трибуны зашелестели и засвистели. — Мы только что стали свидетелями тому, как эти трое на своих великолепных скакунах показали навыки верховой езды и конкура. Поприветствуем же славного рыцаря, занявшего третье место — сэр Майкл.       Они встретились глазами, и словно в замедленной съемке Уилл увидел язык, быстро смочивший нижнюю губу перед тем, как паладин опустился на одно колено. Дженнифер, возникшая словно бы из ниоткуда, под шумные аплодисменты водрузила ему на голову медный венок, отлитый в виде цветов клевера.       Трибуны Озвиля ликовали. Краем глаза Уилл отметил, что Джейн поднялась со своего места и заторопилась покинуть ложу — ей по сложившейся традиции предстояло награждать победителя.       Майк же поднялся, склонил голову, но так, что этот жест сделан был словно для него одного, и отошел чуть в сторону, чтобы слушать дальше.       — Уже ясно, что Озвиль в этом году одержал победу, но кто из рыцарей принес ее своему королю и своей принцессе? — зрители бушевали в нетерпении. — Второе место осталось за благородным сэром Филиппом!       Казалось, никто этого не ожидал: с разных сторон послышались возмущенные возгласы. На этот раз венок с медными цветками пижмы опустился рыцарю на голову. Уилл мог поспорить, что таких у достопочтенного паладина за годы его службы накопилось с дюжину. Боги всегда были благосклоннее к тем, кто усерднее молился, потому выходцы из южной страны чаще остальных одерживали победу в Турнире Богини Силы.       — А теперь я приглашаю сюда Ее Величество принцессу Джейн для того, чтобы наградить ее подданного — победителя!       Леди Джейн почти подплыла к ним. Не такая нарядная, как накануне, она все равно держалась так, словно принцессой родилась, а не воспитывалась во дворце с лишь с двенадцати лет. Она приняла с шелковой подушечки, которую держала Дженнифер, венок из чистого золота в виде листов клена и березы — главную награду турнира с его узнаваемым символом.       Когда сэр Аргайл преклонил колено и получил из рук принцессы вознаграждение, он приложился почтенным поцелуем к тыльной стороне ее ладони и поднялся на ноги, снова возвышаясь над ней.       Заиграл оркестр — не островной, состоящий из нескольких скрипок и пары духовых, а Церопольский на тридцать человек. Уилл объявил молитву и обед, а затем назначил время народных гуляний до восхода луны.       Не все гости отчалят завтра, но к следующему дню силы вряд ли кто-то останется на острове, но Светероль предпочел об этом не думать. Он горячо поздравил победителя, который уже собирался направиться в Храм, чтобы поблагодарить Богов за то, что подсобили пришедшей во сне тактикой, которая сработала — не гнать, четко преодолевая все барьеры, и лишь на последнем круге совершить рывок.       Уилл хотел перед молитвой перекинуться парой слов с Майком, справиться о его настроении после проигрыша, но тот куда-то исчез. Все были здесь: леди Джейн переговаривалась с сэром Филиппом и подоспевшим к ним сэром Дмитрием, принц Дастин и принцесса Эрика снова о чем-то оживленно спорили, рыцари Церполя — все четверо — наслаждались обществом старших из островных сироток, а закадычные друзья сэр Гарет и сэр Джефф направились прочь с арены то ли тоже в Храм, то ли к палаткам с мясом и вином.       Не придавая этому особого значения, Уилл поспешил к Храму тоже, но не в молельный зал, где сейчас ожидался прилив народа, и на уединенную молитву не стоило надеяться, а в свою келью. Толстые стены, кажется, даже заглушали все посторонние звуки, оставляя его наедине с Богами.       Недаром Турнир планировался так, чтобы второй его день пришелся на день семейности — во время празднования гости и островитяне знакомились ближе, а зачастую и накрепко влюблялись. Сколько сирот в свое время сыграли свадьбу с рыцарями, кем-то из королевской свиты или простыми слугами? Огромное множество. Будучи младше и Уилл мечтал влюбиться именно в рыцаря, а с его желанием поселиться в Церполе его подростковые грезы прошли за думами о сэре Джейсоне. Сейчас даже вспоминать об это было смешно!       Уилл молился Богу Семейности о том, чтобы все страждущие сердца нашли сегодня ответ, чтобы те, кто желал скрепить союз браком, добились этого, а его собственная душа успокоилась в окружении царящей повсюду любви. Отдельно он упомянул Джейн — она заслуживала больше внимания и ласки, чем давал ей Майк.       Его досадовало то, что она так обманывалась на счет него, хотя и его позицию он понимал тоже: Майк решил не прояснять для нее, что этот брак нежелателен, чтобы ее не обижать, а когда неизбежное случится — сдружиться с ней достаточно, чтобы уважать и любить платонически, чтобы подарить Озвилю наследников. Честь и благородство. Жертвенность и несчастливость.       Богиню Силы Светероль поблагодарил за покровительство столь зрелищному событию, и произнес заученное:       — Отвернусь от слабости, отвернусь от трусости, всей свой волей прогоню их прочь, заколю свой дух, вытренирую тело и ум во имя себя и всех Пятерых.       Напоследок обратился он и к Богу Смирения, но менее официально, больше как к близкому другу. Поведал ему о всем том смятении, что поселилось под кожей. Вспомнилась утренняя сцена, и то, как мчалось сердце достойно конского галопа от того, что Майк стоял за спиной, дышал прямо в ухо и касался ладони.       После молитвы Светероль не пошел на праздник сразу — отправился в кабинет разобрать почту, да подготовить проповедь на завтра — Турнир подошел к концу и пора было возвращаться в привычный ритм жизни.       В Храме было непривычно шумно, гул голосов и разномастные шаги постоянно отвлекали, а затихшая было головная боль вернулась сторицей. Уилл понимал, что в своем кабинетике скорее прятался, чем действительно работал, что совсем на него не походило.       Он так часто грустил о том, что скоро остров опустеет, и как-то упустил, что давно привык к тихой жизни и вся эта суета страшно его утомляла. А ведь совсем скоро ничуть не меньше гостей прибудет сюда на королевскую свадьбу, и уж там, под острым взором Королевы Сью ему не спустят такое поведение, как вчера вечером.       Устав сидеть, Уилл поднялся и подошел к окну, чтобы глотнуть свежего воздуха и стал свидетелем странной картины: сэр Джейк у подножья холма размахивал руками и говорил что-то, что не долетало до ушей Светероля кому-то, кто, видимо, уже поднялся по склону вверх, а от того оказался вне поля зрения.       Не придав этому особого значения, Уилл вернулся за стол, чтобы написать еще пару писем пока светло и не нужно зажигать свечи. Житель Кленнистерра просили его благословения на обучения новому ремеслу, совсем юная девочка из Церполя просила помолиться за возможность войти во дворец, а пожилая пара из Озвиля просила прислать им сиротку, чтобы назвать того сыном или дочкой, окружить заботой и поручить долю хлопот по хозяйству — не было ничего, что бы за годы жизни в сане не попадалось ему в обращениях.       Пора было все же выйти к людям. Прежде чем это сделать, он снял с головы раздражающую тику и остальные украшения да поправил волосы. В молельном зале еще раздавались чьи-то легкие шаги, но на улице тропа, что вела в сторону деревни пустовала, хотя далекие голоса, смех и звуки музыки слышались почти у самых ворот.       Гуляния поражали масштабом. В прошлом году было так же? Уилл сомневался, поскольку на его памяти такого размаха и разнообразия забав еще не случалось. Оркестр играл, больше десятка пар танцевали что-то отдаленно напоминавшее мазурку, с другой стороны какой-то умелец из Кленнистерра крутил огненные пои, неподалеку другой смельчак жонглировал кинжалами. Тут был и лучный тир, и все тот же кукольный театр, что он приметил утром, и дружественные соревнования по рукоборью, и палатка с гадалкой.       Глаза разбегались. Уилл задержался около жонглера, внутренне вздрагивая каждый раз, когда тот хватался за лезвия, да оглянулся в поисках кого-то знакомого. Джейн обнаружилась совсем рядом с кубком в руке и победителем турнира, который что-то пространно ей рассказывал, не особо заботясь о том, слышала ли его собеседница.       — Извините, что прерываю, сэр, принцесса.       — Пять солнца лучей для ваших очей, Светероль, — сэр Аргайл поднял на него затуманенный взгляд. — Рассказываю принцессе о том, как Бог Смирения явился мне сегодня. Быть может мне уйти из рыцарей в пророки?       — Вы же знаете, что Боги могут являться любому истинно верующему, — с улыбкой покачал головой Уилл. — Он и со мной говорил несколько раз за жизнь. А вообще я хотел украсть у вас принцессу для танца.       — Я готова! — тут же подскочила Джейн, оставляя кубок на скамье. — Вы не обидитесь, сэр Аргайл, что я вот так вас оставляю?       Но паладин ее уже словно не слышал — углубился в свои божественные думы. Должно быть, снова надышался своими дурман-травами.       — Кажется, заиграли аллеманду. Поторопимся!       Они подоспели как раз к началу танца. Праздничная сутана была более предназначена для танцев, чем повседневная, потому Уилл смело подпрыгивал, не боясь запутаться в полах. Как девушки так умело танцуют в платьях? Хотя от того, как девичьи носки тянулись под подолами лишь делало фигуры аллеманды более зрелищными для зрителей.       Пару раз он немного сбился, потому что этот танец почти не давали на местных балах, да и выучил Светероль его с подачи все той же Джейн, что поделилась им уже после переезда на материк.       — Благодарю, что увел меня, — шепнула она, когда они оказались близко. — Он немного странный, и его волосы длиннее, чем у меня.       — Ты всегда очень метко выбираешь характеристики, — хмыкнул Уилл. — А как бы ты описала меня?       — У тебя красивая улыбка и грустные глаза.       — Они не грустные!       — Может быть, грустные — не совсем то слово. Печальные больше походит.       — Разве печальные и грустные — это не одно и то же?       Фигура танца развела их, отчего он так и не узнал ответ. Складки платья Джейн шелестели у него за спиной, а девушка, что оказалась перед ним, кокетливо улыбалась, пока они вскидывали ноги то в сторону, то вперед, прежде чем снова вернуться к своим партнерам.       — А что ты скажешь про своего жениха? — не удержался Уилл, уже забыв, что хотел узнать о другом.       — Я не могу его понять, — призналась Джейн. — Я вижу, какой он — с теплым и благородным сердцем. Только мне он не хочет раскрываться, за его вежливостью ничего не стоит.       — Не думаю, что тебе стоит сильно об этом переживать. У вас будет много времени впереди. Вся жизнь.       — Я знаю, но, — фигура танца снова немного развела их, — папа позволил мне самой выбрать жениха из тех, кто выдвинул свои кандидатуры, и мне не хотелось бы ошибиться.       — Так и со свадьбой вас никто не торопит. Вы можете узнавать друг друга постепенно, и пожениться хоть через год, хоть через два.       — Королева мечтает устроить все как можно скорее, — мелодия сменилась на более медленную, и они, лишь переглянувшись, двинулись в сторону от танцплощадки. — Я бы хотела, чтобы он проявил большую заинтересованность во мне, — продолжила она, когда они свернули на дорожку, ведущую к западному берегу. — Скажи, может быть со мной что-то не так? Или его пугает моя магия?       Уиллу было тягостно слышать ее сомнения, поскольку, он любил ее, как родную, и несмотря на их детские склоки — впрочем, давно забытые — и то, что теперь она принцесса, будущая королева, ему хотелось позаботиться о ней. Только когда дело касалось Майка, его рациональное зерно словно пропадало, и он не мог ни о чем судить здраво.       Ему хотелось видеть Джейн счастливой и не женой Майка. В нынешней реальности это не представлялось возможным, и Уилл не знал, что с этим делать.       — Ты не права. Просто, — он задумался, подбирая слова, — просто не все в нас поддается контролю. Чувства тем более. Я не думаю, что дело в магии или в чем-то еще таком. Ты самая прекрасная девушка из всех, кого я знаю, но это никогда не критерий того, что тебя полюбят в ответ.       — Он что-то говорил тебе?       Она остановилась резко и посмотрела с подозрением. Когда Джейн так делала, от нее так и веяло опасностью, и путь ему точно ничего не угрожало, он отступил на шаг и опустил глаза.       — Даже если и так, я не могу тебе ничего передавать. Я в первую очередь Светероль, а потом твой друг.       — Вечно ты так! На кону мой брак!       — Я уверен, что вы сами во всем разберетесь, — сказал Уилл, начиная спускаться с холма.       По шелесту подола о траву он знал, что принцесса спускалась за ним. Небо уже окрасилось в уютные персиковые и багряные краски, и завораживающе отражались в никогда не усмиряющей свой бег воде.       — Ты меня не поймешь, — сказала Джейн вдруг.       Они достаточно хорошо изучили друг друга в детстве, чтобы Уилл был знаком с ее меланхоличными настроениями. Ей в такую пору часто казалось, что во всем мире она одна одинешенька, и никто — ни приобретенный отец, ни новые подруги-фрейлины, ни старые приятели с острова — не мог развеять это ощущение. Наверное, тот след оставило ее сиротство.       На Уилла оно повлияло тоже, потому он понимал и не обижался на такие выпады, хотя, видят Боги, он всегда старался принять ее тревоги на себя.       Возможно, именно поэтому Пятеро выбрали его, эмпатичного, на должность Светероля.       — Мне сложно тебя понять, потому что я не ищу брака, и уверен, что мне уготована одинокая жизнь до старости.       — Вот потому я и говорила о твоих печальных глазах, — тут же переменилась Джейн и встала пред ним так близко, что раскрашенное небо стало не видно. — Ты сам придумал себе этот целибат, и почему-то веришь, что все сложится именно так.       — Ты же знаешь, что обрекать кого-то на жизнь здесь — это жестоко.       — Это ты не можешь уехать. Только ты.       — Да, но после венчания…       — Не больше семидесяти трех дней, знаю, знаю. Только вот большинство людей живет на одном месте всю жизнь и не уезжает даже на пять дней, не говоря уж о семидесяти трех!       — А если что-то случится? Свадьба кого-то из родственников, наследственные споры, матушкина болезнь — что угодно, что требует долгого отсутствия. Что если ему просто надоест здешняя жизнь, и он уедет передохнуть да задержится всего на день!       — Ему? — зацепилась Джейн за нечаянно вырвавшееся местоимение. — Ты словно говоришь о ком-то конкретном. Неужели, кто-то есть на примете?       Грудь тяжело поднялась от громкого вздоха. Ему не хотелось врать, но и сказать ей, что из всего множества жителей трех королевств и одного маленького острова ему приглянулся именно ее жених, Уилл не мог. Как бы это выглядело, особенно на фоне того, что Майк не высказывал ей должной симпатии, но вполне неплохо ладил с ним?       — Давай закроем эту тему, — твердым голосом отрезал он, хотя не ощущал в себе настоящих сил на чем-то настаивать, если ей захочется продолжать. — Я один могу полностью оценить свое положение, потому что я один Светероль, а поскольку эта должность пожизненная, пока я есть, никто другой не сможет побывать в моей шкуре.       Джейн смотрела на него снизу вверх, кривила губы в несогласии, но спорить не стала. Уилл улыбнулся ей, чтобы стереть послевкусие его неприятных слов, но она улыбку не вернула, а только фыркнула и повернулась к закату.       — Почему самые красивые закаты здесь, на острове?       — Есть легенда о том, что небеса окрашиваются кровью, пролитой Богами, чтобы мы жили, а подвиги — это всегда красиво.       — Может остальные, кто верует, и слушают тебя, раскрыв рот, но я помню истории Светероля Мюррея, поэтому меня это не впечатляет.       — Эй! Он рассказывал слишком много нелицеприятных подробностей. Я же поэтичен!       — Ты сделал несколько ошибок в слове скучный!       — Я все еще могу столкнуть тебя в воду.       — Меня? Принцессу?       — Ну, коль при приветствии ты целуешь мне руку, а не я тебе, стало быть, я в иерархии выше!       Так, в шутку переругиваясь и угрожая друг другу водой, они дождались момента, когда от солнца остался лишь крошечный краешек над горизонтом, а небо напоминало нежные цветки пиона на глади воды, а не кровавую дорогу, как несколько минут назад.       Праздник продолжал кружить гостей в бесконечной веренице развлечений, угощений и вина. Никто не помнил о наставлении Светероля об окончании с восходом луны, но так случалось каждый Турнир, посему Уилл не беспокоился.       Он еще раз станцевал с Джейн, потом передал ее заметно хмельному сэру Гарету, а сам оказался в паре с Дженнифер, когда музыканты заиграли гальярду. Место партнерши вскоре заняла Саманта, потом снова Дженнифер, хотят этот третий танец давался ему уже тяжелее — хоть все последствия вчерашней пьянки давно прошли, за этот день Уилл почти не ел, а музыка требовала прыгать и скакать в такт, не путая фигуры. Смахивая пот со лба, он порадовался, что снял тику.       Краем глаза он заметил в хаотичной толпе танцующих Майка, которого не видел с самого финала. Он танцевал, конечно же, с Джейн, и даже не хмурился, а, кажется, был вполне весел, и даже переговаривался с ней о чем-то.       Мазурку и вальс больше не давали — это осталось для официальных балов, потому Уилл, совсем запыхавшись, отошел отдышаться. Совсем стемнело, но находчивые островитяне вовремя подсуетились с факелами и свечными фонарями, и теперь тени красиво переливались на земле, на юбках девушек и на скулах Майка, который теперь хорошо просматривался с его места.       У него-то выносливость была посерьезней: на одну более спокойную аллеманду он оставил свою невесту, чтобы отдать дань уважения принцессе Эрике, а затем снова вернулся к Джейн, но танец стал совсем беспорядочным, музыканты играли каждый на свой манер, а гости продолжали двигаться, путаясь в фигурах и ничуть об этом не заботясь. Без заученных па, которые можно предсказать и просчитать, Майк стал смешно путаться, и от этого зрелища в груди у Уилла потеплело.       Ну хоть в чем-то этот славный паладин не идеален!       Глянув на яркую убывающую луну, Уилл решил двинуться спать — народ мог гулять хоть всю ночь, но ему завтра читать утреннюю проповедь, а потом еще и учиться верховой езде, если у Майка не найдутся дела поважнее.       Может быть, ему хотелось, чтобы его уход не остался незамеченным, хотелось, что кто-то из его друзей остановил и позвал бы присоединиться к любому из развлечений, но этого не случилось, и то было правильно. Правда расстроило его это куда сильнее, чем Уилл мог себе позволить, а оттого меланхолия совсем его одолела, и спать он лег в скверном расположении духа.       Ночь показалась ему нестерпимо душной. Простыня неприятно липла к телу, воздух в келье словно застоялся и пах, почему-то, смесью жженого табака и гнилых яблок, а сны плутали нечетко и неясно, будто все это время он бродил вокруг Храма без цели и смысла.       Тем не менее, наутро Уилл поднялся легко, хоть и не чувствовал себя достаточно отдохнувшим. Новый день обещал быть менее загруженным и более привычным. Светероль сам нагрел себе воды, нарядился в удобную черную сутану, по которой успел соскучиться за насыщенные два дня, что, по ощущениям, длились вечность, и уже свежий и бодрый поднялся в Храм.       Не все после праздника смогли подняться на богослужение, ряды скамеек в большинстве своем занимали более дисциплинированные островитяне и озвильцы. Джейн улыбалась ему с первого ряда, где уселась рядом с Джойс, и тихонько переговаривалась с ней, уложив голову на теплое материнское плечо кухарки. Уилл уже подошел к трибуне, когда трое из рыцарей Кленнистерра расположились в заднем ряду. У Майка еще слипались глаза, а гребень не касался его волос, и всем своим видом он походил на птенца большой суровой птицы, который лишь притворялся таким же большим.       Его присутствие и ободрило (раньше он на проповеди не ходил никогда, даже в тот год, когда стал победителем Турнира), и взволновало.       Сегодня речь свою Уилл повел о Боге Свободы — как иначе в его день? Чаще всего в такие дни люди молились дома, но после турнира и некоторых других значимых дней делались исключения. Сам Бог ни за что не стал бы просиживать штаны на скучном торжестве богословия, он не молился бы даже самому себе — это уж точно.       Светероль рассуждал о парадоксе свободы, о выборе и об ответственности за него, и об опыте харизматического Бога, который при всей подкупающей независимости, сам, судя по легендам, от пресловутой свободы был далек.       Все вместе они прочли незамысловатую молитву, чрезмерно драматичную для того, чтобы с помощью нее обращаться к Богу всерьез, и Уилл пригласил всех желающих сделать это прямо сейчас, сам рассчитывая скрыться в кабинете.       Джейн ему не позволила. Расхвалила его проповедь, настаивала, чтобы он присоединился к их с Джойс чаепитию, и уговаривала вечером вместе с ней почитать малышам по ролям. От первого он отворотился, от второго вежливо отказался, а над третьим обещал подумать — в предзакатные часы ему предстояло провожать принца Дастина и гостей из Церполя, потому он боялся не успеть.       Интересно, когда собирались уезжать кленнистеррцы?       — Так ты нашел бриджи? — вопрос застал его уже в дверях кабинета.       — И тебе пять солнца лучей, — нарочито ворчливо ткнул Уилл в отсутствие приветствия, сам подавляя желание театрально хлопнуть себя по лбу: про подходящую одежду он совсем запамятовал.       — Судя по твоему выражению лица — и не искал, — хмыкнул Майк. — Значит, пошли искать вместе.       — Сейчас?       — Конечно! Или, — его взгляд потупился, — у тебя какие-то дела, а я к тебе тут со своим конем?       — Нет-нет, я сейчас свободен. Просто ты выглядишь немного сонным. Долго вчера танцевали?       — Долго. И еще дольше разговаривали.       Это никак не должно было повлиять на настроение, но слишком живая картинка того, как Майк и Джейн сидели на склоне холма под лунным светом, держались за руки, строили планы на будущую свадьбу и выбирали имена будущим детям, сразу же вернула его на меланхоличную почву.       Майк же внимания на все это не обращал — схватил его за руку и потянул к лестнице, игнорируя взгляды всех тех, кто остался после проповеди помолиться, рассмотреть иконостас или одолжить книгу из массивного черного шкафа в углу.       Топот их ног ничуть не заглушал невеселые мысли. Неужели он сам сказал Джейн что-то, или же настолько устыдил Майка перед финалом Турнира, что они наконец-то смогли найти общий язык, сделали все нужные шаги навстречу и теперь у них все сладится? Стоило порадоваться за них. Уилл был уверен, что у него это получится — не сразу, но совсем скоро.       У входа в келью они притормозили, но Майк явно собирался зайти с ним, что почему-то смутило. Нет, у него было прибрано, и ничего вызывающего, кроме, разве что, букета, который только начал чахнуть без солнца. Просто в келью главы церкви посторонним входить было не приятно. Об этом нигде не писалось и не упоминалось вслух, все люди просто знали. Все, кроме паладина Майкла.       — Ты правда собираешься войти?       — Конечно! Вдвоем же быстрее управимся.       — У меня не так много вещей, — досадливо признался Светероль. — И места, — закончил он, отворяя дверь.       Комнатка была такой маленькой, что им двоим тут было не развернуться, но Майка это совершенно не волновало. Он вошел, стал вчитываться в корешки книг на полке и даже никак не прокомментировал гардении, пока Уилл присел на дощатый пол, чтобы раскрыть сундук. Зачем-то он бросил взгляд снизу вверх, и не отвел его вовремя, да так и завис на возвышающейся фигуре.       И надо же было паладину посмотреть на него в ответ! Стены словно сдвинулись, делая пространство еще более тесным, а воздух заряженным. Будто за пунктирную линию, что можно было проложить между их взглядами, их к друг другу привязало.       Если бы не толстая назойливая муха, что влетела в неплотно прикрытую дверь и нагло уселась Майку на лоб, они, кажется, могли бы просидеть и простоять так весь день.       Чувствуя, как лицо бросило в жар, Уилл стал шарить в сундуке, сразу же вытаскивая хлопковую рубаху из-под стопки одинаковых черных сутан. Здесь же у него хранилось чистое белье, а потому было неловко копошиться в тканях с большим размахом. Кое-как он вытащил кожаные штаны и стал придирчиво их оглядывать, прикидывая, влезет ли в них.       — Лучше, конечно, что-то не из кожи, но если у тебя нет других…       — Я в них не влезу, — почти шепотом сообщил он, страшно этого стесняясь.       — Да брось, померь!       — Тогда выйди!       Майк фыркнул, но послушно скрылся за дверью. От внезапно накатившего волнения руки Уилла подрагивали, и он немного запутался в сутане, пока раздевался. Быстро обрядившись в рубаху, он стал втискивать ноги в штаны, но они, ожидаемо никак не натягивались на мягкое место. Дверь скрипнула.       — Ну как?       — Нет! Не входи! — он замахал руками перед собой, словно это как-то могло остановить Майка.       Ему страшно не хотелось представать перед ним со штанами, всеми швами врезавшимися в кожу, и не налезающими выше колена, где его прикрывали только тонкие полукальсоны. Хорошо, что паладину хватило благородства снова прикрыть дверь после его воплей.       — Может, я мог бы одолжить тебе что-то из своего? У меня с собой большой багаж.       — Ты что, смеешься? — простонал он, теперь вступая борьбу со штанами, которые, кажется, решили на нем остаться. — У нас разный размер!       — Я не на много тебя выше, а коль это бриджи…       — Да не в росте дело, Майк!       Сутана была его ежедневным спасением, хорошо скрывающим ноги и другие выступающие части тела. Он ужасно их стеснялся, потому радовался, что по долгу Божьей службы ему положена такая одежда. А Майк словно не понимал, что помимо роста их отличал еще и объем.       В еще более скверном настроение Уилл натянул шосы, котту поверх рубахи — не влезать же снова в сутану — и пулены, которые обычно не носил, и вышел.       — Это все, что у меня есть, — буркнул он совершенно сконфуженно.       — Непривычно видеть тебя вот так, — признал Майка, оглядывая его куда внимательнее, чем Уиллу хотелось бы. — Но для верховой езды все равно не пойдет.       — Да знаю я. Мы идем в дворцовую кладовую, там должно быть что-то на меня.       Он был раздраженным, и даже не пытался это скрыть, что, кажется, поставило рыцаря в тупик. Майк его таким еще не видел, и, может быть, сейчас откажется его учить, и вообще общаться с ним, а завтра или послезавтра уедет, и все, кончится дружба.       — Ты что, расстроился? — голос Майка смягчился и он аккуратно взял его за запястье, чтобы затормозить. — Может быть, я тебе с этой верховой ездой навязался и ты хочешь заняться чем-то другим? Я весь день в твоем распоряжении.       — Нет, я хочу. Просто эти штаны дурацкие… Я штанов несколько лет не носил.       — Ты стесняешься? — это предположение попало точно в цель.       Майк не стал над ним смеяться, лишь улыбнулся, и не отпуская его руки, пошел дальше к Пятому Дворцу.       В кладовой они нашли три пары приличных бридж, которые казались подходящими, и паладин предложил свои покои для переодевания, чтобы не возвращаться назад. Уилл согласился, хотя разволновался от этого. Кажется, Майк легко относился к тому, чтобы пускать посторонних в свое личное пространство. Или дело было персонально в нем, в Уилле?       Комната отличалась от той, что занимал Дастин — более скромная, но все равно пестревшая коврами на полу и натюрмортами в позолоченных рамах на стенах. Если в покоях принца кровать пряталась в отдельной смежной комнате, то здесь она вызывающе стояла прямо посередине со спущенным с одной стороны пологом болотного цвета. Тут же располагалось зеркало в полный рост, и Уилл вертелся перед ним дольше положенного, чтобы убедиться, что все не так плохо, как он себе напридумывал.       Не убедился, но не прятаться же ему в чужой спальне!       Свои вещи пришлось оставить тут же. Проходя мимо кровати, он не мог не гадать, какие сны являлись тут его другу, и каково вообще спать на такой огромной постели? Его собственная в келье была раза в три меньше.       — Ну вот, а ты переживал! — бодро встретил его Майк. — Как хорошо сели, ты смотри! Словно на тебя пошиты. И зря ты стесняешь — прекрасно выглядишь!       Злой комментарий о том, что такими словами ему стоило общаться только со своей невестой, Уилл проглотил. Чего доброго, Майк и правда пойдет ей рассказывать как хорошо на ней сидело очередное блио и как необычно она уложила волосы.       Урок свой они решили проводить на лесной опушке к северо-западу от деревни, подальше от людских глаз. Одного только неспешного променада по просыпающимся после ночи гуляний улицам Светеролю хватало за глаза — люди не привыкли видеть его в простой одежде, а оттого глазели. Или ему просто так казалось. Майк о чем-то ему рассказывал, но, загруженный переживаниями, Уилл вслушался только когда они остались втроем с Ястребом.       Конь настороженно принимал его почти бездумную ласку, которой он пытался унять новую волну переживаний. Какое-то нервное начало дня!       — Тебе ни к чему нервничать, — Майк с легкостью считал его состояние. — Я не дам тебе упасть, ты не будешь обучаться чему-то сложному. Главное — научиться садиться и спешиваться.       — То есть, ездить я не буду?       — Я буду вести Ястреба за поводья, а ты будешь верхом. В первый раз и этого тебе с головой хватит, — он перекинул поводья через голову на шею, подтянул подпругу, сунул правую ногу в стремя и ловко, с одного толчка оказался на лошади. Уилл мог им только залюбоваться. — Тебе нужно повторить то же самое. Запомнил, что делать?       — Запомнил, — кивнул он. — Только так ловко у меня не выйдет. И я не такой легкий, как ты, и рост…       — Ни о чем не думай! Тебе не нужно будет садиться с земли. Вон, видишь тот камень? — Майк указал в сторону на крупный булыжник. — Иди, встань на него, и подготовься.       Он ловко спешился и подвел Ястреба. С этого места солнце светило в затылок и уже припекало, и Уилл порадовался, что одет легко — ему было не жарко, и пусть он привык всегда ходить в черном, контраст очень ощущался.       — Я готов, — сказал он более уверенно, чем чувствовал себя.       — Отлично! — Майк подвел коня так, чтобы Уилл оказался слева от него и взял его ладонь в свою руку. — Возьми поводья, так. Можешь даже взяться за гриву.       — А ему не больно?       — Нет, он привычный. Ни о чем не переживай. Смотри, чтобы висело ровно стремя, потому что путлище может перекрутиться.       — Путлище?       — Просто посмотри, как должно быть, — Майк говорил спокойно и снова тем самым голосом, на тон ниже и мягче его обычной речи. — Теперь вставь левую ногу в стремя, а правой рукой возьмись за седло вот здесь. Молодец. Нужно хорошенько оттолкнуться и перекинуть ногу, но так, чтобы не коснуться ею крупа. С земли это сложнее, поэтому этот камень очень кстати.       Уилл неуверенно посмотрел на Майка, но тот лишь с улыбкой кивнул ему, побуждая начинать. На слух все звучало не сложно, но стоя вот так, с одной ногой в стремени перед настоящим живым конем, который еще вчера участвовал в соревнованиях, он попросту робел. Ударить в грязь лицом не хотелось ни в прямом, ни в переносном смысле.       Толчок. Нога неловко зависла в воздухе, потому что Уилл решил, что оттолкнулся недостаточно сильно, потому попробовал еще. И еще. И еще.       — Ну же, давай! Ты сможешь, — подбодрил его Майк.       — Я не понимаю, как смогу сесть в седло, если тут моя рука, — совсем сдавленно признался Уилл.       — Тебе нужно успеть ее убрать. Левой продолжай держаться за поводья и гриву для равновесия. Или может быть… Может быть в первый раз тебя подсадить? Я просто возьму тебя за бедро и помогу перекинуть ногу.       От такого предложения ему чуть было не поплохело. Он только представил это — длинные пальцы Майка, как в замедленной съемке, врезаются в плоть его бедра чуть выше колена, с давлением остаются там, поднимая ногу, подталкивая ее выше, пока он сам готов потерять сознание от одного только этого.       Чтобы не доводить до подобного, Уилл снова оттолкнулся, занес ногу, уверенный в успехе, но все равно не смог подтянуться достаточно, перекинуть ее и усесться наконец. Он уже пожалел, что согласился на эту авантюру — столько лет жил себе спокойно, не зная, с какой стороны подступиться к лошади, и прожил бы еще дольше.       Пока он прикидывал, что будет хуже: позволить Майку помочь, пережив маленький сердечный приступ от его прикосновений к местам, которые он столько лет скрывал под сутаной или сдаться прямо сейчас, решительно заявив, что верховая езда — это совсем не его.       Расстраивать Майка совсем не хотелось, к тому же он проявил чудеса терпения, не раздражался, не давил и, по его словам, освободил весь день, чтобы провести его вдвоем.       — Кажется, мне все же требуется помощь, — сдался он.       — В наших конюшнях есть специальные ступеньки для детей, которые только учатся, но здесь, почему-то таких не нашлось — я узнавал в конюшне. Сложно с первого раза самому, еще и с земли. От камня этого мало толку, — успокаивал Майк, медленно заходя ему за спину, словно боялся спугнуть.       Уилл оттолкнулся, занес ногу, и на полпути его встретили крепкие руки, помогая сохранить равновесие, которого ему так не хватало при самостоятельных попытках. Пара секунд, и он уже устроился в седле, переводя дыхание. Место, где только что была поддержка, словно жгло.       — Отлично! Ты молодец!       — Не думаю, что это достойно какой-то похвалы, — буркнул он, все равно довольный от услышанных слов.       Верхом мир выглядел чуть иначе: трава не казалась такой высокой, ветер приятно обдувал раскрасневшиеся щеки, а Майк впервые смотрел на него снизу вверх. Неловко Уилл вплел пальцы в мягкую гриву, поражаясь странному ощущению от того, что он сидел на другом живом существе, которое дышало и отмахивалось хвостом от назойливых мух.       — Конечно, достойно! Ты мог отказаться еще в момент, когда понял, что тебе нечего надеть. Но вот ты сидишь верхом, и тебе это очень идет.       — А что делать дальше? — поспешил спросить Уилл, чтобы не зацикливаться на приятных словах.       — Сядь прямее, но так, чтобы было удобно, хорошо? А теперь немного стукни его пятками по бокам — Ястреб знает, что это команда шага.       — А ты будешь рядом? Ты же сказал, что сам его поведешь!       — Я верю, что ты справишься сам. И я буду рядом, — пообещал Майк. — Не отойду ни на шаг. Ни рысь, ни галоп тебе не нужны, это просто прогулка.       Идея пинаться и лягаться Уиллу претила, но он знал, что иначе никак, потому сделал все точно, как ему велели. Ястреб, как дисциплинированный конь, тут же тронулся с места.       — Я иду! Пятеро! Иду! Сил мне это выдержать, Смирения — принять!       — И Свободы, чтобы насладиться, — подключился Майк, и правда ничуть не отставая. — Знаешь, мы могли бы завтра устроить прогулку. Ты на Ястребе, а я взял бы Кварца — коня Гарета.       — Я не так уверенно держусь в седле, чтобы гулять, — признался Уилл. От того, что он старался держаться прямо, мышцы спины чуть ли не сводило. — Известно, когда вы отплываете?       — Уже выгоняешь? — поднял брови Майк. — Об этом, я, кстати, хотел с тобой поговорить. Помнишь, что должен мне желание?       — Не уверен, что ты заслужил его честно. Все же условием была осторожность.       — Я не упал! А значит желание мое!       — Ну и чего ты хочешь? — фыркнул Уилл.       Что-то внутри сжалось в волнении. Что такое могло быть на уме у рыцаря? Почему это связано с его отплытием? Под седлом лошадиные лопатки перекатывались в темпе ходьбы, и это ощущение позволяло немного отвлечься от бушующего внутри сметения.       — Хочу, чтобы ты отправил письмо королеве с просьбой — нет! — с настоятельным заверением, что меня нужно оставить на острове до самой свадьбы Лукаса. Если ты не против, конечно, — чуть сконфуженно закончил он.       — Я-то не против, — так не против, что сердце на миг сжалось, а затем понеслось с удвоенным или даже утроенным ритмом. Двадцать дней с Майком? Это звучало, как мечта! — Но почему ты не можешь сам просить королеву об этом?       — Потому что я уже попросил, и получил отказ. Просто я просил о возможности помочь в подготовке к свадьбе — это показалось мне отличным предлогом, — но король пресек это и повелел мне воротиться после турнира.       — Почему же ты думаешь, что мое письмо что-то изменит?       — Ну, твой авторитет куда выше. К тому же, — он немного замялся, словно собираясь с силами, — ты назовешь ей другую причину. Скажешь, что для будущего принца-консорта Озвиля я слишком невежественный в вопросах веры, и что для благополучия брака леди Джейн, с которой вы с детства близки, ты готов лично заняться моим религиозным образованием.       Уилл аж рот открыл от услышанного. Это ж надо было так извернуться, выдумать такой план просто чтобы не возвращаться домой два десятка дней!       — Ну ты и жук! — он все еще не понимал, озадачен ли он или восхищен. — Но скажи, зачем тебе это? Отлыниваешь от службы? Не хочешь идти в очередной поход?       — Не думай обо мне, как о лентяе! — возмутился Майк тут же. Он протянул руку за поводьями, и остановил Ястреба, чтобы говорить не на ходу, а лицом к лицу. — Я люблю походы, я люблю бои, но мне очень хочется провести здесь больше времени.       — Да, в ваши края скоро придут холода, а здесь тепло будет до самого времени Смирения, так что понимаю твое желание отогреться до снегов.       — Какие снега? Я с тобой хочу остаться подольше!       Где-то вдалеке заливался звонким пеньем зяблик, Ястреб смешно фыркал, словно посмеиваясь над горячностью своего хозяина, но у Уилла кровь зашумела в ушах, и все его существо сконцентрировалось на сказанном. Это обожгло его до боли и потому, что ему было страшно приятно, и потому, что он знал, насколько краткими будут эти дни, насколько болезненнее будет разлука, и как страшна потом последняя точка — свадьба с принцессой.       Использование такого предлога выдавало низость того, кто должен сверкать благородством, но Светероль видел в этом отчаянную потребность насладиться свободой, прожить хотя бы краткий кусочек жизни так, как хотелось, по одному лишь велению души, пока кандалы нежеланного брака не сомкнулись на щиколотках, запястьях и шее.       — Я выполню твое желание, — пообещал он, низко наклоняясь к лошадиной гриве. — И с радостью скрашу твой островной досуг. У нас здесь нет никаких развлечений, поэтому ты успеешь заскучать.       — С тобой — никогда, — заверил Майк, сияя.       Подарить ему всего лишь свое общество Уилл мог с легкостью и с удовольствием, а о последствиях он предпочел не думать, кажется, в первый раз за всю свою жизнь.