Лунный характер

Кто был охотник? Кто — добыча? Все дьявольски наоборот!.. В том поединке своеволий Кто в чьей руке был только мяч? Чье сердце: Ваше ли, мое ли, Летело вскачь?

Марина Цветаева

— Неужели я не заслуживаю немного участия? Улыбка Третьяковой утонула в поцелуе полном участия от губ до кончиков пальцев. Лаура обхватила ее талию одной рукой, прижала чуть ближе, без намека на грубость, спешность и пыл. На кухне включился свет. — Ни капли совести, ни капли стыда, ни капли чего-либо, что остановило бы меня в этот замечательный момент. — с наигранным возмущением всплеснула руками Полякова. Мария прыснула и спрятала лицо в груди Лукиной. Лаура, сдерживая смех, потянула ее вдоль стены к выходу. — Это какая наглость, подумать только! Пошлость и срам в моем собственном доме и в мое собственное отсутствие! — продолжала ворчать Полякова, шумя чашками. Скользнув в дверной проем Лукина успела поймать смеющийся взгляд подруги. Не разнимая объятий, они добрались до лестницы, Мария остановилась и смеясь закружила Лауру. Она не проронила ни слова — тоже смеялась. В полосе кухонного света они закружились в замедленном танце, увлекающем куда-то наверх, по лестнице, без слов, так внезапно потерявших значение. Говорили чувства. Смеялись две юные девушки. Смеялась будто сама Любовь. В распахнутую дверь почти ввалились, не упав лишь потому, что кто-то из них успел ухватиться за дверной косяк. — Чья это комната? — Понятия не имею… Разве это важно? Третьякова нашла ее губы в качестве ответа. Комната закружилась, сузилась неразличимым мраком вокруг двух встретившихся фигур. Одна была выше и решительней, другая ниже и податливей. Лунный свет, тонкой линией разделявший женщин, исчез, оставив один сплошной силуэт, плавно кружащийся по комнате. Кровать не скрипнула, не выдала звуком опустившихся на нее женщин. Одна была выше и робее, другая ниже и спокойнее. Комната застыла, отразившись для каждой по-своему. Холодным золотым сиянием в глазах Лауры, теплым бледно-голубым отражением в глазах Маши. Они замерли, разрезав ночную тишину распаленным дыханием. Искали в глазах напротив ответы, молчаливо задавались вопросами, любовались свечением луны на лицах друг друга. Поцелуи плавили мысли и морозили кожу. Тропинки прикосновений плутали по телу Третьяковой, закручивалась у груди, метались на бедрах, мешали сдерживать стон. Ночь бушевала. Ветер бился в стекла, то ли возмущаясь, то ли наоборот, поддерживая, скрывая ненужные чужим ушам слова и выдохи. Дождь шумел, шептал, вторя шепоту Лукиной. А потом луна погасла, чтобы через мгновения или томительные часы вспыхнуть ярче и пристальней, чтобы сверкнуть в капельке пота и замереть на блестящих губах. Ночь молчала. Мир ожидал. Женщины спали. В последний раз ясное небо было много недель назад. Над Москвой растянулось серое бескрайнее полотно, накрыв город холодными полутонами. Солнечные лучи помутнели, ослабли, не касались облысевших деревьев, не манили на улицу детей. Воздух стал острым, холодным и царапал в груди. Попрятались дворовые коты, бродили только собаки, похудевшие, раздраженные, распушившие отсыревшие шкуры. Лаура Альбертовна проводила полным боли взглядом старую рыжую суку, понуро семенившую по двору. Седые щеки поджаты, короткие кривые усы встопорщены, длинные когти стучат по асфальту. Цок-цок-цок. Сколько же их гибнет каждый год. Лукина пожалела, что не подумала взять с собой чего-нибудь съедобного и ссутулившись пошла дальше. Очередной бесполезный вызов к следователю, снова одни и те же вопросы. За последнюю неделю ее приглашали дважды.

***

— Так-так. Приглашали, надо понимать, формально? — уточнила Полякова. — Надо понимать. — кивнула Лаура, поежившись. За те несколько часов, что ее не было, сырость прогрызла пальто насквозь и даже жаркий контраст дома не прогрел еще озябшие мышцы. — Вернулась. — констатировала Третьякова, спускаясь со второго этажа. Несмотря на строгий тон, она улыбалась. Кутаясь в плотную шаль, она приблизилась и обняла Лукину так, словно делала это каждое утро уже много-много лет. — Что такое важное заставило тебя сбежать от меня? — Я не… — Лару снова дернули в участок. — бросила Таня, жестом приглашая их в зал. — Снова? — Третьякова изменилась в лице. — Ты не говорила, что тебя уже вызывали. Лукина бросила колкий взгляд поверх ее светлой макушки на вытянувшееся лицо Поляковой. Таня одними губами произнесла «Прости». — Мне нечего было рассказывать. Следствие не сдвинулось ни на шаг. Мария заметно помрачнела. — Ты ледяная, — чуть тише заметила она, сбросила шаль и опустила ее на плечи Лауры. — Не думаю, что они что-нибудь найдут. — осторожно начала было Лукина. — Они давно уже нашли. — покачала головой Мария. — Не думай, что у этого маньяка связей больше, чем у нас. — фыркнула Полякова. — Боги, этот дом невозможно протопить. Чаю? — Крепкого. — кивнула Мария. — А может… — хитро начала Таня. — Крепкого? — Лаура улыбнулась, уловив ее мысль. Третьякова только закатила глаза, вложив руку в еще холодную ладонь Лукиной.