Лунный характер

Пошла, но только повернула В аллею, прямо перед ней, Блистая взорами, Евгений Стоит подобно грозной тени, И, как огнем обожжена, Остановилася она. Александр Пушкин

Лаура Альбертовна повела плечами. Мышцы ныли от долгого, почти неподвижного ожидания. Она не была уверена, что ожидание оправдается. На самом видном месте, немноголюдной в этот ранний час, аллеи. Птицы щебетали в цветущих нежными бутонами цветах персика. Женщина сменила позу, закинула ногу на ногу и сцепила руки замком. Она не знала, сколько времени у нее в запасе. Может быть пять минут. Может час. Если она ошиблась — и того больше. Лаура Альбертовна, глядя перед собой, вспоминала. Дом Татьяны Алексеевны Поляковой ненавязчиво отражал ее сущность. Вовсе не так кричаще, как ее гардероб, а очень даже скромно, деликатно. Стиль французского кантри, прованса, мягко сочетающийся с классицизмом. Много белого, мало режущих глаз цветов. Где-то это были полупрозрачные, словно бумажные шторы, мхово-зеленого цвета, где-то — инкрустированный стол, на манер живописи восемнадцатого века, где-то — романтично наивные шкафы с множеством планок, напоминающие старинные домики Британии. Это было уютно, элегантно и, казалось, заключало в себе совершенно иную сторону Поляковой. Ту, что всегда была на виду, противоположную необычному, не всем понятному стилю. Ту, что соответствовала ее характеру, ее подаче, ее образцу держать себя. Сдержано, изыскано, и в тоже время железно. — Кто дизайнер, Таня, признавайтесь! Я очарована! — Мария искренне сияла, шагнув в светлую гостиную. Полякова коротко рассмеялась. Она, поддолкнув Лауру к себе, торжественно обвела себя и ее движением руки. — Не может быть! Лаура Альбертовна скромно отшагнула. — У Лары утонченный вкус, если ты не знала. Полякова скинула плащ и бережно расправила ткань, прежде чем надеть ее на плечи портновского манекена. Третьякова замялась. Лаура Альбертовна молча покинула гостиную, полностью обратив внимание к Берлиозу в коридоре. В доме Поляковой, часто встречавшем их обоих, всегда была припрятана лежанка. Лукина позаботилась об этом лично, в конец устав слушать ворчание про шерсть. Из гостиной заиграла приглашенная музыка. Послышался звон хрусталя. Когда Лукина вернулась, Мария стояла к ней спиной, в дальнем конце зала, рассматривая картину. — Пушкин на берегу моря. — Лаура прошлась по комнате и опустилась на бортик дивана. — Айвазовский. Спасибо, Лаура Альбертовна, неочевидность Ваше второе имя? — сьязвила Третьякова обернувшись и сложила руки на груди. — Мое второе имя Калантэ, — спокойно ответила Лукина. Снимая очки, она привычным движением потерла переносицу. — Айвазовский… — чуть тише повторила Лаура. — Это не совсем его картина. — Да что Вы? — скептично прищурилась Мария. — Удивите меня второсортной шуткой про репродукцию? — Это как раз оригинал. — не замечая язвительности, Лаура Альбертовна сняла шерстинку с брюк. Третьякова замолчала, недоверчиво глянув на картину. — Многие картины, Мария Владимировна, незаслуженно присвоены одному автору. Многие эти картины писались дуэтом. «Медведи в сосновом бору» — всем известно — работа Шишкина. Но именно медведей Шишкин нарисовать не сумел, их исполнил Савицкий. Айвазовский великолепно исполнял водную гладь, но не был силен в портрете. Силуэт Пушкина рисовал Репин. — Однако, писал он далеко не только море. — Татьяна Полякова появилась тихо и неожиданно, опустила поднос с лёгкими закусками и салатом на трюмо. — Иван Константинович много путешествовал. Он писал архитектуру, виды любимого Константинополя. Автопортреты, несколько изображений… — Людей, да, но недостаточно детально. В деталях портрета он объективно был слаб. Везде лица были или далеко или нарочито небрежно написаны. — Ты меня раздражаешь. Не говори дурно о моих фаворитах в моем доме. Мария тихо посмеялась стоя лицом к картине. — Смешно тебе? — ехидно осведомилась Полякова. — А ты на чьей стороне? Мария удивлённо оглянулась. — Я нейтральна. — Да, Лара, луна в чистом виде. — покивала Полякова, махнув на Машу рукой. — Не снизойдёт до наших мирских сует. Мария кинула на Лукину недобрый взгляд. — Значит, тебе и это известно. — Известно? Что именно? — Полякова уселась в кресло напротив дивана и включила камин. — О, ты о луне. Да, Лаура как-то рассказала мне. Это было очень давно… — Поля. — сухо предупредила Лукина. — Не было ни для с твоего появления, чтобы мы с Любой не слышали об этой девушке с характером луны. — Лунным характером. — поправила Мария. — Именно. Этот перстень, тому свидетельство… — Полякова кивнула на Лукину, сжавшую пальцы. — Таня, пожалуйста. — вздохнула Лаура Альбертовна, закрывая рукой лицо. — Это был наш с Любой подарок. Гранатовый камень в оправе из белого золота. Я предлагала черный оникс или благородный опал, но… — Полякова пожала плечами. — Люба настояла на гранате. — Почему? — Мария подошла чуть ближе, рассматривая багровый камушек. На нем виднелись глубокие, аккуратные прорези, разглядеть который не удалось — Лукина опустила руку. — Этот камень идеально подходит и Тельцам и Скорпионам. — фыркнула Татьяна. — Зодиак, знаешь ли, меня не волнует, но Люба встала в позу. — Полякова подошла, взяла руку подруги и заставила поднять. Третьякова сообразила, что прорези представляют собой искусную гравировку. — Это был подарок, когда мы наконец поняли, что наша милая Лара не вернётся. Подарок для Калантэ, чтобы она никогда не забывала… — Довольно, Таня. Хватит. Ни слова больше. — Лукина встала, резко одернув пиджак, и, бросив в Полякову уничижительный взгляд, покинула гостиную. Мария любопытно смотрела ей вслед. — Сейчас самый подходящий момент. — довольно улыбнулась Полякова. — Что? — Чтобы поговорить. Я что, зря вскрыла старые шрамы? — Полякова театрально изобразила возмущение. — Иди к ней. — Ты специально? — Мария неверяще уставилась на женщину. — Я ничего не делаю просто так. — Я не пойду, — Третьякова мотнула головой. — Нам не о чем разговаривать. Полякова смерила ее смеющимся взглядом. Мария, для убедительности, ещё раз помотала головой и отвернулась. Лаура Альбертовна стояла на широком крыльце дома, плавно переходящем в боковую террасу. Медленно поглаживая перила, она сосредоточилась на себе, успокаивая дыхание. Она не злилась. Чувство собственной неполноценности грубовато покалывало где-то внутри, как раз там, где уснуло ее раздражённое Эго. Выставить ее в таком свете, какая наглость! Она не злилась. Это обида неприятно царапнула самомнение. Раздался щелчок входной двери. — Рассказывай. — Таня осталась у дверей, вкручивая с характерным звуком сигарету в мундштук. — Я знаю не больше твоего. — сухо ответила Лукина. — Машина следует за мной третий день. — И все? — И все. — кивнула в темноту Лаура Альбертовна. — Поэтому мы задержались в ресторане? Лаура Альбертовна снова кивнула. Немного подумав, добавила: — Спасибо. Полякова выдохнула дым совсем рядом. — За что на этот раз? — Ты пригласила нас не просто так. Полякова хмыкнула. — Ну конечно же. Пить в одиночестве все равно что нагадить в компании. Лаура Альбертовна не смеялась. — Да. — после короткой паузы блеснул уголек сигареты. — Тебе будет спокойнее, пока она под присмотром. — Верно. — Скажи, это непривычно? — Не начинай. — Ответь мне, Лара. — Полякова встала справа, спиной оперлась о перила, не глядя на подругу. — Непривычно снова чувствовать что-то человеческое? — Что за вздор? Кто я по-твоему? Я чувствую так же, как и все. — Раз в двадцать лет? Думаю, не всем так удается. — Ты зря завела этот разговор в гостиной. Не нужно, чтобы она думала, что я убивалась все это время. — Разве это не правда? — Нет. — Лукина развернулась спиной ко двору, повторя позу Поляковой. — Кому ты врешь, Лаура Лукина? Мне или себе? — Таня взглянула на нее. С сожалением. — Я не хочу, чтобы на меня так смотрели, Поля. Я не ищу жалости к себе. Это был мой выбор, мое решение. Если ты не можешь его уважать, так по крайней мере не надо жалеть! Полякова грустно усмехнулась. — Я не могу уважать решение сдаться перед маленькой преградой после стольких лет, дорогая. Твоя гордость… — Моя гордость мое дело, Полякова! — зло прошипела Лаура, оттолкнулась от перил и заглянула в лицо Тане. — Не надо пытаться починить все за меня. — Я не пытаюсь починить, Лара. Я пытаюсь не дать вам разломать все в конец. — спокойно проговорила Полякова. Лаура раздражённо выдохнула и развернулась к дверям. — Если ты хоть на секунду оторвешься от своих внутренних терзаний и посмотришь правде в глаза — она тебя обрадует. Правда, в этом случае, стоит в гостиной. И как бы она не крутила хвостом, она готова тебя принять. Лукина обернулась, глянула в глаза Поляковой. Недолго. Недоверчиво. Хмуро. И вернулась в дом. Голуби ворковали на карнизе. Мимо прошла шумная компания молодежи, сопровождаемая каким-то лаем из колонки. Лаура Альбертовна раздражённо покачивала ногой, ожидая. Погода портилась, уверенно вскинулся холодный ветер, гоняя по аллее сорванные листья. Заплясали волосы, сменив строгую укладку лёгким беспорядком. — Зазнайка. — поприветствовал ее мужчина, медленно приближаясь. — А у тебя железное терпение, не правда ли? Он подошёл, присел на другой конец скамьи, закинул ногу на ногу и посмотрел ей в лицо. Вскользь. — Добрый день, Женя. — легко улыбнулась Лаура Альбертовна. — Знала, что я приду? — Знала. — кивнула Лукина, сняла очки и принялась их безмятежно протирать. — Слухи не врут. — гнусно повторил ее улыбку Евгений, отворачиваясь. Глядя на прогуливающихся перед ними молодых людей, он добавил: — Ты действительно упертая баба. — Это похоже на неумелый, но вполне однозначный комплемент. — вздохнула Лаура и надела очки. — Мне надоели эти игры в шпионов. Если ты не придумал ничего занятнее, может пора покинуть игру? — Игру? — Евгений Баев хрипло рассмеялся. — Я не играю в игры, женщина. — А по-мне - это детская забава. Следить как мальчишка за взрослой женщиной, которая никогда не посмотрит в твою сторону. Баев напрягся. На мгновение. — Думаешь, строить из себя мужика — игра получше? Брось, Лукина, может терпение у тебя и железное, но голова пустая. Маша не станет выбирать. Она вернётся к мужчине. Лаура Альбертовна фыркнула. — Тогда, Женя, у нас с тобой проблема. — А? — Баев линиво повернул голову. — Среди нас двоих мужчины нет.