Лунный характер

Ликует враг, молчит в недоуменьи Вчерашний друг, качая головой, И вы, и вы отпрянули в смущеньи, Стоявшие бессменно предо мной Николай Некрасов Дорог мне друг, но полезен и враг: наблюдения друга Силу оценят мою; враг мне укажет мой долг. Михаил Михайлов

      Наверное, со стороны это выглядело глупо, глупее, чем на самом деле. Любой мудрец, психолог, мозгоправ, да и просто самый обыкновенный, более менее рассудительный человек сказал бы, что это совершенно нормально — что критичность мышления всегда проигрывает чувствам. Что нет в этом ничего постыдного. Но стыдно было. Жалеть себя ей не хотелось категорически. К сожалениям Лаура Лукина была склонна меньше всего, почитая их за слабость духа и неумение признавать собственный выбор, пусть и не всегда правильный, не всегда смелый и не всегда такой, каковым можно было бы гордиться. Сегодня она вышла раньше чем обычно, и хоть походка ее была решительна и тверда, Лукина отнеслась тревожно к своей новообретённой рассеянности, от чего теперь на всё требовалось больше времени и усилий. Оставив машину заведенной, она опустилась на ближайшую скамью, чтобы спокойно покурить, прежде чем встрять в какую-нибудь пробку. В машине она не курила принципиально. Взглянула в небо. За полупрозрачным облаком, степенно ползущим по бледной синеве, висела далёкая, хрупкая долька полумесяца. Висел он неподвижно, в тонком кружеве темнеющих кратеров. Заострённый изгиб — тот, что был украшен самым глубоким и оттого самым темным кратером — спрятался за пушистым облаком. Укрылся им, словно плащом. Совсем как оголённое плечо и родинка на нем, скрылись под одеялом в ее постели. Поигрывая сигаретой, Лаура прикрыла глаза и быстро погрузилась в себя. Внешние звуки смешались и потеряли гулкость, слились единым фоном, отступили, пока скамейка неожиданно и со скрипом не прогнулась под чьим-то весом. Звуки вернулись. Первым — короткий, громкий выдох. Она резко выпрямилась. По пояснице пробежал холодок. На нее, из-под негустых и светлых, словно они выгорели, бровей — уставились карие глаза. Если глаза Третьяковой можно было сравнить с хризобериллом, одним из самых редких, уникальных своей палитрой камней — этот оттенок напоминал, ни больше, ни меньше, самое обыкновенное… — Дерьмово выглядишь, — несколько неверно прочитал ее мысли мужчина. — Не выспалась? Она повела плечом, небрежно стряхнув пепел. — Не выспалась, — как ни в чем не бывало, согласилась Лукина. В глаза его женщина больше не смотрела — не отводила взгляда от рук. Знала, что не лицо, а именно руки выдадут его, задумай он что-то неладное. Образовалась короткая пауза. Мужчина явно был не готов к такой реакции, а вернее, к полному ее отсутствию. Лаура Альбертовна приняла скучающий вид, слегка помахивая правой ногой, закинутой на левую. От этого человека пахло холодом. Интуитивно знакомым запахом, какой устанавливается, когда приходит мороз. Лицо у него было обманчиво безвольным. Рыхловатое, помятое, ничем не запоминающееся, если бы не влажные, ледяные глаза. «Как у рыбы» — подумала она, «Точно как у рыбы». У акулы. Эмоционально тупой, совершенно бесчувственный взгляд. — Вы тратите мое время, — вздохнула Лаура Альбертовна, стараясь не выдать напряжения в голосе. — А Вы зазнайка, Ваше величество. — мужчина оглянулся, провел взглядом какого-то парня, шагавшего вдоль площадки. — Я буду краток. — Уж пожалуйста, — нагло кивнула Лаура, демонстративно давая согласие, никому не нужное, но утверждающее в чьих руках ситуация. — Не старайся, твои провокации мне неинтересны. Мне интересно, чтобы тебя больше не было возле Маши. — Как неожиданно и оригинально. — Лукина стряхнула с плотной ткани платья невидимую пылинку, разгладила случайную складочку на бедре. Она старалась занять руки, чтобы не привлечь внимания к тому, как предательски явно они подрагивали. — Мне нравится твоя смелость, — мужчина хмыкнул и нарочито расслабленно вытянул ноги. — Нравится, как ты играешь силу и уверенность, которыми не обладаешь. Но порой игры, даже такой убедительной, бывает недостаточно. Верно? Ты и правда не выспалась, Калантэ...Или лучше мне называть тебя Лаурой? Лукина прикрыла веки, сдерживая волну гнева. — Прислушайся ко мне и перестань околачиваться возле моей жены. Иначе я сделаю так, что ты выспишься навечно. Он бурлил — ее гнев — вскипел, беспокоя горло, раздражая, желал вырваться и ударить в ответ со всей доступной мощностью. Но инстинкт самосохранения и тёмно-синий джип, который она давно заприметила, вместе с двумя верзилами на передних сидениях, не позволили парировать жёстче. — Бывшей жены, если я верно помню. — негромко поправила Лаура. — Ваша судимость уже не колет слух, Евгений? Времени, кажется, прошло немало, а замашки осужденного Вам приелись. Или это врожденная сущность? Очень жаль, с виду приличный человек, бизнесмен.. — Лукина сбила огонек с сигареты и легко запустила окурок в урну. — Я разочарована, Женя. Мужчина не пошевелился, но дрогнувший на щеке мускул обозначил попадание. — Я не стану повторять дважды, Калантэ или как бы тебя там не звали. Может в мире писак ты и страшный человек, но в моём мире ты — мелкое насекомое. Лукина нервно хохотнула. Поднялась, одернув платье, и расправила плечи. — Порой даже мелкое насекомое, Евгений, может стать причиной мучительной гибели. — она выдержала эффектную паузу. — Спасибо за встречу, хоть приятной ее назвать я не отважусь. Доброго дня. Паника нагнала ее много позже. Не на скамье, не в машине, не даже тогда, когда она, проезжая, бросила взгляд на двух потенциальных спутников Евгения в темно-синем джипе. Только поймав пробку на ближайшем проспекте, она отвлеклась от движения, и тревога в полной мере охватила все тело и разум. Руки судорожно вцепились: одна в руль, другая в рычаг передач. Ее потряхивало. Виной тому движок машины или стресс — не ясно, да и не столь важно. Важно, что всё это мало походило на злую шутку. Даже на очень злую. Лукина зареклась двумя вещами. Во-первых, больше никогда не садиться за руль в подобном состоянии. Во-вторых, в ближайшее время не выходить из дома без Берли. В офисе как обычно было оживленно, сновали туда-сюда редакторы с папками, связками распечаток или кружками горячих напитков. В коридоре ее нагнала девушка из пиар-отдела с каким-то проектом, но Лукина отмахнулась, не сбавляя темпа. Навстречу, с другого конца коридора, вышла Люба, приветственная улыбка быстро испарилась, она обеспокоено поджала губы и устремилась за Лаурой, шагнувшей в свой кабинет. Дверь за ней закрыться не успела. — Доброе утро? — скорее спросила, чем поздоровалась Розенберг. — Мне нужно все, что ты сможешь достать на Баева, Люба. — Лукина развернулась, опустилась на стол и скрестила руки на груди. Любовь оторвала взгляд от слегка растрепанных волос, лежащих обычно идеальным образом, и опустила глаза на дрожащие губы, явно искусанные, судя по характерно стертой помаде. — Так-так, — пробормотала Розенберг, шагнув к диванчику и задумчиво почесав пепельную шевелюру. — Он и к тебе приходил. — Что значит ко мне? Ты тоже с ним виделась?! — О, нет, дорогая, конечно нет. Я лишь пешка в ваших играх, — по-доброму улыбнулась Любовь и отзеркалила позу Лукиной, задумчиво складывая руки на груди. — Я только что говорила с Машей. Она здесь. — Здесь? — Лаура неосознанно подалась вперед. — И что она здесь делает? Любовь взглянула на нее недоуменно. — Работает, Лара, что же еще? — Я просто… — Лукина утомленно приложила ладонь ко лбу. — Просто не думала, что она останется здесь. — Она и не останется. Она зашла ко мне надеясь подписать увольнительную без твоего участия, но я не решилась, соврала, что оставила печать дома. — Ты и соврала? Саркастично фыркнув, директор обошла стол и заняла свое кресло, глянув украдкой на дверь, за которой звонко отстукивали чьи-то каблуки. Мелькнула надежда, но совсем ненадолго. Стук как приблизился — так и отдалился. — Очень смешно. — состроила недовольную гримасу Розенберг. — Ты знаешь, как я этого не люблю. Тем не менее, тебе придется подписать заявление. Но как автор Мария Владимировна наша еще на год по меньшей мере. Если, конечно, она не решит расторгнуть и контракт тоже. — Не решит, — уверенно отмахнулась Лаура. — Слишком много потеряет. — Сомневаюсь, что такую женщину как она, могут остановить материальные преграды. — Это какую еще женщину, Люба? — окончательно отвлеклась Лукина. — Свободолюбивую. — легко, не задумываясь, ответила Розенберг. — Она выглядит как человек, который терпит зависимость только пока она ему по душе. А ты Лара, как и все, что с тобой связано, ей теперь не по душе. — Как мило, что ты заметила. — кисло кивнула Лаура Альбертовна. — Благодарю сердечно. — Нет, дорогая моя. У тебя нет сердца. Розенберг, хоть и бросила это в шутку, давно уже разученную с Поляковой как девиз, глянула на подругу опасливо, коротко, поверх очков. Встречного взгляда на последовало, — Пожалуйста, узнай то, о чем я просила. И чуть позже зайди ко мне еще раз, расскажешь все, что услышала от Маши. Слово в слово. Любовь поднялась, утвердительно кивнула и направилась к дверям. Коснувшись дверной ручки она вдруг замялась, повернулась. — Лара, если слово в слово.. — Да? — Лукина подняла бровь, строго выпрямившись в кресле. — Тебе не понравится то, что ты услышишь. — Если это о ее бывшем — понравится. — заверила директор. — А если о тебе? — Розенберг, сдавлено хмыкнув, покинула кабинет не дожидаясь ответа.