Полуночный поезд

      — Вернись сюда, неблагодарный...       Остальная часть оскорбления тети Петунии тонет в автомобильных гудках. Он быстро переходит улицу, затем резко поворачивает направо. Его ноги точно знают, куда идти, и он не останавливается, пока не добирается до детской площадки. Качели пусты, поэтому он садится, давая отдохнуть своим горящим ногам. Неожиданная пробежка заставила его проголодаться — его желудок весь день сводит — поэтому он обыскивает карманы и находит только несколько конфет; никаких реальных денег, чтобы купить поесть что-то приличное . Ему придется снова просить миссис Фигг об остатках. Он морщится, отталкиваясь от качелей. Ему действительно следовало бы схватить немного еды, прежде чем тетя Петуния начала кричать, но ее аргументы в последнее время трудно предсказать. На этот раз она разозлилась из-за его стрижки.       Качели взмывают высоко в небо, прежде чем опуститься. Ему приходится поджимать ноги, но как только он их выпрямляет, он чувствует себя птицей. Канаты обжигают его руки, но он не может остановиться. Он хочет взлететь все выше и выше, достаточно высоко, чтобы коснуться облаков. Сегодня они похожи на сахарную вату, такие белые и пухлые на фоне голубого неба. Недавно он узнал, что они в основном состоят из воды, но выглядят вполне съедобными. Сейчас он бы съел все, что угодно.       Качели замедляются, как раз когда он слышит какой-то шум около скейтбордных рамп. Это группа детей постарше, в основном мальчиков, которые захватывают территорию. Он их знает — все их знают, и все хотят быть частью их стаи. Он тоже хотел бы быть крутым ребенком.       Любопытствуя, он подкрадывается ближе, желая мельком увидеть катающихся на скейтбордах парней. У них старые скейтборды, но они творят с ними чудеса, разрезая воздух, как змеи, и благополучно приземляясь на бетон. Он надеется снова увидеть кабальериальный переворот и подходит еще ближе.       — Эй, малыш! Это место не для тебя!       Он ахает, пойманный с поличным. Гарри поднимает взгляд и видит одного из парней, которые никогда не катаются, а скорее охраняют всех остальных. Он намного, намного выше и набит мускулами.       — Я просто хочу посмотреть, — говорит Гарри, беспомощно указывая на пандус. — Я не буду вам мешать.       — Уходи, черт возьми, пока я тебя не заставлю!       — Ты даже не увидишь, как я моргну! Пожалуйста! Просто дай мне...       — Я сосчитаю до трех, и на счет три ты исчезнешь. Один. Два...       — Малсибер, оставь ребёнка в покое.       Он узнает этот голос — это лидер группы, весь в черном. Он тоже устрашающий, но не страшный, как ни странно.       — Но Том...       — Я сказал, оставь его в покое.       Малсибер хмурится на него, прежде чем уйти, но лидер — Том — задерживается. Он оценивает Гарри с головы до ног, прежде чем встать на колени. Теперь они одного роста. Его глаза мягкие.       — Как тебя зовут?       — Гарри.       — Гарри, — повторяет он. — Я Том.       — Я знаю.       Он усмехается, как-то не удивленный. — Часто за нами наблюдаешь, да? Скажи, хочешь присоединиться к нам и посмотреть, чем мы занимаемся? У нас еще есть вафли.       Гарри с энтузиазмом кивает, заставляя Тома ухмыльнуться. Он принимает протянутую руку Тома и позволяет ему вести их к группе. За ними наблюдают, но Гарри чувствует себя защищенным. Он знает, что они не посмеют причинить ему вред под бдительным оком и командованием Тома. И он прав.       — Это Гарри. Если я увижу, что кто-то из вас хотя бы прикасается к нему с дурным намерением, я вырву вам конечности. Понятно?       Раздается шепотом в ответ "понял", но Гарри надеется, что они не воспримут это слишком серьезно. Он не хочет, чтобы кто-то потерял конечности из-за него.       — Давай, Гарри.       Том подводит их к низкой стене, где уже сидят девочки, и помогает Гарри тоже подняться.       — У нас остались вафли, Цисси?       Цисси приподнимает бровь, молча общаясь с Томом, затем кивает. — Конечно. Хочешь взбитые сливки к этому?       Гарри определенно хочет сливки с вафлей. Он не может поверить своей удаче — вафля, которую ему протягивает Цисси, теплая, на вкус идеальная, а сливки скатываются по его щеке. Он никогда не ел ничего вкуснее.       — Хорошо? — спрашивает Том, садясь рядом с ним. Он улыбается. — Мистер Добби готовит лучшие вафли в мире.       — Как здорово, — бормочет он, а затем добавляет. — Спасибо.       — Пожалуйста. Выглядишь очень голодным.       — Так и есть. Я ничего не ел с утра.       Он не считает свои слова тревожными, но видит, как Том и Цисси обмениваются взглядами над его головой.       — А твоя семья… они тебя не кормят?       — Моей тете и дяде все равно.       Еще один обеспокоенный взгляд, который он замечает, пока жует вафлю.       — Но я в порядке, клянусь. Я ел.       — Ну, Гарри, — медленно говорит Том. — Ты можешь присоединиться к нам за вафлями в любое время, когда захочешь. Мы иногда приносим и ужин.       — Действительно?!       — Том! Иди сюда!       Том игнорирует зов, бормоча:       — Конечно. — Он проводит рукой по волосам Гарри, и это такое приятное ощущение, что Гарри хочется еще. — Я вернусь через минуту. Оставайся здесь.       Гарри наблюдает, как он присоединяется к своим друзьям у рампы, держа в руке скейтборд. Он легко смеется, похлопывая одного из своих приятелей по спине и ставя доску на край горки. Он плавно скользит, и Гарри смотрит с благоговением. Он видел, как Том катается раньше, но никогда так близко, и это зрелище, которое стоит увидеть. Как всегда.       — У тебя на носу крем.       — О. — Цисси протягивает ему салфетку, и он вытирает лицо, краснея. Он надеется, что никто больше не заметил. — Откуда ты знаешь Тома?       — Мы все из одного приюта.       Приют — слово имеет странный привкус, и Гарри не знает, что оно означает.       — Что это такое?       Цисси вздыхает, и он смотрит на нее. Ее волосы выглядят красиво на солнце — такие светлые и длинные.       — Это место, куда отправляют детей, у которых нет родителей.       — Разве мне не следует там жить?       — У тебя нет родителей?       — Нет. Они погибли в автокатастрофе, когда мне был год. Я живу с тетей и дядей. И двоюродным братом.       — Ага. Так если твоя семья может тебя принять, ты не пойдешь в приют.       — Так у тебя нет семьи?       — Не настоящая, нет. Ни у кого из нас нет. То есть, у меня есть сестры, но они тоже несовершеннолетние. Так что мы живем вместе. В приюте. И мы относимся друг к другу как к настоящей семье.       — Может быть, я тоже смогу жить в приюте. С вами.       — Что ты имеешь в виду?       — Я тоже хочу иметь настоящую семью.       Том возвращается через несколько минут, его волосы развеваются еще больше, чем прежде, и скейтборд в его руке. Гарри смотрит на него, не зная, что сказать, но затем Том протягивает ему доску и спрашивает:       — Хочешь прокатиться?       — Я никогда этого раньше не делал, — неуверенно говорит он. — Я не знаю, как...       — Ты ведь видел, как мы катаемся, да? Ты знаешь основы.       — Да, но...       — Ну, пойдем. Я тебя научу.       Гарри снова не может отказаться, поэтому он спрыгивает со стены. К тому же, это скейтборд . Конечно, черт возьми, он хочет попробовать, даже с глазами, прожигающими его голову.       — Не мог ли ты...       — Я тебе покажу, — обещает он. — И я буду там.       Взять скейтборд в руки — это магия; он довольно старый и подержанный, усеян наклейками и исписанными словами, но выглядит как продукт любви, как опытный товарищ. Он ценит это еще больше, зная, что Том не делится своим оборудованием с кем попало. Он улыбается ему, прежде чем положить доску. Маленький чертенок на его плече соблазняет его направиться к рампе, но это не очень хорошая идея, учитывая, что он новичок. Он все еще хочет покрасоваться, пусть даже немного, поэтому он встает на доску, следуя инструкциям Тома. Они очень помогают, поэтому он может сохранять равновесие, несмотря на дрожащие ноги. Он даже умудряется скользить по всей длине рампы, заставляя и себя, и Тома ликовать. Некоторые из его друзей тоже присоединяются к аплодисментам, и это делает Гарри немного смелее. Он хочет попробовать что-то новое — что-то более смелое, чем просто катание на скейтборде — поэтому он пытается выполнить сальто. Но скейтборд не слушается его так, как с Томом. Он просто выскальзывает из-под него, и он падает, падает, падает, падает...       У него болят колени, и он слышит смех вокруг себя. Он не уверен, что болит больше — рана или гордость. Тетя Петуния убьет его, она сдерет с него кожу живьем, если он посмеет вернуться с таким беспорядком на коленях...       Том — один из немногих, кто не смеется, когда встает на колени рядом с ним. Гарри едва может видеть его сквозь слезы, но он замечает, как нахмуриваются брови Тома, пока он осматривает ногу.       — Ты в порядке? — спрашивает он, поддерживая больную ногу руками. — У тебя голова не болит?       — Нет. Колено... моя тетя убьет меня...я не могу...я не могу пойти домой вот так...       — Все в порядке, Гарри. Я тебя подлатаю. Пошли.       Он поднимает Гарри на руки, и тот цепляется за его шею. Каким-то образом он знает, что Том не даст ему упасть. Он уверен, что он также оставит все свои слюни на футболке Тома — у него даже нет салфетки.       — Почему ты заботишься о ребенке, Том? — спрашивает Малсибер, когда Том подходит ближе.       — Именно потому, что он ребенок. Подвинься.       Его друзья разбегаются, как Красное море, пропуская их. Все ехидные комментарии стихают, когда Том заставляет их замолчать взглядом. Он ставит Гарри на землю и берет у Цисси пачку салфеток и аптечку первой помощи.       — Это может немного пощипывать, — говорит он, распыляя спрей на рану.       Гарри едва замечает жжение, слишком занятый вытиранием лица и сморканием. Когда он разобрался, Гарри наблюдает, как Том накладывает пластырь на его колено.       — Болит где-то еще?       — Нет.       Том смотрит на него мгновение, его взгляд пронзителен, и Гарри ёрзает на сиденье. Он не знает, что ищет Том, но счастлив, когда осмотр заканчивается.       — Ладно. Пойдем, я отвезу тебя домой.       — Я не хочу, — жалуется он, умоляюще глядя на Тома.       — Ты не хочешь домой? — Том вздыхает, оглядываясь через руку на друзей, потом снова на Гарри. — Ладно. Думаю, ты можешь остаться здесь, при условии, что не будешь влипать в неприятности. Я провожу тебя домой через несколько часов.       — Я обещаю!       Он остается в тот день — и еще один, и еще один, пока это не становится традицией для него присоединяться к ним после школы. Иногда ему приходится ждать, но в конце концов они всегда появляются и забирают его. Сначала некоторые из них протестуют:       — Почему мы должны нянчиться с чертовым ребенком, Том, ради всего святого, — но потом они тоже начинают к нему привязываться. Не только Том делится своими трюками на скейтборде, но и Малсибер, и Эйвери, и Малфой, и все они позволяют ему называть их по именам, брать его на прогулки по городу и к озеру и всегда дают ему закуски и напитки ("никакого алкоголя для тебя, Гарри"). Цисси делится с ним едой, Андромеда показывает ему существ, живущих в озерах, а Белла помогает ему делать домашнее задание. Она также все время рисует и иногда позволяет ему заглядывать в ее тетрадь и восхищаться тем, что выходит из-под ее угольно-окрашенных пальцев.       А еще есть Том, который всегда рядом, всегда близко, всегда следит за тем, чтобы Гарри был в порядке, невредим и ему было чем заняться, пока они все бездельничают. Он приносит ему книги о космосе, растениях и динозаврах и всегда помнит о его летних днях рождения. Он делает все возможное, берет его в его любимое место на вершине холма с видом на деревню, и они едят клубнику под летним солнцем, и Том рассказывает лучшие истории. Он невероятный рассказчик и талантливый певец — он часто приносит свою гитару и тихо поет, иногда к нему даже присоединяется неуправляемый хор мальчиков. В такие ночи Гарри легко засыпает — под звездами, на руке у Тома, его голос успокаивает его даже сквозь резкие осенние ветры.       Вскоре они встречаются не только на рампах, но и в других местах, потому что выясняется, что даже им нужно учиться и делать домашнее задание, и что их интересует не только скейтбординг, и им нужно где-то спать.       — Мы не так уж много времени проводим в приюте, — бормочет Белла, бездумно обводя контур лица. — Это нехорошее место.       — Цисси сказала мне, что это место, где поют змеи.       Белла смеется, перегнувшись через стену и глядя через руку на Тома и Люциуса, которые что-то оживленно обсуждают на земле. Между ними разложены несколько блокнотов.       — Думаю, можно так сказать. Это как будто несчастье всех детей, живущих внутри, было вырезано и поглощено стенами. Там просто мрачно и бездушно. Никто не любит директора или других детей там. Они могут быть ужасными. Они меньшинство по сравнению с нашей группой, но все же. Это некрасивое место.       Гарри никогда не видел такого места, но он верит ей. Белла не стала бы лгать ему о чем-то столь серьезном.       — Ладно, — напевает он. — Твой рисунок симпатичный. Можешь научить меня рисовать?       — Что ты хочешь нарисовать?       — Динозавры.       Белла смеется, но она настолько любезна, что вырывает лист бумаги и показывает ему основные формы и штрихи угля, и он начинает любить это так же сильно, как и она.       И поэтому его желание жить с группами в приюте уменьшается. Оно полностью исчезает, когда он решает посетить здание в один дождливый день после того, как команда не появляется на своем обычном месте. Том сказал ему, что они будут заняты, но он хочет только доставить ему рисунок — небольшой рисунок динозавра. Но на него только кричит тощий человек, от которого пахнет алкоголем, у ворот, и он едва не попадает под бутылку, брошенную ему вслед. После этого он бежит и не останавливается. Он не рассказывает Тому о своей встрече с адским хранителем приюта и вручает ему рисунок на следующий день. Он пытается вести себя как можно более беспечно, но когда Том мягко улыбается ему, его сердце колотится. В течение следующего месяца Тому приходится латать его трижды, кипя от тихого гнева. Он никогда не набросится на Гарри или кого-либо из его друзей, но Гарри знает, что он хочет причинить боль тем, кто причиняет боль Гарри. Он тоже этого хочет. И поэтому, после того как Том обнимает его, он шепчет все имена своих задир. Достаточно одного дня, чтобы все они оставили его в покое — славы Тома и, вероятно, также кровавых кулаков достаточно, чтобы обеспечить ему защиту. Они держатся подальше до конца учебного года — и даже больше.       Затем происходит Инцидент. Гарри называет это Инцидентом с большой буквы И. Его тетя и дядя принимают у себя тетю Мардж — самую невероятно шикарную и глупую личность, с которой Гарри когда-либо сталкивался. Что еще хуже, она приезжает со своими собаками , которые, похоже, ненавидят Гарри всей душой. Ну, как же. Он тоже их ненавидит.       — Он все еще такой неблагодарный и непослушный! Тебе следовало отправить его в специальную школу, Вернон, такую ​​же, как в Лидсе. Это бы его научило!       Гарри проглатывает оскорбление. Ему уже девять, в конце концов, и он пытается игнорировать тетю Мардж, подавая ей еду. Но она еще не закончила, и он чувствует, как внутри него закипает гнев.       — Неудивительно, что он такой с такими родителями, напыщенные шуты, ничего больше. Петуния, ты должна...       — Мои родители не были шутами!       Он не собирается кричать. Он просто действует — его рука сама собой поднимается, чтобы ударить тетю Мардж по лицу. Он наслаждается, видя ее покрасневшее лицо и слыша ее крик, а его тетя и дядя суетятся вокруг нее, пока он отступает. Однако он не замечает, как одна из собак подкрадывается ближе, пока она не нападает на его ногу. Он воет, пытаясь стряхнуть животное. Ему это удается — собака ударяется о стул — и тогда он просто отворачивается и бежит, подталкиваемый гневом и страхом. Прежде чем он осознает это, он оказывается в приюте, снова сталкиваясь с адской гончей. На этот раз он достаточно упрям, чтобы убедить смотрителя послать за Томом, и когда его друг появляется в дверях, Гарри почти падает в обморок от облегчения.       — Ого! — Том ловит его — Том всегда его ловит — и заставляет сесть. — Что случилось, детка?       Затем он замечает порванный штанину брюк Гарри, запятнанный кровью. Его взгляд темнеет, а руки останавливаются на руках Гарри, ожидая, что тот заговорит.       — Я...собака...моя тётя...я!..       — Все в порядке. Просто дыши.       Нелегко просто дышать, но становится легче, когда Том обнимает его, и он может чувствовать ровное биение сердца Тома у своей груди. Гарри цепляется за Тома, все еще всхлипывая. Его нога начинает пульсировать, и у него появляется предчувствие, что вскоре ему будет очень больно.       — Нам нужно в больницу, — бормочет Том. Его руки ерошат волосы Гарри.       — Нет, — жалуется Гарри. — Никаких больниц.       — Кто-нибудь должен осмотреть твою ногу. Возможно, понадобится наложить несколько швов, — мягко упрекает его Том. — Я бы отвез тебя в лазарет, но у мадам Помфри сегодня выходной. Нам нужно в больницу, Гарри.       — У меня нет денег...       — Тебе не нужны деньги на лечение в случае чрезвычайной ситуации. Мистер Филч, пожалуйста, закажите нам такси.       — Я отвезу тебя.       Том сначала просто моргает, глядя на Филча, но быстро берет себя в руки. — Вы можете это сделать?       — Да. Просто позови кого-нибудь из своей банды, чтобы он охранял дверь пару часов, а я пригоню машину.       Том зовет Эвери, и Гарри медленно моргает. Боль распространяется по его ноге — он даже осмеливается посмотреть вниз, чтобы увидеть кровь, забрызгавшую все его брюки. Он чувствует тошноту.       — Гарри, посмотри на меня.       Он смотрит прямо в глаза Тома. Они темнее обычного, на радужках лишь несколько точек зеленого, и Том выглядит очень, очень обеспокоенным.       — Как себя чувствуешь?       — Больно, — признается он тихим голосом. — Это была тетя Мардж...Я ударил ее, и одна из ее собак укусила меня.       — Ты ее ударил? — Том неожиданно смеется, и даже Гарри не может не улыбнуться сквозь головокружение. Напряжение исчезает. Том знает все о Мардж — он был свидетелем многих истерик Гарри из-за нее, которые требовали много шоколада и тишины после них.       — Хороший мальчик. Что она сделала на этот раз?       — Оскорбила моих родителей. — Ох.       Они слышат приближающуюся машину, поэтому Том поднимает Гарри. Он становится слишком большим, чтобы его можно было носить, но Том настаивает и помогает ему устроиться на заднем сиденье.       — Постарайся не испачкать сиденья, — рычит мистер Филч, и они уезжают.       Гарри засыпает на руке Тома, но он уверен, что они нарушают несколько правил дорожного движения — они прибывают в больницу в рекордно короткие сроки. Она белая и стерильная, и Гарри это не нравится. Том говорит, что мистер Филч задерживается позади — они оба несовершеннолетние, в конце концов, хотя Том и ведет себя как взрослый. Довольно скоро его осматривает врач. Том еще раз объясняет ситуацию, и на этот раз Гарри улавливает такие слова, как «укус собаки», «жестокое обращение» и «домашнее насилие». Ему не нравятся все из них.       Оказывается, Том был прав — ему действительно нужно наложить несколько швов и сделать прививку от бешенства. Нога болит немного меньше благодаря всем обезболивающим, которые ему приказали принять под строгим надзором Тома, и он может уйти, взяв с собой записку, чтобы нога отдохнула в ближайшие дни. Гарри чувствует себя намного спокойнее, когда они возвращаются к машине. В конце концов, он с Томом, и никто не посмеет снова причинить ему боль, когда они вместе.       — Вы везете меня обратно к моим тете и дяде?       — Нет. Мы поедем в приют. Ты будешь спать в моей комнате.       Он оказывается в постели Тома, в его простынях, с ногой, подпертой пушистой подушкой. Том занимает другую кровать, которая до сих пор пустовала, но она далеко, и Гарри боится спать один. В результате Том заползает в кровать и обнимает Гарри, пока тот не засыпает.       После этого Гарри переводят в приют, так как больница помогла возбудить дело о домашнем насилии. Он посещает дом еще один раз, чтобы собрать вещи. Банда помогает ему, и он официально становится обитателем змеиного логова. Но он чувствует себя как дома — и все потому, что он также обрел новую семью.       Впервые в жизни он начинает чувствовать себя счастливым.