Ярость непреклонная

В последнее время Бриенне казалось, что солнце постепенно умирает. С каждым днем оно становилось все тусклее, как и освещаемый им тронный зал. Ночи станосились длиннее и она не могла не думать о том, связано ли это только с тем, что лето подошло к концу — или же некие высшие силы посылают им какое-то дурное предзнаменование, предупреждение о том, что им не нравится происходящее в столице несуществующего королевства. Несуществующего для всех, кроме того, кто находился на самой его вершине. — Приведите изменника, — приказал король, неловко ерзая на Железном Троне и оглядывая свой изрядно поредевший двор. Его руки и туловище уже были обмотаны несколькими повязками, закрывавшими кровоточащие раны, оставленные этой грудой острого железа, и мейстер, обрабатывая очередной порез, каждый раз советовал королю проявлять больше осторожности на этом самом неудобном в мире сиденье. Но Ренли не прислушался к его словам. Он вообще ни к кому не прислушивался. Бриенне очень не хотелось все это видеть, но боги, должно быть, чем-то сильно на нее разозлились — и с завидным постоянством вынуждали присутствовать на такого рода судилищах. По крайней мере, она думала, что без вмешательства «сверху» здесь не обошлось. На самом деле, скорее всего, причина была куда проще — ее в Радужной гвардии было банально некем заменить. Все они вынуждены были нести службу за себя — и за того, кого с ними не было. Сир Робар Ройс неоднократно просил как лорда-командующего, так и самого короля принять в их ряды новых гвардейцев на место погибших сира Пармена и сира Гайарда — особенно настойчивым он стал после того, как они лишились и Брайса Карона, уехавшего на войну в Речные земли. Да и рана сира Лораса никак не желала заживать. И он почти убедил их. По крайней мере, Бриенне хотелось в это верить… Но ключевым словом здесь было «почти» — именно в этот момент случилась Харренхолльская Измена, которую, по ее мнению, правильнее было назвать Харренхолльским Разгромом (и она знала несколько человек, которые именно так эти события и называли) и после этого все прочие вопросы были закинуты в долгий ящик. Война была проиграна. Это понимали абсолютно все что при дворе, что вне его. Лорды и рыцари, которым удалось покинуть столицу до того, как Ренли приказал закрыть все ворота и никого из города не выпускать, сейчас либо прятались в своих замках, дожидаясь предрешенного финала войны, либо, что еще хуже, присягнули на верность Станнису. Бриенна ненавидела себя за то, что испытывала к этим людям постыдную зависть. Им еще повезло, в отличие от бедолаг, которые все еще оставались на этом тонущем корабле. «В какой момент наши мечты обернулись полным кошмаром?» — эти мысли мучили ее в последнее время все чаще. После того, как Рендилл Тарли был вероломно убит, а большая часть его армии либо разбежалась, либо перешла на сторону противника, оставшиеся сторонники Ренли внезапно возжелали как-то договориться со старшим братом короля миром. Даже если для этого придется чем-то поступиться. Победа с оружием в руках, которая совсем еще недавно казалась им неизбежной, теперь выглядела абсолютно нереальной, но они еще могли выторговать для себя приемлемые условия. Даже если Простор можно было считать полностью потерянным, под контролем лоялистов еще оставались Штормовые и большая часть Королевских земель. И еще, разумеется, Железный Трон. И войск у них было еще достаточно, чтобы заставить дорнийцев, северян и прочих сторонников Станниса ввязаться в тяжелую и кровопролитную осаду. В общем, у них еще оставались козыри, которые могли убедить Станниса сесть за стол переговоров… Эта надежда просуществовала считанные дни перед тем, как разбиться вдребезги. Потому что как только король узнал о подобных настроениях среди подданных, он запретил даже упоминать в его присутствии саму возможность мирных переговоров. Отныне каждый, кто хотя бы на словах допускал принятие хоть каких-то условий Станниса, немедленно отправлялся в Черные камеры — или сразу на плаху. Разговоры об этом тут же прекратились — но это не означало, что замолчавшие люди перестали об этом думать. Единственным человеком, который еще мог не дать оставшимся войскам пасть духом и поддержать в городе хоть какой-то минимальный порядок, был лорд Матис Рован, ставший новым десницей короля после того, как смерть лорда Тарли окончательно подтвердилась. Одновременно с этим он изложил на бумаге свои условия мира и собирался отправить их лорду Станнису. Никто так и не узнал, что именно он предлагал и просил — гонца, следующего в Риверран, перехватили у самых ворот, допросили и он выдал всех заговорщиков. Новым десницей стал сир Роннет Коннингтон, который продержался на этой должности еще меньше. После того, как был издан указ о закрытии города, Роннет под предлогом проверки состояния ворот и стен, разоружил со своими людьми один из гарнизонов и сбежал в Грифонье Гнездо. А некоторые утверждали, что на самом деле он направился в Харренхолл, надеясь на то, что его знания об укреплениях и оставшихся гарнизонах столицы будут полезны новому королю. Матису Ровану повезло меньше. Именно его, изможденного и оборванного сейчас на глазах Бриенны тащили к подножию Железного Трона. Без дорогих одежд, оружия и украшений, он мало отличался от пойманного на воровстве уличного бродяги. И все равно, несмотря на свежие раны и синяки, оставленные тюремщикам, он еще старался держаться с достоинством. «С большим достоинством, нежели у меня и остальных, кто здесь находится», — думала Бриенна. У него еще хватило смелости оспорить безумные приказы короля, несмотря на то, что он знал, чем это грозит. — Лорд Рован, совсем еще недавно вы поклялись на этом самом месте повиноваться моей воле и верно служить мне, — произнес король. — И вот, вы стоите передо мной как презренный изменник, раскрывший свое нутро… — Я клялся служить вам верой и правдой — и я исполнил эту клятву, — с вызовом ответил ему Рован, который с трудом держался на ногах, но голос его оставался твердым. — Война проиграна. И я надеялся спасти то немногое, что у нас еще оставалось, пока не стало слишком поздно. Даже сейчас еще не поздно… — Я приказывал ни при каких обстоятельствах не сдаваться и не просить мира, но вы поступили с точностью до наоборот. Если это нельзя назвать изменой, то что тогда можно? — спросил Ренли. — Полагаю, что ничего. А как можно назвать всех нас в таком случае? Если слова вашего брата о незаконнорожденности принца Джоффри лживы, разве не он должен был стать законным наследником Роберта? А если вдруг они правдивы… Разве не ваш старший брат должен был получить корону по законам богов и людей? Никто не осмелился ему возразить — каждый из присутствующих здесь знал, что это чистая правда. Знал с того самого момента, как поднял знамя и меч за Ренли. У каждого была на то своя причина, которую он считал веской и убедительной. Страх перед Ланнистерами. Презрение к Станнису. Ненависть к дорнийским варварам, которыми он мог заполонить свой двор. Которых многие до сих пор считали виновными в упадке королевства в конце правления Эйриса Безумного… Но таких было меньшинство. Большая часть пошла на войну исключительно из верности Мейсу Тиреллу или самому Ренли как лорду Штормового Предела. А что же она? А она пошла на войну только ради любви. Иллюзорной любви, которая, как она теперь понимала, существовала лишь в ее воображении — и давно разбилась о жестокую реальность. И продолжала разбиваться на все меньшие осколки при любой возможности. «Почему я все еще здесь? Почему я не сбежала, когда у меня был шанс?» А шанс действительно был. Она уже не раз могла вернуться на Тарт или даже сбежать в Эссос, но каждый раз заставляла себя остаться рядом с королем. Ради чего? Ради чувства долга? Ради клятвы, данной против воли Ренли и королеве Маргери? Или, может, ради надежды на то, что все изменится? Что все вернется к тому, как было раньше? Нет. Наверное, дело в том, что ей было попросту страшно. Страшно, что она может сделать еще хуже, если попытается… — Смелые слова, — нарушил молчание король. — Слишком смелые для мертвого изменника. Матис Рован, я, Ренли из дома Баратеонов, именуемый Первым, признаю вас виновным в измене и приговариваю к смерти. Отрубите его голову и присоедините ее к остальным. — Ты… Ты мне не король! Ты никогда им не был! Само королевство отвергает тебя! Трон отвергает тебя! Ты можешь меня убить, но правды ты убить не сможешь! — успел прокричать Рован прежде чем один из конвоиров с силой ударил его в солнечное сплетение. — Чего стоите! Убейте его! Это приказ! — крикнул в ответ Ренли. — Но ваша милость… Может, лучше вывести его во двор? — растерянно спросил стражник. — Делай, как я приказал! Каждый лишний вдох, что он делает, сам по себе оскорбителен! — процедил красный от гнева король. И тогда воин ударил лорда Матиса мечом в грудь. И тот рухнул в быстро растекающуюся под ним кровавую лужу. Он был жив еще несколько секунд, слабо дергался и стонал, затем его тело напряглось, вздрогнуло и застыло. Собравшиеся взирали на него с ужасом и сожалением, которые немного утихли после того, как двое слуг вытащили тело из зала и король встал с трона, давая понять, что суд окончен. «Каждый из них понимает, что следующим может быть он», — понимала Бриенна. Она знала, что это правда — она и сама не раз представляла себ на месте казнимых. И на то была причина. Никто из уроженцев Тарта, кроме нее, не откликнулся на призыв Ренли, даже когда он был на пике своего триумфа. Раз за разом ее отец уверял в своей безоговорочной верности «законному королю», но посылать хоть сколько-то воинов на его поддержку отказывался наотрез. В конце концов, Ренли это надоело и он во всеуслышание объявил лорда Сельвина Тарта изменником — вскоре после того, как она получила плащ радужного гвардейца. «Как он поступит, если выиграет войну каким-то чудом? Простит его? Или заставит меня собственноручно обезглавить родного отца для подтверждения верности — как заставил убить того ланнистерского мальчишку?» — она прогоняла подобные мысли из головы. Потому что шансы оказаться перед таким выбором в реальности стремились к нулю. И не потому, что король не осмелился бы отдать такой приказ, а просто потому, что она не верила в то, что Ренли может победить. — Бриенна, на сегодня ты свободна. Его милости ты больше не понадобишься до утра, — сказал ей сир Лорас, с которым они сопровождали в его покои. — Лорд-командующий, при всем моем к вам уважении, именно я сегодня должна охранять королевскую опочивальню. Никто не предупреждал меня о смене вахты… — Я предупреждаю тебя прямо сейчас. Я сам позабочусь о безопасности его милости, — Лорас был явно раздражен ее упорством. А она так привыкла закрывать глаза на ночные уединения короля и Рыцаря Цветов, что ее разум наотрез отказывался принимать такую простую истину. Но в последние недели она начала прозревать. И поймала себя на том, что ей совершенно все равно, что именно король чувствует к сиру Лорасу, насколько эти чувства пристойны и взаимны. Но оставался еще долг — она не могла оставить короля без защиты. Список врагов Ренли Баратеона был пугающе длинным и он только рос с каждой новой казнью. — Не волнуйся за меня, Бриенна. Никто не осмелится причинить мне вред, пока сир Лорас рядом со мной, — вмешался в их спор король. «А с какой стати мне вообще волноваться за его сохранность?» — подумала она. — «Почему меня вообще должно это заботить?» — Лучше присмотри за моей дорогой королевой. Ее жизнь и здоровье так же важны, как и мои собственные, — добавил Ренли. — Как прикажете, ваша милость, — коротко кивнула Бриенна. Король уже заходил в свою спальню вместе с сиром Лорасом, когда она снова подняла взгляд. «Надо поскорее найти корабль, идущий на Тарт», — подумала она. Если бы только у них еще остались корабли… Флот Ланнистеров отошел к Драконьему Камню, но они забрали с собой все корабли, какие только смогли прихватить, и сожгли или потопили большую часть оставшихся. И они до сих пор отказывались сдаться, даже после смерти лорда Тайвина. Более того, они перешли в наступление и блокировали Черноводный залив, перехватывая любой корабль, идущий в Королевскую Гавань или пытающийся ее покинуть. С другой стороны, на небольшой весельной лодке можно было попробовать проскользнуть… Надо было только за городские стены пробраться, а там в какой-нибудь рыбацкой деревушке найти лодку до Тарта. Последние несколько дней она обдумывала подобные планы. «Хватит об этом размышлять, глупая девчонка, у тебя было полно возможностей сбежать, но ты сама не захотела… Теперь прекрати жалеть о несбывшемся и займись тем, о чем ты когда-то мечтала. Служи дальше. Только на это ты и способна. Благо терпеть недолго осталось…» Ноги сами собой привели ее к Девичьему склепу, где с недавних пор находились покои королевы. Кто-то мог бы подумать, что король таким образом избавился от нелюбимой жены, но в действительности Маргери поселилась здесь сама. Сир Лорас неоднократно пытался уговорить сестру переехать в Твердыню Мейгора, поближе к его милости, но королева каждый раз отказывалась наотрез. Официально — потому, что ей не хотелось жить в комнатах, некогда принадлежащих Серсее Ланнистер. Подлинная причина была совсем иной — и ее знали все, кто был хоть как-то приближен ко двору… Но кому какое дело с учетом той массы лжи, что они уже тащили на себе? Вход в Девичий склеп охраняло несколько стражников и ни один из них не обратил на нее особого внимания — так, посмотрели искоса и все. Они не открыли перед ней дверей, но и пройти не помешали. Словно их больше волновали собственные дела, чем безопасность той, кого они охраняли. Бриенна не почувствовала себя оскорбленной тем, что ее отослали от королевской спальни — в конце концов, король вручил ей радужный плащ в том числе затем, чтобы она защищала его супругу. Теперь она проводила в этой башне больше времени, чем где-либо еще. — О, Бриенна. Вот уж не ожидала увидеть тебя сегодня здесь. Я думала, ты сторожишь покой моего супруга-короля, — обернулась к ней Маргери. Юная королева ужинала в компании своих фрейлин — и почти все они находились в разной степени родства с Тиреллами. — Ваш брат направил меня сюда. Люди Рована все еще где-то скрываются и он решил, что вам не помешает дополнительная охрана этой ночью, — солгала Бриенна. — Лорас всегда старался обо мне заботиться. С самых малых лет старался… Ему стоило бы лучше заботиться о себе самом. Не я, в конце концов, пожертвовала рукой ради того, чтобы взять этот город… Ладно. Не согласитесь ли вы разделить с нами трапезу, леди Бриенна. — Благодарю вас, ваша милость, но я думала поужинать чуть позже. — Дело ваше. Поручу слугам приберечь что-нибудь вкусное для вас. Но раз уж вы здесь, надеюсь, у вас получится удовлетворить мою любознательность. Я слышала, лорд Рован сегодня умер, это так? — спросила королева и улыбка, которая, как могло показаться, всегда украшала ее лицо, как-то потускнела. Сидевшие с ней за столом благородные дамы продолжали о чем-то болтать между собой, но их разговоры тоже вдруг посерьезнели. — Это так, ваша милость. Король сегодня вынес ему смертный приговор, — ответила Бриенна. — Какой ужас. Его дочь была фрейлиной моей матери и одной из лучших моих подруг. Не представляю, как я теперь смогу посмотреть ей в глаза. — Он был изменником, ваша милость. Уверена, она поймет… — Вы и правда так считаете? — вдруг спросила королева. — Вы правда верите, что лорд Рован был изменником? — Король… — Король тоже может ошибаться, как и любой нормальный человек. Как вы, как я, как Матис Рован. Или вы считаете, что король не совершил ни одной ошибки за эту войну? Бриенна почувствовала, как в ее горле застрял тяжелый ком. Что она должна была ответить? Не было ли подвоха в ее словах? Не хотела ли она таким образом проверить ее преданность? — Он… Он только их и совершал, ваша милость! С того самого момента, когда он возложил на свою голову эту проклятую корону! Он не принял ни одного верного решения! И он с каждым днем становится все злее и безумнее, пока мир вокруг него рушится на глазах! Его амбиции привели нас всех к краю пропасти! И иногда… Каждую ночь я молюсь Матери о том, чтобы дорнийцы поскорее пришли сюда и прекратили наши мучения. Наконец-то она дала волю давно сдерживаемой ярости. Всякие разговоры стихли к тому моменту, когда она смолкла. Лица фрейлин уставились на нее, они не смели даже моргнуть, а их руки судорожно вцепились в столовые приборы. «Ну вот и все. Я сказала, о чем думаю. И будь оно все проклято, если они расскажут Ренли о том, что сейчас услышали… Так все закончится быстрее, чем я думала раньше». — Что ж… леди Бриенна… Вы честно высказали все, о чем думаете… И я прошу меня извинить за то, что принудила вас… к подобной откровенности, — королева быстро вернула себе самообладание. — Но позвольте спросить еще кое-что. Вы правда думаете, что у нас нет ни единого шанса? Даже самого крошечного? — Я не думаю, что в этом городе хоть кто-то верит в то, что есть, ваша милость. Кроме, может быть, Ренли и вашего брата. Я знаю о том, что король тайно принимал в Красном замке членов Гильдии алхимиков… Должно быть, он надеется использовать Дикий огонь как свой последний довод. Насколько мне известно, Серсея Ланнистер тоже планировала нечто подобное, но потом предпочла вместо этого сбежать из города, а Цареубийца по какой-то причине не смог воспользоваться ее приготовлениями. Возможно, просто не успел. Но даже если Ренли сможет… Я сомневаюсь в том, что оружия алхимиков хватит для победы над Станнисом. Мне также известно о письмах, которые лорд Рован и лорд Тарли отправляли в Орлиное Гнездо… И они остались безответными. — Об этом и я знаю, — удрученно кивнула королева. — Но вы не волнуйтесь, леди Бриенна. Все, что было сказано в этих стенах, в них же и останется. Останется ведь? Фрейлины торопливо закивали, некоторые из них трясли головами так быстро, что они, казалось, готовы были оторваться. — Для меня все это уже неважно, ваша милость. Я чувствую, что мои часы сочтены… — Бриенна понимала, что королева, вне зависимости от того, чем все обернется, сможет вернуться домой в Хайгарден. Даже в случае своей победы Станнис не осмелится казнить младшую сестру нового лорда Простора, рискуя вызвать новое восстание среди своих вассалов. Но у нее такой возможности не было. Дочь мелкого лорда, рыцарь Радужной гвардии, одна из ближайших приближенных того, кого они считали узурпатором… В самом лучшем случае она могла провести остаток дней в монастыре Молчаливых Сестер — и это было последнее, чего она желала. Лучше уж погибнуть в неизбежной битве, в которой у тех, в кого она когда-то верила, но давно перестала, не было ни малейшего шанса на победу. Это был единственный исход жизни, которого она заслуживала. — Так не должно быть, леди Бриенна. Может, у нас еще получится договориться… Возможно… — Я в это не верю. Король ведет свой корабль прямо на скалы и полон решимости разбить их — или пойти на дно, утащив нас всех вместе с собой, — ответила Бриенна. Этот разговор выпил из нее остатки самообладания даже быстрее, чем увиденная сегодня казнь. — Прошу меня простить… Я только что вспомнила об одном неотложном деле в башне Белого меча. Как только я с ним закончу я сразу вернусь. Если вы не против… — Нет, конечно, делайте то, что должны. И впредь… Если вы в чем-то сомневаетесь или чего-то опасаетесь, не стесняйтесь обратиться ко мне. Вы совершаете великий подвиг, защищая нас, леди Бриенна. И я готова сделать все, что от меня зависит, чтобы попытаться это бремя облегчить, — ответила Маргери. «Пустые слова», — подумала Бриенна. — «Мы все здесь пленники, которых охраняют два тюремщика — ее брат и ее муж. Только ей положена камера со всеми удобствами, в которой она может пересидеть бурю, тогда как остальные…» В башне Белого меча было тихо, как в могиле. Когда Бриенна явилась сюда, в башне не было ни души — только пыль и призраки прошлого. Она была единственной, кто еще жил в этих комнатах, хотя здесь было достаточно место для всех королевских гвардейцев, включая лорда-командующего. Из уважения к нему Бриенна по-прежнему спала в одной из небольших комнат на втором этаже — возможно, она надеялась, что в какой-то момент сир Лорас займет подобающее ему место, но тот пока не сделал ни единого намека на то, что готов так поступить. Единственной ее компанией здесь была Белая Книга, лежащая на большом столе в форме щита — там же, где и в тот самый день, когда они захватили замок. В теории, лорд-командующий должен был вписать в эту книгу имена всех, кто нес службу в Белом братстве, но за все это время ее рука была единственной, кто прикасался к этим страницам. Ни ее имя, ни имена ее товарищей по Радужной гвардии так и не появились здесь — и она не собиралась это исправлять. «А ведь я могла бы стать первой женщиной, о которой будет написано в Белой Книге…» — подумала Бриенна, перелистывая древни фолиант. — «Но мы не заслуживаем того, чтобы сюда попасть. Мы не Королевская гвардия. Мы фарс, насмешка, которая должна скоро сгинуть в истории. Бриенна Синяя, Бриенна Уродина, Бриенна Дура… То, что Ренли не вручил нам белые плащи… Наверное, это единственное, что он сделал правильно». Она быстро вытащила из ножен меч и вытянула руки, направляя лезвие себе в горло. Острый конец лег на ее горжет, холодная сталь ласкала горло. Руки предательски дрожали. Сир Гудвин, который когда-то учил ее владению мечом, говорил, что руки, держащие оружие, никогда не должны дрожать — враг не должен видеть ее страха. Но он никогда не говорил ей, как поступать, когда она сама окажется собственным врагом. «Всего одно движение. Одно простое движение — и все будет кончено…» Она не смогла. Она выпустила меч из рук и он зазвенел по каменному полу. Она медленно стянула с себя доспехи, легла на кровать и провалилась в сон, надеясь, что когда-нибудь она проснется — и этот кошмар наконец-то закончится.