Наброски

Они все вместе мило общались — Эрик познакомил Кристину со своими детьми — Густавом, Мелоди и Шарлем, и внуками. Самая младшая из них — Фрея, ей всего три, девочка забралась к Кристине на колени. Старушка была очень рада вниманию столь прелестного ребёнка, ворковала с ней — очень быстро Фрея заснула у неё на руках. — Видите, а вы переживали, что одиноки, — обратилась Кристина к Эрику. — Вас любят дети и внуки, вас навещают… Медсестра позвала Кристину на очередной осмотр, и, передав Фрею Шарлю, ушла, сказав, что было приятно познакомиться с такой большой и дружной семьёй. Всё это время Эрик едва сдерживал слёзы, а стоило ей уйти, расплакался, спрятав лицо без маски в ладонях. — Пап… мама… она до сих пор не узнаёт нас… — то ли вопрос, то ли утверждение от Мелоди. — Она может не узнавать меня, я всего лишь её муж, но Кристина словно и не видит, как вы все похожи на неё. — Особенно Фрея, — поддержал Шарль, укачивая племянницу на руках. — Копия мама, какой она была на фото в молодости. Мы думали, что если придём все, то она хоть немного вспомнит нас. — Она думает, что у неё никого нет, — Эрик всхлипнул. — Кристина не хотела быть одинокой даже больше, чем я. Иногда она видит во мне только соседа по палате, и лишь на несколько минут вспоминает, что я её муж, что у неё есть вы — наши дети и наши внуки, что она не одна. Она даже не знает, что вы пришли к ней. Густав, словно маленький мальчик, сел ближе к отцу — ему больше всех было не по себе от того, что мама никого из них не узнала, смотрела, как на чужаков. Заметив сына рядом, Эрик убрал руки с лица и обнял сына за плечо. — Мама не помнит мою дочь. Она ведь так радовалась Фрее. Это было недавно — несколько лет назад. Сквозь невыразимую печаль отец и дети улыбнулись — у Густава двое сыновей, у Мелоди тоже, а Кристине очень хотелось внучку. — И мама помнила, что это имя было у бабушки — её мамы, — кивнула Мелоди. — Она плакала от счастья, а увидев её, взяла с младенца обещание… — Прожить счастливую жизнь, — произнёс Эрик. — Пап… — вдруг спросил Шарль. — Мама больше никогда нас не вспомнит, верно?