Невермор

Хлопок двери, отрывистый и приглушённый, на мгновение разбавил вечернюю тишину. Стэнли, переступая один порог внутри впечатляюще просторного здания за другим, даже не пытался поднять голову и придать себе гордый вид. Не видел смысла растрачивать силы, и без того почти отсутствующие, на притворство. Хотя бы до тех пор, пока позади не осталось несколько десятков ступеней винтовой лестницы и длинный коридор. Дорога к спальне занимала чересчур много времени, в особо тяжёлые дни она казалась едва ли не бесконечной, но определённо того стоила. Как только очередной проход остался за спиной, а Стэнли в полном обзоре открылся вид на заветную дверь, он вздохнул. Потёр виски в попытках избавиться от головной боли и некоторое время простоял неподвижно, не решаясь крепко обхватить ладонью металлическую ручку. Он хотел оставить снаружи переживания, коих за день скопилось немало, и не травить чистый воздух в святейшем месте тяжёлыми раздумьями. Но ничего не получалось. Невозможно было разом избавиться от всего, что так сильно тревожило усталую душу. И меньше всего на свете Стэнли хотел заставить переживать за себя из-за утомлённого, измученного вида. Ведь свою участь он в один ряд не ставил с тем, что пришлось испытать его близким. Спустя несколько секунд он, более-менее собравшись и настроившись, дёрнул вниз рукою. В тот же миг вожделенная дверь, не без помощи толчком, поддалась и представила комнату, такую родную. Все элементы интерьера были выполнены в одной стилистике, по-королевски роскошной. На дорогой деревянной мебели по краям резьбы, что украшала каждый обод, красовались золотистые каёмки. Они наливались бликами от малейших подрагиваний пышных тюлевых занавесок, стянутых тесьмой, и так же реагировали на хрусталь в громадной люстре. Жаль только, со временем всё меньше радости и положительных эмоций приносило пребывание внутри тёмных стен. — Ты сегодня поздно. Раздался размеренный и спокойный голос, что так гулко отзывался в сердце всякий раз, стоило лишь зацепиться краем уха за его мелодию. — Незначительное отклонение от запланированного расписания позволило с определённой долей уверенности предположить твоё присутствие здесь. Однако реальность превзошла мои прогнозные модели. И, встрепенувшись от оставленного плавной речью неизгладимого следа в груди, Стэнли поднял взгляд. Воздух, зажатый между сомкнутых в тонкую полосу губ, соскользнул при первом же кратком выдохе вместе с неуловимым ахом. Глаза его, пробежавшись по знакомым очертаниям тонкой фигуры, наполнились непередаваемым блеском и вернулись к натуральному светлому оттенку от прежнего безжизненного мрака. Ксено сидел неподвижно. Спиной ко входу, ликом — к длинному панорамному окну, и, казалось, даже не дышал, прожигая взглядом одну статическую точку. Он не стал оборачиваться, как не стал и продолжать односторонний разговор. Либо для начала хотел дождаться ответа, либо просто не считал, что момент требовал дополнительных слов. По заправленной кровати, изогнутой под тяжестью его веса, стало ясно: ложиться в одиночку Ксено не планировал. Он верно ждал, не утрудившись ни переодеться из повседневной одежды, ни включить лампу. Впрочем, понимаемо. Сияющей за окном луны вполне доставало, чтобы озарить просторную комнату неярким голубоватым светом, позволяющим различать как контуры вещей, так и линии тёмного силуэта единственного присутствующего. Бледные лучи россыпью падали на острые ключицы, разливались по рукавам и окутывали прямую, как струнка, спину полупрозрачным одеялом. Взгляд Стэнли особенно задержался на обнажённой шее, причём совершенно неосознанно. Он тяжело сглотнул, изучив, как холодный свет оглаживал нагие участки кожи Ксено, и сделал один шаг вперёд, за ним — второй, а там и третий. С каждым из них сладостное головокружение ощущалось всё более сильным, стремящимся к саморазрушению. И, наконец, он сумел сделать то, ради чего прожил очередной день жизни. Обошёл кровать, опустился на одно колено и слегка задрал подбородок для налаживания зрительного контакта. Эти глаза напротив, полные пленительной красоты, имели удивительный гипнотический эффект. В сочетании с манящими губами, подобно пыли румянца бледно-розовыми, они словно создавались могущественным оружием, вводящим в забытье от переизбытка совершенного. — Прости. Хотел вернуться раньше, да не мог. Обворожительность, что Стэнли находил в самых обычных — для всех, кроме него — человеческих чертах, сводила с ума. Выбивала из колеи, опустошала разум, захватывала тело и всецело подчиняла. Порой возникало чувство, что во всём мире не соберётся количество любви, которое наполняло его сущность от одного лишь Ксено. — Как ты? — Стэнли легко склонил голову и сразу потянулся к упавшей на лоб от этого действия чёлке. Загороженный обзор — последнее, чего ему хотелось в подобные моменты. Оттого мешающие волосы приходилось прятать за уши. То же самое он вскоре проделал и со светлыми прядями перед лицом Ксено, скрывающими картину восхитительной притягательности. — В порядке, — заверение Ксено сопроводил сдержанным кивком, подтверждая достоверность собственных слов, — если не считать, что мои попытки исследования в очередной раз провалились. Уже не первые сутки результатом длительной и нудной возни в лаборатории становилось именно это. Если точнее, ничего. Та проблема, на поиск решения которой уходили все ресурсы, отнимала невообразимо много сил для нулевого результата. — Хотя ты вряд ли ожидал услышать что-то другое. Предсказуемость негативного исхода обусловлена очевидностью безысходности моего вида. — Не говори так. Стэнли возразил моментально. У него под коркой было заложено развязывать споры, когда Ксено начинал обесценивать приложенные усилия. — Плохой результат — тоже результат. Ты намешал что-то, но оно не подействовало? Зато теперь знаешь, что снова его использовать не придётся. Чем не продвижение? Ироническая усмешка ясно подчеркнула несогласие Ксено с услышанным, но чётко аргументировать и заострять внимание на чужой неправоте он не стал. За день растратил весь настрой, которого и без того почти не находилось, исключительно на негатив. Оно и неудивительно: вряд ли ему могло хотеться думать о радостях жизни после очередного провала. Несомненно, за годы работы учёным с ним не раз случались неприятности, он успел признать метод проб и ошибок и верно следовать ему, однако нынешний случай — другой. Совсем, совсем другой. Не тех масштабов, рисков и потерь, чтобы бесстыдно выделять себе больше времени на повторные попытки после очередной неудачи. — Ладно. Давай лучше о хорошем, Ксено. Хотя бы сейчас, — предложение прозвучало как обычное утверждение, — как там твой Сенку? Ничего нового не написывал? Он тот ещё любитель завалить сообщениями. — «О хорошем», — голосом, пронизанным сарказмом насквозь, Ксено повторил эти два слова втрое тише и по-загадочному грустно, также не забыв закатить глаза, — ты прекрасно знаешь, Стэн, что я давно ему не отвечаю. Какие оправдания я могу использовать в свою защиту, чтобы так яростно избегать личной встречи, которой сам немерено жаждал? Довольно часто, чего уж прибедняться, Стэнли слышал из уст Ксено рассказы о невероятном мальчике, что чуть ли не ежедневно засорял его электронную почту сотней писем, ни одно из которых на протяжении многих лет не оставалось безответным. Но после трагедии, что застала их несколько месяцев назад, многое изменилось. — В последний раз он писал около двух недель назад. Никак не прекращал упоминать, что знает «нечто важное», и грозился начать искать меня самостоятельно, если я так и не снизойду до возобновления общения. На этом я прекратил даже прочтение. Надеюсь, он просто смирился и оставил эту идею. Ведь вряд ли я сумею заявить о вынужденном отказе от наших грандиозных планов, выстроенных десятилетием. Стэнли поджал губы. Иглы нелепой сентиментальности въедались ему под кожу всякий раз, когда приходилось выслушивать от Ксено о вещах, способных его расстроить. — Ах. Предаваясь этим мыслям, я едва не ушёл в них с головой, но куда более предпочтительным изначально считал спросить: что по поводу тебя, Стэн? И юнош, с которыми ты столкнулся прошлой ночью? Я так и не услышал полную историю. — Нет. Отказ говорить прозвучал резко. Слишком жестоко для Стэнли, который всегда общался с Ксено предельно ласково. — Просто… давай не будем, хорошо? — Ты не хочешь даже упоминать это? Неужели всё настолько плохо? В основополагающее Стэнли не ставил игнорирование вопросов Ксено, но ничего другого у него делать не получалось. Ворошить события, которые всего десять минут назад он мечтал забыть или хотя бы отложить на второй план, не хотелось от слова совсем. Жаль только, молчание также представляло далеко не лучшую модель поведения. — Стэн?.. — Тихо позвал Ксено, явно напрягшись. Несмотря на то, что Ксено сегодня имел причины сидеть без настроения, его говор звучал до невозможности странно. Поникло, отчаянно, как совсем не должно быть. Он редко падал духом, — обычно не делал так вовсе — поэтому и привлёк внимание отсутствием пары децибел в голосе. — Боги, — инстинктивно Стэнли потянулся в карман за сигаретой и зажигалкой, но доставать их не стал. Временно, — не нагружайся, Ксе, у меня полный порядок. Я просто пока не придумал, что делать с этими двумя. Может, когда ты найдёшь лекарство или вроде того… станет ясно. А до тех пор всю ответственность за них беру на себя. А ведь Ксено, и без того раздосадованный, даже не знал полной истории про Рюсуя и Сая. Он не мог целиком разобрать значимость слов в конце, но нутром чуял наличие неозвученных неприятностей. Накануне перед сном Стэнли лишь вкратце рассказал, что задержался в связи с неожиданной встречей посреди их обширных лесных владений. Бросил несколько слов о том, что возникли какие-то проблемы, но он уже «успел их уладить». Или, скорее, заморозить. Конечно, Ксено догадывался. Не просто так ведь Стэнли принёс ему запись разговора на японском и попросил досконально изучить. Всё выглядело безумно подозрительно, однако лишние вопросы могли вывести на тяжёлый разговор, коих в последнее время становилось слишком много. — Ты мрачнее обычного. Может, спать ляжем? Тяжёлый выдался день. А к утру восстановится твой привычный настрой, тот, что с тягой к сложным задачам, а не хандрой от них. Но Ксено не выразил активного согласия. Наоборот, с каждым словом он всё сильнее сжимал руки в кулаки и прикусывал губы, будто чужие слова вызывали у него нестерпимую боль. И, не дожидаясь, пока Стэнли смутится подобному поведению окончательно, решил задать один вопрос. Зажмурился, тяжело выдохнул, преодолевая неприятное стягивание груди, и бросил тихо, неуверенно: — Стэн, скажи, — он сделал паузу, будто хотел передумать продолжать, пока не стало слишком поздно. Но вовлечённый взгляд напротив застал его врасплох и вынудил закончить мысль, — являюсь ли я для тебя… обузой? Сердце Стэнли упало в тот же момент, как с языка Ксено слетело это слово. «Обуза». И как только можно было это вообразить? Каким образом? Вселенная должна сойти с ума, не меньше, чтобы в голову Стэнли посмели хотя бы закрасться схожие мысли. — Ксено. «Обуза»… Ксено беспокоился об этом. Не мог не беспокоиться, когда то и дело возникали трудности, связанные с ним косвенно или напрямую. Но, тем не менее, это воспринималось самым глупым, что могла выдать эта неимоверных способностей голова. Стэнли сидел на коленях, и это единственная причина, по которой он не упал на них в тот же момент. Количество слов, существующих в мире, казалось до смешного ничтожным, чтобы описать переполнявшие его чувства. Он был готов забыть их, все до единого. Потерять память, а вместе с ней и способность говорить на английском. Вместо родного языка создать новый, общаться на котором пришлось бы с одним только Ксено, — язык любви. И состоял бы он всего из трёх простых слов: я тебя люблю. Он мог отказаться от всего человеческого. Или признать, что Ксено — Божество, обернуться священником и сакраментально стереть колени в кровь, глубоко преклоняясь перед его иконой. Служить ему до конца жизни. Этой, следующей и всех остальных. В любой вселенной и любом перерождении, если таковые существуют (спорно). Он знал, что, возможно, под грузом невыносимой боли способен позабыть собственное имя. Однако ни в коем случае из подсознательной памяти не пропало бы то, как нежно и мягко Ксено когда-то произносил его на ухо, растягивая каждый звук. — Неужели из всех вещей, что с нами приключились, ты переживаешь именно за это? Белые перчатки, что провели на руках Стэнли целый день, быстро оказалась снятыми и брошенными на пол. Ничто не должно было помешать ему, исподволь приподняв голову, невесомо прикоснуться подушечками пальцев к щекам Ксено. По светлым ресницам, прячущим смущённый взгляд, пронёсся благоговейный трепет. — Несмотря на некорректность моего вопроса, его игнорирование я счёл недопустимым. Всё же персистирующий дискомфорт, преследующий- Но объяснения были излишни. Стэнли незамедлительно прервал начатый монолог, приложив указательный палец к его чарующим губам, — что, в воздухе что-то есть? — и не смог унять собственную дрожь, вызванную столь незамысловатым действием. Каждое касание было равносильно поцелую, возносящему гимн дивной красоте Ксено, и эхом отзывалось в теле: особенно в кипящей крови и разгоряченной голове. — Тише. Я задал риторический вопрос, — поймав ладонью прерывистый выдох, он понял, что, должно быть, так себя чувствуют в раю, — а что касается твоего… ни в коей мере. Нет. Никогда и ни за что ты ею не станешь. Земля быстрее перестанет вращаться, чем Стэнли откажется от клятв, данных много лет назад. Он не мог и не хотел делать этого. Особенно когда сидел в считанных сантиметров от личной области гравитационного притяжения. То, как лицо Ксено сияло под лунным светом, было почти неземным. А призрачный голубой флёр, окутывавший бархатную кожу, подчёркивал его неподдельную элегантность. Блаженный момент мог длиться вечность или даже больше, будь на то воля исключительно двоих. Но телефон в кармане Стэнли, что так внезапно зазвонил, разнося по комнате негромкую мелодию, вынудил прервать созерцание прекрасного. Вдобавок Ксено, мельком увидевший имя нарушителя спокойствия, всем видом умолял ответить. Очевидно, ему невозможно отказать. Да Стэнли на деле не планировал. Он сам почувствовал, что сердце пропустило удар от радости, в один момент подкатившей ко внутренностям вместе с волнением, без замедления принял вызов и поставил на громкую связь, проронив краткое: — Слушаем, родной.

***

С тех пор, как внутри безумно подозрительного помещения с решётками разнёсся пронзительный крик Сая, прошёл день. Оглушительные звуки впитались в обшарпанные стены, слились с ними, и довольно продолжительное время, даже когда фактически утихли, не прекращали бить по барабанным перепонкам Рюсуя. Их отклик не покидал больную голову ещё долго, слишком крепко там засел. Не разбавляло атмосферу и тяжёлое дыхание Сая, перемешанное со стонами ужаса, испуга и периодически вырывающимися воплями. Они прекратились лишь к тому моменту, как он, вымотанный и уставший от большого количества эмоций, погрузился в неспокойный сон. Помог с этим голос Рюсуя, уверенный и громкий, что ни на минуту не прекращал озвучивать слова поддержки и ободрения, насколько бы плохо всё ни было. И сам он отходил к сновидениям далеко не в лучшем состоянии хотя бы по той причине, что никак не мог оценить масштаб катастрофы, приключившейся с ногой брата. «Это не то, что ты хочешь видеть». Время от времени фраза, услышанная ранее, прокручивалась в голове Рюсуя, но он не мог уцепиться за её суть. И кем только Стэнли себя возомнил, раз считал себя всезнающим в данном вопросе? Впрочем, чем больше бесполезных мыслей загружало мозг, тем тяжелее проходил процесс адаптации к окружающей обстановке. А Рюсуй, в какие ситуации ни попадал, всегда старался держать себя в руках и приспосабливаться к тяжелейшим условиям, поэтому не забывал отгонять их в секунды, когда голова касалась подушки. Её наличие, как и одеяла, всё ещё казалось довольно странной деталью. Кем бы загадочный Стэнли ни был на самом деле, его поведение во многом не поддавалось логике. — Жадность, — не отрывая взгляда от стены напротив, произнёс Рюсуй. Последние полчаса, если не больше, они с Саем играли в слова. Поначалу он считал нелепым предлагать нечто подобное, но, как только услышал, как брат проснулся, но всё ещё страдал от невыносимой тревоги, понял, что лучшего способа проводить время не придумать. Во-первых, помогало отвлечься от каменной ноги и сосредоточиться на чём-либо другом. Во-вторых, немного расслабляло. Нехватка отдыха сильно сказывалось на моральном и физическом состоянии, поэтому без неё никуда. В-третьих, помогало прийти в чувства и разогнать мозги сразу после пробуждения. — Трассировка, — быстро ответил Сай, почти не потратив времени на раздумья. Звучал он, правда, далеко не так бодро, как поддерживал игру. — Амортизация, — Рюсуй не отставал. Он задрал голову и медленно покачал ею в разные стороны, разминая шею. Цепочка «ярлык» — «капитал» — «листинг» — «глобализация» — «ядро» продолжалась ещё долго. С каждым новым шагом Сай говорил всё увереннее, будто начинал по-настоящему вырываться от оков сна и понимать, где находился. В конце концов, он и вовсе завис после слова «оптовик». — «К»? Хм, — иные мысли, похоже, отдалённые и ничуть не связанные с их диалогом, сбили Сая с продолжения и вогнали в задумчивость, — к, к… как думаешь, Рюсуй, может получиться немного деформировать замок с помощью устройств, которые тут лежат? Конечно, Рюсуй понятия не имел, что подразумевалось под этой фразой. — Каких устройств? У тебя что, что-то есть в камере? — Уточнил он, не скрывая удивления, и оглянулся по сторонам. У самого-то в распоряжении не имелось ничего, кроме голых стен и типичных бытовых приспособлений, постельных и обеденных. — М-м, — судя по звукам, что стали доноситься сразу за стеной, Сай действительно начал рыться в каких-то металлических предметах неизвестного вида и назначения, — здесь столько всего… источники света и звука, экраны, решётки и датчики. Их целая гора. Как-то странно, с чего бы подобному оказаться в полицейском участке? — О, Сай, совсем забыл тебе сказать, — впервые за последнее время Рюсуй нашёл силы щёлкнуть пальцами, когда в голову стрельнуло важное осознание недосказанного, — мы не в полицейском участке. — Что? — Сай удивился искренне. Настолько, что не сразу поверил в правдивость услышанного, — как это? А где тогда? — Понятия не имею. Кто знает, сколько извращений на уме у этого Стэнли Снайдера, раз он затащил нас за решётку, не имея при себе даже поддельного значка шерифа. Ничего хорошего речь Рюсуя в себе не несла, пусть произносил он её довольно сдержанно. Успел переварить поражающую информацию и уже в некоторой степени смириться с ней за часы пребывания взаперти. — В смысле? Ты, должно быть, шутишь надо мной- Сая прервал звук стремительных шагов, раздавшийся со стороны. Должно быть, они принадлежали Стэнли — больше ни единая душа до сих пор не показывалась на глаза заключённым и, тем более, не приходила свидеться лично. Вскоре догадка подтвердилась. Тратить время на приветствия никто не стал, — не хотелось — но Стэнли ради приличия кивнул, как только пересёкся взглядами с Рюсуем. Диалог, как ни странно, тоже завёл первым, хотя прежде не отличался особой любовью к пустопорожнему трёпу. — Не холодно? — Задал он вопрос неожиданного содержания и подошёл ближе, прямо к решётке. В руках у него был крепко сжат пластмассовый поднос с большим количеством тарелок, а с плеча свисали два комплекта термобелья, — я оставил вам самые тёплые одеяла, но решил дать ещё одежду. Если надо, могу принести обогреватель или мои армейские грелки. Образ Стэнли не сильно отличался от того, что сохранился в памяти Рюсуя день назад. Он изменил цвет помады, теперь она была ярко-фиолетовой и очень липкой на вид, но губы всё ещё плотно сжимали очередную сигарету. — Какая забота с твоей стороны, «мистер полицейский», — Рюсуй сам считал, что сарказм ни к месту в их положении, но не мог удержаться от нелестного комментария. В его голове просто моментально созрел план, как выведать знания, о которых шла речь минутой ранее. — Я уже говорил, ко мне не относится это обращение, — чёткий и лаконичный ответ, как и ожидалось. В следующую секунду Рюсую подали завтрак. Слегка запоздалый, как ощущалось по биологическим часам, но невероятно ароматный. Слюнки потекли от одного только вида горячей пасты с креветками, а салат с орехами и десерт, громадный кусок шоколадного торта, только подкрепили вмиг возросший аппетит. Сай тоже не остался без еды. Он получил идентичный набор продуктов и кратко пискнул, выражая нечто наподобие благодарности за оказанную услугу. — Помню, было дело. Почти инстинктивно схватившись за вилку и придвинувшись к тарелкам, Рюсуй облизнулся. При этом трапезничать с ходу он не приступил, поставив в приоритет продолжение разговора. — Но верится с трудом. Куда же мы попали, если не в полицейский участок? Уверен, ты притворяешься, словно на деле не имеешь отношения к своей работе, чтобы мы не подали жалобу или не выступили свидетелями в суде за ненадлежащее отношение. Но попытка Рюсуя вывести Стэнли на нужную ветвь обернулась сокрушительным провалом. Буквально сразу, как он закончил говорить, его одарили самым скептическим взглядом из возможных. Глянец в прищуренных глазах истошно кричал о том, насколько бессмысленными оказались старания. — Я понимаю, что ты делаешь, — без единой ноты сомнения кивнул Стэнли, — намеренно озвучиваешь заведомо ложные факты, чтобы я тебя поправил? Смело. Но на мне никакие трюки не сработают, знай. Научен долгим опытом общения с самым искусным манипулятором в мире. Неудача. Рюсуй сжал руки в кулаки, крепко вцепился ногтями в манжеты и сквозь зубы протиснул разочарованное «какая жалость». Радовало только, что вместо досады по большей части он испытывал жгучий интерес. Касательно себя. А Сай — совсем другое дело. Не попади брат в такую серьёзную передрягу вместе с ним, Рюсуй бы и слова плохого на нервах не сказал. Но вот присутствие всего одного человека, малейшие его переживания заставляли мысленно проклинать похитителя. — Тогда, может, ты надумал поговорить, Стэнли Снайдер? Объяснить, чего от нас хочешь. Ты угрожаешь нам за неподчинение, но самими приказами навредить не пытаешься. Как-то странно, не находишь? Так зачем воду мутишь? И что случилось с ногой Сая? Последнее — вообще отдельная тема для разговора. Сай описал всё так, словно от подошвы ступни по самое колено его правая нога оказалась покрыта гипсом. Вернее, очень странным гипсом: каменным и намертво приросшим к коже. Первая догадка, что возникла у них в ходе обсуждения данного феномена, звучала разумно. Должно быть, Стэнли, из первых уст в день похищения узнавший о возникшей с ней неприятности, помог. Оказал своего рода медицинскую помощь с ссадиной, ушибом или чем угодно другим, но отчего-то это объяснение всё равно казалось неправдоподобным. — Не мог ведь он сломать её, сидя в машине? Или мог? Это ты наложил ему гипс? По мере возникновения новых вопросов Рюсуй не только сразу озвучивал их, но и постепенно приступал к завтраку. Взял в руки тарелку и, намотав на вилку немного пасты с морепродуктами, без раздумий поместил её в рот. Страх отравиться отсутствовал напрочь: если бы их хотели убить, сделали бы это ещё давно, причём любым другим более удобным методом, коих существовало сотни. И, что удивительно, блюдо оказалось весьма неплохим. Оно пошло в горло куда легче, нежели предыдущие приёмы пищи. Сказывалось на том в основном ментальное состояние Рюсуя, медленное привыкание к новому окружению и скопившийся за утомительную ночь голод, но следующая фраза вырвалась у него почти неосознанно: — Ха, вкусно. Почти как у Франсуа. И впервые за время их встреч Стэнли не сдержал улыбки. Она мгновенно отразилась на его лице, слабая, но до одури красивая, и даже задержалась там на несколько секунд. В ней явно крылось не просто мимолетное выражение радости; это было нечто большее — скрытая внутренняя гармония, распустившаяся на губах, как луч сокровенного. — Спасибо. Ещё одно удивление — реплика Рюсуя не осталась без ответа. В отличие от абсолютно всех важных вопросов, что прозвучали ранее. Их существование откровенно игнорировалось единственным присутствующим в помещении человеком, которому было что-то известно. — Всё утро вместе с Ксено на кухне провели. Старались. Торт тоже обязательно попробуйте, коржи мы пекли сами. Он наставлял, а я делал. Настроение, прилипшее к Стэнли, для Рюсуя оказалось достаточно сложным в понимании. С одной стороны, казалось, что он напряжён; пережил сложную ночь, мало спал, но, с другой, в то же время он вёл себя расслабленно. Будто не выспался, но всю ночь провёл за возвышенными беседами. Синяки под глазами он хорошо замаскировал косметикой, а здоровость оттенки кожи под искусственным освещением определить представлялось тяжёлой задачей, но Рюсуй всё равно их заметил. Правда, никакие признаки плохого сна ничуть не понижали его великолепие. И снова это имя, «Ксено». Окутанное тайной и произнесённое с нежностью, на которую, казалось, не может быть способен человек, грозящийся при первом же удобном случае снести голову невинному встреченному человеку одним выстрелом. — Согласен. В-вкусно, — Сай говорил значительно тише, чем брат, но всё равно оставался услышанным. Удивительно, откуда он вообще находил силы так разговаривать, будучи человеком впечатлительным. Должно быть, разговоры с Рюсуем не прошли даром, а возымели необходимый в нынешних условиях терапевтический эффект. Кивнув, Рюсуй продолжил жадно делать один укус за другим. Его слегка смущало лишь то, что Стэнли при этом не отходил ни на шаг. Он продолжил неподвижно стоять над душой, но точно не чтобы напрашиваться на комплименты и дальше. Будто не решаясь озвучить какое-то слово, он периодически вынимал сигарету изо рта, приоткрывал губы и замирал, но быстро отряхивал голову и возвращался к молчаливому курению. Неловкости в воздухе не повисало, но всё равно такое поведение не могло не вызвать вопросы. — Ты всё думаешь, как ответить на мои вопросы? Рюсуй спросил, скорее, в шутку, ведь прекрасно понимал, что распинаться перед ним не собираются. Однако Стэнли уже трижды за пять минут успел его впечатлить, выдав абсолютно неожиданный ответ после очередной затяжки дымом. — Калибр. Поначалу идей, к чему могла быть приурочена фраза, не возникло ни у кого. Поэтому Стэнли, быстро уловив это по выражениям лиц собеседников, невозмутимо пояснил: — «Поговорить». Ты сам предложил, да, Рюсуй? Я поддержал беседу. Калибр, вам на «р». Игра, точно. Они с Саем остановились как раз на слове «оптовик». — А ты слышал весь наш разговор? — Утолить интерес не получилось, пришлось спросить напрямую. В очередной раз. — Прекрати спрашивать то, на что я не хочу отвечать, — рявкнул Стэнли довольно резко по сравнению с тем, как общался раньше, — вчера у меня было два сложных разговора подряд. Так что не надо противиться. Либо продолжайте, либо нет. — Регистр, — как ни странно, Сай подхватил первым. Ему меньше всех хотелось ссориться или ругаться, поэтому первой идеей, возникшей у него, было продолжить без пререканий. И, возможно, это даже лучший вариант из всех. Не у одного Стэнли вчера были сложные разговоры. Некоторые вещи иногда стоило оставлять на «потом». Особенно когда казалось, что они могли позволить взглянуть на человека по-новому. Так что, в конце концов, Рюсуй выдохнул. «Рентабельность».