Невермор

— С добрым утром. Вижу, отходишь от снотворного. Отголоски неприветливого голоса, кажущегося по-нехорошему пьянящим и размытым, пробивались сквозь пелену тяжёлого сна. Тело ныло от неудобного положения, в котором пришлось лежать последние несколько часов, если не дней. Рюсуй, как-никак, понятия не имел, сколько времени пробыл без сознания и где вообще очнулся. Определить это сразу он также не мог, ведь раскрыть тянущие жгучей болью глаза удалось с огромным трудом. Впереди всё плыло, вечно неподвижные бетонные стены гуляли по сторонам, а однотонный блеклый потолок сиял призрачными огнями восковых оттенков. Окутанное туманом сознание и приглушённые чувства ушли на второй план, уступая приоритет попыткам вернуть контроль над неуправляемыми конечностями. Подняв ватную голову с парчовой подушки, обнаружение которой стало удивительным, Рюсуй вцепился пальцами в растрёпанные волосы и разбил слипшиеся из них в холодном поту пряди. По затёкшим мышцам беспрестанно носилась слабость, значительно замедляющая процесс возвращения к реальности. Первые старания приподняться никак не могли увенчаться успехом. Зато со временем, к счастью, весьма скоротечным, помимо серых очертаний помещения Рюсуй различил свои руки. Так, от них он медленно стал переводить взгляд то на грязный пол, то на осевшую по всем поверхностям смоль от курения, то на мрачные обшарпанные стены. Интерьер выглядел неприлично дорого, но совершенно неухоженно, будто о его состоянии давно никто не беспокоился. Некоторые детали, пусть в голове пока не успели подвергнуться тщательному анализу, смутили с первых секунд. Например, полное отсутствие окон, декора и мебели, за исключением раскладной койки. Лишь гнетущая пустота и ограниченность, как в тюремных камерах — ни единая картина или фарфоровая вазочка не радовала присутствием. А последним, самым жутким элементом, стала настоящая решётка вместо четвёртой стены. Сразу за ней постепенно зрение Рюсуя фокусировалось на уже знакомом силуэте. Несмотря на ужасающую боль при каждом движении, по совместительству являвшуюся причиной спутанности разума, он моментально узнал по размытой фигуре своего недавнего похитителя. Всё остальное вполне справедливо и обоснованно ощущалось чужим, непривычным, и вызывало неистовое отторжение. В том числе собственная плоть. В голове, поднятой с неимоверными усилиями, моментально вспыхнула сотня вопросов. Каждый из них легко мог сопровождаться тревогой и неприятным сдавливанием в грудной клетке, но Рюсуй старался сдерживаться и не загоняться в потаённые углы пугающих предположений. Что за отвратительное место? Сколько времени прошло с момента судьбоносной встречи в лесу? Какова цель похищения? Всё это имело огромное значение в рамках ситуации. Однако первым, что услышал человек напротив, встретившись с только-только пробудившейся жертвой, стало нечто абсолютно иное. Фраза, произнесённая дрожащим, неокрепшим голосом, на долю секунды заставила замереть даже воздух, не говоря о сердцах присутствующих. — Где Сай? Новый знакомый Рюсуя, если так целесообразно называть похитителя, сменил образ. Он избавился от громоздких составляющих прежнего вида со странным снаряжением: некогда обременявшей его грудь прямой кирасы и давящим на шею подобием металлического медвежьего капкана — раздвижным шлемом. Теперь статную фигуру, растворённую в заспанном обзоре, подчёркивали разве что чёрные брюки и того же цвета тонкая водолазка на молнии, причём донельзя обтягивающие. Выглядел такой наряд весьма просто и ничуть не вязался с профессией, представителем которой в последнем разговоре назвался носитель. По миловидной внешности сразу и не сказать, что он носил огнестрельное оружие, при первой удобной возможности грозился снести голову и промышлял похищением людей. Последнее, правда, под вопросом, но иных версий происходящего не всплывало. Окружение, если притягивать за уши, за полицейский участок с горем пополам сойти могло, но вот метод попадания туда — нет. Мужчина смотрел прямиком на Рюсуя и в полной мере позволял изучать собственные черты лица. Он курил, как ранее в лесу, и время от времени вытаскивал сигарету изо рта; в этот раз тонкие губы пачкали бумажную обёртку слоями матовой помады тёмного оттенка, близкого к кофейному. По распущенным волосам, чистым и аккуратно уложенным, скользили лучи мрачно-жёлтого освещения. Выражение лица, поначалу кажущегося смазливым, не предвещало ничего хорошего, наоборот, внушало всеобъемлющую мрачность и уныние. Столкнувшись с заданным вопросом, отвечать он не поспешил. Лишь усмехнулся, отчасти язвительно, и сдержанно покачал головой. «Деспот», — пронеслось у Рюсуя на языке, но он сам не понял, произнёс ли нелестное слово наяву. Настолько сильно онемело восприятие. Тем более в ту же секунду он невольно отвлёкся на прежде незамеченный фактор. Незнакомец сделал шаг вперёд, наклонился и свободной рукой просунул через железную решётку тарелку с едой. Вероятно, именно за этим он пришёл изначально — передать завтрак. — Кто ты такой и что, чёрт возьми, делаешь? Мне не нужна твоя еда. Лучше скажи, что с Саем, — Рюсуй мог звучать строго и неприветливо, но не хотел с первых секунд, ещё не до конца разобравшись во всём, начинать кричать и разбрасываться громкими обвинениями. Вопреки отсутствию аппетита он отметил, что еда выглядела невероятно заманчиво. На большой тарелке лежало сочное мясо, картофельный гарнир и небольшое количество свежих овощей мелкой нарезки. Запах также шёл необычайно вкусный, а через несколько секунд мужчина протиснул между прутьями и питьевую воду. — Нужна, — кратко бросил он ровным голосом и, посчитав дело выполненным, отряхнул ладони, — вы здесь надолго, парни, — следующая фраза прозвучала отчуждённо, задумчиво, и предшествовала длинной затяжке табачного дыма вместе с поднятым кверху взглядом из-под крашеных ресниц, — возможно, даже слишком. — Скажи, что с моим братом, — повторил Рюсуй просьбу, с каждым разом всё больше походившую на приказ, — что ты за полицейский такой, а? Разве так у вас обращаются с туристами? — «Полицейский»? — На бесстрастном лице на мгновение промелькнуло подобие непонимания. Правда, шестерёнки в светлой голове прокрутились довольно быстро, и со следующими кольцами дыма уточняющий вопрос исчерпал себя сам, — а, ты про это. Точно. Непринужденная реакция красноречиво говорила о том, что упоминание полиции не имело ни малейшего смысла. В поведении мужчины не прослеживалось и намека на беспокойство по этому поводу. Но он продолжил, решив довести диалог до логического завершения. — Вообще-то поначалу я думал разобраться по-хорошему, без пистолета, но каждая лишняя секунда ваших сомнений шла мне не на руку. Пришлось действовать резко. Только не говори, что поверил в ересь с проверкой на опьянение. И общайся потише, не то разбудишь своего… Сая. «Сая». Он жив. От простого косвенного подтверждения, вдруг прозвучавшего вслух, у Рюсуя спал груз с сердца. Постепенно туман в голове рассеивался и возвращал к полной осознанности, но боль по всему телу и спутанность, вызванная потоком противоречивых чувств, сильно замедляли этот процесс. Теперь же, услышав о присутствии брата неподалёку, большая часть проблем свободно ушла на второй план. Тремор в руках стал неторопливо утихать. — Он… он в порядке? — Рюсуй сделал глубокий вдох и выдох, выждав между ними четыре секунды для налаживания спокойствия, — где он? — Сразу за стеной. В соседней камере, — открытое игнорирование первого вопроса, но порядочный ответ на второй вызывали некоторые опасения. Хотя Рюсуй радовался и крупицам хороших новостей, — как проснётся, можете разговаривать, сколько влезет. Но советую для начала поесть. Пока будете гадать, не подсыпал ли я вам отраву, мясо остынет. Богатый и тонкий вкус утки раскрывается только при горячей подаче. При других обстоятельствах Рюсуй наверняка оценил бы рекомендацию. Только нынешний случай с ними связи не имел, даже неспокойную обстановку ничуть не разрядил, а лишь обострил смутную тревогу, вызванную необходимостью перейти к настоятельным просьбам. — Дай мне его увидеть, — «пожалуйста» застряло в горле. Рюсуй не источал вселенского отчаяния, но это вовсе не говорило об отсутствии переживаний на терзаемой душе. Особенно с учётом того, что невинное и весьма очевидное желание узреть Сая отчего-то послужило причиной для негативной реакции. Сделав очередную затяжку более небрежно, нежели раньше, и слегка нахмурившись, похититель — Рюсуй всё ещё имел право так его называть, несмотря на цивилизованный и конструктивный диалог — покачал головой. Некоторое время он определённо потратил на раздумья, какой ответ лучше дать. И, в конце концов, потомив Рюсуя несколькими десятками мучительных секунд, выдал лаконичное и строгое: — Нет. Что, разумеется, ни в коей мере не могло устроить Рюсуя. Сощурившись, он попытался выискать повод для отказа во взгляде напротив, но столкнулся лишь с размытыми испепеляющими бликами, не несущими в себе ничего считываемого. Похоже, тело привыкало к обстановке намного медленнее, чем она успевала меняться, ведь Рюсуй по-прежнему не мог чётко сфокусироваться на чём-либо одном. — Почему? — Произнёс он гораздо более надрывно и слабо, чем планировал, — мне нельзя просто взглянуть на него? — К сожалению, — как ни странно, даже в холодном ответе нашлось место отголоскам искренности, — поверь, это — не то, что ты хочешь видеть. Имея полное право возмущаться, Рюсуй решил именно так и сделать. Ему не нравилось, — впрочем, как и большинству людей на свете — когда кто-то говорил за него, особенно в важных темах, вроде стоявшей на повестке. С каждым новым услышанным словом он чувствовал, что внутри всё переворачивалось, а ощущения менялись: то тянуло в жар, то в холод, то всё вокруг плыло, то слишком резко замирало. Эмоциональное потрясение, гнетущая потерянность и физическая боль расшатывали оптимистичный настрой, насколько бы долго Рюсуй ни пытался его сохранить. — Не тебе знать, хочу я его видеть или нет, гад, — он почти выплюнул нелестную фразу вместе с порывом кашля. Не хватало только заболеть, будучи за решёткой сырого помещения неясного происхождения. — Стэнли Снайдер. Мне больше нравится, когда обращаются по настоящему имени, но на первый раз прощаю. Не привыкать. Если бы Рюсуй знал, что достаточно разок окрестить собеседника грубым словом для полноценного знакомства, то, возможно, сделал бы так раньше. Момента представиться получше у них до сих пор в самом деле не представлялось, не считая попытки достать «полицейское удостоверение», которого по факту вообще не существовало. — Нанами Рюсуй, если тебе угодно. Можешь ввести эту фамилию в поисковые системы и убедиться, что при необходимости я смогу обеспечить тебе любое вознаграждение, какое хочешь, и разойтись на доброй ноте, без скандалов и лишней огласки. Правда, я бы заговорил об этом после того, как убедился в сохранности Сая. В позе Стэнли, — имя прочно засело в голове Рюсуя — в его сухой, незаинтересованной мимике прослеживался скептицизм на грани с презрением. Словно он давно оценил всё, что ему могли предложить, и решил: это — ничто. Сравнял с землёй, с пылью под ногами. А, быть может, ещё хуже. Он скрестил руки на груди и на мгновение опустил голову, будто постарался скрыть промелькнувшее на лице эхо уныния. Однако вскоре — не более, чем через секунду — вернулся в прежнее состояние. — Единственное, чего я действительно хочу, не купить ни за какие деньги. Заявление казалось одновременно и максимально ожидаемым, и прямо тому противоположным. Очевидно, Рюсуй и Сай стали жертвами случайными, они ведь сами свернули в лес. А воровать всех людей подряд только в надежде получить за них выкуп — дело очень рисковое и далеко не факт, что окупаемое. С другой стороны, по их машине и одежде нетрудно оценить состоятельность и прикинуть, что достаток в конгломерате Нанами явно выше среднего. Но, впрочем, это суждение разбивалось об один простой вопрос: а что, если бы они не вышли на улицу? Вряд ли Стэнли среди ночи бросил по лесу лишь в ожидании какой-нибудь проезжающей машины, чтобы выйти на дорогу, остановить её и пригрозить водителю пистолетом. Часто ли находились нарушители законов, вторгающиеся на частную территорию, при существующих рисках? Вряд ли. Возможно, как раз об этом стоило завести разговор. Лес принадлежал Стэнли? А, возможно, нет. Ведь мысли о Сае, ни на секунду не покидавшие разум, сказывались на Рюсуе необыкновенно остро. Внутри билась ключом смятенность, переходящая в лихорадочную боязливость. Словно волна, накатывая на берег, эта эмоция постепенно превращалась в гнев, но не яростный, а глубокий и мучительный. Предположения блуждали, не находя опоры, а сознание упорно отказывалось поддаваться нарастающему давлению. Рюсуй почувствовал, как ногти впились в кожу. Он хотел вырваться из неустойчивого состояния, успокоить себя, но понимал, что это невозможно до момента разъяснения судьбы Сая. В голове мелькали образы, звуки, но все они были размытыми, нечёткими, как пробегающие по коже мурашки. Вскоре руки почти инстинктивно протянулись к решётке, хотели зацепиться за неё, попробовать погнуть, сломать прочные прутья, и произвести как можно более неприятный шум на зло себе же. Но пальцы, уже почти дотронувшиеся до металла, остановились в сантиметре от него. Ещё один глубокий вдох и выдох в попытке прийти в себя привёл к тому, что Рюсуй согнулся и схватился за голову. Выдирать волосы он не хотел, но всё равно неосознанно делал это. Тяжело дышал и путался в домыслах, пока, наконец, не смог сквозь превозмогание связать несколько слов в уточняющем вопросе: — Он… правда за стеной? Всего лишь спит? — Да, — Стэнли безучастно хмыкнул, — можешь попробовать прислушаться, если это что-то даст. «Если это что-то даст». Со слухом у Рюсуя в моменте имелись некоторые проблемы. В ушах словно находилась вата, и именно об этом Стэнли говорил. Но, намертво притихнув, Рюсуй всё равно смог различить некоторые звуки, разбавляющие тишину. Чьё-то тяжёлое дыхание, посапывание и редкие стоны. Много времени для распознания родных особенностей не потребовалось, только пара секунд ушла на проверку, не начались ли слуховые галлюцинации на фоне пережитого стресса. Нет. Это действительно Сай. Где-то совсем неподалёку. И, похоже, данное наблюдение Рюсуя, успокаивающее и вселяющее надежду, вмиг оказалось замечено и сопровождено комментарием. — Пойми, я заинтересован не в том, чтобы причинить вам боль или навредить. Наоборот, будь моя воля, в жизни бы не допустил такого дерьма. Но так уж вышло, а вы, парни, влипли по полной. Влезли, куда не надо, а мне теперь разгребать. И, тихо цыкнув, Стэнли потушил окурок о стену позади. Тут же он достал из кармана новую сигарету, антикварную немецкую зажигалку и закурил по новой, не устраивая лёгким ни малейшего перерыва. За пару мгновений, потраченных на эти несложные действия, он понял, что лучше бы говорил ближе к сути, чем уходил к загадочным нравоучениям, не вносящим ясности. — Но речь не об этом. Как погляжу, ты не особо-то нервничаешь, когда дело не касается Сая. Так спокойно заговорил о вознаграждении. Мне это идёт в плюс. Рюсуя сбили с толку несколько простых предложений. Слова висели в воздухе, словно лишенные смысла. Молчание, подобающее гнетущей атмосфере помещения, некоторое время разбавлялось лишь тихим тлением сигареты. Стэнли продолжал неспешно курить и, судя по настрою, готовиться к чему-то. Не то чтобы у Рюсуя даже в подвешенном состоянии, присутствовало желание просто молча торчать в странной камере, поэтому он продолжил разговор сам. — Хм. Ты точно хорошо подумал над моим предложением разойтись на доброй ноте? Ты же понимаешь, насколько быстро меня найдут? Люди просто так не пропадают, тем более такие громкие, как я. Уж не сочти за хвастовство. Ни в коем случае Рюсуй не хотел сильно хвалиться или возвышать себя, но такова правда. Его, прямого главы громадного конгломерата Нанами, загадочное исчезновение не могло пройти даром, тем более в сопровождении немаловажного брата. — Ты передал моему дворецкому, что я в норме? Сильно сомневаюсь. Согласись, не сулит хорошим стечением обстоятельств. Для тебя. Разумеется, Стэнли наверняка с самого начала догадывался обо всём, озвученном Рюсуем, оттого и глазом не повёл. Наоборот, усмехнулся, зажал сигарету между зубами, чтобы освободить руки, и потянулся к задним карманам брюк. — Верно, — с кратким кивком он достал телефон давно устаревшей модели, — я никому ничего не передал. Ведь это сейчас сделаешь лично ты. — Чего? На шутку не походило. Вернее, это абсолютно точно ею не являлось. Стэнли в самом деле протянул кнопочное устройство Рюсую. — Вперёд. Придумай убедительную историю, по которой вы вдвоём ещё долго не покажетесь дома. Одним звонком. И давай без фокусов, я не особо люблю детские игры. Можешь даже не надеяться, что этот номер и телефон получится отследить. Довольно быстро Стэнли дал понять, кто тут ставит условия. На повторную попытку Рюсуя пойти на компромисс он не отреагировал; впрочем, неудивительно. За короткий промежуток времени этот человек успел произвести впечатление личности не шибко сговорчивой и до ужаса упрямой. — Так… то есть. Ты сейчас хочешь, чтобы я сам себе вырыл яму. Так? — Осторожно, колеблясь в сомнениях, уточнил Рюсуй. То ли его мысли до сих пор не пришли в норму, то ли над ним просто смеялись. — Ты тоже этого хочешь. Времени на споры или возражения не осталось. Не больше доли секунды Стэнли потратил на то, чтобы достать пистолет, и ещё меньше — чтобы вытянуть руку с ним вперёд. Но навёл прицел он вовсе не на основного собеседника, нет. А чуть правее, прямо к камере, что располагалась для Рюсуя сразу за стеной. Он не видел происходящего внутри, но с недавних пор отчётливо слышал с той стороны тяжёлое дыхание Сая. — Сильнее, чем смерти любимого брата. Так ведь? Или я могу пустить пулю ему в голову, пока он беззаботно спит? Выбирай. Омерзительно. В моменте у Рюсуя из головы выпали слова, которыми он мог бы описать весь спектр чувств, вызванных подлым поведением похитителя. Уже дважды он надавил на одно и то же, уверенно размахивая оружием и грозясь отнять жизнь Сая. Будто это не полноценный человек с мечтами и амбициями, а простой инструмент для манипуляций. Причём направленных на неизвестные цели. И взглянуть на брата Рюсуй не мог. От тяжести случая сердце бешено заколотилось, ладони покрылись холодным потом, пальцы ног поджались до побеления. «Любимого». Да что Стэнли вообще знал для таких громких заявлений? Да, он сказал верно, но не слишком ли много на себя взял? — Ты не имеешь права, — вырвалось само по себе, но надломленный комом в горле голос, сравнимый с шёпотом, оказался куда слабее предполагаемого, — не имеешь… зачем? Это отвратительно. Зачем ты это делаешь?! Я правда не хочу лишних проблем. Неужели мы не можем спокойно поговорить? Будь Сай в сознании, наверняка заладил бы о том, что его жизнь не стоила таких рисков. Однако Рюсуй, очевидно, категорически против данной установки. — Можем. Я, кажется, и говорю спокойно: звони своим, убеждай, что в порядке. Не делай хуже ни мне, ни себе. Ни, тем более, Саю. Усёк? Тошно. Рюсуй, запертый в оковах болезненных ощущений, списал на галлюцинации промелькнувшее на лице Стэнли сожаление. Он не верил собственным глазам, ведь не могли такие жестокие приказы сочетаться с малейшим сочувствием. Выбора не было. Вернее, то, что стояло между жизнью Сая и чем-либо ещё — не выбор вовсе, поэтому, сквозь бьющие отторжение и неприятие, телефон забрать всё же пришлось. И набрать номер Франсуа — тоже. В конце концов, предоставленная ему возможность совершить звонок имела и обратную сторону, если рассматривать её не только как необходимость солгать о самочувствии. «Придумай убедительную историю». — Мне придётся перейти на свой родной язык, японский. Ты же понимаешь, что иначе за мной сразу заподозрят неладное? Будь добр, не стреляй в Сая, когда услышишь это. Я скажу, что мы безумно увлеклись красотами Техаса и захотели побыть здесь ещё немного, а с днём рождения знакомую поздравим позже. Для отведения подозрений на первое время сгодится. Осталось придумать, каким способом передать Франсуа, что всё далеко не в порядке. Никому другому Рюсуй звонить даже не думал, они его и с прямой речи могут не понять, не то что по намёкам. Настучать по динамику азбукой Морзе? Нет, Стэнли точно заметит. И в отмазки по типу «я нервничаю, поэтому дёргаюсь» точно не поверит. Выдать себя тяжёлым говором тоже рискованно, от чужих ушей тревожная интонация не ускользнёт. Тогда стоило попробовать намекнуть на беду через речь, но не слишком очевидно. Например, шифр Уэсуги- — Без проблем. Ты не производишь впечатление беспросветного придурка, можешь говорить что угодно, если считаешь это достаточно убедительным и вписываемым в твой характер. Но, учти, мой Ксено прекрасно понимает японский. Если сразу после этого разговора я включу ему запись и мы найдём что-то подозрительное, вам конец. Единственный проблеск света, позволявший ранее не впадать в отчаяние, перекрыли. Рюсуй легко мог предположить, что Стэнли блефовал, ослушаться и всё равно послать по прослушиваемой линии несколько мольб о помощи, но план включал в себя огромные риски. Чрезмерно большие, чтобы идти на них. Он ведь не знал, что это за человек такой — Ксено — и как далеко мог зайти в расшифровке послания. А на какое-нибудь извращённое и запутанное сообщение, не подвергаемое быстрой расшифровке, требовалось куда больше времени, внимания и концентрации, чем имелось у Рюсуя. Пусть он нашёл силы приемлемо разговаривать, головная боль всё ещё ничуть не утихла. «Ксено». Прокрутив необычное имя в голове повторно, Рюсуй неосознанно отметил, как сильно оно выделялось в общем потоке разговора. По сравнению с угрозами и бесстрашными оборотами, используемыми Стэнли, это слово прозвучало мягко, подобно нотам ласковой мелодии среди тяжёлых басов. В глубине души Рюсуя, на уровне интуиции, вспыхнула искра. Ему показалось, что за спонтанным наблюдением могло скрываться нечто большее, нежели обыкновенная случайность, — загадка, способная перевернуть игру вверх дном. Но обстоятельства, к сожалению, не позволили ему как следует всё обдумать. Подчинение под давлением наведённого на Сая пистолета — ночной кошмар, воплощённый в реальность, не меньше. Особенно чётко это проявилось, когда из динамика послышался голос Франсуа, как всегда, собранный. Немалых терзаний Рюсую стоило онемевшими пальцами ввести выученные давным-давно цифры и с натянутой улыбкой солгать о том, как хорошо он проводил время за исследованием местной природы. Каждое слово давалось с трудом от выпытывающего взгляда напротив, прожигающего насквозь и испепеляющего. Ложь, которую приходилось произносить, обжигала язык; боль казалась почти физической, колющей и режущей. Пока Рюсуй говорил о выдуманных планах, внутри него разгоралось пламя. Каждый раз, когда у Франсуа возникали вопросы, приходилось отмахиваться, при том чувствуя, как сковывало дыхание, а слова застревали в горле. Наконец, после долгого и мучительного диалога, он смог произнести финальную фразу. Прощание и гарантию, что всё будет хорошо. Хотелось бы верить в это так же сильно, как пришлось поверить Франсуа. Со вздохом Рюсуй вернул телефон Стэнли, его плечи слегка опустились. Казалось, даже горло саднило от сказанного. Тот лепет, не имевший ничего общего с правдой, плохо отпечатался в сознании, ведь по большей части вылетал на эмоциях, а не трезвом и логическом мышлении. — Молодец, — приняв возвращённое устройство, Стэнли кивнул со всё тем же беспристрастным выражением лица, — я пойду разбираться с этой записью. Надеюсь, ты решил не создавать проблем ни себе, ни мне. Иначе всем придётся несладко. Очевидно. Но, раз Стэнли до сих пор имел столько удобных возможностей для смертоносных выстрелов, но ни разу ими не воспользовался, значит, за его мотивацией стояло нечто серьёзное. Хотя неудивительно, мало кому прельщало разбираться с лишними проблемами, принесёнными убийствами. Даже если место, куда их с Саем занесло, было во владениях Стэнли, и тот имел законное право пустить несколько пуль в чужие головы, то перспектива разборок с полицией определённо вряд ли привлекала. — Если всё в порядке, я вернусь вечером, принесу ужин. До тех пор можешь не кричать и не звать. Бесполезно. Взволнованное сердце Рюсуя колотилось в унисон с первыми шагами Стэнли в сторону выхода. Он наблюдал, как тот развернулся, вытянутый силуэт очень выделялся в тусклом свете. Время словно замедлилось — каждый миг тянулся бесконечно, а нарастающее напряжение осязало на коже почти материально. Вдруг, в считанных сантиметрах от того, чтобы покинуть поле зрения Рюсуя, Стэнли замер. В его взгляде читалась борьба, словно он решал, стоило в самом деле уйти или остаться ненадолго, что странно. Подведённые губы дрогнули, а глаза заблестели от эмоций, которые он не мог выразить. Это было так близко к тому, чтобы стать откровением, но вместо этого повисло в воздухе, как невысказанная мысль. — И это… — напоследок произнёс Стэнли голосом, полным напряжения. — Чего ещё? — Спросил Рюсуй тихо, но уверенно. Несмотря на то, сколько плохого успело произойти вокруг него за один день, внутри разгоралась надежда, что они смогут во всём разобраться. Он искал в глазах Стэнли отблеск человечности, желание продолжать разговор, но находил лишь замешательство, боязнь собственных слов и сострадание. Логика, как можно заметить, в столь странном сочетании то ли отсутствовала, то ли просто пока оставалась неподвластной пониманию перегруженной головы. Стэнли застыл, как прикованный незримыми цепями, а его тяжёлый взгляд забегал по стенам, как загнанный зверь. Наконец, с видимыми усилиями, он выдохнул. — Ничего. И ушёл. Рюсуй остался один, наедине с собственными догадками. Ощущение тревоги медленно спадало, невидимый груз на плечах ослабевал, но не уходили прочь. Ровно до тех пор, пока набор невнятных звуков, характерных для сна, не сменился протяжным стоном, а за ним — размеренным, ненамеренно растянутым вопросом из разряда «что здесь происходит» и «где я». В ту же секунду Рюсуя пронзило утешение. Оно отогнало неразрешённые страхи и заполнило всю сущность благодарностью. Пожалуй, лучшее, что могло произойти за этот день, свершилось. Сай мог разговаривать. Сай действительно был рядом. И, пусть они не видели друг друга, Рюсуй ощущал, что их души, связанные невидимой нитью, воссоединились. Он не справлялся с полноценными резкими движениями, обессиленное тело по-прежнему отказывалось слушаться беспрекословно, но внутри билось облегчение. Он хотел крикнуть, чтобы Сай знал, что он здесь, рядом, что не оставит его, но с ходу не смог соединить все мысли воедино, заменив их главным. — Сай! — Позвал, хотя, скорее, просто радостно выкрикнул он, — Сай, ты в порядке? — Рю-суй, — в ответ раздался усталый, растянутый по слогам, но такой родной голос, — я… ты где? Вместо самочувствия, о котором спросил Рюсуй, его старший брат в первую очередь подумал о другом. Двусторонняя забота, всеобъемлющая, пусть и своеобразная, ни на секунду не покидала их отношения даже в самые сложные минуты. — Я рядом, сразу за стеной. Какое счастье, что ты меня слышишь! Как ты? Что-то болит? Заряды бодрости, вызванные подтверждением присутствия брата, ныне сопровождали Рюсуя в каждом действии. Чего, конечно, пока нельзя сказать о Сае. — Я… минуту… голова кружится, — вполне ожидаемые последствия принудительного применения снотворного настигли его в тяжёлом пробуждении, — н-ничего не вижу. Так плохо… — Ты привыкнешь! Поначалу всё будет как в тумане, это нормально. Главное не нервничай. — Да. Да, ты прав, — вопреки уверенным словам, голос у Сая дрожал и надрывался на каждом звуке, — я… просто подожди. — Само собой. Дыши глубоко и не торопись подниматься. Я здесь, с тобой. Пока это так, всё в порядке. Рюсуй не знал, сколько времени прошло после краткого «ага» в ответ, может, минуты, может, часы. Сай, только вышедший из мучительных сновидений, в самом деле стих, как могила. Что происходило в его голове, оставалось недосказанным. Ясно было одно — медленно братья приходили в себя, один оправлялся от шока и приводил в норму концентрацию, пока другой упорядочивал чрезмерное количество разнящихся чувств. В конце концов, обоим это в какой-то степени удалось. Неидеально, но уже неплохо. Услышав, как дыхание Сая постепенно стало относительно размеренным, Рюсуй выждал момент и не побоялся спросить: — Ну что? Как обстановка? Что-то болит? — Я думаю, — всё так же растерянно промямлил Сай, — наверное… всё в норме. Да, я в порядке, Рюсуй. Но- ещё пара минут. Я, честно говоря, совсем ничего не чувствую. Ничего не чувствовать куда лучше, чем чувствовать боль. Далеко не всегда, но в данной ситуации — точно, особенно если речь шла лишь о физических аспектах, а ментальное состояние не затрагивалось. Но Рюсуй, в очередной раз выдохнув от обнадёживающих известий, всё равно невольно сжал руки в кулаки. В момент облегчения, нахлынувшего от убеждённости в сохранности Сая, все переживания о брате выветрились из головы, оставив место только для оголения оставшихся проблем. И они, как ни странно, ничего хорошего не предвещали. Куда они попали и как выбраться на волю — вопросы ни на секунду не покидали разум. Рюсую пришлось приложить усилия, дабы с раздражения не впечататься костяшками в стену. Крошка могла осыпаться на пол, руки — разбиться в кровь, а лишние травмы сейчас совсем не нужны. И единственным верным методом преобразовать чувства оставались разговоры. Со стиснутыми зубами и поджатыми до боли пальцами, превозмогая всё плохое, он заговорил: — Хорошо. Не переживай, Сай, — он прикрыл глаза и вскинул голову, словно в столь простом действии крылся путь к разрешению висящего напряжения, — я вытащу нас отсюда. Чего бы мне это ни стоило… Его обещание было нерушимым, абсолютным и вечным — от него не отступиться. Никогда. И Сай определённо хотел сказать что-то в ответ. То, как приглушённо он вздохнул и хмыкнул, выдало это целиком. Однако не смог. Не успел. Ведь в тот же момент, подающий надежды стать трогательным, его внимание резко переключилось на что-то другое. Абсолютно безумное и ужасающее. У Рюсуя сердце ушло в пятки, когда его брат, вместо связных предложений, закричал. Внезапно, громко и определённо перепугано. И этот крик невозможно было перебить никакими просьбами изложить, в чём дело. Сай всё равно не слышал. Но Рюсую, вдруг потерявшему землю из-под ног, ждать долго не пришлось. Ведь уже скоро последовали объяснения. Скомканные и странные, но живые. — Нога! Моя правая нога, Рюсуй… она! Он-на… Господи, что с ней? Она в камне. Моя нога в камне!