(Не)верный выбор 3: Солнце, вспыхнувшее над Чернобылем.

— Так. Я сейчас вообще ни-ху-я не понял! — Сергей вдруг резко остановился.  — Серег, да че не понятно-то? Нас выкинуло назад потому что эта, — Вершинин ткнул пальцем в Эвелин, — Ебучая курица… — Слышь, ты охуел?! — Костенко схватил Пашу за воротник майки, — Курица ебучая?! Курица, блять, ебучая?! — Он сильно сжал парня за горло. — Сереж! Сережа! — Лина пыталась отцепить его руку, — Сережа! Перестань, прошу! — Девушка потянула мужчину за руку, и тот случайно ударил ее в нос. По щекам тут же потекли слезы, и Кудиянова отошла назад, держась за нос, из которого текла кровь. — Лин, Лина, прости! — Сергей попытался подойти к девушке, но та оттолкнула его, — Линусик, пожалуйста, прости меня!  — Уйди, скотина! — Эвелин ударила его по руке, — Ты сам виноват!  Лина попятилась назад, но спотыкнулась об камень, и неудачно упала назад. Нос сильно болел, а лицо стало красным. Она пыталась тихо всхлипывать, но из носа продолжала течь кровь.  — Лин, иди ко мне, прости меня! — Костенко подошел к ней, но Кудиянова оттолкнула его вновь.  Девушка попыталась встать, и что-то произнести, но говорить было тяжело, и фактически невозможно, а во рту чувствовался вкус крови. Вдруг у нее начала кружится голова. В глазах стало темнеть. Лине казалось, что она сейчас не удержится на ногах, и потеряет сознание прямо тут, посреди улицы. Вокруг уже начинали собираться люди, словно это было какое-то представление. Телефонов, понятное дело, тут не было. А если б и были, то народ бы все снимал. Они перешептывались друг с другом, но помочь не особо спешили, а лишь глазели. Среди них было много мужчин, которые так же стояли в стороне, смотря на всю эту картину.  Эвелин встала на ноги, но в ту же секунду упала сначала на колени, оперевшись руками об землю, а еще через секунду упала на месте, потеряв сознание. И только сейчас люди дернулись, подбежали, и пытались откачать девушку, но та не реагировала, продолжая тихо дышать. Кровотечение продолжалось, и никак не останавливалось. Одна девушка перевернула голову Лины на бок, чтобы та не захлебнулась.  — We need to call an ambulance!(Нам нужно вызвать скорую!) — Девушка вскочила с места, — There is a hospital nearby, I'll call a doctor now.(Тут недалеко больница. Я позову врача). — Быстрым шагом она направилась назад, а после прохождения пары десятков метров завернула налево. *** — Румиша, маленькая, вставай. — Сладкий, родной и любимый голос матери разбудил девочку.  — Мама, еще рано! — Румина лениво потянулась и отвернулась лицом к стене.  — У одной моей любимой девочки сегодня день рождения. Интересно, у какой же? — С улыбкой произнесла Анель.  Тут-то до девочки дошло: она чуть было не проспала свой день рождения - самый долгожданный праздник в году. Сегодня ей исполнилось четыре года. Совсем уже большая девочка. Руми была копией своей матери в детстве: густые, длинные темные волосы, яркие серые глаза с голубыми пятнышками разных размеров внутри глаз, пухленькие губы, аккуратный маленький носик, и веснушки. Она, как и Анель, была очень худой и низкого роста. Но это было скорее всего не генетикой, а следствием того, что они обе недоедали. Рост девочки был лишь девяносто семь сантиметров, а вес, дай Бог, тринадцать - четырнадцать килограмм. Несмотря на то, что отец Руми был очень высоким, этот ген, она, вероятно, не унаследовала. Хотя только время это покажет, сейчас было рано говорить о чем-то. Румина уже встала с кровати, мама помогла умыться, и стала готовиться к празднику. Руслан и Анель молились всем богам, чтобы Михаил не напился, и не устроил из детского дня рождения очередной повод нажраться со своими дружками-алкоголиками. Он пил каждый день уже на протяжении двух месяцев. Периодически у него случались "просветы", и он становился примерным отцом и семьянином, работал, к алкоголю не притрагивался, заботился о детях и жене, обеспечивал их продуктами и едой… Но если мужчина начинал пить, то тут же становился жестоким тираном. Он избивал даже маленькую Руми, что уж говорить о сыне и жене. Избивать дочь, как и остальных, он стал через год после ее рождения. Мужчину не останавливал ни возраст, ни физическая форма девочки: он наносил слабые, а затем сильные удары. Год назад, в третий день рождение Руми, Михаил напился и избил девочку до потери сознание, запретив ехать в скорую или вызывать врача. Родственников, к кому можно было бы пойти жить, у Анель не было. Она выросла в детском доме. В полицию женщина уже обращалась, но те лишь принимали заявление, и больше ничего не делали, зная, что с ней живут двое малолетних детей, которые ходят в синяках в открытую. Единственный совет, который полиция дала Михаилу, а не Анель, заключался в том, чтобы тот "не бил детей и жену слишком сильно, а то подумают что еще". Да. Это была жестокая, убийственная реальность. Нельзя было даже надеятся на правоохранительные органы. Идти в опеку женщина боялась. Боялась, что детей отнимут навсегда, и не вернут. Даже если она уйдет от Михаила. Законы России лишь делают вид, что защищают граждан, однако сколько таких подобных семей? Две? Три? Десять? Нет. По всей стране не хватит чисел, чтобы сосчитать, сколько детей и женщин живут точно так же, и молят о помощи, но никто их не слышит. И вряд ли услышит когда-нибудь. Сегодня утром Михаил был все еще трезв. Он сидел на кухне с открытым окном и курил уже вторую сигарету подряд, иногда кидая взор на старый, маленький и дешевый телевизор, который показывал три канала. Сигаретный дым очень быстро разнесся по всей маленькой двухкомнатной квартире, образовывая небольшой "туман". К запаху табака дети уже давно привыкли, а Анель и подавно. Казалось, что даже стены, пол, потрепанная, порванная старая мебель пропиталась всем этим запахом, и их уже не отмыть и не выстирать.  Анель вздохнула, смотря на мужа. Она не любила его, как прежде из-за его привычек и образа жизни. При их знакомстве мужчина не был таким: не пил, не бил, и в принципе был очень спокойным и рассудительным человеком для своего возраста. Он был сразу нацелен на семью, поэтому вскоре они поженились. Тут-то и начались проблемы: муж запил, стал пропадать в компаниях с маргиналами, часто приходил избитый, а мог вообще пропасть непонятно куда непонятно насколько, оставив дома без еды беременную жену, которая была вынуждена растягивать двести грамм самых дешевых макарон на одну-полторы недели. Она ела все, что могла найти, чтобы хоть немного прокормить себя и сына. Руслан родился "по любви". Румина же стала следствием неоднократного насилия над женщиной. Почему она не уходила от него? А ответ простой: не к кому, и как она будет зарабатывать? С кем оставить детей? Не с кем. Каждый день она молилась, чтобы не быть забитой до смерти, чтобы он не забил ее детей…  — Мама! — Девочка обнаружила на порванном диване красивое красное платье, сшитое руками матери. — Так красиво!  Женщина улыбнулась, видя реакцию дочери. Она откладывала на ткань для платья несколько месяцев, а после шила одежду по ночам ко дню рождения Румины. В садик девочка не ходила. Из просто отказывались принимать из-за "славы", заработанной благодаря ее мужу. Все знали, что это за семья, кто в ней живет, и как они живут. У Анель не было даже человека, с кем можно поговорить, все шарахались от нее, бежали прочь, слали куда подальше. Соседи, видя, что женщина в положении и недоедает, ни разу не предложили помощь, ни разу не накормили даже простым чаем с печеньем.  Румина быстро нацепила на себя платье, покрутилась у зеркала, улыбнулась, и бросилась в объятия мамы, благодаря ее каждым словом за проделанную работу. А платье-то вышло действительно очень красивым.  — Румина! — Вот он. Громкий крик и грубый тон отца, — Иди-ка сюда.  В уголках глаз девочки блеснули маленькие слезки. Она так боялась, что Михаил не сделает исключение даже на ее собственный день рождения (в очередной праздник), и, как обычно, изобьет чем-нибудь до крови. Руми нервно сглотнула. Руки затряслись. Сердцебиение увеличилось настолько, что сердце было готово взорваться на кучу частей, прорвав грудную клетку, сломав ребра, разрывая все слои кожи, и упасть на пол, оставив лужицы крови.  — Я рядом, девочка моя, рядом. Слова мамы, самого родного человека, никогда не успокаивали в данной ситуации. Страх боли, наказание за существование был сильнее всего. Сильнее страха быть избитой был страх быть ЗАБИТОЙ насмерть собственным отцом за какую-нибудь мелочь. Однажды девочка случайно уронила одну сигарету Михаила в чай, когда хотела убрать ее со стола. Когда мужчина принялся курить, то обнаружил, что одной сигареты не хватает. Анель не успела даже среагировать, как муж толкнул Румину так, что она с грохотом упала со стула, сильно ударившись головой об угол. Она сразу же потеряла сознание. Женщина плакала и кричала, умоляла разрешить поехать в больницу или вызвать скорую, но мужчина был не преклонен, и равнодушно кинув взгляд на лежащую без сознания дочь, вышел из комнаты, одел порванные ботинки и ушел на очередные гулянки. Анель осталась наедине с девочкой. То, что муж ушел, дало ей шанс быстро и максимально незаметно добежать на руках с ребенком в больницу. Она собрала Руслана, и пулей вместе с ним и Руминой побежала в поликлинику. По пути девочка пришла в сознание. Врачи быстро установили, что травма сильная, а на голове рана, на которую наложили пять швов. Женщина никогда не плакала так сильно, как в этот день, когда она, по словам врача скорой, чуть не потеряла дочь. Анель повезло, что она успела вернуться домой. Но теперь была другая проблема: как скрыть швы и рану на голове девочки? Вариант был заплести каким-то образом волосы, но у них не было резинок. В голову женщины пришла идея: дома были очень прочные нитки, и если ими обмотать несколько раз волосы, собранные в хвост, то может быть будет незаметно.  — Подойди сюда. — Произнес Михаил и стряхнул пепел с сигареты.  Румина все еще стояла неподвижно, даже кажется не дышала, в дверном проеме, сжав руки на подоле платья. Она изо всех сил держала слезы, не показывая страха и истинных эмоций.  — Не бойся. Я не причиню тебе вреда. По крайней мере сегодня.  Эти слова Руми слышала каждый раз, когда отец готовился к избиению. По его тону она знала все. Она понимала каждую букву, и с каким тоном она была произнесена. Но почему-то сейчас девочке хотелось верить, что сегодня все будет иначе. Она нашла в себе силы медленно и осторожной подойти к Михаилу.  — Да, папочка. Что-то случилось? — Дрожащим голосом спросила Румина, все еще сжимая подол платья.  — Да, дочка, случилось. — Мужчина поджог еще сигарету, — Сегодня тебе целых четыре года. – На лице выступила подозрительная ухмылка, — Большая уже совсем, правда ведь? — Сделал длинную затяжку и выдохнул сжав зубы. Руми кивнула, улыбаясь уголками губ, — Так вот… У меня есть подарок для тебя. Михаил достал из сумки, которая стояла рядом, пачку печенья KINDER" и два чупачупс. Румина чуть ли не плакала и не завизжала от счастья, прижимая пачку печенья к себе. Она побежала скорее к маме хвастаться подарком. На глазах Анель выступили слезы. Она так винила себя в том, что не может позволить своей девочке покупать шоколад сразу, как она попросить, что не имеет возможности одевать ее красиво, а не в обноски, что малышке приходится терпеть боль, кровь и слезы, видеть скандалы родителей, видеть то, как Михаил пьет, изменяет на глазах жены и детей, приходит избитый. Это все отражается на психике Румины, и все это понимали. Даже маленький Руслан знал, что такое алкоголь и его действие, знал что нужно себя контролировать, и ни в коем случае не прибегать к насилию. Ни сексуальному, ни психологическому, ни к физическому, ни моральному, ни умственному. Никаком. Насилие губит жизнь как насильника, так и жертвы, вне зависимости от его вида. Это недопустимо ни в одной стране, ни в одном городе, ни в одном регионе, ни в одном городе, ни в одной семье, какой бы она не была. Нигде. Насилие оттаскивает человечество на сотни лет вперед. Благодаря ему, многие страны пытаются создать свою мирную утопию, где все будут идеальны, будут подчинятся власти… Но на самом деле это совершенно наоборот: насилие УНИЧТОЖАЕТ нас, наши жизни, наше психическое, духовное, ментальное, физическое состояние, доводя до суицида или психиатрических больниц, где убивают человека как личность, заставляют забыть, кто он такой, для чего он тут и зачем.  Насилие… Страшная штука. — Красота и вкуснота какая!  Анель так хотелось попробовать хотя бы один кусочек шоколада. Румина, словно читая мысли женщины, дала ей две шоколадки. Две! В пачке их было лишь пять! А три девочка оставила себе.  *** — Румиша, давай, вставай, пора завтракать.  Девочка открыла глаза. Вокруг были старые, оборванные и местами облезлые обои, с торчащими кусками цемента. Она оглянулась, и резко отошла ото сна. — Мам, мне такой сон страшный приснился! — Руми села на кровать, — Там… Папа убил тебя, а меня какой-то мужчина украл, и я жила с ним, как будто он мой папа, но он хотел, чтобы я сделала много ужасных вещей. И я их сделала, а потом он полюбил меня, и… Из коридора послышались шаги, от чего девочка замолчала. Дыхание приостановилось, как, казалось, и пульс. Она сразу же узнала того, кто вошел, и испугалась, но Костенко подошел к ней ближе, взял за кисть руки и сказал: — Нет, Линусь, это сейчас ты спишь. Смотри…   *** — И что она говорит? — Сергей гладил руку Лины, немного сжимая ее, — С ребенком всё хорошо?  Аня лишь молчала, смотря на молодую женщину-врача.  — What can you say in conclusion?(Что вы можете сказать в итоге?) — Антонова тоже легонько коснулась руки девушки.  — Well, her blood pressure is high. Very high. And the fact that you, husband, touched the girl like that is what provoked such severe bleeding.(Что ж, давление у нее высокое. Очень. А то, что вы, муж, задели девочку так, и спровоцировало настолько сильное кровотечение.) — Женщина кинула осуждающий взгляд в сторону Костенко, который, итак, сидел чуть ли не плакал, смотря на Эвелин, и винил себя за то, что дал волю эмоциям, что повлекло такие сильные последствия.  — Она же скоро очнется, да? Кудиянова резко пришла в себя. По лицу стекал холодный пот, а из глаз текли слезы. Но ее лицо… На нем читался толи ужас толи боль… Сергей понял, что произошло, и сразу обнял девушку, прижимая к себе. — Лин, Линусь, милая, маленькая, — Он гладил ее по спине, — Прости, прошу, прости!  — С… Сереж… — Эвелин пыталась вырваться из таких крепких объятий, но мужчина не выпускал ее, — Сереж, задушишь!  — Маленькая, ну прости идиота, прости, — Он стащил девушку с кушетки фактически как игрушку, и продолжал обнимать, – Масенькая моя.  — Серег, ты щас не раздавишь! — Паша чуть засмеялся, смотря на всю эту картину, — Серег, да пусти ты ее!  — Се. Ре.Жа. — Проговорила Лина, пытаясь сдержать смех и не задохнуться одновременно. — Как дети, честное слово… — Аня взяла сумку Эвелин к себе, — Вот и не скажешь, что он ее в два раза старше. Ну, это если по умственному развитию смотреть. — Девушка жестом показала остальным, что нужно уже уходить. Сергей взял Лину на руки, как какого-то маленького ребенка, хотя она всячески пыталась вырываться, но он крепко держал, боясь вновь причинить боль. — Да. Дети. Одной двадцать другому пятьдесят. — Гоша закрыл дверь кабинета, — Чтоб я таким же был… Да, Настюх? — Парень посмотрел в сторону Мадышевой, дабы увидеть или услышать реакцию, но та, казалось, даже и не слушала и не слышала его, а лишь шла чуть впереди и разговаривала с Лёшей, — Понял.  Сергей не хотел отпускать Кудиянову, но все таки пришлось это сделать, так как та уже вся извивалась, и умоляла поставить на землю, аргументируя "жарко" и вообще он ей сейчас все до синяков пережмёт. Какое-то время они просто слонялись по городу, не зная, что делать. Они решили отойти немного дальше от города, или хотя бы просто прогуляться и понять, что им делать дальше. По дороге, они нашли дом, в котором, по-видимому, никто не жил на данный момент, так как здание казалось заброшенным и не ухоженным. Остановится было решено там, чтобы немного отдохнуть и прийти в себя. Можно было считать, что ребята провели сутки без сна (в отличие от Лины, которая спала везде, где можно), и единственное, чего сейчас многим из них сейчас хотелось - это спать.  — Так, вы делайте, что хотите, но мы идем спать. — Паша зевнул и потянулся. — Ну иди-иди. — Эвелин плюхнулась на диван, закинув на него ноги, — Блять, жрать хочется…  — Ага. А денег у нас хуй да нихуя. — Лёша скинул ноги девушки с дивана, — Хотя… — В голове парня блеснула, как казалось, хорошая идея… — Гошан, Линыч, — Он обратился к этим двумя, — Пойдемте-ка в магазин сгоняем. — Горелов встал с дивана, показав жестом остальным, чтобы они шли за ним. — Опа! Намек понят! Я в деле! — Кудиянова пошла за ним, — Сереж, ты с нами?  — Не хотелось бы отпускать тебя одну, а особенно с этими, — На эти слова Костенко, Лёша лишь закатил глаза, — Но я сам еле на ногах стою.  — Подождешь нас? — Лина крепко обняла его, — Я обещаю, буду очень-очень аккуратной! — Она потянулась и поцеловала его, — Правда!  — Ну ладно. Если что, знаешь, куда бить. — Мужчина поцеловал Эвелин в ответ, а на Лёшу кинул короткий взгляд, в котором читалось "только тронь - убью".  Магазин находился в самом начале города. Это был небольшой, местный супермаркет, в котором закупались все те, кто жил рядом. План действий был следующим: вызываться помочь какой-нибудь старушке или деду донести продукты, а как только он/она отвернется - быстренько схватить еду и убежать обратно к дому.  Лина сидела на корточках, оперевшись спиной об стеклянную стену магазина, и курила уже вторую сигарету подряд. На улице стояла невыносимая жара, и девушка уже в серьез подумывала украсть какую-нибудь более легкую одежду, дабы не сварится заживо. По ощущениям, было не меньше тридцати градусов, если не больше. По лицу стекал пот, а Майка неприятно прилипала телу. Хотелось быстрее принять ванну. А желательно холодную ванну. Со льдом. Эвелин зажала сигарету между зубами, и достала расческу, чтобы расчесать волосы, которые прилипали к шее. Она решила попробовать завязать волосы в маленький хвостик, но собрать их сейчас не получилось. Хоть они и были короткими и вьющимися, но то, что они были густыми, было огромным минусом в жару.  — Лёха, я щас сдохну. — Кудиянова докурила и бросила окурок в сторону, — Давай, ищи бабку или деда!  — Линыч, подо… Джекпот! — Сказал Горелов, заметив пожилую женщину с двумя огромными пакетами с едой. — Давай, погнали!  Лина соскочила с места, и первая решила подойти к женщине, дабы предложить «помощь». Та охотно согласилась, и мальчики взяли пакеты. Как только женщина собиралась сесть в машину, Лёша рванул с места, а Гоша от страха уронил пакет.  — Thieves! Help!(Воры! Помогите!) — Крикнула она на всю улицу в догонку им.  Лина пыталась бежать так быстро, насколько могла, но за мальчиками почти что не успевала, и сильно отставала, и приходилось останавливаться на пару секунд.  Они сбавили скорость, когда отбежали на достаточное расстояние от магазина, и уже спокойным шагом шли в сторону дома. Из-за такой пробежки, Эвелин чуть было не умерла, но нашла силы дойти до дома.  — Я заебалась… — Девушка все еще пыталась отдышаться. — Линыч, еще немного. — Лёша отломил от батона хлеба часть и дал ее Кудияновой, — М, нихуевый хлебушек!  — Ага. Ты че творишь вообще?! Нас разве так воспитывали?! — Сказал Гоша, неся в руках пакет с продуктами. — А как? Мы в пятьдесят шестом году, в Америке, в городе, где через тридцать лет произойдет самая жесткая катастрофа! А ты говоришь про воспитание? Я теперь многое могу, Гошанчик. — На лице парня появилась ухмылка. — Что "Многое"? — Петрищев остановился.  — Например… Настя. — Горелов расплылся в улыбке. — Что "Настя"? — Гоша с недоумением посмотрел на парня.  — Ой, че щас будет… — Эвелин села чуть подальше на землю, и стала смотреть на происходящее. — Ну, я давно ее люблю. И она, как я вижу, меня тоже. — А ты что, страх потерял? — Петрищев поставил пакет на землю и толкнул Лёшу, — Я тебе щас дам!  — Ага, ну иди сюда давай, скотина! — Лёша замахнулся, чтобы ударить его, и попал по лицу парня.  По дороге ехал черный автомобиль. Тот самый черный автомобиль, на котором тогда из подобрал Огден. Он еле как успел затормозить прямо перед Гошей, и чуть не сбил его снова.  — О, Гошан, тебя опять чуть поп не сбил! — Лина засмеялась. — Вы че тут устроили, долбаебы?! — Сергей растащил парней друг от друга, — Вы, блять, что устроили?! — Он… Он… — Гоша пытался оправдаться, — Просто… Просто тут… Тут…  — "Просто тут" "Просто тут"! Проститут, блять! — Костенко ударил парня по щеке со всей силы, — К Лине вопросов нет. Иди сюда. — Он подозвал Кудиянову к себе.  — It’s all okey?(Все хорошо?) — Спросил Огден, выходя из машины, и смотря на всю эту картину.  —Yes-yes.(Да-да). — Ответила Эвелин, подходя ближе к ним.  Мужчина пошел обратно в машину, чтобы достать аптечку, и обработать раны Гоши, но… В это же время, прямо к ним на встречу неслась другая машина, за рулем которой был явно неадекватный мужчина, который давил педаль газа в пол, не думая о том, что он может кому-то или даже самому себе навредить. Секунда.  Теперь все поняли, что за травма, которую Огден получил, и чья вина была в этой травме.  — Да это эти двое припизднутые! — Лина прижалась к Костенко. — А я и не сомневался. Ты самая нормальная среди нас всех. — Он погладил девушку по спине, прижимая к себе боком, — И не смотрите на меня так! — Мужчина заметил косые взгляды ребят, — Скорую лучше вызывайте, или везите его. А то помрет.