(Не)верный выбор 3: Солнце, вспыхнувшее над Чернобылем.

— Эй, просыпаемся! — Сквозь сон, Сергей услышал голос Никиты. — Иди в пизду… — Усталым и сонным голосом проговорила Эвелин, кидая в сторону парня подушку, которая не долетела до места назначения, и просто упала на пол.  Казалось, вроде бы Никита отстал от них, но это было лишь на пару минут. В сторону девушки и Костенко прилетело разом две подушки, от чего Лина нехотя открыта глаза. — Пошел в пизду. — Мужчина повторил слова Кудияновой, и перекинул подушку обратно к Никите. — Туда тебе и… — Он зевнул, — И дорога. —Обнял Эвелин, которая повернулась лицом к подушке, и положила руку под голову.  — Они так всегда?  — Да постоянно. — Паша накинул на себя кофту, — Сами тогда пойдем. Все-таки не каждый день покупаются новые шмотки…  Через секунду, Кудиянова уже стояла рядом с ними, с широко распахнутыми глазами.  — Сережа! Мы идем за шмотками! — Она потащила его за руку с кровати, — Вставай, зараза! Я тебя не потащу!  — На что я подписался? — Сергей сел на кровать, и завязал кроссовки, — Сволочи вы… — Обратился он к Никите и Вершинину, которые чуть ли не смеялись в открытую над ним.  Эвелин чуть ли не бежала впереди всех, предвкушая шопинг. Ну, и конечно же это был шанс поесть где-нибудь. А от этого она отказаться никогда не смогла бы. Она всю дорогу ныла, чтобы парни шли быстрее. Лина не знала, в какой именно торговый центр они идут. Девушка слушалась лишь указаний Никиты на счет дороги. Сейчас ее не интересовали даже разные виды шоколада, мармелада, и энергетиков на стеклянных витринах магазинов, мимо которых они шли.  — Сколько еще? — Кудиянова наконец остановилась, — Мы уже двадцать минут чешем непонятно куда! — Ей уже не терпелось прикупить себе что-нибудь.  — Вам обоим пройтись полезнее. — Ответил Никита, копаясь в своем телефоне, — Проснетесь заодно.  — Я б лучше поспал… — Костенко достал пачку сигарет, — Сволочи вы!  Пройдя еще километра полтора, Никита приказал всем остановится. Вокруг были лишь многоэтажки, автомобили, парковки, небольшие магазинчики на первых этажах, детские площадки, и две, как показалось на первый взгляд, школы или детские сады. Лина остановилась, осмотрелась, и недовольно посмотрела на Никиту. В ее взгляде читалось что-то вроде: "Ну и на кой хер ты привел сюда? Где магазины?" — И ради чего ты нас разбудил? На Дома осмотреть? — Сергей бросил очередной окурок куда-то в сторону, и застегнул сумку на поясе. — Ну, пришлось чутка соврать, чтобы вас сюда привести. — Вершинин ухмыльнулся. — "Сюда" это куда? — Кудиянова обижено скрестила руки на груди. Ни Паша ни Никита не ответили на ее вопрос, и лишь прошли в сторону впереди стоящего дома. Костенко и Лине не оставалось ничего, кроме как идти за ними. У подъезда все вдруг остановились. — Приложи палец. Большой. — Приказал Никита Вершинину. Тот с недоумением посмотрел на парня, — Приложи. — Повторил он, но другим тоном.  Паша послушно приложил палец к какому-то автомату, и дверь подъезда открылась. Все, кроме Никиты, переглянулись, но зашли в помещение. Подъезд выглядел несколько иначе, чем те, которые они привыкли видеть. На полу не было каких-то непонятных луж, грязи, и еще каких либо следов человека. Стены были окрашены свежей краской, которая не отходила ни в одном месте. На полу была положена красивая, белая, чистая плитка. А лестницы… Они были шикарными: не каменными, какие были установлены в их мире, а из какого-то другого материала, так же с использованием плитки. Был даже электронный пандус для инвалидов. И, что удивительное, на первый взгляд казался рабочим.  Они поднялись на лифте на десятый этаж. Позвонив в дверь, им неожиданно открыл…  — А вы кто такие?  — Пахан?! — Эвелин чуть не выпала. Никита молниеносно ударил парня в дверях так, что тот отключился. Он осмотрелся по сторонам, чтобы убедится, что никого нет и никто ничего не видел.  Они быстренько затащили тело в квартиру. — Объяснения? — Вершинин наклонился к телу. — Ц, а ты будто бы не понял! — Никита стал рыться по полкам в кухне в поисках чего-то такого, чем можно связать руки и закрыть рот. — Я?  — Нет, блять, я! — Огрызнулся он, все еще шарясь по шкафам.  — Головка от хуя! — Лина села на край кровати, взяла небольшую вазу, которая стояла на полке, достала пачку сигарет вместе с зажигалкой, и закурила прямо в квартире.  — Нашел! — Никита достал скотч. Он несколько раз перевязал парню руки, дабы тот не вырвался, и заклеил ему рот. — Значит так, — Никита обратился к Кудияновой и Сергею, — Я, с НАШИМ Паханом идем кое-куда. Нас не будет минут тридцать. Смотрите за чуваком. Если очухается - разрешаю втащить еще раз. — А… — Лина уже хотела было сказать про нож. — Пизда. Не резать никого! Оба запомнили? — Никита посмотрел на Костенко и, в особенности Лину, — Поняли, я сказал? — Поняли-поняли! — Эвелин поставила ноги на диван, обняв колени руками.  Входная дверь громко хлопнула. Они с Сергеем остались вдвоем. Ну, как вдвоем, вместе с Пашей, но из этого времени. Они сидели молча минут пять, просто осматривая комнату. Лина решила посмотреть и другие комнаты. Ремонт был свежим, либо хорошо сохранился. Мебель была чистой, аккуратной, нигде не было пятен, грязи, и даже наверное пыли.  Эвелин обошла квартиру. Ее внимание привлекла комната, как она поняла, родителей. В голове мелькнула шальная мысль.  Лина, как бы невзначай, вернулась в комнату, где сидел "Паша". Костенко сидел в телефоне, который ему вчера на фонтане дал Никита, и пытался скачать какие-то приложения.  — Сереж, — Девушка подсела к нему, — Я устала, — Положила руку на колено, — Хочу… — Потянулась, чтобы поцеловать, — Немного… — Прикусила мочку уха, — Отд…  Договаривать не пришлось. Через миг, Лина лежала прижатой к кровати, а шею покрывали множество поцелуев. Она запрокинула голову назад, давая зеленый свет для дальнейших действий. То, что в комнате помимо них находился еще человек, заводило еще больше. Сергей рывком снял с нее футболку, и завязал ею глаза девушки, а ремнем, снятым с джинс, крепко связал руки так, что пошевелить кистями Кудиянова не смогла бы, даже если сильно бы захотела.  Лина почувствовала, что сапоги были сняты, а следом и леггинсы. По итогу, она осталась лишь в одном белье, и все еще тех самых обрезанных сетчатых носках. Хоть Эвелин ничего и не видела, но аккуратно подняла правую ногу, коснувшись его паха ступней, и немного надавила.  — Хочешь поиграть? — Костенко снял с нее лифчик одним ловким движением, оставив Кудиянову лишь в одних трусиках, — Хорошо, сейчас поиграем, маленькая. — Он ухмыльнулся своим мыслям.  Лина не догадывалась о том, что он хотел сейчас сделать, но внутри что-то подсказывало, что это будет очень приятно, и ей это явно понравится. Мужчина снял последний, такой мешающий и оставшийся предмет одежды, и прошелся большим пальцем по клитору, вызывая приятную дрожь и тихий стон со стороны Эвелин. Она попыталась сжать ноги, чтобы заставить его войти хотя бы пальцам, но Сергей решил сделать немного иначе. Он раздвинул ноги девушки, и через миг, Кудиянова почувствовала, как он коснулся языком самого чувствительного места на теле. Эвелин не смогла сдержать томного, более громкого стона, чувствуя, как язык проникает глубже внутрь. Ей так сейчас хотелось "направить", заставить делать так, как заставляла Костенко делать обычно. Но сейчас водила не она. В игре был главным он, а значит и играли они только по его правилам.  — С… Сереж… Сережа… — Лина закусывала нижнюю губу почти что до крови, — Хочу… Хоч…  Ей не пришлось договаривать. Мужчина сжал рукой ее правую грудь. Большим пальцем прошелся по вставшему соску, и немного надавил. Девушка закатила глаза от удовольствия, запрокинув связанные ремнем руки назад, за голову. Те ощущения, которые она сейчас испытывала, были ни с чем несравненными.  Сергей решил довести Лину до такого оргазма, который она раньше никогда не испытывала. К языку он добавил один палец, которым гладил клитор. Услышав громкий стон, мужчина вставил второй палец внутрь, одновременно с языком.  Почувствовав то, как мышцы внутри стали сокращаться, и она была уже почти на пике, Костенко вдруг прекратил такие желанные действия. Боги, если бы у Кудияновой была возможность посмотреть, она бы точно стала сверлить его взглядом. А если бы еще и руки были свободны…  — А это еще не все, маленькая. — Эвелин услышала, как молния на джинсах расстегнулась, — Сейчас тебе будет еще лучше.  Сергей кинул джинсы куда-то на пол, как это услышала Лина, медленно вошел в ее лоно, вставив меньше половины всего органа. Ей такой расклад не нравился. Хотелось больше. Быстрее. Жестче.  Твою мать! Он будто бы издевался над ней! Мужчина продолжал мучительно медленные движения, и Кудиянова толкнула бедрами на встречу, дабы получить больше ощущений. Сергей больше не мог сдерживать себя, и рывком вошел на всю длину члена. Лина громко застонала, почти вскрикнула. Сдержать громкого звука у нее не вышло, и, казалось, этот стон слышал весь дом. Но сейчас было плевать. Плевать на все и на всех. Внутри у Эвелин все начало пульсировать, но мужчине было мало этого, и он продолжал входить-выходить даже тогда, когда ноги Кудияновой сильно тряслись в нереальном оргазме. Все еще хотелось продолжения.  Костенко решил, что шея уже слишком чистая от заживающих засосов, и сильно прикусил ее шею, вызывая сдавленный стон. Хватило еще пары резких и глубоких толчков, чтобы он кончил, быстро оделся, и лег рядом с Линой, которая смущено улыбалась. — Вроде бы год почти вместе, а ты до сих пор стесняешься на трезвую.  — Сережа, отстань. — Девушка тоже стала одеваться. Она быстренько натянула нижнее белье, и уже хотела надеть майку с леггинсами, но… — Не-а. — Мужчина отнял у Эвелин леггинсы из рук, — Не хочу отставать. — Он притянул Кудиянову к себе за талию, — Ну, может еще разок?  — Вот ты сволочь…  — Эй! Кролики! — Никита резко открыл дверь, — Хватит уже. — В натуре кролики… — Паша оперся спиной на дверной проем. — Как же вы заебали весь кайф ломать! — Сергей закатил глаза, и застегнул ремень, — Убью же когда-нибудь…  — Ну Лёха был прав на самом деле, — Паша не отрывал взгляд от Лины, которая искала по полу майку, — Похудела она жестко, конечно… Раньше лучше было… — Тут же в него полетела подушка, — Да она у тебя реально анорексичка! — Полетела вторая подушка. Он тихо усмехнулся, и вышел из комнаты. — Завидуешь? — Вершинин услышал голос Никиты с балкона. — Чему мне завидовать? — Парень зашел туда же. — Тому, — Никита поджег сигарету, которую вытащил у Костенко из пачки зажигалкой, — Что ты, — Он указал на Пашу, — Просеронил свой шанс на нее, — Кивнул в сторону Эвелин, которая вышла из комнаты поправляя волосы.  — Мне плевать на нее.  — Неужели? — с ноткой сарказма сказал Никита, выдыхая горький дым, — Ну и кто же теперь повелитель твоего сердечка?  — Не важно. — Вершинин присел на пол, подогнув ноги под себя, — Тебе-то что?  — Да просто интересно.  Лина стала рыскать на кухне в поисках чего-нибудь из еды, того, что ей нравилось. В холодильнике она нашла бутылку с шампанским. Глаза тут же округлились. Кудиянова огляделась так, чтобы Сергей не видел, и залпом выпила несколько глотков. Она быстро поставила бутылку на место, и, как ни в чем не бывало, продолжила, словно хозяйка квартиры, шариться по кухне. Никаких шоколадок-мармеладок она не нашла. Чипсов тоже не оказалось. По крайней мере того вкуса, который любила она. В животе уже сильно урчало, и голова начинала кружиться. Тут взгляд пал на открытый шкафчик, который она не заметила изначально. На полке девушка заметила пачку какого-то печенья, по первому виду, овсяного. Глаза загорались вновь.  — Сережа! — Крикнула она, но Сергей не ответил.  — Сережа! Подойди сюда! — Ответа не последовало снова. "Конечно. Все надо делать самой."  Эвелин пододвинула стул, встала на него, и достала свои печеньки. Догадки подтвердились, и Лина, сев на столешницу, стала откусывать маленькие кусочки от каждой.  — Что ты орешь на всю Москву? — Никита вошел в кухню, — Опять жрет! — Он выхватил пачку из рук Кудияновой, — Делись, раз нашла!  — А ну верни! — Девушка слезла со столешницы, и попыталась вернуть еду, — Отдай!  — Не-а! — Никита демонстративно доел остатки, — Все, кончилось! — Он кинул пустую пачку на стол. Его взгляд встретился с грустным взглядом Лины.  — Не смотри на меня так! — Никита попытался отвернуться, но Эвелин продолжала "лезть" к нему, — Ладно! Ладно! Куплю тебе еще!  — Спасибо! — Девушка с довольным лицом выскочила из комнаты.  Кудиянова заметила в гостиной, помимо огромного телевизора, какую-то приставку, очень похожую на "XBOX", и направилась к ней, чтобы попробовать поиграть в какие-нибудь местные игры.  Никита в это время подошел к Сергею, который, последовав его примеру, тоже курил на балконе. — Серег, — Парень легонько коснулся плеча мужчины, — А можешь рассказать подробнее о детстве твоей Лины? — Этот вопрос немного смутил Костенко, и он ответил молчанием. — Серег, пожалуйста. Мне это нужно. — Никита был настойчивым, и сдаваться не хотел. — Зачем тебе знать о ее детстве? — Сергей выкинул докуренную сигарету в окно, — Что тебе это даст?  — Послушай, мы с Паханом пришли тут к одной вещи…  — Какой вещи?  — Послушай, я должен узнать о том, какая Лина была в детстве.  Сергей вздохнул, и прошел в комнату родителей "Паши". Он закрыл дверь. Они оба сели на кровать, и Никита достал свой планшет, включил, и показал видеозапись, на которой были запечатлены кадры цунами в Таиланде в две тысячи четвертом году.  — И к чему это? — Костенко с безразличием смотрел в планшет, — И чем твои видосики связанны с Линой? — Я пробил по базам… — Никита сделал паузу, — И… — И? И что ты там нашел?  — В общем… Билеты, оформленные на вас. На двадцать четвертое декабря. Две тысячи четвертого года.  *** Утро двадцать третьего декабря, две тысячи четвертого года. Россия, Москва… — Лин, — Кудиянова не слышала того, как Сергей позвал ее, так как была полностью в игре с новыми игрушками, смотря что-то на телевизоре. — Лин! — Он вновь позвал девочку. — А? Что такое? — Эвелин невольно отвлеклась от игры, и обернулась. — Я тебе кое-что скажу сейчас. Тебе понравится. — Мужчина подошел к Лине, и присел на корточки рядом с ней, — Помнишь, мы ездили в… — Он специально сделал паузу, давая девочке закончить фразу. — В Сочи?  — Нет.  — Мы много куда ездили… — Все еще задумавшись ответила Кудиянова.  — Ну, ладно. Так уж и быть. Сдаюсь. — Костенко погладил Лину по голове, — Есть такая страна — Тайланд. — Он начал издалека, — Там очень красиво, и там есть океан. А знаешь какой? — Эвелин отрицательно замотала головой, — Глупышка. Индийский океан.  — Мы туда поедем? — Девочка посмотрела прямо в его глаза, — Ура! Я всем в школе расскажу! А там тепло?  — Очень. — А ты там был? — Эта фраза заставила немного загрустить.  — Да… Очень… Очень давно. — Сергей попытался отогнать старые воспоминания, — Тогда… Еще не было таким популярным и дорогим туда ездить.  — А дорого - это сколько? — Лина подошла к мужчине ближе, — Больше миллиона, да?  — Ну ты чего? Миллион, конечно, тоже дорого, но сейчас мы летим намного дешевле. — Костенко обнял девочку, которая прижалась к нему, — Ты замерзла? — Он коснулся рукой носа Лины, который был очень холодным. — Не-а. — Эвелин решила вернуться к брошенной игре.   Двадцать четвертое декабря, две тысячи четвертый год. Аэропорт "Шереметьево"… — Почему так рано? — Кудиянова вышла из такси, потирая правый глаз рукой, и зевнула, — Четыре утра! — Она убрала наушники и плеер в карман куртки, — А попозже?  — Попозже не было. — Сергей взял Лину под руку, и повел в сторону входа в аэропорт.  Ему сильно хотелось курить. На улице было не так уж и холодно, но Эвелин засыпала уже на ходу. Мужчина все-таки решил сделать пару затяжек, заняв девочку на это время пружинкой, купленной вчера в киоске возле дома.  — Сереж, спа-а-а-а-ть! — Лина села на корточки рядом с Сергеем, — Пошли! — Она потянула его за руку. — Линусь, подожди минутку.  Докурив, Костенко взял Эвелин обратно под руку, и повел в сторону стойки регистрации.  Лина резко почувствовала, что сердце начало биться в бешеном, непривычном для нее ритме. Ей казалось, что оно сейчас выпадет из груди, и даже после этого будет продолжать биться. Дышать стало невероятно тяжело. Как будто в легких появилось какое-то препятствие, которое не давало место кислороду. Ноги переставали слушаться, но Кудиянова продолжала делать вид, что все нормально, и старалась идти в таком же ритме.  "Спаси нас!" "Скажи им!" "Не дай умереть!"  Эти слова разнеслись эхом в голове девочки, словно она была высоко в горах, и слышала голоса других людей. Тело сильно затряслось. Лина подняла взгляд на надпись на табло, над стойкой регистрации, на которой было написано: "Пхукет. Тайланд". Резкая, сильная, пульсирующая головная боль пронзила каждый миллиметр, каждую клеточку, каждый атом ее тела. Температура, казалось, подскочила до сорока градусов. Дикий, животный страх сковал тело Эвелин, не давая ей сделать и движения. Она не смогла устоять на ногах, и упала на колени, разбивая их об твердый пол. "Спаси нас!" "Только ты можешь нам помочь!" "Помоги нам!" "Скажи! Скажи им!" "Ты обязана им сказать!" "Все зависит лишь от тебя!" Снова эхо. Снова эти слова. Снова это чувство. *** "Утром двадцать шестого декабря, в семь пятьдесят восемь по местному времени, огромное цунами достигло берегов острова Пхукет, Тайланд. Цунами было вызвано подводным землетрясением. Магнитуда, по оценкам специалистов, составила от девяти и одного до девяти и трех баллов. Эпицентр землетрясения находился в Индийском океане, к северу от острова Симёлуэ, расположенного возле северо-западного берега острова Суматры (Индонезия). Цунами достигло берегов Индонезии, Шри-Ланки, юга Индии, Таиланда и других стран. Цунами привело к огромным разрушениям. На данный момент неизвестно точное количество погибших и пострадавших от этого бедствия. Проводятся спасательные работы. Все больницы работают на износ. Выполняются работы по опознанию погибших. Эта процедура по опознанию, возможно станет одной из самых масштабных в истории человечества." *** Лина крепко закрыла глаза. В голове, словно в телевизоре, звучал как будто голос диктора. Перед ней возникла картина… Она стояла на краю какой-то горы, смотря в сторону воды. По водной глади с огромной скоростью, неслась какая-то продолговатая, средней толщины, линия. На обычную волну это не было похоже: Эвелин знала, как выглядят обычные волны, но такого она не видела никогда и нигде. Даже по телевизору о таком не слышала. В школе им не рассказывали о таких вещах, как землетрясения, цунами, пожары, оползни и многих других.  Стали мелькать силуэты людей. Сильно раненых людей. Текла кровь. Реки, моря, океаны крови. Нескончаемые, изуродованные тела женщин, мужчин, детей, стариков. Матери, оплакивающие трупы своих дочерей. Отцы, оплакивающие своих сыновей. Вода. Много воды. Мало суши. Все течет. Все мокрое. Земля. Вода цвета земли. Все коричневое. Деревья. Кроны деревьев торчат из воды. Толпы возле больниц, ищущие на таблицах имена близких. Нашедшие плакали навзрыд. Машина. Много машин. Наполнены телами. Женщина в каталке с выкрученной на сто восемьдесят градусов ногой, из которой торчит кость, с тряпкой во рту, из которой сочится кровь. Дикие крики, вопли, плачь по всей больницы. Операции прямо в коридорах. Люди, лежащие на тряпках на полу под капельницами, трубками. Вокруг можно было услышать звуки аппарата жизнеобеспечения. И эти звуки сигнализировали о том, что очередная жизнь прервалась. Муки были окончены. Душа ушла туда, куда ей было нужно. *** — Нет! Нельзя! — Крикнула Лина, захлебываясь слезами, и уже валяясь на полу, — Вы все умрете! — Она закрыла лицо руками, — Вы умрете, если поедете! — Из ее носа потекла струйка крови, — Нельзя! Нет! Нельзя! Вы умрете! Билет в один конец! — Эвелин поджала ноги, и попыталась обнять их руками; но тело слишком сильно дрожало, — Больно… Будет больно всем! — Из другой ноздри вытекла еще одна струйка, — Тебе! — Кудиянова указала указательным пальцем одной руки, которую убрала от лица, на женщину в возрасте, — Тебе! — Указала на девушку с маленькой дочкой, — Будешь плакать! Она умрет!  Эвелин не выдерживала яркого света лампы на потолке, которая слепила даже через закрытые руками глаза, и в какой-то момент ей показалось, что из глаз потекла кровь. Но это была лишь слеза… *** Вокруг резко все изменилось. Лина почувствовала, как она закрутилась в каком-то смерче. Все присутствующие люди превратились в изуродованных: у той пожилой женщины не было руки. Вместо нее был лишь обрубок по плечо, из которого торчали куски мяса, куски разорванной плоти, обломок кости. На лице женщины отсутствовал правый глаз. Точнее, он был, но лишь висел, скатываясь на лицо, словно прядь волос. Из разломанной грудной клетки было видно все еще еле как бьющееся сердце.  У девушки, что была с дочкой, была разорвана вся грудная клетка. Кости были переломанными, где-то торчали части, где-то кость полностью была сломана, оставляя свободные девяносто процентов места, где она должна была находиться. Шея была почти что оторвана от головы. Артерии были все как бы оторваны от тела. Восьмидесяти процентов шеи просто не было. Руки… Руки были покрыты множеством синяков, но на вид были целы. Нога… Колено… Его просто оторвало от тела. На его месте была огромная, круглая дыра, из краев которой вытекали струи крови водопадом. Кишки вываливались из желудка, свисая из кожи живота почти до пола.  А девочка? Она выглядела просто чудовищно! На лице отсутствовал нос. Вместо него были две дырки в лице треугольной формы с закругленными концами. Глаз не было. Вообще. Они даже не свисали. Было две огромные, зияющие тьмой, словно черные дыры, пустые места. Спины сзади не было. Отчетливо проглядывались остатки разорванных легких. Позвоночник был разделен на две части, между ними было пустое место, диаметром сантиметров пять, не меньше. Почка, по виду правая, свисала там, где должен быть желудок. Вторая была оторвана. Вместо нее болталась, словно веревка, орган, который соединял обе почки. Правое (?) бедро было в страшных фиолетово-кровавых синяках и глубоких царапинах, из которых сочилась кровь. У кого-то не было руки, ноги, или самое страшное - головы. Когда не было ее, то жутким был вид шеи, а точнее то, что было видно: трахея, сосуды, вены… все это было видно не вооруженным глазом.  Помещение аэропорта выглядело так, как будто на него только что упала бомба: все было разрушено. Стойки регистрации были сломанными, крыша - обвалилась, вокруг валялись обломки… Домов? … Да. Домов. Деревьев. Везде была вода до потолка, но чувства, что она тонет не было.  Внезапно в местах, где стен не было, ворвалась огромная волна, которая словно серная дыра, медленно поглотила все то, что было внутри: тела, мебель, автоматы с едой, обломки крыши, обломки стены, разные части от стоек, мелкие детали кафешек… Все это стало огромным водоворотом, в который Лину затянуло мигом. Все крутилось, вертелось, но свет был все еще таким же ярким, как и от тех ламп.  Дышать стало невероятно тяжко, и Эвелин почувствовала, как легкие наполняются воздухом. Да. Вот оно. Ощущение, когда тонешь.  Помимо этого, ко всему добавилась адская боль по всему телу. Девочка посмотрела вниз, на свои ноги. Кожи на них не было. Лишь голые кости, которые так же были сломаны. Ей хотелось закричать, но голос будто бы пропал, и она не могла издать ни звука. На ее глазах на руках стали появляться раны, которые кровоточили, и сильно жгли так, будто бы что-то прижигает кожу горелкой. Кожа выгорела до костей в области локтя. Из живота начали вываливаться внутренние органы: сначала толстая кишка. Сантиметр за сантиметром она покидала тело хозяйки. Затем пришло время тонкой кишки, которая вышла за один момент. Поджелудочная железа вылетела, словно масло, растворяясь в пучине воды. Пищевод выполз, как змея, и так же исчез в водной пучине. *** — Скорую, блять! Скорую!  — Дыхание очень слабое. — Лина! Дыши! Дыши, мать твою! — Руми, девочка моя, маленькая моя, дыши, пожалуйста! Тебе рано сюда! Давай, вдох… Выдох… — Дыхания нет!  "Где я? Что я? Мама? Нет… Мама? Сережа?… Больно… Больно… Очень… Больно…" — Разряд!  — Она не дышит!  — Еще разряд!  "Почему так резко бьет током? Так сильно жжёт…" — Дышит! Пульс слабый, но есть!  — Давай, Румиша, ты молодец, дыши, дыши, сестренка!  — Что с ней было?  — Остановка серд…  ***