
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Повседневность
AU
Ангст
Дарк
Язык цветов
Алкоголь
Любовь/Ненависть
Курение
Нездоровые отношения
Нелинейное повествование
Засосы / Укусы
Психологические травмы
Тревожность
Собственничество
Аристократия
Эмоциональная одержимость
Художники
Боязнь грязи
ОКР
Кинк на руки
Высшее общество
Нездоровый BDSM
Описание
AU! Осаму Дазай ─ талантливый художник, имеющий проблемы с вдохновением. И он, как любая творческая личность, предпочитает решать их здесь и сейчас. К сожалению, зачастую используя наивное доверие не очень-то востребованного, да и особо небогатого клинического психолога-мизофоба Чуи Накахары.
Примечания
❌ЗАПРЕЩАЕТСЯ!
Какое-либо распространение (полное, фрагментарное, в виде ссылки, только шапка) данной работы где-либо, включая закрытые каналы и группы. А также недопустимо использование моих текстов для создания какого-либо медиа-контента. В противном случае - вся работа будет подлежать немедленному удалению.
❌Данная работа ничего не пропагандирует и не романтизирует. Она создана исключительно с художественной целью, и за неадекватные поступки некоторых личностей я, как автор, не несу никакой ответственности. Также, открывая работу и начиная чтение, вы под собственную ответственность подтверждаете свой возраст - в данном случае рейтинг фанфика NC-21, поэтому вы должны быть старше 21 года.
❌ Работа полностью/фрагментарно содержит контент 18+ (not suitable for work: NSFW content), обусловленный исключительно художественной ценностью работы, поэтому фф недопустим к прочтению в общественных местах.
9.
06 февраля 2017, 11:29
И будто в унисон прерывистой мороси, приглушенно мельтешившей за окном, Дазай сжал хрупкое запястье Чуи, которое изо всех сил пыталось вырваться, ускользнуть в непроглядную тьму, что так искусно рисовали темные обои живописца.
Спирт полностью выжег и преждевременно состарил нежную кожу, превратив ее в грубую корку, напоминающую раскрошившийся пергамент. Алые порезы, белые слоящиеся ногти и затертые чуть ли не до самых костей фаланги пальцев ─ результат мизофобии, необоснованного страха Накахары.
Он всегда носил черные перчатки, прятал свои тонкие ладони и не позволял себе открытого контакта. Но сейчас же его робкие пальцы были тесно переплетены с ледяными пальцами художника.
Но если рука Чуи была повреждена от навязчивого страха испачкаться, то Дазай в своих ранах преследовал другую цель ─ как можно скорее распрощаться с жизнью, совершив при этом красивое самоубийство.
Да, самоубийство как способ бегства от самого себя. От своих мыслей, поступков, неосознанных желаний… Ведь это так просто: всего лишь один миг, движение, эмоциональный порыв ─ и жалкая душа художника наконец-то покинет столь греховное, аморальное и достойное лишь пыток Асмадея* тело. Одно решение ─ одна смерть.
Вот только самоубийц не отпевают в церкви и не ставят за упокой души им свечей. Никогда не семенит для них теплое пламя прощения, и не склоняются проповедники в похоронной молитве. Трусы и идиоты, наложившие на себя руки, всегда уходят молча: без песен и воспоминаний, без слез и сожаления, без доблести и надежд… Будто пыль, упавшая со старой книги, тают они на пожелтевших страницах посмертного заключения.
Быть может, боязнь религиозной кары ─ это единственная сила, сдерживающая людей от рокового шага. Но Осаму Дазай, к сожалению, никогда не верил в Бога и уж тем более не страшился возможного возмездия. Он был еретиком, ослушником законов совести.
Задетые кровью персты обоих мужчин составляли прекрасный дуэт: светлые, ярко-красные ссадины клинического психолога и воспаленные, насыщенные багровым цветом рубцы Осаму. Два оттенка красного: «Wine» и «Scarlet» как нельзя точно переходили друг в друга.
Художник, ведомый запахом своего партнера, коснулся кончиком прохладного языка до свежей раны Чуи, еще теплой и даже саднящей. Он хотел провести по ней, оставить после себя влажную дорожку.
Да, ему нравилось ощущать у себя во рту металлический привкус крови. Немного солоноватый, вязкий, но в то же время дьявольски пьянящий и сводящий мастера с ума.
Мужчина мог часами рассматривать бугристые шрамы, проводить по ним своими длинными пальцами, ласкать или расцарапывать до рези, до боли, до слов мольбы.
Таким уж был живописец. Садистом, доводящим своих «жертв» до грани. До грани, когда они уже не могут забыть своего «мучителя». До грани, когда они сами просят посильнее сомкнуть их запястья, прильнуть к укушенной шее, провести влажным языком по их коже, а затем, не раздумывая ни минуты, испытать на себе весь жар молодого тела. Тела Дазая, самого прекрасного в те минуты художника, для которого полотном выступает не кусок бумаги, а нежная кожа самого хьюманарта.
Он не брезговал целовать и шлюх, и знатных дам, и обеспеченных интеллигентов. Более того, для Дазая не существовало понятие «отвращение», для него существовало лишь понятие «страсть». Страсть к творчеству. Страсть к людям.
Его могла с легкостью вдохновить как светло-розовая бисеринка груди девственницы, что впервые раздвигала перед ним ноги, так и жесткие, практически глянцевые волосы инвестора.
Осаму не был гурманом, однако у него всегда были лучшие блюда.
Белые зубы легонько прикусили выступающую косточку пальца клинического психолога, немного оттянув трепетную кожу. Но мастер ощутил лишь вкус тошнотворной медицинской стали: железа, перемешанного с элементами хлора, семнадцатого порядкового номера в периодической таблице Менделеева.
Выходит, физраствор полностью уничтожил всю естественность самой обычной человеческой грязи с миллионами бактерий, живущими на наших руках.
Каждый день, начиная с момента рождения и до самой смерти, человек ежедневно сталкивается с всепоглощающим миром микробов. Они есть везде: на поверхности журнального столика, на косточке съеденного персика, на кафельных стенах туалета и даже на самых сокровенных местах человеческого тела.
Люди ─ это грязные существа, рожденные посредством похоти.
Дазаю, человеку не приемлющему сострадание, на мгновение даже стало жаль Чую, ведь он так рьяно стремился доказать живописцу «непорочность» своих выцветших, больнично-белых, потерявших изначальный оттенок здоровья кистей.
«И именно поэтому он решил стать психологом? ─ художник чувствовал учащающийся пульс своего партнера, ─ идиот, блядское отродье…─ Осаму начинал испытывать неприязнь к коже рыжеволосого мужчины, ─ ты никогда не победишь эту чертову зависимость, даже если начитаешься книг по психосоматике, ─ на кротких губах пробежала ирония, ─ тебе не помогут знания психологии… Мизофобия ─ это неизлечимая болезнь… Пора уже смириться, признай…».
***
Прошло четыре дня. Но Дазай так и не перечислил деньги. Он снова попользовался Чуей, выставив того в роли своей же подстилки. Тем временем уже успели опасть все последние золотые листья осени, изрядно обнажив тощие, как ноги анорексика, деревья. В воздухе все чаще начинало пахнуть дождями, промокшая земля постепенно превращалась в грязно-серую жижу, напоминающую ту самую похлебку, что давали Чуе по праздникам в приюте. Наверное, если бы мужчина хоть кончиком языка прикоснулся к этой слякоти, то ее вкус бы не сильно отличился от переваренных обрезков корнеплодов, которыми кормили как свиней, так и сирот в «благодетельном» доме. Неприятное воспоминание, не так ли? Однако недорогая бутылочка бордо и порция сплина на закуску могли изрядно скрасить любое настроение молодого психолога. А если еще и выкурить пару-тройку сигарет после ужина, то вообще можно считать любой день удавшимся. Рыжие волосы Накахары, подобно языкам пламени, распластались на белоснежном отчете, который надо было еще два часа назад отнести на подпись начальнику. ─ Тринадцать, ─ зеленая тетрадь упала перед самым носом рыжего, ─ тринадцать вызовов, ─ мужчина слегка приоткрыл глаза, ─ из них восемь самоубийств и одна поножовщина, ─ рука говорящего с раздражением дернула за рукав молодого психолога, ─ и все это в вашу смену, Чуя-сан. Накахара безразлично зевнул: ему было глубоко плевать на суицидников. Ведь все те люди, что звонили по горячей линии, не представляли абсолютно никакой ценности для Чуи. Например, вчера, познав все «прелести» неразделенной любви, какой-то студентишка-романтик вскрыл вены; сегодня же распутная девица готовилась к очередному аборту, а завтра пропахший насквозь спиртом пьяница на спор залезет на антенную вышку… Люди, к сожалению, слишком глупы и предсказуемы. ─ Бывают на земле придурки, ─ отмахиваясь от сна, как от мух, пробурчал психоаналитик, ─ лезут в петлю из-за каждой бытовой проблемки, ─ синие глаза предательски слипались, но мужчина держался, ─ а потом звонят, думают, что тут они найдут выход… ─ И поэтому вы решили послать их к чертям? ─ голос подошедшего к нему врача приобрел властный оттенок, ─ я тоже, знаете ли, не в восторге от всех тех наполеонов и марий антуанетт, что ежедневно поступают ко мне в отделение. Но я молча выполняю свой долг. ─ Я не врач, ─ на полуслове огрызнулся Чуя, ─ от моего пустословия у людей не прибавится мозгов, и они не изменят своих решений. К чему же мне тогда напрягаться? ─ Хорошая у вас логика, ─ собеседник слегка отодвинул стул, ─ за такую и уволить могут. ─ Плевать, ─ в ответ равнодушно выдохнул рыжеволосый мужчина, ─ я не дорожу этим местом… Накахара в очередной раз соврал самому себе, заявляя, что не ценит работу. А зря. Очень даже зря, ведь денег у него совсем не осталось.***
Пляска ярких огней на витрине нового магазинчика буквально сводила Токио с ума. Слащавый аромат заморских сладостей вкупе с атласными тканями не мог оставить равнодушными ни женщин, ни мужчин. Они, цепенея от одного вида необычных товаров, занимали очередь еще с самого раннего утра и ждали до полудня. Пестрые ленты шелкового Сари** дразнили своими красками посетителей, молили примерить. Индийская хна, витражи, рахат-лукум и даже дастар*** были в диковинку японцам; они искренне улыбались, сжимая в своих ладонях ту или иную вещь. Но насыщенные краски Индии сменялись вычурными костюмами британцев. Длинные зонты-трости, трубки для курения в стиле Шерлока Холмса, тугие корсеты, кружевные чулки, накрахмаленные воротнички блузок ─ все это говорило о том, что Англия была хоть и скупа на ассортимент товаров, но тем не менее викторианской камеи удалось привлечь к себе внимание миловидной гейши. Греция, Испания, Польша, Германия и даже Россия были представлены на необычной выставке. Шапки-ушанки, черные береты, теплые вина и немецкая обувь ─ истинная находка для любого ценителя. Но молодого психолога отнюдь не привлекали импортные безделушки. Чуя Накахара пришел в этот магазин с определенной целью, а точнее, с неимоверным желанием приобрести одну единственную, но очень важную для него вещь. ─ Добрый день, желаете чего-нибудь особенного? ─ несколько полноватая, но достаточно ловкая девушка вежливо поклонилась только что вошедшему Чуе, ─ сегодня у нас скидки на индиго, коричневую хну, басму, а также… ─ Благодарю, ─ холодно ее прервал мужчина, ─ но я не интересуюсь искусством. Жить в Японии, стране красок, и не любить живопись ─ парадокс современных тенденций. ─ Тогда… ─ Франция, ─ синие глаза напоминали лед: остывший и практически бесчувственный кусок айсберга, ─ Жан-Поль Готье, мужская коллекция XS. Жан-Поль Готье ─ человек, сумевший бросить вызов, наверное, всей модной индустрии Парижа двадцатого века. Он, подобно обольстительной Коко Шанель, создал неповторимую линию головных уборов, сочетая при этом несочетаемые вещи. Павлиньи перья, металлические кресты, сломанные пряжки, торчащие шпильки и, конечно же, темные, преимущественно в клетку ткани составляли особое поле деятельности модельера. Черные перчатки едва ли коснулись бархатной материи. Шляпа, изготовленная в стиле Борсалино, заставила сердце Накахары машинально сжаться ─ у рыжего перехватило дух. Ровный крой, темно-коричневая обводка ленты, свисающая цепочка и новый, совершенно исключительный элемент во всей коллекции ─ яркое пёрышко, закрепленное у самого основания шляпы. ─ Хотите примерить? ─ сотрудница магазина незаметно высвободила из хрупких ладоней психолога дорогое изделие, ─ простите, но вам придется заплатить за нее залог, вы же знаете, что не шляпы Готье подгоняют под себя, а себя подгоняют под его шляпы. ─ И какова же цена? ─ как-то развязно вопросил Чуя, ─ какова цена примерки? Заплатить за одну только возможность хотя бы на пару минут надеть на себя этот элемент роскоши было одновременно и глупо, и очень даже разумно. Ведь покупатели, не имеющие и половины этой суммы, автоматически отсеивались, признавали свою бедность. К сожалению, люди слишком рано успели превратить себя в немых рабов шуршащих купюр и предательского звона тридцати серебряников. А Осаму Дазай, познав эту аксиому, смог с удивительной точностью профессионального маньяка надавить на уязвимое место рыжеволосого мужчины, заставив того окончательно продаться как телом, так и душой. Но в итоге, получив желаемое, не заплатить ни иены своему «вдохновителю», своему единственному стимулу вообще браться за тонкий колонок. Несправедливая расплата за слишком уж наивное доверие. ─ Так вы будете мерить? ─ надоедливо прозвучал голос ассистентки, ─ знаете, у нас за ней уже целая очередь, поэтому определяйтесь быстрее. ─ Я, ─ пальцы с сожалением сжали ткань жилетки, ─ я не… ─ Думаю, что молодой человек все-таки примерит эту шляпу, ─ американский акцент до боли ударил по барабанной перепонке Накахары, ─ так что выделите нам соответствующую комнату… На аккуратных губах инвестора отразилась довольно незаметная ухмылка. Он смеялся над Чуей, смеялся над его оплошностью. _______________________________________________________________________ *Асмадей ─ демон, символизирующий похоть, разврат. **Сари ─ традиционная женская одежда на Индийском субконтиненте, представляющая собой кусок ткани, особым образом обёрнутый вокруг тела. ***Дастар ─ обязательный головной убор у индийцев в форме тюрбана.