Послевкусие дешевых сигарет

─ Почему так поздно, Осаму-сан? ─ убрав ноги со стола, что было очень характерно для американцев, холодно вопросил инвестор, ─ Неужели вам потребовался целый час, чтобы привести себя в порядок? Художник медленно вошел в гостиную. Скрипнула дверь. Тяжелые, выдержанные в стиле барокко, обои, подобно паутине окутывали собой огромную комнату иностранца. Их золотые, немного аляповатые узоры яркими пятнами выделялись на фоне серой гаммы цвета. Шоколадные конфеты фирмы «Amedei» ─ первое, что пришло на ум живописцу. Два белых шкафа-купе, журнальный столик с зеркальным подносом, кожаный диван, несколько кресел, разноцветные ковры, шкура тигра и картотека лучших вин на заднем плане ─ все эти реквизиты говорили о неприкрытом желании инвестора продемонстрировать свое богатство, роскошь, вседозволенность и, может, даже цинизм. Словно богемное стекло с осадком дешевого алкоголя, выглядела со стороны эта фальшь. Чрезмерным притворство было во всем: как в интерьере, так и в самих словах светловолосого собеседника. ─ Вы живете не так близко, Кейти. ─ Дазай не мог употребить суффикс сан- по отношению к иностранцу, поэтому обращался к нему просто по фамилии. ─ К тому же вы позвонили мне ночью, а ночью я… ─ Развлекались в непристойном доме? ─ уложенные волосы собеседника неприятно лоснились в цвете ночного освещения, ─ или же продавливали кровать с очередной шлюхой в отеле? ─ аристократичная рука инвестора отложила англоязычную газету. Нетактичный, хладнокровный, расчетливый, а временами и дотошный иностранец брал Осаму исключительно своей неповторимой способностью бить не в под дых, а прямо сердце. Наповал. Одной пулей. Казалось бы, он видел живописца насквозь. Начиная с израненных кистей рук и заканчивая золотистой, выгоревшей от солнца пряди мягких, как кашемир, волос. Все действия, мысли, тайны и даже последующие реакции темноволосого мужчины безупречно угадывал Кейти. Он словно знал о мастере все: каждый миллиметр его костлявого тела и строптивой, закрытой от всего мира души. Интересно, и когда только американец успел настолько познать Дазая? ─ При всем моем уважении к вам, ─ художник не мог терпеть грубого обращения к своей персоне, ─ я вынужден попросить вас засунуть ваш интерес куда подальше и не вынимать его до тех пор, пока я сам не посчитаю это нужным. ─ Живописец до хруста сжал пальцы. ─ С кем, где и как я проводил ночь ─ вас не должно беспокоить, ─ он раздраженно прикусил губы, ─ я же не спрашиваю вас, почему вы звоните мне в столь позднее время и настойчиво требуете встречи. Закончив, мастер перевел дух. Отвечать грубостью на извращенные вопросы человека, который согласился в третий раз (это было их третье сотрудничество) спонсировать картинный бизнес Осаму, было очень невежливо со стороны самого художника. Ведь все выставки, галереи, экспозиции требовали довольно затратных вложений и немалых средств. Дазай, хоть и был обеспечен, но не мог себе позволить самостоятельно организовать арт-турне по городам Европы, что, к счастью, в прошлом году сделал за него инвестор. Франция, Германия, Польша, Чехия, Швейцария… В каких странах только не было выставок Осаму Дазая, и скольких он только не познал за это время женщин. Да и, собственно, мужчин тоже. Каждая выставка ─ новая связь, каждая картина ─ новый хьюманарт. Но неужели, кроме секса и живописи, художника больше ничего не интересовало в этой жизни? Ни любовь, ни саморазвитие, ни путешествия, ни книги? Или же это все-таки ошибочное мнение, и Осаму еще хоть что-то привлекает помимо вышеназванных аспектов? ─ Вот как, ─ инвестор только сейчас развернулся к нахальному живописцу, ─ и действительно, ─ в водянистых глазах мелькнула тень сомнения, ─ какое мне дело до вас и ваших похождений, ─ пальцы нервно постукивали по зеркальной поверхности столика, ─ да только вот есть другие люди, которым крайне интересна ваша личность. ─ What’s the matter? ─ Дазай сделал неуверенный шаг в сторону своего собеседника, ─ And who is this a curious person? * ─ Who? ─ голосом Юджина можно было вспороть брюхо, а после вынуть осклизлые, пропахшие запахом тухлой рыбы внутренности, ─ Did you not read a hot line in your account, for example? ─ американец поднялся с уютного кресла, ─ Did you not see a new magazine, when rating of your pictures had fallen down?! Oh, my God, you are really idiot, if you think that it’s only my threatening, Osamu-san…** Периодически художник сам переходил на английский язык. Это добавляло тепла в их отношения с инвестором. К тому же Кейти не так сильно ругал живописца, когда японец проявлял уважение к его культуре. Но вызвать человека в два часа ночи только из-за того, что его рейтинг занял последнее место в топе очередного «Star’s Life» или еще какого-нибудь раскрученного журнала ─ походило на откровенный бред, если честно. Безусловно, у инвестора была другая причина столь позднего звонка. Незримая, но ужасно холодная длань моментально сковала тонкую шею Дазая. Ему стало тяжело дышать. Ведь каждый вдох, подобно лезвию бритвы по живому, разрезал легкие. Впервые за долгое время мужчина чувствовал боль. Нет, не ту боль, что приносила ему наслаждение. И не ту, что пробуждала в нем творческие способности. Это была совершенно другая боль. Боль, оставляющая после себя привкус солоноватой слизи на окровавленных, как после бархатной чистки оленями рогов, органах живописца. Странное чувство совершенно не свойственное Осаму. ─ Присаживайтесь, ─ американец указал на собственное кресло, ─ и откройте ноутбук, пожалуйста. Совладев с дыханием, художник выполнил просьбу американца. Скользкие от ледяного пота пальцы Осаму осторожно подняли белую крышку компьютера. Включился монитор, и на экране высветилось несколько свернутых ссылок: список акций в компании Кейти, какой-то фондовый онлайн аукцион, переводчик валюты, завершенный шесть часов назад диалог с неким инкогнито Аланом (между прочим, тоже художником), злополучный профиль в социальной сети Дазая, новости часа и, что очень удивило мастера, адрес психиатрической клиники, где работал Чуя-сан. Выходит, Юджина все же задел инцидент с машиной? ─ И в чем проблема, Кейти? ─ темноволосый мужчина вопросительно поднял бровь, ─ Что тут такого сверх криминального в моей ленте? ─ Что криминального? ─ лицо инвестора было прекрасным даже в момент гнева, что очень кстати подметил Осаму, ─ Две драки в общественном туалете, порча музейного имущества, пьяная выходка в чайном домике! ─ Его нежно-голубые глаза напоминали разбавленную краску для гжели, ─ и… зачем вы, воспитанный человек, плюнули на авторский костюм Сато-сана, известного дизайнера, в его же магазине?! ─ Он был мне большим, ─ равнодушно зевнул собеседник, ─ я отдал за него 824 доллара, а этот ублюдок сшил мне какой-то… я воздержусь от своего «французского» при вас. ─ Н-да, ─ американец расстегнул верхнюю пуговицу пиджака, ─ и вы думаете, что после этого у вас еще будут поклонники? «Даже дома носит костюм, ─ как нельзя вовремя подумал мастер, ─ интересно, а во время близости он хотя бы расстегивает брюки?» ─ Кейти, ─ кроткие губы расплылись в улыбке, ─ а чем вы таким занимались в кромешную ночь, сидя за компьютером? Я смотрю, вы не только акции считали… На минуту Юджин задумался, и его лицо приобрело скорбный оттенок. Пара-тройка морщин, суховатые губы, небольшой порез над бровью… И как только художник мог не заметить всех этих изъянов, признав инвестора красивым? ─ Это не ваше дело, ─ американец прочистил горло, ─ я высказал вам свое мнение, а вы сами решайте, что будете делать, когда Европа захлопнет перед вашим носом дверь. Мастер нехотя поднялся, выровнявшись в одинаковом, в отличие от психолога, росте со своим оппонентом. ─ Ну, у меня же всегда будет возможность устроить свою выставку в Соединенных штатах, не так ли, Кейти? Инвестор ничего не ответил на подобное заявление Дазая. Он лишь равнодушно выпроводил его к двери.

***

Языки пламени остервенело жевали бумагу, периодически выплевывая несгоревшие клочья затвердевшего акрила. Словно ненужный мусор или кусочки еды, застрявшие между зубами человека. Портрет, что лизал огонь, плакал. Краска сочилась тоненькими струйками по обгоревшему лицу некогда жизнерадостной гейши. Нарисованная девушка таяла, старела и превращалась в прах. Ее можно было сравнить с портретом Дориана Грэя, если бы это был всего лишь вымысел, художественная задумка какого-нибудь неизвестного писателя двадцатого века… Но… Дориан ─ это плод воображения Уайльда, а эта изображенная прелестница ─ реальный, не придуманный Дазаем человек. Мастер снова уничтожал свою коллекцию. Арт за артом, картину за картиной… Он вынимал из своих «жертв» все: их жизненные силы, энергию, страсть, жажду, похоть… До последнего кусочка он мысленно потрошил их души, использовал скрытые ресурсы… И только потом приступал к картине. Сначала он влюблялся в их внешность, затем пробовал характер и в конечном итоге ─ создавал шедевр. Дазай одновременно любил и ненавидел свое ремесло. Свой дьявольский дар гения, схожий с проклятием. Ведь каждый продукт искусства ─ это миазм на теле творца. Любое произведение, хоть роман, картина, соната, сложная растяжка балерины ─ все это проходит через страдание и кровь, через боль и желание все бросить, уничтожить, стереть… Как разбившаяся елочная игрушка, были в тот момент расколоты мысли Дазая. Осаму хотелось одного: закрыть и больше никогда не открывать глаза. А между тем сгнившие, изувеченные трупными пятнами, тощие руки болезненной истомы по-прежнему сжимали его гортань. Когти скользили по розовым гландам, надавливая на корень языка и вызывая преждевременное желание вырвать... Да, это была воистину изощренная боль воистину изощренного гения. Осаму Дазай. Кто он? Демон, живописец, коллекционер или безумец, в конце концов? И какие мысли побуждают его снова и снова брать это странное, пропитанное смрадом полотно, и, подобно Рафаэлю, наносить выстраданные собственной же кровью мазки? Штрих за штрихом, подтек за подтеком… Не безумие ли помогает ему в этом? «Твою мать, ─ капли пота безустанно стекали по обнаженной груди мужчины, ─ как же все-таки долго сгорают несовершенные арты…» Или несовершенные люди? Что же было ближе Осаму? Художник откашлялся кровью. _______________________________________________________________________ * ─ В чем проблема? ─ Дазай сделал неуверенный шаг в сторону своего собеседника, ─ И кто эта любопытная личность? ** ─ Кто? ─ голосом Юджина можно было вспороть брюхо, а после вынуть осклизлые, пропахшие запахом тухлой рыбы внутренности, ─ А не читали ли вы свою горячую ленту в аккаунте, к примеру? ─ американец поднялся с уютного кресла, ─ Не видели ли вы новый выпуск журнала и рейтинг ваших картин, упавший на самое дно?! О, мой Бог, вы действительно идиот, если считаете мои слова пустой угрозой, Осаму-сан...