Послевкусие дешевых сигарет

— Ваши последние картины выглядят более профессиональными, чем вся предыдущая экспозиция, — голубые глаза иностранца оценивающе осмотрели разбросанные черновики художника, — в чем же причина такого успеха? — Исключительное стечение обстоятельств, — собеседник наполнил бокал, —очередное увлечение как, собственно, и в прошлый раз. — Вы наконец-то нашли себе хорошенькую дамочку, которая не отказалась от двойного самоубийства? — в голосе пробежала ирония. — Этой мечте не суждено сбыться, — наигранно протянул ноту Дазай, — так что я ограничился лишь небольшой дозой вдохновения. — Снова гейшей, Осаму-сан? — мужчина равнодушно поправил светлую челку. В ответ молодой художник лишь слегка улыбнулся. — Но да ладно, — холодно бросил иностранец, — это не мое дело, — длинные пальцы в замшевых перчатках сомкнули ножку бокала, — выпьем за удавшийся контракт? — С удовольствием, — мгновенно согласился живописец, — выпьем за наше, надеюсь, долгое сотрудничество. Их бокалы приглушенно звякнули. Пино-нуар Розе* в очередной раз возбудило фантазию мастера. Обычно подобное говорят про женщин, но внешность иностранца была действительно притягательной. И говорил он довольно располагающе, несмотря на американский акцент. Прямо Нью-йоркское возмездие, если и вовсе не счастливый билет на всю дальнейшую жизнь художника. Но одной красоты для Осаму Дазая было мало. Картина должна быть не просто красивой — картина должна быть живой. А вот насколько был эмоционален инвестор — это предстояло еще узнать. Здесь и сейчас, Осаму-сан? Здесь и сейчас. Белая рука художника «случайно» дернула скатерть. Бокалы пошатнулись, но собеседник ловко удержал поднос. «Черт» — тихо разозлился живописец. Исследовать своих жертв было до ужаса приятно. Как парфюмер, готовящий новую композицию, как писатель, приступивший к вожделенной книге, и как игрок, дорвавшийся до дьявольской рулетки, так был одержим и Дазай. Его обсессия начиналась с неприметных рук людей и заканчивалась индивидуальным строением хрусталика, помещенного в глазное яблоко. Художнику было интересно все: как ты спишь, что ты ешь, о чем думаешь. Он будто хотел залезть в самое сердце —сокровенный орган в теле каждого человека. И даже этот американец, с которым живописца связывали лишь деловые отношения, был способен утолить творческий голод темноволосого мужчины. Нет, он не мог вдохновить Осаму на какой-нибудь шедевр, но дать эмоциональную подпитку и удовлетворить играющее либидо — вполне. — Может, еще вина? — художник повторил свою попытку. — Благодарю, но я не пьяница, чтобы налакаться вусмерть. На сегодня достаточного. Меня ждет такси. Собеседник быстро поднялся и практически дошел до выхода, как прохладная рука Дазая настойчиво одернула его. Голубые глаза недовольно смирили взглядом мастера. — Что-то еще, Осаму-сан? — у инвестора, как и у Чуи, был прокуренный голос. — Я провожу вас. В тот день они вместе покинули ресторан, но каждый уехал на своей собственной машине. Являясь клиническим психологом самой низкой категории, было трудно перечить начальству. Заполнять отчеты, подклеивать документацию, отвечать на звонки, каждый вторник дежурить на горячей линии и ежедневно вести консультации − это были далеко не все первостепенные обязанности Чуи Накахары. Помимо профессиональных обязанностей, он также должен был отвозить на мойку автомобиль начальника, забирать костюм из ателье, заказывать еду и периодически интересоваться здоровьем супруг своих уже женатых коллег. Рыжеволосый мужчина не любил браки, так как не любил ответственность. А маргинальный художник, что удивительно, давал ему именно то, о чем он так мечтал и чего так боялся. Чисто физический контакт без любви, отношений и обязательств. Идеально. «Где эта чертова ведомость?! — клинический психолог поспешно разбирал бумаги, — и какой дегенерат додумался ее оформить задним числом?» Монохромные папки, аккуратно подшитые и бережно укутанные пылью, сейчас буквально падали из рук, создавая приличную кипу мусора. Исписанные листки, амбулаторные заключения, методики, большая энциклопедия Фрейда — все это, словно кусочек быстрорастворимого сахара в чае, таяло на глазах у психоаналитика. Ненавистная и такая скучная работа в клинике сильно истощала творческий интерес Чуи. Но выбор был сделан: он — психолог и обязан следовать своей профессии до конца. Это что-то вроде негласного, но мысленно заверенного его собственной рукой приговора — лечить людей. Их души. Вынимать всю грязь, ржавчину и гниль из самых темных уголков человеческого сознания, подобно хирургу, удаляющему из тела опухоль. Но только вот из сердца изъять недуг гораздо сложнее — потребуются собственные резервы. А принести себя в жертву ради спасения другого было бы слишком большим благородством, на которое, к сожалению, рыжеволосый мужчина не был способен. Личный комфорт и въевшийся эгоизм смертельным ядом текли в венах Чуи уже не первый год. И никакая индульгенция, пусть даже самая честная, не смогла бы простить его профессиональное равнодушие к своим же пациентам. Сорвать как можно больше денег и бросить специальность — вот ведущий лейтмотив деятельности рыжего. Но, тем не менее, он покорно разгребал несколько этажные завалы старых книг, тихо ругаясь и проклиная сотрудников. Накахара был зол на всех, начиная с британского дога начальника и заканчивая легкомысленной секретаршей, что как-то раз перепутала истории болезней. Вроде бы незначительная оплошность, но молодой психолог лишился половины зарплаты. А деньги, как вы поняли, были его самой главной страстью после курения. Никотиновые затяжки и алкоголь черными пятнами отразились на пошатнувшейся, но еще существующей морали Чуи-сана. А вот нравственность надоедливого, хладнокровного и лицемерного художника была безвозвратно утоплена в пошлых, как ободранный серпантин, желаниях. Дазай ни перед чем не останавливался ради достижения своих эгоистичных целей. Как хищный зверь из раза в раз он извращал хрупкое тело психолога, заставляя его страдать. От унижения и от удовольствия. Ведь где боль — там страсть, а где страсть — там боль. Наверное, именно поэтому Чуе и нравилось периодически «проигрывать», «сдаваться» и полностью «отдаваться» ласкам творца. Да, Осаму был груб, непринципиален… Но разве не такой ли партнер нужен был Накахаре? На часах было почти семь, когда рыжий все-таки сумел найти потерянную и до безумия пропахшую запахом увольнения ведомость. Теперь оставалось только заверить ее у нотариуса. И, конечно же, успеть до 20:00 Токийского стандартного времени. Что ж, клинический психолог решил воспользоваться служебной машиной неотложной помощи и впервые после выходки Дазая притронуться к рулю. Чуя всегда прекрасно справлялся с управлением, невзирая ни на присутствие или, наоборот, отсутствие коробки передач. Но сегодня его ладони почему-то дрожали, а пальцы скользили от пота. Психоаналитик аккуратно снял перчатки. Следы от укусов и сдавленные нити-жилы сияли багрянцем. Они не зажили до сих пор, хотя прошло уже четыре дня. Злая ирония или насмешка, что нежные руки Чуи-сана хранили в себе память об Осаму? Его зубов, прикосновений и могильного, ничего не обещающего кроме излишней надменности, холода. «Он относится ко мне как к куску мяса, — синие глаза с жалостью смотрели на пораненные кисти, — наверное, мне уже пора доказать ему обратное». Как именно хотел Накахара заставить Дазая поменяться ролями, было неизвестно. Но одно молодой психолог знал наверняка: это должно быть как физическое, так и моральное принуждение. Доминирование над мыслями художника и власть над его телом — недостижимая месть, на которую Чуя даже не мог и надеяться. Рыжеволосый мужчина крепко сжал пальцы. Он не испытывал особого дискомфорта, когда сам касался своей кожи. Но когда это делали другие люди, то весь организм Чуи словно кричал SOS, и постепенно начинали возникать тошнота, тремор, головокружение… Боязнь чужих прикосновений. Боязнь грязи. Боязнь вмешательства извне. Да, и этот человек выбрал профессию именно клинического психолога. Где-то на одной из улиц Сибуи, самой оживленной части Токио, располагался офис юридических услуг, в который, что неудивительно, Чуя-сан так и не попал. Дверь захлопнулась, больно полоснув по белому носику. Сто шестьдесят сантиметров все-таки сыграли злую шутку. «Твою мать, — ряд оскорблений, — это не день, а шестой круг ада, очевидно…» Психоаналитик был очень голоден и раздражен, так что ресторан на противоположной стороне авеню был его единственным спасением. А там-то Накахару и ожидал седьмой круг ада под названием Осаму Дазай. Воспаленные от городского смока глаза не сразу разглядели навязчивого живописца. Точнее, они его совсем не заметили, ведь все внимание привлекла совершенно другая деталь. Ягуар 1999 года, американская классика — истинная роскошь для Японии. Черное лакированное покрытие, матовые зеркала, серебренное изваяния прыгающего леопарда… Это был не просто автомобиль. Это была ценная реликвия, антиквариат, стоявший ни одно состояние. — Хах, — на минуту психолог забыл, что у него бьется сердце, — Ягуар…— черная перчатка осторожно дотронулась до темной поверхности машины, — неожиданное зрелище в таком месте… — Вас в детстве не учили, что нельзя трогать чужие вещи? — западный акцент изрядно ошеломил Чую, и он обернулся. — Ваш автомобиль был без сигнализации, — сквозь зубы процедил рыжий, — и не думайте, что мне интересна подобная рухлядь. — I see, — сигарета тлела в зеленых перчатках оппонента, — you haven’t got any money for this incredible car and, — светлые волосы взметнул ветер, — you are idiot, if you think that it’s a waste. Oh… Believe me, your fucking hat is a really waste, but it suits you**. Клинический психолог невольно сомкнул пальцы. К гортани подступила желчь. — Какие-то проблемы? — знакомый голос Дазая помог смягчить ситуацию, — вы разве еще не уехали? — Нет, — равнодушно бросил иностранец, — мне захотелось выкурить сигарету. К тому же такси все равно полностью оплачено. — Ну да, — лукаво улыбнулся художник. Видеть живописца в костюме было очень непривычно. Темный смокинг, белые перчатки, затянутый галстук. Неужели это был действительно Дазай? — This young man, whom you see, — Осаму-сан чертовски хорошо владел английским, — this is my servant, — на последнем слове он издевательски посмотрел на стоящего в стороне психолога, — and he is a stupid, — приглушенно рассмеялся темноволосый мужчина***. — It's true, — надменно согласился инвестор****. Двое мужчин так слепо оскорбляли молодого психолога, что даже не заметили того, что английская речь далеко не пугала рыжего. — I’m sorry, gentlemen, — спокойно начал Чуя, — but I haven’t got any time for these reasons, — мужчина подошел к иностранцу, — and I hope that you become a next victim of bulling by Osamu Dazai*****. И Накахара показательно хлопнул дверью, оставив тех двоих за тонкой преградой ресторана. _______________________________________________________________________ *Пино-нуар Розе − дорогое вино элит-класса. ** — Я вижу, — сигарета тлела в зеленых перчатках оппонента, — у вас недостаточно средств на приобретение этого чудесного автомобиля, — светлые волосы взметнул ветер, — И вы полный идиот, если считаете его рухлядью. Ох… Поверьте, единственная рухлядь здесь — это ваша чертова шляпа, которая просто идеально подходит вам. *** — Этот молодой человек, которого вы видите, — Осаму-сан чертовски хорошо владел английским, — мой слуга, — на последнем слове он издевательски посмотрел на стоящего в стороне психолога, — и он придурок, — приглушенно рассмеялся темноволосый мужчина. ****— Это точно, — надменно согласился инвестор. *****— Извините, господа, — спокойно начал Чуя, — но у меня нет времени на подобные задержки, — мужчина подошел к иностранцу, — и я искренне надеюсь, что вы станете следующей жертвой издевательств Осаму Дазая.