Послевкусие дешевых сигарет

Головная боль — это единственное, что было сейчас в резоне у рыжеволосого мужчины. Скомканный режим дня, пустые и часто бессонные ночи терзали его уже не первый месяц. Когда он последний раз нормально ел, нормально спал и нормально наслаждался жизнью? Холодные перекусы, энергетические напитки, истощающие организм, а также безмерный океан мыслей, в котором, собственно, добровольно и тонул молодой психолог. «Как можно было так легко согласиться на встречу? — пальцы нервно сжимали пластиковый стаканчик с остывшим кофе, — разве я не знал, чего хотел Дазай? И разве я не хотел того же?» Год назад они впервые встретились на выставке, посвященной творчеству европейских постимпрессионистов. Нельзя было сказать, что Чуя Накахара увлекался живописью. Даже более того, он не понимал ни единого полотна, выставленного на экспозицию. Винсент Ван Гог, Клод Моне, Огюст Ренуар, Эдгар Дега... Какая к чёрту разница?! Рыжий знал только то, что Винсент Ван Гог был "блудным сыном" Парижа и отрезал себе мочку уха, возможно, ввиду психического расстройства. А остальное было и не важно. Ведь искусство, по мнению Чуи, эфемерно, мертво и очень предсказуемо. — Впервые вижу человека, который с таким презрением осматривает "Террасу в мерике", — легким перышком тогда коснулся ледяной голос случайно подошедшего художника, — разве вам так неприятен Базиль? — Впервые вижу человека, который так нагло вторгается в чужие мысли, — красноречивый тембр не остался без ответа, — и разве вас должны волновать мои предпочтения? Худощавый человек несколько опешил от молниеносной реакции Накахары, но проявил достаточную сдержанность, виртуозно воздержавшись от упрека. Карие, похожие на расплавленный шоколад глаза, непринужденно осыпали взглядом фигуру вспыльчивого собеседника. Невысокий рост, среднее телосложение, обычная одежда, старомодная шляпа. Абсолютно неинтересная внешность, никакой привлекательности. — Хм, — перевязанные пальцы задиристо коснулись замшевого края шляпы, — какая у вас отталкивающая вещь. Такой странный покрой… Бледное, словно выточенное из мрамора лицо оставалось неподвижным. Лишь синие, отражавшие всю сущность противоречивой натуры глаза как-то пусто блеснули. В нежной и такой прозрачной сети зрачка купалась самая дорогая роскошь человечества — жизнь. Да, рыжеволосый мужчина жаждал жизни, ее ощущений, эмоций, чувств. Он, будто незаконченный набросок или даже этюд, требовал своего завершения в чей-нибудь картине. Как потерявшаяся краска, как упавшая нота и как неправильное «па»… — Ужасная шляпа, — чужая рука бесцеремонно смахнула головной убор, — не носите ее больше. — Да как ты смеешь, чертов придурок?! — Чуя захлебнулся собственным возмущением, — совсем страх потерял? — Возможно…— голос художника был отдален. «Рыжие волосы и живые глаза — мелькнуло в пересахаренных мыслях, — должно быть, он сможет стать моим артом». Осаму Дазай всегда был неравнодушен к ярким палитрам других людей, цветов, животных, но только не самого себя. На свою личность он уже очень давно надел венец неполноценности, который периодически сдавливал жилы. — Идиот, — черная перчатка яростно отряхивала шляпу, — ты хоть знаешь, сколько она стоит?! Ты это представляешь? — Думаю, что это не слишком дорогая покупка, — саркастичная улыбка, — хотя… судя по вашему виду, вы не очень-то располагаете деньгами, — темноволосый мужчина приблизился, — скажите, вы же водитель такси, что от вас так тянет перегаром? Откровенная попытка ложного унижения подействовала сильнее яда. Что-то царапнуло в пищеводе рыжеволосого мужчины, провело вогнутым когтем по внутренним стенкам желудка. — Что ты сказал?! — альт дрожал, и эту дрожь, подобно хищной змее, чувствовал Осаму. — Ничего сверхъестественного, — левая рука художника как бы случайно коснулась напряженного бедра Накахары, — я просто высказал правду относительно вашей «дешевизны» и хм… «доступности»... С самых первых минут их скомканного знакомства Чуя несколько раз пожалел, что вообще заглянул на эту выставку. Сбежать с курсов квалификации и проторчать весь день где-нибудь, где не так много коллег — была идеальная перспектива, которая, к сожалению, портилась прямо на глазах беспомощного в данной ситуации психолога. — Вы зашли слишком далеко, — рыжеволосый мужчина ловко вывернулся из щупалец собеседника, — остановитесь на этом. — Я остановлюсь только тогда, когда вы будете просить продолжить, — острым кинжалом ударил ответ темноволосого мужчины. Рыжий вздрогнул, но не обернулся на унизительную провокацию. «Я остановлюсь, когда закончу вашу картину — немое решение плеснуло в мозгу живописца, — когда полностью ваша жизнь, ваша энергия и ваша страсть перейдут в мое творчество». Художник планировал в энный раз купить свое вдохновение. За деньги продать душу дьяволу ради очередного прилива творчества. Но только деньги для дьявола — это невинные человеческие сердца, горящие и жаждущие спасения. И ему это удалось. Благодаря зацементированным связям, своему авторитету и умелой игре с желтой прессой, молодой человек в мгновение ока вывел их последующий с Чуей Накахарой конфликт на региональный уровень. Незатейливая драка в общественном туалете, пара царапин и небольшой ушиб — идеальная почва для сплетен. — Вы никуда от меня не денетесь, — в один из дней Дазай окончательно переступил все грани морали, — не сбежите из этой комнаты до тех пор, пока я не услышу ваше сладкое «еще». — Вы больны, — стройное тело облокотилось на кремовые перила, — вы реально больны, причем серьезно. — Так займитесь моим лечением, — длинные пальцы неприятно хрустнули, — докажите свой профессионализм. — Я не занимаюсь благотворительностью, — синие глаза старались не встречаться с лицом живописца, — у меня нет времени. — А вы тщеславны, мой друг, — саркастично свел скулы Осаму, — я заплачу вам достаточную сумму, не беспокойтесь. — Я не…— слова оборвались так же внезапно, как и оборвался бинт, сдерживающий обнаженный барельеф художника. Изящное и такое притягательное тело буквально сводило с ума: оно действовало как алкоголь. Сначала плавно, а потом — резко. — Вы не отстанете от меня? — молодой психолог больше не мог сопротивляться вечным преследованиям и шантажу со стороны темноволосого «циника», — не оставите в покое? — Нет, — бледные губы перешли на шепот, — вы в моей власти, — теплая, как луч солнца, рука коснулась заостренного подбородка, — рыжий… — Мне противно одно твое существование, Осаму Дазай, — холодно бросил Чуя, — я ненавижу тебя… — Ах, — мокрый язык скользнул вдоль щеки, — это не имеет никакого значения. Молчите и получайте удовольствие…— губы коснулись губ.