they burning all the witches, even if you aren't one

Слишком голоден, чтобы быть удовлетворенным.

Ты появился словно Бог свыше И отдал свою душу, которую я захочу поглотить. Если бы ты только знал, что моя любовь похожа на похороны. [1]

Когда я уйду, не придерживай для меня место, Я вернусь, когда все закончится - это момент исцеления. Я бегу так, словно от этого зависит моя жизнь. Я нахимичил с двойными жизнями, а химия ужасна на вкус. Можешь ли ты восстановить меня по кусочкам? [2]

♬ Troye Sivan - Postcard (feat. Gordi).

— Она настроена серьёзно, — устало вздохнул Уитмен, пряча документы в папку. — Я попытался убедить, что молчать будет выгоднее для неё самой, но она уперлась и ничего не хочет слушать. — Злится, — коротко объясняю, ни разу не посмотрев в сторону адвоката, все время наблюдая за прохожими на улице. — По-настоящему, не ради принципа. Боковым зрением подмечаю, что Рональд складывает ладони на столе в замок. — Ты меня извини, Гарри, но я должен тебе сказать, что именно принцип здесь и замешан. Хочет показать, что она контролирует ситуацию. И, поверь, если бы не твоя просьба, я бы давно решил проблему известным способом. Подпись её в контракте стоит? Стоит. Условия знает? Знает. Что бывает за несоблюдение, известно. Она знала, на что идёт, силком никто не тащил. — Не люблю, когда люди говорят о том, чего не ведают, — рыкнул Азофф, сомкнув челюсти. — Если не в курсе, через что ей пришлось пройти до и во время этого договора, то нечего даже пытаться рассуждать на эту тему. — А я человек простой, — оборвал его адвокат безразличным взглядом, — что вижу, то и говорю. — Если ты не заметил, она и контролирует ситуацию, — устало тру переносицу пальцами, отвлекаясь от окна, и перевожу взгляд на Уитмена. — Она говорит, она делает комплименты, она слушает бесконечных собеседников, она знает, где и сколько камер находится. Я не переживаю ни о чем, потому что обитаю в привычной, хоть и не самой удобной для себя обстановке, для неё же каждая встреча - маленькое потрясение. Когда я знаю всех вокруг, она не знает никого, но это не мешает проявлять уважение и вежливость к посторонним людям. Она защищает меня, хотя должно быть наоборот. Только озвучив роящиеся мысли в голове, я, наконец, сумел понять их суть и открыть заново для себя. Все ведь именно так и было. Как я мог позволить ей вскинуть всю ответственность на свои плечи? Когда, каким образом это получилось, и почему она даже не сопротивлялась, а покорно приняла и руководила процессом? — То, что она сделала, сродни предательству, — важничает Уитмен. — И я бы на твоём месте не стал её прощать. Я слабо улыбнулся, подняв голову к мужчине. — Ты полагаешь, прощать должен я? — А ей тебя за что прощать? Ты никогда ничего плохого не делал. — Да, сама невинность, — деланно хохотнул Джеффри. Рональд перевёл глаза с меня на Азоффа, сощурившись. — Нет, ну все мы не без греха, но неужели он мог поступить настолько низко, чтобы она решила отомстить таким образом? — Да не месть это! — Джефф не сдержался и хлопнул ладошкой по деревянному столу. — Она банально пытается защититься. — Ценой его репутации? — продолжал напирать Уитмен, не сбавляя обороты. — А у него какая-то чистейшая репутация священника? Ты хоть иногда социальные сети обновляй, и будешь знать, что о Гарри люди говорят: расист, бездарь, бабник.. — ..недалекий отморозок, который путного слова в интервью сказать не может, — безразлично добавляю между делом, подперев ладонью подбородок. Это напряжение в разговоре начинало утомлять. Азофф пробежался взглядом по полкам адвоката, насмешливо цокая языком: — Почитай на досуге вместо своих книженций по психологии, больше делу поможет. — Психология очень важна, когда речь заходит о мотивации того человека, чьи права ты собираешься защищать. Мимика, жесты, поведение, прошлое и настоящее - все это важные детали в составлении общей характеристики психологического портрета личности, — наставительно произнёс Уитмен, оскорбившись тону, который в порыве злости позволил себе Джеффри. — Репутация никогда не сможет отражать настоящую сущность человека, потому что создаётся исключительно впечатлением. Какое впечатление на человека производит другой человек, такое клеймо и пристанет, оставляя оттенок на общение и поведение, — резонно оспариваю мнение адвоката, заставляя его оглянуться на меня. — То есть мне позволить ей оболгать тебя? За громкий заголовок «он избивает свою девушку» большинство изданий готово душу продать, а Оливия с радостью преподнесет информацию именно в таком свете. — Ты вроде взрослый мужчина, а не понимаешь элементарных вещей. Я тебе ещё раз повторяю, она не собиралась никому ничего говорить. Все, что ей нужно - припугнуть нас, что она в самом деле способна это сделать, чтобы освободиться. Это безысходность, а не капризность. Многие придумывают себе друзей, а Оливия выдумала врагов в нашем лице и теперь обороняется, как умеет. Я видел в его лице недоверие. Стало понятно, что на мои аргументы у него нашлись свои, коими он убедительно себя утешал, не особо прислушиваясь к моему мнению. — Уверен? Часть меня смела усомниться. Что вполне логично в сложившейся ситуации, но виду я не подал, потому что рядом сидел человек, в глазах которого я не мог упасть ниже, чем уже сделал это. По дороге к адвокату я выслушал целую серенаду в свой адрес о том, что не должен был отпускать Оливию, что она может сорваться и натворить глупостей, что нельзя оставлять её наедине со своей головой после всего, что произошло за последние полтора месяца. Только вот Джеффри отказывался понимать, что я никого никуда не отпускал - Харрингтон ушла из моего дома в ту же ночь, не оставив даже записки. Оставив вопросы «когда, как, зачем, почему?» без ответа. Только к вечеру следующего дня мне позвонил Уитмен и сообщил, что она пришла к нему с просьбой расторгнуть контракт в одностороннем порядке. Показала синяки и раны, обещалась снять побои и всерьёз пойти в суд, если мы не захотим её отпустить. Третий день подряд я просыпаюсь по утрам и надеюсь, что мне все приснилось, что на самом деле ничего из этого не происходило, но реальность каждый день возвращает меня в ту же точку, с которой я начал. — Она бы не причинила мне вред умышленно, вот в чем я уверен, — хмуро отзываюсь, когда все в кабинете успевают позабыть о моем существовании. — Если все всё понимают, к чему эти кошки-мышки? — У тебя официальные бумаги на руках? — оживляется Джеффри, поддаваясь вперёд, навстречу недоброму взгляду Уитмена. — Пока все, что есть - её устная просьба. Она написала расписку, но я не позволил ей уйти дальше моих рук. — Позволишь? — Джеффри.. — растерянно качает головой мужчина, но тот, видимо, не собирается отступать. — Я прошу. Пожалуйста, — твердо смотрит на адвоката, крепко сжав челюсти и протянув руку. Я не совсем понимаю, чего он ждёт, но когда листок бумаги попадает в его ладонь, всё проясняется. — Никакой расписки не было, как и этого разговора. Я поднялся следом, пожимая ладонь Уитмена, тем самым прощаясь, и последовал за Азоффом.

♬ Ed Sheeran - Happier.

— Какие у нас варианты? — задаётся парень, уже сидя в машине и нервно постукивая пальцами по рулю. — Мне видится только один - ждать. Мы все равно не планировали никаких новостей на осень. За это время она остынет, а потом я поговорю с ней и выясню насколько все катастрофично. Он рассудительно кивнул, по-прежнему витая внутри своей головы, не особо обращая на меня внимание. Стеклянным взглядом уставился перед собой, достав клочок листа, исписанного почерком Оливии, и тяжело вздохнул. — Почему я уверен, что она не навредит нам? Нужно всегда быть начеку, но не могу. Я пристегнул ремень безопасности, зафиксировав его на сидении, и откинул голову назад, провожая взглядом прячущихся от дождя людей. Прозрачные капли стекали по стеклам, перед тем звучно отбарабанивая звонкий ритм. На улицах резко потемнело из-за чёрных туч, летающих над городом, неоновые подсветки магазинов, баров и супермаркетов отражались в лужах, разукрашивая серый асфальт во все известные оттенки от алого до сапфирового. — Потому что увидел настоящую сторону Оливии, что заботливая и милосердная. С собаками получилось слишком жестко. И какого черта я возился в гараже? Даже не хочу представлять её моральное состояние в тот момент, да и сейчас. — Она уехала сразу? — В ту же ночь. Утром встретилась с адвокатом, а вечером улетела в Нью-Йорк. Джеффри перевёл глаза с расписки на меня. — Ты отправил Джереми следом? — Да, тем же вечером он собрался и полетел следом. Нельзя ей оставаться без присмотра сейчас. — Хорошо хоть его не отталкивает, — невесело усмехнулся Азофф. — Ему пришлось соврать, что он уволился и теперь находится с ней исключительно из личного желания, мол, устал и хочет отдохнуть. Это на самом деле так - они сдружились за последние месяцы, я рад этому. По крайней мере, она всегда защищена. — Жди очередного скандала, когда Харрингтон узнает, что никто не увольнялся. Я только сейчас осознаю, сколько же возле неё вранья. Я с опаской глянул на Джеффри, шумно сглатывая, и решительно постарался выпихнуть все плохие мысли из головы. — К тому времени я постараюсь все уладить. — Есть соображения? — он пытливо изогнул бровь, заинтересовавшись. — Очень боюсь поступить опрометчиво, — задумчиво потираю подбородок ладонью, дергано шурша пальцами по щетинистой щеке. — Поэтому дал тайм-аут не только Оливии, но и себе. Я сейчас способен натворить кучу ошибок, которые потом невозможно будет исправить. Нужно время, чтобы эмоции утихомирились, и вернулся холодный рассудок. — С одной стороны было бы правильно сделать что-то сейчас, по горячим следам, но если вспоминать всю ситуацию целиком, она может привести к необратимым последствиям. Харрингтон сейчас, как заряженное ружье - случайное нажатие на курок и нам всем конец. Она взорвется сама и заденет нас. Мне вдруг вспомнилось то, каким тоном Джеффри выстраивал разговор с Джереми в Мэдисон-сквер-гарден, когда дело коснулось Оливии, каким уязвимым и осторожным он был. Он ведь и в самом деле что-то чувствует, что-то гораздо больше, чем показывает. Но мне не нравится, какие ощущения это вызывает во мне. Я не хочу прекращать дружбу или работу с этим человеком, за все эти годы он стал важен и практически незаменим. Однако, сама только мысль о том, что Оливия для него значит гораздо больше, чем это заметно обыденному взгляду, разъедает сильнее ртути. — Не думаю, что её рассказ сможет уничтожить меня. — Но отмываться придётся долго. Не надо рисковать. Я с пониманием откликнулся на его слова, медленно кивнув, и закрыл глаза, прислушиваясь к тихому рокоту дождя по покрытию машины. В салоне было тихо и эта тишина не умиротворяющая, скорее задумчивая. Между нами возникло едва уловимое напряжение, которое мы оба хотели сбросить. Я понимаю, что Джеффри что-то чувствует, а он понимает, что я понимаю. Делить Оливию я не собираюсь, это он тоже понимает. — Что с Мередит? Я нехотя открыл глаза, вперившись глазами в лобовое стекло, полностью покрытое мокрыми каплями, пока Джеффри выверено завел двигатель, трогаясь с места. — Я позвонил Идену, он обещался взять её под свое крыло. Хорошая больница, заботливый персонал, квалифицированные специалисты знают свое дело и выполняют задачу по высшему разряду. — Не оставишь у себя? — тихо любопытствует Азофф, осторожно покосившись в мою сторону. — Не смогу, даже если бы хотел. Видеть её после того, что она сделала, приравнивается к каждодневному пережевыванию случившегося. Это уже становится невыносимым. Я понятия не имею, как чувствует себя Оливия, зато знаю, как ощущает себя Мередит. Здорово, правда? Поверь, она не то, что не раскаивается, а даже не думает о том, что совершила. Спокойно гуляет по дому и насвистывает песни под нос. Сердито складываю руки на груди, с ощущением абсолютной безысходности провожая глазами каждое здание, мимо которого мы проезжаем. Джефф не захотел комментировать мои слова из собственных соображений, безучастно следя за дорогой. Я знаю, он осознает все, о чем я говорю, потому что сам находится на расстоянии от девушки постоянно - не хочет вмешиваться в это. Теперь и я не хочу, но выбирать не приходится, начатое нужно довести до конца. Если я этого не сделаю, никто не сделает, и тогда усилия Оливии пропадут даром. За время отсутствия Харрингтон, я успел несколько раз вдоль и поперёк изучить её социальные сети, прочитать «Твиттер» и пролистать «Инстаграм» целиком больше четырех раз. Пытался найти хотя бы малейшие зацепки, узнать о любимых местах, чтобы предугадать, чего от неё можно ожидать. Фотографии, подписи под ними, рисунки - все это в высшей степени Оливия, и как бы Мередит не пыталась играть роль или делать вид, она никогда не станет сестрой. Разные характеры, повадки, манера поведения, даже темп речи. Оливия всегда рассуждает задумчиво и серьёзно, Мередит - много улыбается и говорит, как эмоциональный ребёнок; первая зачастую молчит и ждёт, пока все выскажутся, а сама предпочитает слушать, вторая же душа компании и всегда перенимает внимание на себя - это выходит неосознанно, в ходе разговора выглядит логично и закономерно. Несмотря на одинаковый возраст и кровное родство, увлечения, вкус в одежде, в еде совершенно разнится. Оливия красит губы алой помадой, а Мередит практически никогда не носит косметику. Оливия предпочитает одежду тёмных оттенков, в то время как Мередит обожает яркие, но нежные вещи. Оливия читает книги, а Мередит в восторге от компьютерных игр. Мередит в состоянии смотреть сериалы поздней ночью, а Оливия та, кто соблюдает режим. Оливия скрывает свои эмоции, но Мередит кажется слишком эмоциональной. Они обе те, кому разбили сердце и те, кому пришлось сделать это с кем-то другим. Они прекрасны. Они потрясающие. Просто так неудачно пошутила жизнь, подкинув испытания. Складывается непростая, неловкая, в какой-то степени неприятная и болезненная ситуация, когда ты осознаешь, что в тебе появляется чувство симпатии к человеку, с которым вас ничего в будущем не ждёт, потому что он относится к тебе с безразличием. Казалось, судьба посылает мне ещё один шанс вместе с Мередит - вот же точная внешняя копия, которая испытывает к тебе похожие чувства, ты можешь воспользоваться ею и обрести то, чего жаждешь. Однако, я помню слова своего отчима, что уверенно утверждал: «Стремись к тому, кто хочет быть с тобой, кто ждёт тебя. Кто понимает тебя даже в безумии; кто помогает тебе, и направляет, кто является твоей поддержкой, твоей надеждой. Кто разговаривает с тобой после спора, кто скучает по тебе и хочет быть с тобой. Не влюбляйся только в тело, лицо или в идею быть влюблённым». Если окинуть взглядом все, что произошло между нами тремя за эти полгода, даже если я сильно постараюсь, во мне не возникнет и десяти процентов по отношению к Мередит того, что происходит, когда рядом Оливия. Это может показаться кому-то неправильным, но когда человек испытает нечто подобное на себе, он сразу поймёт, о чем я говорю - в молчании заложено гораздо больше смысла, чем в любом, даже самом содержательном разговоре. Мы можем беседовать на разные темы, но если тишина рядом с кем-то кажется вам неуместной, напрягающей или гнетущей, это не то, что вам нужно. Находясь в шумных мегаполисах, каждый день встречая и принимая на себя огромное количество посторонних жизней, знакомств, случайных ссор или разговоров, свидетелями которых мы нечаянно становимся в толпе, приходя домой иногда хочется просто вслушаться в тишину и напитать ею тело и разум. Отрешиться от суеты, уйти от гула в ушах и голове, избавиться от истрепанного состояния и опустошенности после насыщенного дня. Каждый раз, когда Оливия оказывается рядом, мне становится одновременно очень спокойно и нервно, потому что с ней сложно. Порой чересчур сложно подобрать нужные слова, чтобы не наткнуться на раздражение или равнодушие, когда ты понимаешь, что она не пытается тебя заинтересовать таким образом, а искренне хочет уйти. Женщины не кирпичи, у которых шесть граней, и те простые и прямые, с ними всегда трудно найти общий язык в правильном ключе, чтобы все сразу понимали, как именно ты к ним относишься: дружба это или что-то большее. Хуже всего то, что она не оставляет мне шанса не из-за моих поступков или действий: я не предавал её, не говорил, что она делает что-то не так, не причинял боль, как таковую. И это самое худшее из всего, потому что это значит, что в один день она просто решила, что я не стою того, чтобы позволить мне защитить и позаботиться о ней. Но я хочу, чтобы она продолжала. Продолжала быть той, кто она и какая, изумляя злой мир своими проявлениями доброты и чрезвычайной выдержки. Продолжала позволять смеху освещать бремя ласкового и теплого сердца. Оно горячее, уж я-то в этом убедился. В конце августа, за пару дней до того, как выяснилась правда, я написал длинное сообщение, объясняя все мысли, что заполонили мою голову, в текстовом формате. Знаю, это не то, как должно происходить признание, но для меня это был единственный способ высказаться, при этом не сбившись. Я точно знал, что у меня ничего не получится, если Оливия будет стоять напротив - её энергия сильно на меня влияет, и я начинаю вести себя, как самый последний дурачок во Вселенной, глупо подшучивая или безнадёжно стараясь найти способ быть ближе. Все стало таким прекрасным, когда мы начали проводить время вместе. Таким уместным и нужным, важным, буквально каждая мелочь. Два дня на корабле прошли превосходно, если бы не столкновение с Зейном, выходные можно было бы считать идеальными. Темнота липким потом капает с плеч, в глазах остаются монстры, приходится заставлять себя угомонить стук своего сердца. Я задыхался, будто сходил с ума вместе с ним, меня выворачивало наизнанку от собственной слабости - понимания, что она может делать все, что захочет, а я, по сути, не имею никакого права сдерживать её, потому что она свободный человек. Я не могу заставить её посмотреть на себя другими глазами, не могу просить о взаимности, я не должен.. Я знаю, что не должен вести себя так, но и она не должна. В ту ночь я лишь хотел получить вразумительное объяснение её поведению, а в итоге Оливия чуть не выкинула меня за борт, окончательно разозлившись. Ее глаза необычайно чисты и красивы, но есть в них что-то холодное, напоминающее о русалке. Она пугает меня до смерти. В ту единственную ночь, когда все было совершенно другим, я ощущал что-то абсолютно новое и необъяснимое. Трудно подобрать правильные словосочетания, чтобы описать чувство, если раньше никогда не испытывал его внутри себя. И даже сейчас, спустя дни, я не могу преобразовать их в подходящие метафоры. Ничто не кажется точным попаданием в цель, все вокруг да около. Я не знаю, что я чувствовал, но знаю, что мне понравилось это ощущение и точно уверен, что хочу испытать это снова. И снова. И если это возможно только находясь рядом с ней, значит, так тому и быть. Я не хочу заменять её, да и не смогу. Оливия обладает чрезвычайно мощной энергетикой. Не жалуется на судьбу, стойко справляется с трудностями, даже в случае критической ситуации хватит сил начать все сначала. Ей присуща прирожденная интеллигентность, я убедился, что она никогда не будет поступать против собственных моральных и нравственных устоев. Развитый, острый интеллект, благодаря которому к ней и тянутся люди - с Оливией интересно общаться, она покоряет своей искренностью, спокойствием и честностью. Если будет необходимо, не побоится продемонстрировать жесткость, но уж таков ее характер - категоричный, непримиримый с тем, что противоречит ее принципам. Не зря значение ее имени в переводе с латинского означает «оливковое дерево», что испокон веков считается символом мира, добра и благоденствия. Ее сердце полно любви и сострадания к ближним. В основе стремлений - желание оградить от неприятностей всех, для кого она может это сделать, даже в ущерб собственным интересам. По моей коже все ещё бегают мурашки, как только я вспоминаю рассказы Мередит. В тот день, когда все выяснилось, я предпочёл поговорить откровенно именно с Мерри, потому что знал, что она расположена ко мне больше, чем сестра. И то, что я услышал об их жизни во времена учёбы Оливии в школе, университете, да и работы, повергло меня в шок. Джереми рассказывал уже после, что Харрингтон тайно ездила домой, но что она делала это настолько часто и подряд на несколько недель, я узнал много позже. Она буквально тащила на себе два дома, и об этом никто не знал, кроме её родственников, которые считали это само собой разумеющимся. Грузили её работой и обязательствами, забирали деньги, а после всего ещё и в психушку отправили, прекрасно зная, что это Оливия, а не Мередит - вторая рассказала мне о том, что уговорила бабушку подписать бумаги добровольно. Что случилось бы, если бы мама Митча не оказалась в больнице?

♬ Meg Myers - Little Black Death.

Как только Мерри поместили под присмотр врачей, я смог распустить своих людей, чтобы они, наконец, провели время с семьями: Джеффри уехал к маме, Люк договорился об отдыхе с сестрой, в доме осталось только несколько охранников для внешнего наблюдения. Первые два дня я приходил к Мередит, правда, она не захотела меня видеть из-за того, что я её «запер в клетку». Пришлось обо всех процедурах, уколах, еде и нужных для проживания вещах договариваться лично с Иденом и медсестрами. Но это временные трудности, я уверен, когда она поправится, сама поймёт, насколько по-детски себя вела. Лондонский климат ни разу не давал мне нужного заряда витаминов, энергии и расслабления. Мне требовалось много солнца, тёплая вода океана и место для медитации, а ничего лучше Лос-Анджелеса на ум не приходило. Уже будучи в Америке, я позвонил Герберту, но когда Джереми сказал, что они вместе с Оливией в Ричмонде, раздражение и волнение одновременно поднялись в моем теле к самому горлу, перекрывая доступ к кислороду. Благо, он поспешил объяснить, что их безопасности ничего не угрожает - Лия просто решила навестить родителей на кладбище, прежде чем на несколько месяцев покинуть страну. Дышать стало легче, но в считанные секунды одолело желание купить ближайший билет до Вирджинии, чтобы в достаточно важный для неё момент быть рядом. Ясное дело, оно осталось на уровне желания, потому что Оливия вряд ли обрадуется сюрпризу в виде меня на пороге своего дома. Ревновал ли я к Джереми? Нет, полагаю, что нет. Просто хотелось, чтобы когда-нибудь она смогла бы относиться ко мне, как к нему - просто и вместе с тем благосклонно. Я заставил себя отключиться от мира и направить все свободное время на разгрузку мозгов, что, несомненно, требовалось. Больше фруктов, больше пробежек вдоль океана, больше физических упражнений в зале, больше книг, встречи с по-настоящему близкими людьми, больше уединения и меньше, максимально меньше мыслей о Харрингтон. На какой-то период она стала моей раковой опухолью, которая тревожила мозги. Её не было близко даже в помине, но её присутствие ощущалось на подкожном уровне. Я видел отражение её лица в витринах магазинов, и тогда мне начинало казаться, что я схожу с ума. Я шёл в маркет и Оливия продавала мне алкоголь, я ехал в машине домой и она бросалась мне под колеса, я бежал от мыслей о ней, старательно обходя острые углы, но она оказалась намного назойливее, чем позволяли рамки приличного. Я настойчиво отказывался от любого упоминания о ней, чтобы самым честным образом взять перерыв и взвесить все имеющиеся аргументы на чаше весов, чтобы прийти к какому-то результату, заключению, выводу, с которым мог бы двигаться дальше, но она не хотела убираться из головы, пока внутрь моего желудка не попадал алкоголь. Это так странно и несвойственно мне - я привык справляться с трудности менее убийственными для организма способами, привык контролировать себя и свою жизнь, привык к спокойствию в голове, а не урагану. Каждый монстр, всплывающий в голове, имел её облик, черты и характер. Она наяву превратилась в ту русалку с моей руки, что тянула за собой на дно. Кажется, чем дальше я бежал от неё, тем ближе оказывался. Впритык. Она заставляла поднять голову и заглянуть в свои глаза, выбраться из которых уже не получалось. Она топила меня своими сильными руками, пока я не начинал задыхаться и расплескивать воду, пока не заканчивался весь воздух, пока тело не обретало желейное состояние, когда я уже не мог двигаться. К средине сентября я превратился в отдаленно похожую копию себя с безумным взглядом, постоянно всклокоченными волосами, недельной небритостью на щеках, с грустной пустотой и грязью в глазах. Я сам не заметил, как перестал отвечать на звонки мамы и Джеммы, закрылся на все замки в спальне с зашторенными окнами, лишь иногда появляясь на кухне за новой порцией еды. Спать, пить, есть и так по кругу - весь мой распорядок дня. Меня все устраивало, пока мой график не нарушили резким ярким светом. — Закрой. Щурясь от ослепительного солнца, я ткнулся лицом в одеяло, которое через пару секунд из-под меня безбожно вытащили. На помощь пришла подушка, я моментально накрылся ею, но моя гостья оказалась излишне недружелюбно настроенной, забрав и это средство защиты, между делом хлопнув меня миниатюрной ладошкой по голому бедру. Как только я ощутил удар, захотелось прогнать эту назойливую муху тапком, но боль быстро прошла, так что я продолжил лежать в кровати, теперь прикрывшись одними руками. Холодные пальцы находчиво обхватили мою голень, с силой потянув по матрасу с кровати, и не отпустили до тех пор, пока я с грохотом не свалился на пол, больно ударившись локтем. Мне волей-неволей пришлось разлепить глаза и воздеть их к потолку, нервно задавшись в пустоту: — Господи, да что я сделал тебе такого? — Позже с боженькой побеседуешь, — Гербер стояла напротив с подушкой в руке и, клянусь, готова была треснуть меня ею не раз. — Если у тебя есть уважительная причина, по которой ты не поднимаешь трубку несколько дней подряд, лучше озвучить её сейчас. Она сдула тёмную прядь волос, что спала ей на лоб из-за того положения, в котором находилась её голова, смотря на меня сверху вниз, и воинственно сжала в руке ткань наволочки. Я шумно сглотнул, аккуратно и плавно отползая назад, все ещё не сводя взгляда с её разъяренного лица. — Кайя.. — Я тебя внимательно слушаю, — Гербер пыталась сохранить подобие спокойствие, хотя выходило из рук вон плохо. — Тебе лучше придумать весомые аргументы, иначе живым или хотя бы без увечий тебе не выбраться, обещаю. — Прекрати, мы же взрослые люди, — облизнув губы, я оглянулся в поисках воды. Горло сушило нещадно, я сейчас готов выпить литра три одним глотком. — Мы можем решить любые проблемы разговором. Я всё объясню. — Взрослые? Это ты-то взрослый? — она смерила меня презрительным взглядом, замахнувшись и больно стукнув подушкой по плечу с глухим звуком. — Ты, кто не подходит к телефону? Ты, кто заставляет Энн сидеть на таблетках и переживать о твоем состоянии? Ты, кто почти полторы недели не выходит из дома? Ты ведешь себя, как подросток, а не взрослый человек. Я последний раз спрашиваю у тебя о причинах. — Я не могу взять это под контроль. Честно, — мотаю головой, нехотя свесив её вниз, при этом упираясь ладонью в пол. Глубоко выдыхаю, зажмурившись. — Можно подумать, ты пытался. Подушка упала рядом с кроватью, а через пару секунд напротив меня уселась Кайя, сложив ноги в позе лотоса. Рваные джинсы натянулись на коленях, что моментально накрыли тонкие пальчики. Осторожно поднимаю голову, взглянув на девушку, которая внимательно смотрит на меня пронзительными глазами. — Творческий кризис? Неудачная любовная история? Депрессия? — Всё и сразу, полагаю. Она склонила голову набок, задумчиво жуя внутреннюю сторону щеки. — И ты конечно же решил, что это конец и сделать ничего не в силах. — Я ничего не решал, — откидываюсь спиной на перегородку кровати, подтягивая к себе колени. — Всё как-то само собой получилось. — Отличная позиция, — с безразличным выражением на лице, брюнетка продолжала сканировать меня глазами, чуть прищурившись. Столько презрения я раньше видел только во взгляде Оливии. — Когда ты успел превратиться в половую тряпку? Мы месяц назад виделись, всё было нормально, ты был в порядке. Я опустил глаза на свои руки, едва заметно пожав плечами, футболка на которых окончательно растянулась и сейчас напоминала балахон. Мне нечего ответить, кроме ощущения тотального отвращения к себе. Я понимаю, как выгляжу со стороны и понимаю, что меня ничего не оправдывает. Разные случаются передряги и это не повод лезть в бутылку, а оправдываться, почему поступил «плохо» или «неправильно» я не привык. — Это длится уже долго, но вылилось во что-то конкретное именно сейчас. Я ехал в Лос-Анджелес, чтобы разгрузить мозги, а в итоге посеял их где-то по дороге домой. — Так чертовски просто потеряться в туче негативных мыслей и комментариев. Это нормально, иметь их, абсолютно нормально. Остановись на минутку и вдохни поглубже, подумай о чем-то хорошем, умилительном или мягком. Скажи себе что-нибудь успокаивающее. Это все - просто мелочь, но эта мелочь и станет началом. Ты же справлялся с таким огромным количеством негатива в свой адрес. Что сейчас изменилось? — Лампочки перегорели. Гербер с недоверием покосилась на меня. Секунды тикают и бьют по затылку короткими, но меткими ударами. — Ни один даже самый прекрасный человек на свете, ни одна работа или идея не стоит твоего уничтоженного морального состояния. Наша задача - находить баланс в этой жизни, чтобы уравновешивать биологические потребности организма: правильно питаться, следить за здоровьем, учиться прислушиваться к себе в уединении. Никто не сможет позаботиться о тебе так, как ты сам, потому что именно ты находишься внутри своего тела и головы, только ты ощущаешь, как тебе лучше. Почему ты враждуешь с собой и доводишь организм до состояния овоща, единственная потребность которого дожить до утра? — Это временный период, так незапланированно сложилось. Я найду выход. — Ничего не стоит перейти из временного в постоянный. Прекрати искать себе оправдания и оглянись вокруг. Почему ты решил продать дом? — У тебя немного устаревшая информация: дом я решил продать и выставил на торги ещё в начале года по той простой причине, что в нем некому жить. Я, если и прилетаю сюда из Лондона, ночую обычно в квартире, а дом пустует. Не знаю, какой именно реакции ждала от меня Кайя, но мне стало стыдно в первую очередь перед собой. Неужели я настолько беспомощен, что не в состоянии решить проблему, встретившись с ней лицом к лицу? Внутренне я немного подобрался и похлопал себя по щекам. Гербер поднялась, протягивая мне руку, и помогла пересесть с пола на кровать. Погладила мои волосы, с грустью поджала губы. — Сегодня в «Форуме» концерт «Иглз» [3]. Я пригласила маму этим вечером пойти со мной, но у меня есть еще один лишний билет, так что буду рада, если решишь присоединиться к нам. — А я буду рад присоединиться, — несмело улыбаюсь, пересчитывая кольца на пальцах. — Мне остаться, чтобы помочь тебе? Уверенно мотаю головой. Ещё не хватало, чтобы она наблюдала меня в таком состоянии. Я способен очнуться самостоятельно, лишь нужен зал и много воды, чтобы с потом вышел весь алкоголь из организма. — Ты очень красив в разгаре своей маленькой болезни по имени «Оливия», но тебе пора остановиться, если хочешь выжить, — палец Кайи остановился на моей скуле. Она ответила спокойной улыбкой на мой всполошенный взгляд, пояснив: — О вас только ленивый не написал. Это уж точно. Я передернул плечами, вспомнив заголовки и скривился, как от горькой таблетки. По сути, для того Оливия и нужна, все идёт, как и задумывалось, но осознание этого не дает мне нужного спокойствия или ощущения защиты от нападок журналистов о моей прошлой и настоящей жизни. Напротив, все слишком гадкое, хочется отмыться и никогда не вспоминать то, о чем знают считанные люди. Я понимаю, что причина её ухода никак не связана с публичными высказываниями прессы, но, честно говоря, уж лучше бы из-за них, чем.. — Всё вообще не так, как ты себе это представляешь. — А я ничего не представляю, — просто откликнулась Гербер, рукой разглаживая мои волосы. — Я пришла к тебе домой и увидела, что с тобой происходит, этого более, чем достаточно. — Я настолько отвратительно выгляжу? — хмурюсь, ожидая её ответа, а девушка реагирует тихим смехом, игриво улыбаясь, и щелкает кончик моего носа пальцами. — Ты же Гарри Стайлс, даже когда выглядишь отвратительно, ты все равно великолепен. — Это говорит мне дочь Синди Кроуфорд? Тебе стоит поучиться делать комплименты, — с наигранным раздражением закатываю глаза, цокая языком, и вдруг вспоминаю издевку Оливии в свой адрес, немедленно её озвучивая, за что получаю почти невесомый удар в плечо маленьким кулачком. — А тебе стоит научиться шутить, либо даже не пытаться, — фыркнула Гербер, оставаясь в шуточном негодовании. Я проводил её до ворот, тщательно проследив, чтобы Кайя осталась незамеченной и в безопасности добралась до такси. Сам же вернулся в дом, принимаясь за уборку помещений. Голова гудела, руки отказывались слушаться, страшно хотелось пить и есть, но я поставил себе чёткую задачу, которой уверенно следовал. Когда мой дом превратился в нечто отдаленно похожее на жилище адекватного человека, а хлам был расфасован по мусорным мешкам, я выдохнул, придирчиво осматривая проделанную работу. Позвонил маме, объяснив свою пропажу недужим вдохновением на новую музыку и ночевкой в студии всю неделю, мысленно поблагодарив её за понимание и то, что она не расспрашивала о подробностях, иначе я бы посыпался на элементарной не состыковке во времени. — Как там Лив поживает? Это было первое, что я услышал от Энди, как только переступил порог зала и занял свое место на тренажере. Понятное дело, Сэмюэльс решил таким образом выделиться и подстебнуть меня, потому что он подписан на профиль Оливии в «Инстаграме» и наверняка уже видел фотографии из Франции, куда они отправились с Джереми, как и планировали. Замшелая газетенка успела облизать тот факт, что я падок на француженок и просто заменил чистокровную Роу на мнимую Харрингтон. Ничего не меняется, собственно, а чего от них ещё оставалось ждать? Появилось неожиданное желание уйти, потому что очередного разговора про Оливию я не вынесу. — Продолжишь в том же духе, и придётся соскребать тебя с пола, — умничает Джим, вальяжно и неторопливо шагая на соседней дистанции. Указательным пальцем тру очертания якоря на запястье, крепко сведя зубы. Упираюсь руками в табло беговой дорожки, значительно ускоряясь, чтобы согнать из тела хмель, а из взгляда мутную смесь цвета мазуты. Я провел в Лос-Анджелесе ещё неделю: каждый день ездил на съёмочную площадку к Бену, встретился с Джеймсом и парой друзей, даже сумел в студию пробраться на несколько часов, чтобы обсудить новый материал с музыкантами. В целом, можно сказать, что реабилитация здоровым образом жизни подействовала - проблем появилось столько, что об Оливии думать не приходилось возможным, только иногда серфить её социальные сети, чтобы знать, что все в порядке, и говорить с Гербертом в перерывах между работой. Внутренний гул медленно стал утихать, превращаясь в уравновешенный штиль - это и послужило отправной точкой для мыслей, что пора действовать. Моя голова больше не напоминала мне улей, где копошатся пчелы, а сотрудничала со мной, подкидывая иногда достойные идеи, каким образом исправить ту ситуацию, заложниками которой мы все оказались. Первым и самым логичным пунктом стало поговорить с Оливией один на один, объяснив свою позицию и выслушать её. Без крика, без конфликтов, максимально сосредоточено и честно. Больше всего мне хотелось узнать её сторону медали, как она себя чувствует и какие соображения имеет, потому что свою историю я выучил наизусть за этот месяц. Очередной месяц, который мы не виделись.

♬ PVRIS - Separate.

По-настоящему мне стало страшно не в кабинете адвоката, не в доме в Калифорнии, даже не в аэропорту, а когда поезд, что доставил меня прямиком из Парижа в Блуа, скрылся за моей спиной, отбивая чечетку по рельсам. Крепче сжав в руке ручки дорожной сумки, я несколько потеряно оглянулся на отдаляющийся от меня транспорт, шумно сглотнув. Я был единственным, кто вышел на этой станции и единственным, кто сейчас находился на перроне. Что сказать, атмосфера охватила угнетающая. Ежегодно тысячи туристов приезжают в один из самых красивых городов Франции на берегу Луары, что сохранил первозданную средневековую атмосферу, для осмотра знаменитых замков, расположенных вдоль реки. Компактный городок, гулять по которому одно удовольствие, особенно, если поселиться в историческом центре. Большинство отелей расположено вокруг основных достопримечательностей, но меня подобный вариант не устраивал, поэтому мы с Джереми заранее договорились, что он снимет мне маленькую квартирку в доме, расположенном прямо напротив их жилища. В конце концов, представить, что Харрингтон выставит меня за дверь, толком не выслушав, не составляло труда, поэтому рисковать я не собирался. Ориентироваться в Блуа несложно: улица-проспект Жан-Легре ведёт от железнодорожного вокзала на юг, к площади Виктора Гюго и замку, а от них - к центру. Старый город делится на две части: высокую и низкую. Высокая - это уютные и тесные, извилистые улочки с крутыми подъемами и резкими спусками. Нижняя часть Блуа построена более правильно и красиво, в связи с чем теряет свое очарование. Протекающая по городу река отделяет Блуа от предместья Вьенна, куда можно попасть по живописному каменному мосту. Благодаря удобному расположению, я получил возможность пожить в настоящем средневековом здании — в квартире даже сохранился камин — вдали от туристической суеты. Просторная светлая комната с великолепным видом на сад имела особый оттенок аутентичности. Сколько я знаком с Оливией, столько же удивляюсь, как точно она подмечает то, что мне нужно в этот самый момент. И хоть задворки разума с упрямым скепсисом напоминали, что она приехала сюда ради себя, часть меня продолжала убеждать, что все и должно было произойти таким образом. Мы должны были разойтись на время, как в ринге, чтобы с новыми силами продолжить состязание. Сейчас, когда закатные солнечные лучи медленно перекатываются по моей руке, постепенно исчезая за горизонтом, мне чудится, что все правильно. Лондон, Лос-Анджелес, Париж - долго же я до тебя добирался, прежде чем, наконец, увидеть знакомый силуэт в конце улицы. Она улыбалась - вот уж чудо чудное. Она действительно улыбалась, мягко и искренне, совсем не так, как делает это в окружении камер. Несла в одной руке пакет со свежими продуктами, в другой - букет цветов, и улыбалась, скользя взглядом по кромке багрового неба в проемах между домами. Из бумажного пакета торчал кончик багета и прозрачная упаковка со спелым виноградом. Я неосознанно поймал себя на мысли, что хотел бы держать её за руку прямо сейчас. Больше, чем целовать, обнимать или касаться. Достаточно держать руку в своей и чувствовать покалывание, когда наши пальцы переплетаются, ощущать кожу и исходящее от неё тепло, вместе с поглаживающим мою ладонь большим пальцем. Она выглядела, как довольный своей жизнью и этим моментом человек. Она вдохновляла и заставлять желать быть на неё похожим или хотя бы держаться рядом, чтобы её аура распространялась и на тебя, чтобы попасть в эпицентр излучаемой энергии и напитаться теплотой и сладостью. Мне больше не приходилось звонить Джереми, чтобы узнать, как чувствует себя Оливия - я узнал это сам. За четыре дня тайных наблюдений за неспешной жизнью, мне открылось, что по утрам ей пел Чарли Паркер, пока сама девушка готовила лёгкий завтрак для Герберта и выбирала одежду на день. Она жила в спокойствии, гармонии, излучала умиротворение наедине со своими мыслями по утрам и в окружении прекрасных вин по вечерам. Наслаждалась закатом у моря, ощущая волны под ногами по возвращению домой из цветочного магазинчика, куда устроилась работать скорее ради удовольствия, чем ради денег. Раньше я лишь догадывался о любви к растениям, теперь же точно знал, насколько она сильна: Харрингтон собирала цветы, дарила, утопала в них и каждодневно пополняла домашние запасы. Сквозь стеклянные окна, что почти всегда были открыты нараспашку, я видел букеты цветов на подоконниках, на уютном балкончике, на фортепиано и на комоде. Разных оттенков и видов, разных размеров цветы окружали её дом, её душу, её реальность. Оливия завтракала чашкой кофе в безлюдном кафе, следом отправлялась в библиотеку, ждать из которой мне приходилось её не меньше часа. Каждый раз она выходила с новой художественной литературой, имея в запасе не меньше двух книг, успевая читать их за целый день в лавке. Она ходила с распущенными волосами, подмигивала своему отражению и это была совершенно не та Оливия, которую я привык видеть, но нравилась она мне ничуть не меньше прежней. Потому что, несмотря ни на что, эта незнакомая мне девушка все ещё оставалась той глубокой, задумчивой, непримиримой с жесткостью и злом брюнеткой. Различие между этими двумя заключалось лишь в том, что вторая, наконец, заботилась о себе. Единственный раз, когда мне пришлось обратиться к Джереми - вечер шестого дня моего пребывания в Блуа: я увидел Оливию в компании молодого человека. Они выглядели заинтересованными друг другом, и тогда я понял, что в самом деле увяз по горло. Потому что ощущение, которое настигло меня врасплох в секунды, когда Харрингтон в белоснежном платье неторопливо шла по пустой улице, освещаемой лишь фонарями, одаривая своего спутника самой ласковой и нежной улыбкой, иногда в смущении отводя взгляд, невозможно описать словами и даже раздражение на Зейна не стоит рядом. Ведь Малика я знал лично, знал, на что он способен и чего можно ожидать, чтобы в случае нападок защититься, а вот молодого мужчину я ни разу в глаза не видел и, сказать откровенно, рядом с Оливией он смотрелся гармонично. Я осознал, что они там вдвоём, что-то оживленно обсуждают и хихикают, а я - здесь, случайный зритель, что наблюдает за ними из окна. Омерзительное ощущение лишь потому, что ты не в силах вмешиваться в жизнь людей и указывать им, как они должны себя вести. Слова Джереми не принесли должного облегчения - это был тот самый преподаватель из летней школы. Оливия пригласила его, узнав, что у того наметились свободные выходные, а парень, в свою очередь, привёз ей сертификат, который она не смогла забрать в августе. Вроде бы ничего страшного, верно? Вот только если вспоминать слова, совершенно свежие слова Оливии о том, что она испытывает чувства к этому учителю, до сих пор испытывает, становится жутко. Кто знает, вдруг она решила перечеркнуть прошлое, потому что видит свое будущее с ним? И на тотальном серьезе отправит Герберта на всю ночь куда-то, а сама.. Сдержать нервный смех не удалось, как только я увидел Джереми, выбегающего из их дома с рюкзаком в руках в неизвестном направлении. Одному черту известно, куда его понесло в десять вечера, да ещё и с вещами. На мои звонки он перестал отвечать. После вспыхнувшего в квартире света, мне не хотелось наблюдать за прелюдией к тому, перед чем маленьким детям затыкают уши и закрывают ладошкой глаза, но отстраниться или хотя бы сдвинуть свое тело дальше окна не вышло. Я уселся в кресло и с напускным спокойствием направил взгляд в гостиную, где сейчас Харрингтон настраивала нужную атмосферу музыкой, недолго провозившись с виниловым проигрывателем. Если бы она подняла глаза, несомненно увидела бы меня, но она настолько поглощена своим гостем, что ни на что, кроме него, не обращала внимания.

5 seconds of summer - Why won't you love me?

Я дотянулся рукой до торшера, выключив единственный источник света в своей комнате. Меня не стало. Тёмная улица погрузилась во мрак, только изредка пролетающие птицы тревожили воздух своими звуками и взмахами проворных крылышек. Температура значительно опустилась, между веток, покрытых листьями, шелестел едва заметный ветер. Ничего, ещё месяц и от них не останется следа. Каждое действие за соседним стеклом, вспарывает нервные окончания, дразнит, щекочет, как тонким опасным лезвием. Я увидел движение Рэймонда, кажется, именно так его звали, в сторону Оливии - он вызвался помочь на кухне, постоянно отираясь с ней рядом, запредельно близко. Меня обожгло волной ярости с примесью какого-то трепета, как будто внутри метались бабочки со стеклянными крыльями и при каждом взмахе резали мою плоть. Мне внезапно захотелось получить от нее намного больше, чем он бы когда-либо смог: поглощать ее эмоции, видеть ответную реакцию на каждое собственное движение, чувствовать взаимность. И я прекрасно понимаю, что подобные ощущение не доведут до добра, а только усугубят и без того не самое завидное положение, взорвут мой мозг и заставят совершить непоправимые ошибки. Она появилась в кадре неожиданно, когда я уже успел привыкнуть к её отсутствию. Красивая и раздражающая все рецепторы ненависти, какие только могут быть в человеке. Домашняя, расслабленная, в шелковом халате и мягких тапочках, с распущенными локонами и усталой улыбкой после насыщенного дня. Она была с ним такой, какой никогда не будет со мной и, боже, я ненавидел её в тот момент сильнее, чем кого угодно раньше. Взгляд плывет, становится пьяным, что не на шутку начинает вызывать во мне напряжение. Кожа на скулах постепенно натягивается, зубы накрепко сжаты, кулаки формируются сами собой, мне не пришлось прикладывать усилий. Не делай этого. Просто не делай этого. Иди спать. Но у парочки, разумеется, был свой план на вечер: ужин, долгий разговор в компании с вином, сыром и виноградом, в заключении - просмотр какой-то популярной французской передачи по телевизору. Время близилось к часу ночи, моя спина затекла от позы, в которой я сидел, но я словно врос в кресло, сосредоточенно приковав глаза к происходящему в соседней квартире. Мой взгляд касался её там, где ладони даже не мечтали: пальцы откидывали волосы с шеи на спину, открывая взгляду глубокие ключицы и оливкового цвета кожу; губы чертили маршрут вдоль женственного изгиба плеча, руки забирались под халат, крепко охватывая талию, а следом и бедра. Очень аккуратная ласка, осторожная, вкрадчивая и властная. Внизу моего живота странно кольнуло и дернулось, как удар пульса - даже организм приказывал мне прекратить. Но как это возможно, когда она.. такая? Прямо здесь. И не моя. Я слишком голоден, чтобы быть удовлетворенным созерцанием. Я заметил, что она вздремнула, гораздо раньше, чем он. Потому что этот самовлюбленный болван полез к ней непослушными пальцами, которые я решился переломать, губы коснулись мягких волос. У меня идет кругом голова и колотится сердце, когда я ощущаю, как от его прикосновений загорается жаром атласная кожа, сбивая Оливии дыхание. Чувства. Уже знакомые мне раньше. Болезненные. Я абсолютно точно не хочу больше за этим наблюдать, потому что знаю, чем все закончится. А ещё знаю, какой она может быть, когда отпускает себя и задвигает мораль на задний план. Насколько преданно, робко и трепетно она умеет преподносить, дарить свои чувства. Я помню, моя кожа помнит. Порываюсь встать и застываю на месте, выпрямившись, когда вижу, что Оливия аккуратно выползает из железных объятий, что-то говорит с извиняющимся видом, сконфуженно озираясь по сторонам. Он напугал её? Чертов кретин, неужели не видно по реакции, когда неприятны твои действия? И что она в нем нашла? Твердолобый истукан, не отличающийся проницательностью к языку женского тела. Оливия вынесла ему подушки и одеяло в гостиную, а сама скрылась за дверями своей спальни, включив свет и просидев в одном положении на кровати около минуты. Она тяжело и глубоко дышала, приложив ладони к животу, пока не начала.. Нет, только не вздумай плакать. Мои мысли улетели в космос слишком поздно, не добравшись до её станции. Не выношу вида плачущих людей, не важен пол, просто не в состоянии безучастно наблюдать за истязаниями человеческого организма и души. Я молюсь, что никогда не стану источником боли для кого-либо. Молюсь, что не принесу тьму в жизнь другого человека, что буду источать лишь свет, куда бы я ни пошел. Доброта и нежность - одни из самых обезоруживающих и пленительно привлекающих качеств. Я вытащил из кармана телефон, зашёл в мессенджер, быстро находя нужный контракт, отправил исходящий вызов и приложил гаджет к уху, встревоженно отслеживая реакцию в окне напротив. Она заставляет меня чувствовать себя порванным жемчужным ожерельем, которое рассыпается по полу, каждый раз, когда я смотрю на нее. Ожидалось, что Оливия моментально сбросит, но она лишь с удивлением посмотрела на экран, вытирая ладонью щеку от слез. Сними трубку. И тебе станет легче, я обещаю. — Ты должен ненавидеть меня. Склоняю голову набок, пристально всматриваясь в свернувшийся на кровати маленький комочек. Возненавидишь тут, как же. — Шантаж с громким заявлением обо всем рассказать миру? Уверена, что оно стоило того? Харрингтон закатила глаза, подтянув к себе колени, и сильнее сжалась в изголовье кровати, виновато опустив взгляд на свои руки. — Я должна была звучать убедительно. Если бы я мямлила что-то про сестру, меня попросту не стали бы слушать. — Я здесь. Я могу тебя выслушать, времени впервые в жизни предостаточно. — Я серьёзно, Гарольд, — не дослушивает продолжение, обрывая меня в середине. — Я уже все тебе рассказала. Честнее, чем требовалось. Я понимаю, у вас образуются сложности - на меня было потрачено много сил, денег и времени, но ты, кажется, достаточно зарабатываешь, так что сможешь найти новую девочку в ближайшие сроки. Желающих, поверь мне, много. — Ты полагаешь, что я каждый год практикую новую жертву для «прикрытия»? — Как минимум, одна до меня точно была, — противная ухмылочка появляется на её губах, совсем не украшая женские черты лица. — Роу, кажется? — И в какой желтухе ты прочитала эту сплетню? — Сейчас все издания об этом пишут, сравнивая меня с ней, — с вызовом в голосе давит на самое больное и неприятное. — Меня это раздражает, если хочешь знать. Я не хотел улыбаться, но по-другому среагировать не получилось. Я припомнил ей собственную фразу, сказанную мне на корабле: — Хоть какое-то взаимодействие куда лучше игнорирования. — Я устала просыпаться со страхом, что мне на голову прилетит кирпич и меня не станет. Я понимаю, ты считаешь это пустяком или какой-то далекой опасностью, но я с этим сталкиваюсь каждый день. Мередит жаждет этого из-за тебя, а я не смогу долго удерживать оборону и защищать собой, чтобы она не сорвалась и не причинила тебе вред. Самым разумным будет расторжение договора. Подальше от твоего дома и тебя. — Поэтому первым делом ты Уитмену позвонила, а не пришла в соседнюю комнату ко мне. Я был в шаге от тебя, и ты опять не воспользовалась этим. Не знаю, благородство это или глупость. Она мотнула головой, словно я только что сказал полнейшую чепуху, но ведь я поведал излюбленную ею правду. Все именно так и было. — Мне жаль. Ты можешь мне не верить, но мне жаль. Я не хотела, чтобы все было так. — Что бы ты сделала, если бы вдруг узнала, что я нахожусь в соседней комнате сейчас? Я знаю, что неправильно требовать разительных перемен за тот короткий срок, что мы не виделись. Но все же, время на размышления было, и если бы в эту минуту она поступила так же, как и тогда, думаю, нам действительно стоит закончить. Это бессмысленно, пропасть между нами ничем не заполнить, потому что мы оба пусты. — Я знаю, насколько эгоистично это выглядит, но я бы попросила забрать меня отсюда. Мне нравится та квартира, в которой я живу, но этой ночью я бы не хотела находиться в ней. Я перевел глаза на окна, что располагались в гостиной, сконцентрировав внимание на Рэймонде. Парень, очевидно, скучал, переключая каналы один за другим, обосновавшись на диване. — Выйди на балкон, — коротко приказываю, скидывая исходящий звонок и, оставив телефон на тумбочке, направляюсь из спальни в коридор, обуваясь. Расстояние между нашими домами составляло около двадцати метров, что дало мне фору быстро выйти на улицу, встретившись взглядом с Оливией. Она стояла в ночной комбинации, слишком легкой для вечерней прохлады, и смотрела по сторонам, не зная, чего ожидать, но сам факт, что она прислушалась и доверилась мне, уже значил много. — Самым логичным будет, наверное, что ты тут делаешь? Единственная опора, что была - тонкие прутики балкона, в которые ее пальцы впились с неимоверной силой так, что побелели костяшки. Харрингтон шумно сглотнула, все ещё находясь в неизгладимом шоке при виде приближающегося меня. — Не позволяю тебе держаться от себя подальше, — жму плечами, продолжая идти навстречу, попутно расстегивая молнию толстовки на своей груди, чтобы быстрее снять вещь. Ветер захлестнул пряди тёмных длинных волос, отшвырнув их на лицо, из-за чего ей пришлось отшатнуться назад, едва не потеряв равновесие. Вокруг - никого, только мы и электричество, что жгло нам губы и кончики пальцев. — Прости меня. — Только после Вас, мадам, — набрасываю теплую кофту на ледяные плечи, не сводя взгляда с дрожащего подбородка. Черт, я не учел, что на улице сильно похолодало к ночи. Харрингтон хмурится, убирая волосы, что бесконечной волной спадают на лицо снова и снова, уверенно и твёрдо заверяя: — Но мне не за что тебя прощать. — Как это? А похищение? — искренне удивляюсь, перегнувшись через кованые решетки, и одним захватом поднимаю Оливию на руки. — Ты не уйдешь? — улыбается нежно, по-детски, обхватив холодной ладошкой мою шею. Думаю, примерно так и выглядела, когда была ребенком, а кто-то из взрослых дарил ей подарки. — Даже если ты попросишь, — рассудительно утверждаю, бедром приоткрывая дверь, ведущую в дом. — Я больше никогда не стану просить о такой глупости, — она жмурится, спрятав лицо у основания моей шеи, изо всех удерживая шаткое равновесие собственного самочувствия.

♬ One Direction - A.M.

Наизусть изучив свою квартиру, я с лёгкостью передвигался в темноте. Изначально хотел отнести её в спальню, но боялся, что буду неправильно истолкован, поэтому осторожно опустил на диван в гостиной, укрыл теплым пледом и аккуратно примостился рядом. Она дрожала от холода и слез, совершенно позабыв о своём правиле держаться. Это послужило первым положительным сигналом для меня, потому что она перестала отталкивать и позволила подобраться ближе. Может, все не так плохо, как я себе внушил. — Он обидел тебя? Оливия мотнула головой, шумно сглотнув и глубоко выдохнула, откинув макушку на спинку дивана, чтобы хоть немного успокоиться. Она часто дышала, намеренно стараясь взять свои эмоции под контроль. — Нет, просто ты был прав - мне нужно больше доверять парням, а у меня не получается. Только одно движение чуть в сторону от заданного курса и я уже готова бежать. — Я был неправ, ты не должна меня слушать, — перехватываю её ладони в воздухе, не позволяя им нервно болтаться, сжимаю пальцами, одновременно растирая кожу, чтобы согреть. — Я же говорил то, как я вижу ситуацию, ляпнул, не думая, даже не разобравшись, что творится у тебя внутри. — Я живу с этим годы. Сложно переступить через себя, но я надеюсь, однажды у меня получится. Мне кажется, все дело в ответной реакции. Когда я отыщу человека, который будет с пониманием и уважением относиться к моим принципам, взглядам и поведению, все образуется. Я наклонился, выдыхая горячий воздух на сжатые кулачки, неторопливо перебирая пальчики, продевая их своими. — На самом деле, я плакала не совсем из-за него. Бабушка звонит мне постоянно и упрекает в том, что я поступаю неправильно. Я устала от этого давления, оно заставляет меня кричать в ванной под водой, чтобы никто не слышал. Я не могу так больше, это похоже на пытку, когда на тебя давит и давит пресс, а ты ничего не в состоянии сделать, потому что слишком ничтожен с тем количеством людей, которые идут против тебя. Их чересчур много, а я одна. Я устала отбиваться, устала чувствовать себя виноватой, устала бороться. Я понимаю, что никто не сможет изменить мою жизнь кроме меня, но уже нет на это никаких сил, я истощена. Череда проблем разобрала меня на части, как конструктор, и теперь я никак не могу собраться заново, постоянно какой-то детали не хватает. Мне стало страшно от осознания, что это живёт в её голове каждый день. Она просыпается с этой мыслью и засыпает с ней, она ходит по улицам и продолжает думать об этом. Бесконечное самоедство, что однажды доведет её до точки, из которой не будет возврата, как только рядом не окажется никого, кто смог бы помочь или подсказать, что выход есть. В мертвой тишине отчетливо слышен плач. Сдержанные всхлипы и тяжёлые вздохи - так дышат, когда очень хотят успокоиться. — Я уверенно полагала, что избавилась от прошлого. Я взяла всю оставшуюся волю в кулак и приехала сюда, чтобы передохнуть, чтобы перезагрузиться, чтобы иметь стремление начать сначала. Но они даже здесь до меня добрались, и никакая моя «стена» не помогла, они с лёгкостью её перелезли. Губы дрожали от эмоций и холода, она все время поджимала их, из-за чего часто приходилось делать паузы. Я не стал вмешиваться, чтобы не сбить и чтобы не позволить допустить даже мысли, что это напрягает меня, потому что если Оливия что-то внушит себе, разубедить её практически невозможно. — Сейчас ты в безопасности, — подбадриваю, видя, что чем дальше, тем тяжелее ей говорить. — Дыши глубже, хорошо? — Когда болею я - лечись сама, ты уже взрослая, зато, когда болеет кто-то из родственников, я обязана все бросить и ехать к ним, потому что в мои обязанности входит забота. Если у меня какие-то проблемы с банками или подобными инстанциями, я должна сама с ними разбираться, ведь самостоятельная личность, а когда проблемы у них, решать их тоже должна я, потому что они в этом «ничего не понимают» или «нет времени». Если мне говорят «нет», я отстаю, но когда отрицательный ответ произношу я, меня начинают назойливо долбить, пока я не соглашусь. Это несправедливо. — Иногда люди делают вид, что ты плохой человек, только чтобы не чувствовать вину из-за поступков, которые они совершили по отношению к тебе. Она снова заплакала, но на это раз тихо и беззвучно, маленькие градинки скатывались по уставшему лицу, на котором застыло искривленное выражение отчаяния и боли. Взведенная, как курок, на грани истерики. Я неторопливо потянулся вперёд, обнимая похолодевшие плечи, ощущая, как она сама поддалась ближе, уткнувшись мокрым лицом в солнечное сплетение, где футболка сейчас особенно сильно натянулась от позы, в которой я лежал. Пальцы медленно массировали напряженные мышцы, и если сначала Оливия сжалась, то потом прикрыла глаза и тихо выдохнула, позволяя разминать затекшую спину и шею. Волнение и тревога не собирались отступать, верно стояли за плечом и с подозрением косились на меня черными глазами, пока в моих ладонях находилось нечто хрупкое и ранимое. Я не мог отделаться от мысли, что это слишком просто сломать. Осторожно провожу по женской спине ладонью, запоминая плавный изгиб. Успеваю провести большим пальцем по мягкой от слез щеке, прежде чем ответить спокойным взглядом на удивленное движение ее глаз - чуть тревожное и настороженное. Знаю, что поступаю неправильно, но не могу сдержать себя, когда она дышит напротив. Мне хотелось бы, чтобы так было всегда. Тот уровень доверия и взаимности, который найден в эту минуту, чтобы он не разрушался при свете дня, чтобы не зависел от обстоятельств. Мне хочется равновесия и уверенности в том, что даже если случится что-то плохое, она придёт ко мне и скажет об этом. Не для того, чтобы пожаловаться и получить дозу комплиментов о том, что она справится, а чтобы постепенно справляться с навалившимся грузом вместе. — Прости за то, что я сделала, — сжимает в руке мою футболку и выпаливает так, словно боится, что смелость вдруг оставит ее, и она больше никогда об этом не заговорит. — Я знаю, что мой поступок приравнивается к предательству и была уверена, что мы никогда не увидимся больше, но ты здесь и я понятия не имею, как на это реагировать. Прости, что тебе приходится все это выслушивать, ты немного не вовремя появился. Я могла бы напоить тебя чаем и рассказать о том, как прекрасна моя жизнь в любой другой день, но только не сегодня. Часть меня хотела признаться, что я нахожусь здесь неделю, но разум умолял этого не делать, потому что реакция могла быть самая неожиданная и Оливия имела на неё право - я бы сам не был счастлив, узнав, что кто-то шпионил за мной несколько дней подряд, заглядывая в мои окна. Низкий поступок. — Собаки исцарапали твоё тело, а одна оставила след в виде разорванной кожи, которую пришлось сшивать. О каком предательстве идёт речь? Единственное, на что я могу злиться, так это на всю сложившуюся ситуацию, которая лишний раз доказала, что мы не доверяем друг другу и, по сути, остались чужими. Ты не пришла поговорить со мной, чтобы мы вместе обдумали решения того хаоса в котором оказались. Я не пришел к тебе, чтобы успокоить, несмотря на твой запрет, чтобы позволить почувствовать себя значимой и нужной. Если предательство и было, то оно оказалось обоюдным. Правда ужалила нас больнее всего, что происходило до этого, так как больше прятаться за оправданиями не представлялось возможным. Мир за окном тонул в клубящемся сером тумане, лишь смутные, неопределенные силуэты, а я понимал, что мы не там, где должны находиться. Не в этом месте, не в тех обстоятельствах, и с багажом недомолвок. Я не могу оставить ее, не хочу. Теперь она намного больше, намного ближе. Она радость. Она утешение. Она солнце, но не потому, что излучает тепло или добро, а потому, что отдаёт и отдаёт, пока не рухнет с ног. И все падут за ней. — Я не знаю, как жить дальше. Это не суицидальные мысли, я на самом деле не знаю. Как мне избавиться от груза? Как стать лучшим человеком? Как далеко нужно уехать, чтобы они не смогли до меня добраться? То, что не убивает тебя, заставляет тебя желать смерти. Рана во мне становится всё глубже и глубже, я больше не способна выносить эту тишину. Одиночество преследует, удерживать вес всего мира становится труднее. Я не в порядке, всё не так. Она расползалась в моих руках на тонкие нитки, путаясь в словах и эмоциях, сознательно сходя с ума от безысходности, что обволакивала тонкие плечи, заставляя их мелко дрожать. — Все хотят попасть в рай, но никто не хочет умирать, — угрюмо произносит, лениво рисуя круги на моем животе холодными пальцами. — Иногда, я думаю о том, чтобы инсценировать собственную смерть и оставить части, которые мне в себе не нравятся, позади. Как и людей. — Куда бы ты пошла? — провожу ладонями по хрупким лопаткам под тонкой тканью, натягивая на плечи теплый плед. — Куда угодно, лишь бы меня оставили в покое. Я словно ветер, что вырывает деревья с корнем и крошит дома. Я не символ новых начинаний и комфорта. Я - живое воплощение страха и разрухи. Они сделали меня такой. Я хочу поцеловать её. Не для того, чтобы почувствовать мягкость губ или теплоту дыхания, которым она опаляет мою кожу, а потому, что не могу придумать, как ещё в полной мере показать ей ту красоту, которой она является. Я хочу, чтобы она знала, насколько безупречна в моих глазах, насколько она совершенна. Волосы спадали завитками вокруг исхудавших очертаний лица, подобно меду, глаза шоколадного цвета безумно сверкали в темноте, словно падающие звезды в августовском небе, когда воздух особенно тёплый и пряный. Я смотрю на нее и даже не удивляюсь. Я давно догадался, что для нее единственно применимый к жизни принцип - переступать через себя в угоду другим. Я смотрю на нее и вижу всё хорошее в этом мире, что так умело испортили корыстью, пренебрежением и злостью. Аккуратно перемещаю руку с плеча на щеку, пальцами следуя вдоль горячей кожи. Вены пульсируют в бешеном ритме, Оливия сходила с ума изнутри и не знала, как остановить это. Обнимаю лицо ладонью, заглядывая в глубокие глаза. Подай знак, что я нужен тебе. Что ты видишь, когда смотришь на меня? Когда ты смотришь в мои глаза, что ты видишь в них? Монстра гнева или монстра от страданий? — У тебя есть я. Пока каждая звезда в галактике не умрет, у тебя есть я. Ненавижу, что не могу быть рядом с тобой, когда ты нуждаешься в этом. Но я обещаю, что однажды, когда будет грустно в четыре утра, все, что тебе нужно будет сделать - это перевернуться в постели, и я буду там. Сейчас ты чувствуешь себя тяжёлой, но когда-нибудь ты будешь свободна от груза этих эмоций. Это просто займёт какое-то время. Ты заслуживаешь лучшего обращения к себе, потому что ты моя хорошая девочка. Она глядела на меня глазами, полными изумления и вместе с тем мягкости. Мне хотелось искупаться в этом взгляде и остаться рядом с исходящим теплом, оно так грело, что становилось жарко. Я подвинулся ближе, когда она обняла мою спину, закрыла глаза и ткнулась носом в изгиб шеи. — Мне страшно. Все это время постоянное ощущение, что смерть за моей спиной идёт. — Это из-за случившегося за несколько месяцев, — успокаивающе глажу волосы, разделяя пряди пальцами. — Ты слишком потрясена, чтобы адекватно воспринимать реальность. — Ничего не получается. Совсем, — недовольно ворчит, все ещё находясь близко с моей кожей, отчего по телу прокатываются вибрации. — Теперь ещё и тебе устраиваю вечер жалоб, когда ты сам каждый день работаешь и устаешь. — Ты не должна извиняться. Ты ни за что не должна просить прощения. — А ты не должен возиться со мной, — резонно подмечает, выдыхая горячие потоки воздуха в мою шею, не двигаясь с места. Мне нужно было увидеть глаза. Прямо сейчас. Поэтому я осторожно приподнял её лицо к себе, вынуждая установить зрительный контакт, с опаской глядя на меня снизу вверх. — Я хочу держать тебя поближе и защищать от боли. Я хочу помочь тебе вытереть слёзы, утешить, когда ты плохо себя чувствуешь. Я хочу быть причиной твоей улыбки и смеха. Больше всего на свете я хочу тебя, это не «возня». Я дорожу тобой больше, чем могу описать словами, но ты закрываешь свои глаза и уши на это, ты игнорируешь чувства и привязанность. — Это уже давно неправда. Оливия шумно сглотнула, будучи подвластной своим эмоциям и внутренним переживаниям, но взгляд не отвела, стойко смотря в мои глаза. Отодвинулась от меня, чтобы подняться и, схватив за руку, потянула к себе. — Пойдём со мной. Откровенно говоря, я понятия не имел, куда она меня ведёт, единственное, что меня волновало - отсутствие тапочек на её ногах, а когда в прихожей она влезла в мои, совершенно растерялся. Щелкнув входной дверью, вместе со мной она спустилась по невысокой лесенке, что вела на улицу, быстро пересекая расстояние между нашими домами. Оказавшись в паре метров от своего балкона, отпустила мою руку, перелезая через ограду, направляясь в комнату. Выхода у меня не оставалось, кроме как последовать за ней, чтобы за считанные секунды оказаться по ту сторону жизни, в которую до этого мне не было ходу. Я увидел то, что раньше только фантазировал в своей голове - её рисунки, любимые книги и пластинки, её одежду, фотографии и детали интерьера, что подбирались на её вкус и имели большое значение, хранили в себе воспоминания. — Я начала скучать по тебе больше, чем позволяли рамки приличия. Сначала смотрела на фотографии, потом этого стало мало. Мне хотелось, чтобы ты был рядом постоянно, поэтому… — Оливия подошла к мольберту, медленно сдернув с него шелковую занавеску. Я столько раз наблюдал за тем, как она рисует вечерами, тратя на это огромное количество времени и энергии, но и не догадывался, что изображен на полотне буду.. Я. — Лив, ты не спишь? — стук в дверь, затем в проеме медленно появляется мужская голова и настороженный взгляд, шарящий по комнате. — Я услышал, как ты говорила, и подумал, что тебе нужна помощь. Оливия оставила рисунок в углу, быстро объявившись перед тем самым преподавателем, которого я наблюдал несколько часов подряд в окне. В реальности он оказался ниже, худее и куда менее угрожающе. — Всё в полном порядке, спасибо. — Ты не одна? — он изогнул бровь, оглядев меня пристальным, немного странным взглядом. — Тебе никто не говорил, что ты похож на Гарри Стайлса? — Да, я подрабатываю его двойником. Меньше всего сейчас мне хотелось, чтобы кто-то встревал в наш важный разговор. Я приготовился напомнить ему, что на личную территорию нельзя вот так просто врываться, особенно, когда тебе не рады. Как тактичный человек, он должен убраться и не вмешиваться в личное других людей. — Харви шутит, — примирительно и даже слегка устало произнесла Оливия, покровительственно опустив руку на моё плечо. — Это мой одногруппник, решил навестить меня, пока я во Франции. Мы говорили, поэтому ты слышал мой голос. — К тебе сегодня все норовят в гости попасть, как я понимаю. Ты очень гостеприимна, — на лице Рэймонда образовалась недвусмысленная усмешечка. — Не буду мешать. — Доброй ночи, — вежливо прощается Харрингтон, прикрывая дверцу, и прислоняется к ней спиной, поднимая на меня взгляд.

♬ PVRIS - What's Wrong.

Я совершенно не умею скрывать своих эмоций, всё всегда написано на моем лице и, полагаю, сейчас она видит в моих глазах не то, что должна. Никакой заботы или теплоты, одна только злость и раздражительность, потому что какого черта он вообще здесь делает? Делит одно пространство, видит её, говорит о чем-то. Кто дал ему на это право? — Больше всего на свете я хочу, чтобы ты убрался отсюда прямо сейчас, — в твердом голосе смесь металла и стали, наверное, даже мебель покрылась бы снегом, если бы можно было преобразовать дыхание Оливии в природное состояние. — Хочу, чтобы ты не видел, как я разлагаюсь изнутри, чтобы ты отвернулся и не смотрел на то, во что я превратилась, потому что я затраханный жизнью во все отверстия человек. Не хочется, чтобы ты знал и видел меня такой, когда я совершенно беспомощна и не могу ничего сделать для того, чтобы исправить это. Все кончено, а мои слова для неё ничего не значат больше. Больше? А они когда-то значили? — Но моё тело найдут утром в реке, если ты уйдёшь, — она не отводила затравленный взгляд, вводя меня в ступор своим откровением. — Любишь играть с моими нервами? — Ненавижу, — значительная пауза, после которой: — Они все.. Я не знаю, почему мое нутро отторгает все их действия. Я пыталась приблизиться, но все они.. резкие и быстрые. Боже, я не знаю, как это объяснить. Все это время, что ты знаешь меня, ты двигаешься осторожно и медленно в мою сторону, никогда не давишь. Ты постепенно изучаешь, запоминаешь мои чувства, реакции. Каждый раз, когда ты не давал уйти мне и не уходил сам, приходило в голову, что я готова вот так жить с тобой всю свою жизнь. И я намеренно забылась, полагая, что все мужчины такие. Несложно догадаться, что я ошиблась. У меня почему-то сложилось впечатление, словно сейчас решалась моя жизнь, а не её. В пересохшем горле встал ком, глаза сосредоточились на одних только движениях Оливии, отслеживая каждое изменение. Каждый поворот головы, слегка удивленный взлет бровей вверх. Кайя была права, моя болезнь излечивается там, где начинается.. Я не был готов к тому, что она приблизится ко мне и коснется лица. Приложит к губам холодные пальцы, распахнув навстречу моему взгляду свои невозможно заплаканные глаза. Проведет по губам так осторожно, словно я сделан из стекла. — Я знаю, что не имею права просить, но если ты можешь, пожалуйста, останься. Позволь мне пересидеть, переждать это время в тени и спокойствии, пока моя голова не придёт в прежний ритм работы. Пока я не буду уверена, что все в порядке, и я готова двигаться дальше, — вгоняет каждое слово под кожу и наслаждается той болью, что они причиняют. Я сделал шаг навстречу, нырнул ледяными руками под её кофту, ожидая, что она будет отбиваться, но притянул к себе как можно ближе, обеими ладонями поглаживая всклокоченные волосы, чуть массируя затылок и, сжав пряди у корней, оттянул голову назад, чтобы коснуться сухих губ легким, нежным, томительно-медленным поцелуем. Контраст жесткой хватки и ласкового прикосновения был настолько ярким, что сбилось дыхание, а по телу прошла волна легкой дрожи. Когда первое наваждение в виде солоноватой кожи, которую хотелось затемнить метками, прошло, я пробежался пальцами по плечам, лопаткам, очертил рисунок позвоночника, все ещё не до конца осознавая, что я по-прежнему держу свое ранимое создание в своих руках. Я все ещё тут, рядом, а она не прогоняет, не отворачивается, не убегает, только тянется ближе, чтобы ощутить каждой частичкой тела все то тепло, что ей готовы предоставить. Обхватываю ладонями измученное эмоциями и чувствами лицо, кончиками пальцев оглаживая горячую, пульсирующую кожу. — Ты же знаешь, что я делаю это искренне? Знаешь, что я сам хочу этого? Прошу, скажи, что ты не думаешь о том, что я здесь, потому что кому-то это выгодно. — Я не знаю, почему ты здесь, но благодарна за это, как если бы ты вытащил меня из-под поезда, — ее пальцы скользнули вверх по моей руке, обхватив запястье и крепко сжав его, чтобы хотя бы таким образом удержать равновесие и не упасть. — Открой глаза, посмотри на меня, — прошу тихо, сам опасаясь своих слов. — Это я, а не кто-то желающий тебе зла. Я обещаю, ты в безопасности. Вырывавшиеся из её груди потоки воздуха щекотали мою щеку и горло. Поднимает голову, все еще будучи на цыпочках — лоб в лоб — и чувствует себя такой маленькой и ослабшей, будто ноги подрубили под коленями. — Останься со мной, — сквозняк в груди, затянувшаяся тишина в густом сизом воздухе. — Я устала видеть темноту в твоих глазах, хочу увидеть их настоящий цвет, хочу увидеть твою улыбку, я так по ней соскучилась. У тебя есть я. Пока каждая звезда в галактике не умрет, у тебя есть я. Я прорвусь сквозь твое бьющееся сердце.