they burning all the witches, even if you aren't one

Тебя никто не звал, но ты пересекла линию. [1]

28 июля, 21:59. Ричмонд, штат Виргиния, дом родителей Оливии и Мередит Харрингтон. ♬ Halsey - Devil in me.

Похороны отца прошли относительно спокойно. Бабушка все время была рядом с Мередит, Натали сопровождала дедушку - у него катаракта последней стадии, оба глаза не видят, поэтому всегда требуется рядом человек, готовый помочь. Я заняла себя делами, просто потому что так легче и не нужно ни с кем говорить: готовила, накрывала на стол, иногда перекидывалась парой слов с дальними родственниками и снова приступала к работе. Это помогало контролировать себя, не грохнуться плашмя на пол и начать судорожно мотать ногами в разные стороны. Он не любил меня, но я любила его и дорожила, держалась как за последнюю близкую мне соломинку, боясь потерять. А теперь терять некого. Осталась только я и.. Я. Даже несмотря на то, что Мередит перекрасилась и цвет её волос стал светлее, на содержимое внутреннего мира это мало повлияло. Две меня шатались по завешенному простынями дому, повязав на голову чёрные ленты. Все стало чёрным, под цвет этих лент. Цветы в саду окончательно завяли - ими никто не занимался, их никто не поливал. Комнаты в доме пришли в упадок, припали слоем пыли и паутины - отец был в больнице, а больше следить за порядком некому. В погребе сгнили последние запасы свежих продуктов. Беспросветное дно, из которого не видно ни выхода, ни шансов отремонтировать судно. Да и было ли что ремонтировать? Ради кого? Мередит вела себя, как ни в чем не бывало, я сразу поняла, что произошедшее её мало коснулось. Так ради кого мне ремонтировать это дно теперь? Ради кого держать лицо и спину, делая вид, что все в полном порядке? Я тонула, разлагалась изнутри, а до этого никому не было дела. — Оставь, оставь её, — мисс Остин накрыла мои ладони своими, пытаясь остановить беспрерывное скольжение пальцев по тарелке, — она уже чистая. Оливия, позволь мне закончить. Что она говорит? Зачем? Мне несложно. Я продолжаю машинально водить мочалкой по дну посуды, тщательно оттирая грязь и жир. — Скорбеть - это нормально. Ты можешь выплакать все, чтобы тебе стало легче. Не хочу я плакать. Не хочу скорбеть. Я уже теряла близких людей не раз. Я знаю, что это такое. Подумаешь, одним родителем больше, другим меньше. — Мне кажется, она тебя не слышит, — шепчет соседка, отпивая из чашки кофе. — Смотри, глаза стеклянные. И ничего не стеклянные, они у меня всегда такие. Я все прекрасно слышу, просто не хочу отвечать. Мне не хочется вообще говорить. Ни с кем. Натали с материнской горечью в глазах треплет мою макушку. Я что ей, щенок или котенок? К чему эта фамильярность? Ещё два месяца назад она с радостью сидела и обсуждала то, какая я непутевая неумеха, а теперь что изменилось? Жалко стало? Терпеть не могу тех, кто переобувается в ту обувь, что поудобнее для ситуации. Я слышала, как она обсуждала утром с бабушкой, что Мередит нужно подыскивать жениха, чтобы тот заботился о ней, ведь теперь некому. На поминках! Они говорили об этом всерьёз на поминках! — Пойди, отдохни, — ловит мою руку, когда я тянусь за моющим, и стряхивает пену. — Мне нужно ещё со стола рюмки убрать и помыть, — хриплю бесцветно, только потому, что знаю - не отстанет, пока я хоть что-то не скажу. — Я сама уберу, ты и так весь день не приседала, — вытирает бумажными полотенцами мои руки досуха. — Иди, полежи. Я и правда сильно устала, отрицать это глупо. Мередит жужжала весь день на ухо, расспрашивая меня о нью-йоркской жизни, о Гарольде, об учёбе, вообще обо всем. Шагу не давала спокойно ступить, что было странно. Обычно мы не говорим на такие темы, да что там, вообще не говорим. Избегала меня столько времени, а тут будто приклеилась. Я списала это на своеобразное проявление тоски по отцу - кто знает, может, из неё это выливалось именно таким образом. Идти в душную комнату не хотелось, поэтому я вышла на улицу, устроившись в гамаке на заднем дворе, взглядом касаясь неба. Свет в доме горел только на кухне, фонари освещали дорогу за высоким забором, поэтому я находилась в полной темноте наедине с небом. Я вижу свое отражение в оконном стекле с мешками под глазами и собранными в тугой хвост волосами. Немощь ходячая. «Тебе нужно поесть, ты теряешь вес, как сумасшедшая». Да, но суть в том, что я не чувствую голода. Мои глаза красные от слез, которые не останавливались в течение нескольких часов ночью. Головная боль никогда не уходит. Я хочу уснуть, но мне никогда не удается заснуть надолго. Просыпаюсь в половине третьего каждую ночь, а после не могу вернуться в кровать. Я так устала. Так же, как мой разум и мое тело. Это то, как ощущается смерть? Потому что очень на нее похоже. У меня уходит так много сил, чтобы дожить до конца дня. Тик. Тик. Тик. Нахожусь в ожидании времени, ведь оно лечит, так? Так что, я жду и жду. Осознаю, что провела двадцать минут, смотря в стену. Как я могла не заметить? Я не хочу никуда идти. Я перестала понимать, что значит жить. Но я пытаюсь, скрывая лицо за ложной радостью. Чувствую, как задыхаюсь - ношение маски изнуряет. Я думаю о девушке, которой была когда-то и так сильно хочу вернуться назад. Мысль, что мне никогда не стать ею снова, тревожит меня. Я знаю, что выживу, я видела, как справляются другие. Просто это практически убивает тебя в процессе. В разбитом сердце нет ничего поэтичного. Я каждый день осознаю, насколько отчаянная, безысходная это пытка; прилагаю усилия, чтобы сотворить поэзию из ребер, что хрустят под тяжестью моего сердца, но ничего не выходит. Нет ничего восхитительного и прекрасного в испытываемых страданиях, когда дорогой тебе человек уходит. Или когда ты теряешь важную часть себя, распадаясь на каждом шагу от малейшего порыва ветра. Нет ничего поэтичного в том, чтобы вести машину на предельной скорости, что, кажется, вот-вот разобьешься на мосту, но этого не происходит. Ощущение, словно ты случайно делаешь вздох под водой, и хотя знаешь, что она окажется в твоих легких, просто не можешь всплыть на поверхность. Это не прекрасно, это заставляет легкие пылать, сгорая. Открываешь рот в попытке что-то сказать, но ничего не выходит наружу, кроме нескольких осколков твоего сердца, и ты проглатываешь их в надежде, что никто не заметит. Это не поэтично. Это превращает людей в природные катастрофы, что разрушают все на своем пути. Телефон вибрирует под поясницей, вытягивая меня за руку из полудрема. Я, щурясь, глянула на экран и, сняв вызов, приложила гаджет к уху. — Я смотрел в интернете время, у вас ещё не поздно, — предупреждает Гарольд заранее, словно боится моего раздражения. Зря. — Не поздно, — тихо подтверждаю и слышу свистящий вздох облегчения. — Я не спала, если ты об этом. — Как долетела? Ты не ответила на сообщение вчера, — резонно подмечает. Мне чудится в его голосе беспокойство. Он действительно спрашивал о том, как я чувствую себя, но я слишком устала, чтобы отвечать или даже читать сообщение. Я только сегодня утром случайно наткнулась на него, когда отвечала на смс Сент-Пьера - нужно забрать сертификат об окончании летней школы, но мне не до этого. Я попросила временно придержать у себя и немного удивилась, когда мужчина откликнулся с пониманием. Что до Гарольда, теперь он каждый вечер отправлял «спокойной ночи», что мне было невдомек - неужели серьёзно отнесся к моим словам? — Прости, Нью-Йорк затянул в свою воронку, некогда вздохнуть, — откидываю голову назад, ладонью растирая затекшую заднюю часть шеи. Открываю глаза, устремив взгляд ввысь. Мир прямо сейчас похож на безграничное небо, полное звезд. Картина предстала такой умиротворяющей и спокойной, что создалось впечатление, будто время разом остановилось на неопределенный срок. Витиеватые улочки города насквозь прорисованы линией лампочек и фонариков разных размеров, от дневной жары не осталось и следа, воздух пропитан таинственностью и особым очарованием. Луна гигантских размеров добавляет в атмосферу капельку космической реальности. — Ты звучишь очень грустной или даже печальной. Все нормально? Как там Джереми? Чем вы занимаетесь? — Мир отнимает слишком много, и не даёт взаимен ничего, из того, что могло бы заставить полюбить его как раньше, — подытожила я, тщательно подбирая слова. — Джереми играет в приставку в гостиной, я поливаю цветы в своей комнате - отлично успокаивает. Стягиваю с волос резинку, разминая пальцами затылок. И вдруг захожусь тихим смехом, когда он спрашивает: — Как с погодой дела обсто.. — Стайлс слышит мою реакцию и тут же прерывает себя удивленным: — Чего такое? — Обычно о погоде говорят, когда больше не о чем, — с лёгкой улыбкой на губах объясняю. — Я что, действительно такое бревно в беседах, да? Гарольд недолго молчит, размышляя, что кажется мне почти оскорбительным. — Эй! — фыркаю, приняв молчание за положительный ответ и слышу, как парень тихо хихикает, потому что этого и добивался. — Ты негодяй, а не джентльмен. Удрученно тру лоб, оглядываясь на мелькнувшую в окне черную тень Мередит. — А ты почему сам не спишь? У вас слишком рано даже для завтрака. — Рассвет у залива, что может быть романтичнее? Пф, кого он пытается обмануть? Человека, который знает наизусть тайный шифр любой лжи, упрятанной в ощущение безысходности? Никакой игривый тон не сможет это замаскировать, даже флирт. — Ты говоришь неправду сейчас. Почему ты говоришь неправду? — Ты постоянно мне врешь, почему мне нельзя? Опять тупик. Я глубоко выдыхаю. — Я боялся тебя беспокоить и сначала позвонил Джереми, чтобы узнать, не спишь ли ты. По его сведениям ты ушла на спектакль в театр и вернешься не раньше полуночи. Я устало потерла висок, зажмурившись. Ухожу с головой под мутную воду и иду ко дну, но бесцветный голос с холодной хрипотой заставляет вернуться обратно. — Я рад, что вы подружились и действуете сообща, однако теперь мне и от него честности не дождаться. Обида. Пара предложений, а я ощущаю его обиду самим затылком и макушкой, понимая, насколько сильно его достала. Я вдруг почувствовала весь спектр негативных эмоций, которые отдаю каждый раз, когда мы говорим; всю боль, что причиняю человеку, совсем не заслуживающему этого. Мне нужно распрощаться, пока я не сорвалась. — Зачем ты позвонил? Не заикайся про чертов рассвет. Тишина. Слышу только едва различимый шум волн и дыхание. Ладно, пусть молчит, только дышит. Так легче. Он хотя бы живой, в отличие от.. — Сон плохой приснился. Я чувствую тревогу и не могу больше спокойно закрывать глаза. Береги себя, ладно? Мне не нравятся такие сны о тебе. — Пауза, после которой: — Хочешь, я приеду? Прямо сегодня куплю билет и уже к середине твоего дня прилечу. Я закрыла глаза, потому что слезы скатывались по лицу одна за другой, смотреть на мир было физически невозможно. В горле пересохло, виски крутило так, словно кто-то ввинчивал гвозди. Что-то ныло внутри. Ныло, всхлипывало, и сморкалось в маленький платочек. Я хочу, чтобы кто-то приехал. Я хочу, чтобы кто-то прервал это бесконечное хождение по кругу. Хочу, чтобы забрал меня отсюда и больше не позволил им всем издеваться, открыто смеяться в лицо, вспоминая все мои неудачи, все поражения и ошибки. Я хочу, чтобы кто-то взял меня за руку и это закончилось. Я абсолютно удручена, утомлена и раздавлена. Мне кажется, больше не осталось никаких сил сопротивляться, тьма поглощает, и я падаю в бездну. Одиночество. Постоянный холод. Голод. Я истощена физически, морально, духовно. Я хочу, чтобы кто-то все это заслонил собой, чтобы больше не болело. — Ты зря потратишь время, у тебя же запланирована встреча с Джеймсом и Беном, — прочищаю горло, потому что скопившийся ком слишком давит и мешает. — Мы встретимся в скором времени, не тревожься и не накручивай себя. Мне ничего не угрожает, я же с Джереми, а этот болван не даст меня в обиду. Если бы я знала, что это последний раз, когда я его слышу, я бы ни за что не попрощалась так быстро. Я бы говорила всю ночь или молчала, слушая дыхание и ощущая присутствие живого существа рядом. Если бы я знала, что меня ждут санитары и каталка, я бы задержалась в той тихой, безмятежной ночи, когда звезды с горошину и так близко, что их можно собирать, как ягоды в ладошку. Если бы я только имела представление, что со мной сделает моя родная сестра, я бы слушала тот тихий итальянский прибой моря в трубке до самого утра. Я бы попросила спеть «Не отпускай меня», чтобы запомнить, как она звучит и как моё сердце откликается на неё. И слушала бы. И плакала. И мечтала, чтобы все плохое закончилось. Не подозревая, что все действительно плохое со смертью отца только начиналось.

♬ Halsey - Angel On Fire.

— Мередит, просыпайся, — теплая рука коснулась моей щеки, голос бабушки звучал отчего-то тихо, будто она боялась меня побеспокоить. Я зевнула и перевернулась набок, не торопясь вылезать из тревожного сна. Всю ночь я плавала между рассудком и выдумкой. То впадала в бессознательный бред с мамой, которая как будто вернулась, старыми знакомыми, одноклассниками, учителями, бывшими друзьями и.. Гарольдом. Как спасение из-за хмурых туч. Он приснился мне сегодня впервые и это так странно - я ведь даже никогда не думала о нем, а здесь полноценный сон с его участием. — Я понимаю, что хочется поспать подольше, но доктор приедет с минуты на минуту, а ты даже не одета. Я открыла глаза, нахмурившись, и осторожно повернула голову на звук голоса. Сначала показалось, что бабушка говорит с Мередит, она же назвала её имя, но потом я обнаружила, что женщина смотрит в упор на меня. — Бабуль, ты что-то путаешь, — прикрываю ладонью рот во время очередного зевка, а следом потягиваюсь, разминая суставы. — Я Оливия, а Мередит в соседней комнате. — Это ты что-то путаешь. У Оливии самолет через два часа, она возвращается в Нью-Йорк, а к тебе приедет доктор. Я все понимаю, ты хочешь остаться дома, но мы уже говорили на эту тему не раз, и ты согласилась на лечение. Я резко распахнула глаза, подхватившись с места. Откинула одеяло и, сорвавшись с постели, побежала в коридор, стуча пятками по полу. — И не бегай босиком! Ручка двери спальни сестры поддается не сразу, я дергаю её несколько раз, залетая в комнату, сквозь еще сонное сознание, оглядывая помещение: два собранных чемодана, пустой шкаф и полки. — Мередит, ты что творишь? Что происходит? Она не разворачивается от зеркала, только обращает равнодушный взгляд ко мне, удержав помаду на уровне губ. — Ты забыла? Мы же договаривались - ты помогаешь мне до осени, пока не закончится реабилитация. Теперь я свободна, в Ричмонде больше ничего не держит, я могу уехать. Я сглотнула, не желая чувствовать странные иголочки, зашевелившиеся в сердце. Попятилась назад, обхватив себя руками, пока Мер вернулась к своим губам, вырисовывая контур. — Ты.. Я.. Хорошо, тогда мы поедем вместе, — уверенно киваю. — Я помогу тебе с работой и с деньгами. Девушка насмешливо изгибает бровь и качает головой, взлохматив накрученные локоны. — Ты поможешь мне? — ехидно цокает языком и перекидывает сумку через плечо. — Тебе самой скоро помощь понадобится. Побереги силы. Я отчетливо слышала, как удары в груди глухо разносятся по всему телу. Слова застряли в горле. Язык стал тяжелым, губы невозможно разомкнуть. Я ничего не понимаю. Совсем. — Дальше ты в мои планы не входишь, но в целом, спасибо за старания, — она приблизилась ко мне, заметив оцепенение и грустно улыбнулась, проводя тыльной стороной ладони по моей щеке. — Ты славно поработала, подготовила почву. Теперь мой выход. — Остановись, пока не поздно. Пожалуйста, — прозрачные капли застыли в моих глазах, когда мозг отрезвел и я поняла, о чем именно сестра ведет речь. Мередит резко опустила руку с моей щеки на шею, грубо сжав ладонью горло, из-за чего мне пришлось встать на цыпочки, до того сильно она вдавила меня в стену. — Хотела засунуть меня на пару с отцом в психушку? Я замотала головой, насколько это было возможно, пальцами вцепившись в запястье руки, что вонзилась в мою кожу, стараясь оттянуть ее вниз. — Хотела, — тянет она с язвительной ухмылкой, стукнув меня затылком об стену. А когда я начала задыхаться, хрипеть и краснеть под застывшей ладонью и почерневшими глазами, презрительно продолжила: — Пора платить по счетам, дорогуша. Всем пора заплатить по счетам. — Мередит, я никогда не желала тебе зла, — шепчу быстро, пока воздух еще поступает в легкие. Уши заложило, в глазах постепенно начало темнеть, голова кружилась. Я опасалась упасть на пол, но рука крепко прижимала меня к стене. — Мы что-нибудь придумаем. Поговорим с Гарольдом, всё ему объясним, переоформим документы на тебя и.. Хочешь, я отдам тебе деньги, которые остались с гонораров? Хочешь, можем вообще ничего не говорить. Я уеду во Францию и больше никогда не появлюсь в вашей жизни, обещаю. — Я могу диссертацию написать по невербальным проявлениям пиздежа, — цедит с ненавистным выражением на лице, высверливая в моих глазах дыру. — Сейчас ты скажешь, что угодно, лишь бы попасть на свободу. Ничего не напоминает? — Тебя, — судорожно трепыхаюсь безвольной рыбкой в сильных руках. — Ты хотела выбраться, а я не слушала тебя. Но это только потому, что я беспокоилась и хотела, чтобы все наладилось. Клянусь, я все делала ради тебя. — Что ты как попугай, — с чувством омерзения сестра отшатнулась от меня, брезгливо вытирая ладонь о подол легкого платья. — Ты звучишь, как отец. Я прижала дрожащую ладонь к горлу, откашливаясь, и опустила голову вниз. Еще немного и воздух был бы не нужен. Сейчас, в беспамятстве и потемневшей действительности перед глазами, я повернулась к ней, замерев на месте. Лед и холод, поднимающийся из глубин нутра, добрался до мозга. — Ты с отцом что-то сделала, он не своей смертью умер, — голос звучал бесцветно. Тусклым, словно из него выкачали все цвета и оттенки эмоций. — Зачем? Мередит закатывает глаза, не смотря в мою сторону. Суетливо возится с чемоданами, поправляет волосы, одежду, будто меня никогда не существовало. Я слышу возню и незнакомые голоса, а когда дверь открывается, сглатываю и оглядываюсь. Бабушка сочувственно смотрит, но держится позади, сложив ладони в молитвенном жесте на груди. Два крепких парня стоят по бокам рядом с ней, как церберы, не двигаются и ждут указаний, пока высокий мужчина неспешно двигается ко мне, словно я курица, а он - фермер. Неторопливо, с легкой улыбкой на губах, расставив широкие ладони в приветственном жесте. И как только такие красивые руки могли достаться человеку такой профессии? Это была ошибка. Не надо было говорить с Мередит, стоило сразу выпрыгнуть в окно и бежать, куда ноги несли. Плевать на все остальное, я бы вернулась потом, но сейчас.. Спастись можно было только бегством. Я прижалась спиной к стене и пугливо уставилась на играющую на лице улыбку. — Мередит, пожалуйста, — я умоляю, только бы она сказала этим людям уйти. Глаза снова заплывают слезами, я медленно сползаю по стене вниз, опускаясь на колени. Она хочет унизить? Хорошо, пусть смотрит на мою безысходность. Пусть тешит свое самолюбие и гордыню, но выпроводит посторонних из дома. — Я обещаю, что ни в какую больницу я тебя не отправлю, мы вместе уедем, и все будет хорошо. — Что я вам говорила? — девушка поворачивает голову к незнакомцу и смахивает с ресниц предполагаемую слезу. — Я все понимаю, мисс Харрингтон, — кивает мужчина в ответ. — Примите мои соболезнования. Это большое горе. Соболезнования? Какие, нахрен, соболезнования? Кому? Она больная на всю голову и это единственное горе, которое касается её! На отца плевать, на меня плевать, Мередит важна только она и.. Стайлс. Гребанный Стайлс, восемь лет один только Стайлс. Я схватилась за голову, раскачиваясь взад и вперёд, чётко ощущая, что и вправду скоро чокнусь. Это невозможно. Почему меня никто не слушает? Почему никто не верит? Почему никогда никого нет на моей стороне? Почему я всегда должна бороться одна? Я закрыла лицо ладонями, потому что слезы неконтролируемой волной хлынули из глаз, изо рта рвался тихий скулеж, я понятия не имела, что ждёт дальше. Куда они хотят меня увезти и что сделать? Это последний день моей жизни или просто сон, от которого я слишком долго не могу проснуться? — Мередит, тебе лучше подняться, — ладонь коснулась моего плеча, и это подействовало, как заряд тока. Я вскочила на ноги, затравленно озираясь, но поддержки ни в одном из присутствующих не нашла. Бабушка отвернулась, прикладывая платок к глазам. — Прекрати этот балаган, — сиплю охрипшим голосом, не чувствуя больше ничего, кроме злости. — Я придушу тебя сама, если ты сейчас же во всем не признаешься! Это была ошибка номер два. Если бы я вела себя спокойно и покладисто, возможно, меня бы выслушали и даже поняли. А так, никто разбираться не стал. Сестра спряталась за спину доктору, попросив у него защиты от «неуравновешенного человека» и мне быстро заломили руки. Признаться откровенно, я никогда раньше не прыгала так, как в тот день. Я приучила саму себя быть сдержанной в виду того, что игнорирование - лучший способ, чтобы защититься от нападок. Когда ты безразличен и даже апатичен к проявлениям неуважения в свой адрес, людям зачастую становится скучно, а добиваться расположения слишком лень. Поэтому я всегда вешала на лицо вежливую улыбку и не реагировала на выпады в свою сторону. Рано или поздно человеку надоедало и он отставал сам, не желая тратить на меня время. В тот день в меня словно что-то потустороннее вселилось. Вся скопившаяся обида, агрессия, разочарование собрались в кучу и плеснули в лицо Мередит тираду о том, насколько же она неблагодарная и циничная. Заявление о том, что это она виновата в смерти папы, стало последней каплей, чтобы команда доктора слетела с губ тихо и уверено, а санитары её исполнили. Секунда и я почувствовала, как в предплечье что-то кольнуло, а по вене растеклась жидкость, почти моментально парализовав моё тело. Нужно было бежать. Ожидание было ошибкой. Она взбаламутила песок и швырнула его мне в лицо.