they burning all the witches, even if you aren't one

Что если то, как мы начали, обрекло нас на провал с самого начала?

10 апреля, 9:48. Лондон, Великобритания, Уимблдон. ♬ Awaken — The Passerby.

В качестве гонорара от Маргарет я получила не одну тысячу долларов, что никоим образом не повлияло на моё настроение, однако сделало жизнь чуточку легче: часть денег я отправила отцу, часть отложила на тот период времени, когда вернусь в Нью-Йорк (нужно будет заняться поисками нормального жилья), а часть планировала потратить в Лондоне, куда мы приехали с Джереми на следующий день после странного разговора со Стайлсом. Я могла бы остаться на его концерт — именно это мне предложил Джефф, но тратить свое свободное время на человека, который мне безразличен, было бы вовсе глупой затеей. Раз уж Джереми Герберт отныне принадлежал мне, я хотела потратить его на что-то более существенное, чем вежливое «я могу обойтись без тебя, ты можешь быть свободен, спасибо». И пусть со стороны это смотрелось странно: меня все еще коробило от мужского присутствия рядом, я отправила свои сомнения очень глубоко и использовала шанс в полную силу — в конце концов, ему за это платят. Теперь я не носила сама тяжёлые пакеты, не открывала сама себе дверь, не переживала за сохранность своего тела, потому как Джереми оказался трудоспособным малым и всегда был начеку. Снятые Хидлер апартаменты на срок нашего пребывания в Лондоне находились в максимально благоприятном райончике, что делало каждодневные прогулки приятнее и хоть немного отвлекало от кишащих гноем мыслей в голове. На мощеных улицах Уимблдона, среди домов из песчаника по-прежнему слышны голоса великих людей. Ему не нужно заниматься саморекламой, вся привлекательность квартала в очаровании двускатных крыш и лесных тропинок вдоль реки. Простые пабы и разноцветные магазинчики на каждом углу, викторианские виллы, независимые кинотеатры, музыкальные магазины и маленькие антикварные лавки придают неповторимый шарм. Уимблдон, словно маленькая деревня на вершине холма, в которой сочетаются сельская атмосфера с городскими удобствами и это то, что меня, несомненно, подкупает куда больше, чем центральные районы, под завязку набитые туристами и изъезженными достопримечательностями. Спокойная, размеренная рутина чувствуется в разы искреннее и по-домашнему теплее. По данным мне указаниям, в Англии я должна была быть две недели (целую вечность), как минимум восемьдесят процентов всего периода я мечтала провести в постели и никуда из неё не вылезать, но когда моё сознание в очередном приступе начало покалывать маленькими иголочками, пришлось подняться и одеться. Я не страдаю шизофренией, но мои мозги нуждаются в починке. Натянув поверх нижнего белья кофту грязно-розового оттенка, синие джинсы и кеды, я закинула в сумку телефон, наушники и пару купюр, если вдруг найду какое-нибудь уютное заведение по пути. Выходить за пределы Уимблдона не было необходимости и желания: уникальный квартал, где я могла найти все, что угодно, не затратив при этом много времени и сил. Джереми обедал на балконе, но в ванной шумела вода — вероятно, он собирался расслабиться. Я спустилась на первый этаж и, глянув в его сторону, поставила в известность: — Я хочу погулять пару часиков, нужно выбрать наряд на сегодняшний вечер, телефон с собой беру, так что на связи. Парень зашёл в комнату, надевая рубашку; мне пришлось отвести глаза, чтобы не лицезреть обнаженные участки его тела. — Я могу пойти с тобой. — Это лишнее, — спешу заверить. — Мне ничего не угрожает, да и я все равно вокруг дома только поброжу и обратно. А ты пока отдохни. Герберт просканировал весь мой вид с головы до пят, прищурившись. С долей опасения и неуверенности почесал затылок, но тут же тихо выдохнул. — Ладно, только не отключай телефон. Я бросила на него последний взгляд и кивнула, поправляя прядь волос. Сегодня мой хвост был не так сильно стянут на затылке, отчего причёска казалась по-хорошему небрежной. Чтобы не стоять в неловкой тишине ещё хоть какое-то время, я быстро попрощалась и закрыла за собой дверь. В самом деле, мне нужно научиться сосуществовать с мужчинами в одном пространстве, а у меня с этим туго. Разум понимает, что никто из них не собирается причинять вред умышленно, но все равно не по себе от всех этих двусмысленных взглядов и фраз. Или это только у меня так? Не успела я развернуться и толком дойти до лестницы, как в меня в буквальном смысле врезалась невысокого роста девушка, вышедшая из лифта. Я придержала ладонями её за плечи, отодвигая от себя на безопасное расстояние, прикрывая раздраженность обеспокоенным взглядом. Незнакомка поднимает голову, откидывая со лба светлые пряди волос и, обратив внимание на дверь позади меня, недоверчиво спрашивает: — Ты только что вышла из этой квартиры. Оливия? Я отпустила её плечи и молча кивнула, сохраняя зрительный контакт. Почему все знают меня, но я — никого? — Луиза, — блондинка с облечением улыбается и приветливо, но немного неловко машет рукой. — Тисдейл. На сегодня я твой помощник. — Прошу прощения, в чем помощник? — нахмуренность медленно сползает с моего лица, сменяясь растерянностью. — Джефф тебя разве не предупредил, что сегодня мы занимаемся твоим образом? Неуверенный смешок соскальзывает с моих губ. Я закатываю глаза, пряча ключи и уже более оживленно бормочу: — Полагаю, это месть за мой проступок. Я все равно собиралась идти гулять, так что не откажусь от спутника. Несколько секунд Луиза сверлит меня взглядом, а потом повторяет мои действия, спускаясь за мной по лестнице и тоже усмехается, недовольно качая головой. — Но я все равно с ним поговорю. А если бы ты сейчас ушла? Нельзя так, нужно ставить в известность. Ладно. Я работаю с Гарри уже давно, привыкла к безответственности. — Вы друзья? — тон моего голоса оборонительный, я сбита с толку, но пытаюсь скрыть это полуулыбкой. При мысли о нем начинает болеть голова. — Да, мы близки, — вскользь упоминает. — Расскажи мне о себе, тогда я смогу подобрать тебе одежду, ссылаясь на твои личные предпочтения. Меня прислали, чтобы привести в порядок твой внешний вид к благотворительному мероприятию. Как и любого другого нормального человека, этот вопрос меня напрягает. В плане. я теряюсь и не знаю, что может послужить важной информацией, а что — бесполезный трёп. Не хочется грузить посторонних своими проблемами или комплексами. Окидываю себя взглядом, когда мы оказываемся при дневном освещении солнечных лучей и щурю глаза. — Ничего не имею против, но что не так с моим внешним видом? — Нужно больше жизни, цвета, изящества, — задумчиво тянет девушка и хватает меня за руку, ведя за собой. — Цвет мы сможем подобрать в магазине, с остальным я вряд ли помогу — ни жизни, ни изящества во мне нет. — Любая девушка может выглядеть очаровательной, если выбрать нужный наряд, в котором она будет чувствовать себя комфортно и уверенно одновременно, — входя в раж, продолжала Луиза. Я лишь неслась за ней, что было духу, силясь сдержать улыбку. — Эти составляющие несовместимы. — Я готова использовать любую возможность, чтобы доказать тебе обратное, — глаза девушки бегали по магазинам, что попадались на пути, — так что там с интересами? Я задумалась. Что я могла рассказать о себе такого, что не умещалось бы в сухую биографию? — Я люблю цветы — это моя страсть, от которой я теряю голову. За один год успеваю пройти весь цикл от рождения до гибели с десятками видов растений, так что из увлечения это переросло в рутину, которой я занимаюсь с удовольствием. Часто рисую, чтобы успокоить нервы; раньше все картины были светлые и радужные, но чем старше я становлюсь, тем темнее присутствуют оттенки. Много времени провожу в одиночестве, просто потому что так безопаснее. Смотрю, слушаю и читаю произведения искусства разных времен, чтобы научиться разбираться и складывать своё мнение, независимое от других людей. Я родилась в Ричмонде, но продолжаю считать себя человеком мира, потому что много путешествую. Не знаю, что добавить и понятия не имею, чем это может тебе помочь. Или ты подрабатываешь психологом на полставки? Луиза слабо улыбается, ведя меня за руку за собой. В какой-то степени я ей даже благодарна, потому что боюсь потеряться в толпах туристов, а так — совсем не страшно. Стараюсь смотреть по сторонам, чтобы увидеть как можно больше, потому что не знаю, когда еще смогу сюда приехать и вот так просто погулять. — Если мыслить глобально, каждый из нас немножко философ. Как наедине с собой, так и с другими. Почему когда ты слушаешь о переживаниях близкого тебе человека и помогаешь ему советом, это не называют психологией? По сути, одно и то же. — И каков мой психотип? — Лу с пафосом откидывает мои волосы на спину и я заливисто смеюсь. Мне определенно нравится эта девушка — с ней легко найти общий язык. — Если я говорю об одиночестве, значит, меня нужно облачить в чёрное и траурное? — Наоборот! Тебе нужно напомнить, что ты живешь, а не существуешь; вынуть из колпака и вернуть к социальности. Я не знаю, что произошло в твоей жизни и что стало причиной того, что сейчас ты одинока, но это не значит, что я не приложу усилий, чтобы помочь избавиться от этого состояния. А женская логика на практике не первый год доказывает: смена образа, причёски и гардероба — это половина дела. Ты расправишь плечи и сделаешь уверенный шаг в новую главу своей жизни. — Мне нельзя... — я начала и сразу же закрыла рот, осекаясь. Оливия Мэри Харрингтон, ты подписала соглашение о неразглашении каких бы то ни было деталей договора, а прямо сейчас ты едва не выболтала всё малознакомому человеку. Зашей свой рот нитками. — Тебе можно привести себя в порядок, а потом год придерживаться выбранного стиля, затем я здесь и нахожусь, — заверяет меня Тисдейл и факт, что она все знает, меня успокаивает. Хоть с кем-то не надо притворяться, будто меня интересует наш общий знакомый. — Перестань так нервничать, это всего лишь волосы. А волосы, не зубы — новые быстро отрастут, если что. — Ох уж этот профессиональный юмор, — закатываю глаза, насмешливо щелкая языком и качая головой.

♬ Kesha — Hymn.

Луиза привезла меня в Найтсбридж — квартал, которым правит эксклюзивность и безупречный стиль. Здесь работают люди самых уважаемых профессий, в высоких домах располагаются универмаги, модные бутики одежды и банки, которые совершают финансовые операции. Возможно, здесь есть еще что-то интересное, кроме необыкновенной красоты особняков и роскошных ресторанов с дорогой обстановкой, однако в таком богатом квартале, как Найтсбридж, никто ничего другого уже не замечает. Дома такие же безупречные, как костюмы их обитателей. Манеры и родословная таковы, что сюда запросто может приехать на чай королева. Живое доказательство высоких доходов того или иного жителя Найтсбриджа можно каждый день наблюдать на дорогах и на красном свете светофора. Bugatti. Ferrari. Lamborghini. Porsche. Они все — здесь. Я сбилась в какой по счету магазин мы заглядывали, но то, что он был дорогим и элитным — вне всякого сомнения. Элегантный бархат, мрамор, мягкие ткани и натуральный дубовый паркет с роскошными коврами. Цветовая гамма построена вокруг тёплых тонов — серых, коричневых, бежевых. Различные оттенки разделяют зону магазина на женскую и мужскую секции. Центральным элементом в интерьере стал большой деревянный стол в старинном стиле — положив вещь на его поверхность можно оценить блеск ткани на нейтральном фоне. Зоны отдыха выделены крупномасштабными фотографиями и коллажами на стене. Эмоциональность добавляют постеры с моделями в белье вдоль лестничного проёма. Предусмотренные комфортные примерочные внутри напоминают тщательно продуманную гардеробную комнату с вместительными вешалками, туалетными столиками и обширным пространством. — Дидиэр, ты здесь? Мужчина в белой рубашке с рукавами три четверти показался из примерочной почти сразу, высунув голову на исходящий звук. Посмотрел на Луизу с удивлением своими твердыми глазами. Я сглотнула от напряжения. — Нам нужны платья, — шепотом указала блондинка. — Это не входит в мои обязанности, — отчеканил тот негромким и спокойным голосом, смерив нас двусмысленным взглядом карих глаз. — Тебе же не сложно, перестань, — настаивала Лу, повиснув на его шее. — Нам о-очень нужно. — Мы будем обращаться бережно, — заверила я, неловко держась в стороне. Тисдейл погладила гладкую шерстку недавно постриженных светлых волос на макушке мужчины и мягко улыбнулась. — Па-а-атрик, ты слишком добрый, чтобы так хмуриться, — она закатила глаза и потащила его за собой, порхая между вешалок с одеждой. — Нужно что-то очень эксцентричное. — Гальяно, Вествуд? — Не настолько, — фыркнула и тут же хохотнула, перебирая разного фасона платья. — Маккуин? — изогнув бровь, Патрик носился между рядами с одеждой, не зная за что браться на ходу. — Чего хочет твоя душа сегодня? — На вечеринке будет Бернар Арно — один из самых богатых людей Франции и Флориан де Сен-Пьер, Оливия должна выглядеть настолько прекрасно, насколько это возможно. Мои зубы яростно терзали внутреннюю сторону щеки от их мимолетных разговоров. Я всегда была жертвой собственного темперамента, не хватает спокойствия и сейчас — пульс под кожей сходит с ума, сердце бешено колотится, но снаружи я — идеалистичная картина сдержанности. — Этот охотник за головами, — раздосадовался Патрик, бурча себе под нос. — Что бы ты там не думал, а успешный человек, между прочим, — с укором произнесла Луиза, показывая мне издалека платье от Валентино. — Он вор! Столько хороших кадров к конкурентам переманил, — защитился мужчина, аккуратно поднимая над собой чёрное платье. — Оскар де ла Рента? — То, что нужно, — восторженно воскликнула Луиза, прикладывая ткань к моему телу. — Скромное, закрытое, но эти украшения на запястьях делают его изысканным. Впоследствии долгой примерки десятка платьев разных брендов, фасонов, цветов я узнала, что Патрик Дидиэр вылез из ничего пронырством. Однако по понятиям того круга, в котором ему пришлось жить, по воспитанию своему был в высшей степени светским и спокойным человеком. Он закатывался здоровым смехом, выставляя дружелюбною улыбкой свои белые зубы, когда замечал мою нелепость в складках розового тюника, воздушная юбка которого поднималась облаком вокруг талии, и страстно увлекался моей походкой, когда я появлялась в вечернем наряде в пол. В его глазах загорался необъяснимый свет лампадки, хотя мне казалось, что я выглядела неуклюже. Подобрав в точности по моей фигуре наряд от Эли Сааба, Патрик расправил широкую грудь и радостно улыбнулся, впиваясь в меня маленькими темными глазками, как у проворного соколенка. Полностью закрытое серое шифоновое платье, инкрустированное драгоценными камнями, сияло в свете лампочек ярче, чем солнце на улице. Талию подчеркивал тонкий белый поясок. Я оглядела свое отражение и чуть приподняла подол, подпрыгивая на пальчиках ног, чтобы рассмотреть в зеркале то, как выглядела со спины. — Превосходно, — озвучила Тисдейл мои мысли, опираясь плечом на стену. — Ты знаешь что-нибудь о королевской семье? Я развернулась к ней, сглотнула и озадаченно потерла заднюю часть шеи ладонью. — Никогда раньше не интересовалась, но последние несколько дней читаю статьи только на эту тему — готовлюсь, чтобы не выглядеть глупо. Лу встряхнула пальцами мои волосы, вертя ими в воздухе в разные стороны, образуя несколько причёсок одновременно, словно выбирая более подходящую. — Зря так волнуешься. Я уверена, что ты прекрасно справишься и произведешь нужное впечатление. — Ты — человеческое существо, наделенное душой и божественным даром членораздельной речи, ничего не бойся, ты всё сможешь, — напутствует Патрик. — Это ведь не просто встреча, это королевское семейство, привилегированное общество, тактичные и учтивые британцы. Мне страшно, что я могу сказать или сделать что-то неуместное, поэтому буду действовать, как всегда: больше слушать и меньше говорить, от еды вежливо отказываться, напитками не злоупотреблять и главное — вести себя сдержанно, иногда поддерживая беседу. Вздохнув, я подняла глаза ко лбу, когда Луиза пыталась образовать там подобие челки, готовая закричать о протесте. Всё, что угодно, только не челка. — В тебе это запрограммированно, как кровообращение в организме? — Дидиэр хохотнул. — Моя мама работала в американском посольстве и с детства учила меня простым приёмам, благодаря которым можно показаться чуточку лучше, чем ты есть на самом деле, — объясняюсь, освобождаясь от проворных ладошек Тисдейл; она отходит и ещё раз смеряет меня внимательным взглядом. — А где сейчас твоя мама? Опускаю взгляд, передергивая плечами, тяжелые вздохи срываются с губ. Потупив глаза в одну точку, я промолчала и, осторожно передвигаясь между зеркалами, вернулась в примерочную. Скинув с тела ткань, посмотрела на свое отражение и громко втянула носом воздух, закрыла глаза. Тягостный осадок снова возродился в груди, мешая спокойно дышать желанием оказаться на берегу океана, чтобы рассказать волнам о беспокойстве, тревоге и нежности, томимой внутри. Несмотря на любовь к быстрому ритму, я мечтала о неторопливой жизни на фоне виноградников и кипарисов, извилистых дорогах, вьющихся вокруг старинных крепостей, свежих продуктах, произведенных в нескольких километрах от места их продажи. Многообразие красок и рельефа природы никого не оставляет равнодушными. Магазины, церкви, виллы, словно высеченные из скалы, наплывая друг на друга, поднимаются вверх от кромки моря. Все здания окружены террасами и садами, узкие улочки покрыты галькой и бесконечными ступеньками. Лимоны, оливки, виноград наполняют воздух божественными ароматами. — Хороший цвет и длина, ей к лицу, — шепотом заверила Тисдейл, пока я переодевалась в свою одежду. — Без меня у тебя ничего бы не вышло. — Ну, спасибо, господин учитель! Будьте здоровы, — с насмешливой почтительностью донеслось из женских уст. — Я правдив в отношении к себе самому, — стараясь весьма изысканно произносить слова, уверенно констатировал Дидиэр. — Нам пора, — я решительно вышла на свет и подала мужчине платье на вешалке, следя за тем, как он упаковывает его в коробку. — Патрик, благодарю, Вы усилили репутацию профессионала в моих глазах. — А говорят, одежда никак не влияет на человека, — хмыкнула Луиза, играя ухоженными бровями. — Какой шаг сразу твердый стал. — Пусть тот, кто скажет мне это лично, устоит хотя бы перед одной коллекцией Тома Форда, — эхом отозвался Дидиэр и засмеялся вместе с Тисдейл, отдавая ей наряд. Посмотрел на меня и красноречиво выпалил: — Как бы сказал в нашем случае Серж Генсбур: «Ты соответствуешь моему чувству прекрасного: ангельская красота и демоническая безнадежность». Спину словно окатили горячей волной воды. Самая большая проблема в подобной ситуации — я не имею даже малейшего понятия, как реагировать на подобные слова. Меня одолевает смущение, но это такое неопределенное чувство, в момент умеющее выкинуть только ему понятный финт. Иногда — это дерзость, грубость, холод; иногда — ненужная наивность, порой одолевает растерянность. В этот раз ответом с моей стороны последовал лёгкий кивок головы, слабая улыбка и быстрые шаги в сторону выхода. Я выбежала так стремительно, что Луизу пришлось ждать на выходе несколько минут. Теплый воздух Лондона напоминал мне о лете, нагретой солнцем веранде, о жасмине и розах в саду, о времени на закате, когда небо покрывается молочным оттенком, а на душе спокойное и расслабленное чувство умиротворения. Из близлежащих магазинчиков доносилась разных жанров музыка, люди небольшими кучками переходили с одной стороны улицы на другую, болтовня и смех заглушали звук транспорта. На прилегающих к площади улочках рядом с магазинами сыров, тавернами, музеями изобразительного искусства и оперными театрами играют уличные музыканты и работают киоски. Лондон пестрит милыми кофейнями, дизайнерскими магазинами, антикварными лавками и лавками старьевщиков, в которых можно бесконечно копаться. Мне начинает нравиться этот город, он домашний и в то же время. насыщенный. — Не устала? — Луиза ободряющее приобняла сзади мои плечи, встревоженно заглянув в мои глаза. — Какое это имеет значение? — искренне откликнулась я. — Ещё много дел: нужно добраться домой, сделать причёску и макияж, прибыть на мероприятие и провести на нём целый вечер. Нет времени, чтобы уставать. — Я вызову такси, — понимающе кивнув, она достала из кармана телефон.

~❁~

♬ Sleeping at last — Saturn.

Сент-Джеймсский дворец — это, пожалуй, наиболее доступная и самая необычная резиденция британских монархов в Лондоне. Архитектура дворца полностью подтверждает давно сложившееся мнение о том, что англичане отличаются сдержанным нравом. Ранее стены из красного кирпича окружал густой лес, который превратили в парковый комплекс. Невозможно поверить в то, что это скромное здание и есть знаменитый дворец, который на протяжении столетий посещали с визитами послы всех государств мира. Небольшой по своим размерам и очень уютный, он не имеет ограды, а в окна может легко заглянуть любой желающий. Тем не менее, Сент-Джеймс считается важной частью города, ведь именно здесь монархи были максимально близки к народу, даже ближе, чем во время посещения Баркли-Сквер. Именно здесь внутренняя жизнь всего королевского двора открыта для всех жителей столицы. Ознакомившись с огромным количеством статей, я нагрузила себя правилами, которые в итоге были мной развеяны в первые же минуты нахождения среди уважаемых особ. Самым первым оказался устав о том, что к членам королевской семьи нельзя прикасаться. Это предусмотрено этикетом и является общеизвестным фактом. Тем не менее, это правило сразу же было нарушено, потому как собравшиеся публичные люди не любят формальностей. Ко всему прочему, повод, по которому была организована благотворительная встреча, не предусматривал пафоса. Вечер решили начать с напитков. Ее Величество предпочла коктейль из джина с вермутом, принц Филип, как и его внук, принц Уильям, — пиво. Принц Чарльз — мартини, его жена Камилла джин с тоником, герцогиня Кембриджская — безалкогольные коктейли, а принц Гарри, как оказалось, не прочь выпить водки. При этом шампанское не сильно жаловали, хотя не так давно в поместье в Виндзоре семья стала производить собственное игристое вино. На ужин предоставили блюда, приготовленные из дичи и рыбы из поместий королевы, так как экзотическую пищу она не любит: памятуя о том, сколь много она путешествовала, это вполне понятно. Принимающая сторона всегда стремится удивить гостей всем самым лучшим из местной кухни, и, по рассказу одной из придворных дам, однажды, во время поездки в Белиз, Елизавете пришлось попробовать местный деликатес, сильно напоминающий жареную крысу. Сезонность — одно из важных правил при выборе меню. Подавать фазанов, когда они полгода пролежали в морозилке, к столу, разумеется, не будут. Зато, например, салат из спаржи более, чем уместен. Выросшая в военное время королева очень не любит, когда продукты выбрасывают. Известен случай, когда она отправила неиспользованную для соуса дольку лимона обратно на кухню с просьбой использовать ее для другого блюда. Мир с увлечением следит за всем, что происходит в благородном семействе: приемами, зарубежными поездками, свадьбами и скандалами. Еще бы! Настоящие живые монархи — королева, принцессы и принцы, словно сошедшие со страниц книги сказок или учебника истории. И, несмотря на то, что британская королевская семья не скрывается от прессы и пристальных взглядов общественности, многие сферы ее жизни все же овеяны таинственностью. Странно предположить, но я не чувствовала себя неуютно в незнакомом обществе: многие дамы и джентльмены были приветливо настроены, с радостью беседовали и делились последними новостями, пока не появился Гарри. Он выглядел, словно ожившая картина Рембрандта: раздражающе безупречная карамельная кожа, непростительно длинные ресницы, прекрасные зеленые глаза, широкие скулы, расслабленная челюсть, до неприличия пухлые и влажные губы. Отросшие пряди волос завивались в небольшие кудряшки, чёрный костюм подчеркивал достоинства фигуры, а бутоньерка из белых роз смягчала образ, делая его правильным и уместным. Он не казался мальчишкой, который забрел сюда случайно, скорее мужчиной, которого, несомненно, рады приветствовать на подобных мероприятиях. Я долго вертела на кончике языка подходящие прилагательные, пока не отыскала в дальних уголках нужное. Он заманчив. Ему есть, что предложить как пожилой даме, так и совсем еще юной девчушке. Из красивого лица выветрилась сладкая приторность, коя присуща мальчикам, и самому Гарольду в подростковом возрасте; плечи окрепли и недрогнувшей твердой стеной подтверждали очевидное — молодой человек вырос и вызывал отнюдь не двусмысленную реакцию. Без сомнения, он приковывал к себе. Впечатлял. Как гром сражал красотой, воспитанностью, внимательностью, галантностью, добропорядочностью. Необъяснимые флюиды витали в воздухе, Стайлс имел одну из тех оригинальных физиономий, которые особенно нравятся женщинам. Правда, ему самому это, похоже, было совершенно неинтересно. Я заметила прилипшую к губам вынужденную улыбку и от восторга окружающих меня начало подташнивать. Буквально каждая третья особа женского пола позволяла себе откровенные взгляды в сторону парня, каждой детали в его одежде или поведении. Изголодавшиеся глаза, похотливые ухмылки, искусственный смех, режущие слух комплименты меня смущали и заставляли кожу покрываться деревянными мурашками, так что я захватила еще один бокал с бренди и отправилась рассматривать картины на стенах. В семнадцатом веке, уступая жалобам придворных, которые сетовали на то, что дворец стал тесным и старым, его, наконец, обновили. Государственные палаты были расширены и оформлены по-новому. Внутри дворец обставлен изящной мебелью, декорирован утончёнными гобеленами и картинами. Сегодня он по-прежнему остаётся одним из важных центров деловой и государственной жизни страны. Именно здесь находится Совет престолонаследия — он необходим, чтобы объявить в случае смерти короля или королевы имя наследника. Здесь проходят встречи с некоторыми главами иностранных государств. Сент-Джеймсский дворец сегодня — официальная резиденция детей Леди Ди, принца Уильяма и принца Гарри, а также принцесс Анны и Александры. В течение года королевская семья также участвует в приёмах благотворительных организацией — а их проходит около сотни ежегодно. Переплетая в себе древнее и современное, комнаты восхищают: яркие, просторные, невероятно изысканные. Интерьер этнический, впитавший в себя элементы разных течений в архитектуре и дизайне, от романского до классицизма. Прямые линии, простые и изящные формы. Большие напольные часы из дерева, фотографии, зеркала, картины расположены исключительно по правилам симметрии, кроме серого, черного и белого оттенков присутствуют лиловые, алые и изумрудные мазки. Сквозь окна проникает звездное небо и лунный свет, освещая лучами антикварные детали, придавая грациозной загадочности, таинственности столетий. Мой завороженный взгляд остановился на одиноком мужчине, который сильно сжимал стакан, заливая пунш в рот, глотал терпкую жидкость большими глотками и, не отрываясь, смотрел сквозь окна в сад. После недолгих секунд сомнений, я словила себя на мысли, что уже видела эту спину раньше. Гарольд. Это такая двусмыслица: еще полчаса назад он обменивался лучшими приветствиями, пожимал руки, улыбался опрятным и уважаемым джентльменам, а сейчас стоит абсолютно один, лениво моргая своими бесконечными ресницами. Я поймала его тихий долгий взгляд на себе — глаза медленно двигаются сверху вниз по моему телу, но смотреть в хмурые, затянувшиеся тучами глаза, болезненно впивающиеся в моё нутро, не дающие отвернуться, вздохнуть слишком сложно. Я никогда не смогу выдержать этот удушающий взгляд на себе и не отвести глаза, до такой степени мне неприятно. Поддев пальцами очередной бокал ромового пунша на подносе одного из официантов, медленно направился ко мне, пересекая комнату. Он словно маялся. — Не люблю официальность, — объяснился Стайлс, расстегивая пуговицы пиджака. Тело с лёгкостью вздохнуло, получив больше свободы в движениях. — Может, прогуляемся? — Не привыкла водить беседы с королевскими семьями, так что с удовольствием составлю тебе компанию, — я оглянулась, взяв Гарри под руку, и позволила увести себя подальше от наблюдательных глаз. Это была чудесная ночь в начале апреля. Мириады звезд смешались со светом, что исходил от лунного серпа, разрывая пространство и оставляя на нём золотые следы. Гипнотизируют уличные фонари и тишина, что приходит с наступлением ночи. Блеск глаз, что сияет, когда на них падает проблеск. Последние мерцающие цветы становятся едва различимы в мягком свете. Аромат терпкий и опьяняющий, словно принадлежит этому месту, роскошно расцветая в саду. Прямиком из бархатных бутонов по лестнице из белого шелка поднимается в тайну ночных небес, где, достигнув вершины, взрывается бледно-белыми звездами. Весенняя, такая прекрасная ночь с россыпью звезд, искрящихся на коже. — Давно вернулась в Америку? Могла бы остаться во Франции, сразу бы нашла хорошую работу. Не хотелось ничего рассказывать — мы посторонние друг другу люди и никогда не станем близкими, но не могла же я упрямо молчать и отказываться от любых разговоров. Не хотелось ничего говорить, только бы оставить эту атмосферу опустившейся темноты на шумный Лондон, хоть я и слышала вдали голоса людей, музыку и громкие тормоза машин. Целый год впереди, мы не можем провести его в молчании. На плечи опустилась нагретая чужим телом ткань, заставив меня вздрогнуть. Я и позабыла, что со мной джентльмен. Или это я с ним? От пиджака исходил насыщенный аромат барбекю воскресным утром: жар от костра, душевная компания, шипение мяса на решетке и беседы на свежем воздухе — простые удовольствия, которые заряжают внутренним теплом. Первый аккорд — энергичный сицилийский лимон и бразильский апельсин, а вот сердце по-прежнему благоухает кожей и кедром, смягченное чувственными нотами амбры. Идеально подходит для особых моментов, поскольку чрезвычайно требователен к одежде: уместный для него компаньон — сшитый на заказ костюм, другого образа и не представишь. — Думаешь, там своих флористов мало? — Думаю, творческому человеку нет смысла загонять себя в рамки, не ограничивай свои возможности флористикой, — ответил Стайлс, приосанившись. Немного помедлил и значительно взглянул на меня, скользя пронзительными глазами по шлейфу платья, открытой шее, локонам волос, грамотно спрятанными Тисдейл в спокойной прическе. — Выглядишь безупречно. — Лу первоклассный профессионал своего дела, — я задумчиво повела бровями, все еще подняв голову к небу. Воздух был невероятно гладким и мягким, он обволакивал мою кожу. Какое-то время мы стояли молча, я даже забыла о его присутствии, пока не услышала шорох рядом. Стайлс склонил голову набок, сводя брови к переносице. Несколько секунд — он едва косится в сторону, залпом допивая свой напиток, и вертит в руках пустой стакан. Я посмотрела сначала на него, на загадочные линии, что он выводил длинными пальцами по кромке сосуда, следом перевела взгляд туда, откуда была слышна возня. Из-за коренастого дерева выглядывал объектив и тоненькая нога не успевшего сгруппироваться «инкогнито». Это выглядело так нелепо, неуклюже и абсурдно, что на меня напал приступ смеха, хотя подобное совершенно мне не характерно. Я так громко хихикала, что пришлось втиснуться румяным лицом в воротник пиджака, чтобы хоть как-то заглушить звук. Гарольд лишь забавлялся моей реакции. Выглядел уставшим, с глубокими тенями под глазами, но яркая улыбка, появившаяся на лице, затмевала все остальное. Так это работает. — Как думаешь, у него получится сделать качественные снимки в такой темноте? — Во всяком случае, — делая небольшие паузы между словами, отвечаю. Мои щеки болят от сдерживаемого смеха, — свою работу на сегодня мы точно выполнили. — Откровенно говоря, мне не хочется возвращаться обратно. Гарольд оглянулся через плечо, посмотрев сквозь окно в зал, наполненный людьми. Я повторила его движение и придержала крылья пиджака ладонями, ловко помещаясь в хорошо скроенной ткани. — Нужно поймать такси, — тихо констатирую, напрягая зрение, чтобы разглядеть в темноте посыпанную гравием дорожку и найти выход к проезжей части. — Я на машине, будет быстрее, если я сам тебя отвезу, — Стайлс оценивающе взглянул на меня, уверенно кивая. Опустил широкую ладонь на мою спину, придерживая и направляя.

♬ Dizzy — Stars And Moons.

Улица сразу за парком утопает в лунном свете, и я непроизвольно улыбаюсь — в этом особенность весны и лета: яркая луна, огромные звезды, приятный запах и теплый воздух. Мелочи создают атмосферу. Боковым зрением я замечаю взгляды, которые провожают наши спины, пока Стайлс открывает для меня дверь машины и сам садится за руль, но не концентрирую на них много внимания, потому что сейчас всецело принадлежу лунному сиянию. Оно оседает на моей открытой коже, заливая собой родинки на руках, тонкие запястья и длинные пальцы без украшений. Все, что я могу слышать — музыка, тихо играющая на заднем фоне. В глазах отражаются золотые оттенки фонарей; улицы пустые, они кажутся бесконечными. — О чем ты разговаривала с той милой женщиной? — Их было около десятка сегодня и все милые. Поворачиваю голову к Гарри, вопросительно на него посматривая. Кого он имеет ввиду? Верхние пуговки чёрной рубашки свободно расстегнуты, волосы в хаотичном беспорядке, парень постоянно убирает их от лица; рукава закатаны по локоть, он поочередно снимает кольца, не отводя взгляд от дороги и кидает в бардачок. — В белом брючном костюме, — поясняет, некрепко сжимая пальцами руль. — Вы что-то активно обсуждали, ты улыбалась. — Мы говорили, как только я приехала, — копаюсь в памяти, прокручивая весь сегодняшний вечер. Мои ресницы невольно подрагивают. — Ты что, все это время был здесь? Почему я тебя тогда не видела? Стайлс втягивает зубами внутреннюю сторону щеки, едва заметно покусывая кожу, пожимает плечами. На несколько минут повисает тишина, из-за которой я понимаю, что разговор закончен и отворачиваюсь к окну в полулежащем положении, пока не слышу за своим плечом огрубевший от молчания голос: — Ты напрасно полагаешь, что происходящее мне нравится или доставляет хотя бы какое-то удовлетворение. Я бы с радостью был дома в любимой растянутой футболке, а не держал осанку в наглаженном костюме с людьми, которых я раньше никогда не видел, но все они общаются со мной так, будто мы знакомы с детства. Не менее напрасно считаешь, что я или кто-то из моей команды желает тебе плохого. Ты оказываешь всем нам огромную услугу, и я рад, что могу лично выразить благодарность за твою помощь. И что на это отвечать? Так он действует? Говорит то, что, по его мнению, хочет услышать собеседник и пронзительно смотрит, погружая в чан с кипящей водой. Или это я настолько очевидна? Пиджак больше не представлял необходимости — моя кожа полыхала огнем, во рту пересохло, а новые глотки воздуха лишь усугубляли положение. — Мы говорили о картинах — миссис Ганновер организовывает выставку в Челси. Тициан, Веронезе, Тинторетто стали символом эпохи Ренессанса и национальным достоянием Италии, а в скором времени люди смогут увидеть сразу 23 их шедевра в Лондоне. — Судя по твоей реакции, тема оказалась крайне интересна, — его лицо оживляется, мелькает слабая улыбка. Тело смягчилось от тепла кожаного салона, спокойной мелодии, словно патока льющейся из колонок, удобного кресла, что с радостью поглотило мою спину. Я поочередно стянула туфли и принялась осторожно разминать занемевшие пальчики, между делом отвечая: — Я не осуждаю людей, которым живопись может показаться скучной, но я к такому типу не отношусь. Может, потому что сама рисовала с раннего детства и находила в этом средство по отвлечению от раздражающих факторов. Росла скромным ребенком, но с окружением не особо повезло — все сверстники быстро взрослели, начинали курить и пить, ходить на вечеринки и употреблять наркотики. Мне было неинтересно с ними, а им со мной. То, что я примкнула к художникам, писателям и поэтам — факт закономерный. — А твоя сестра? Разве вы не были друзьями? — Сложно дружить с человеком, который является твоей идентичной копией, но при этом считает тебя занудой и злится, когда вас путают. — Когда мне было семь лет, родители развелись. Тогда мы с Джеммой тоже часто ссорились: я много плакал, она наоборот старалась отвлечься от тяжёлых мыслей, чтобы поддерживать маму. Социальный конфликт неизбежен. — Она намного старше тебя? Не знаю, зачем спросила. Мне не было интересно, и я уверена, он заметил мое равнодушное выражение лица, но все же ответил: — Четыре года. Сейчас это не стоит между нами — оба выросли и возраст уже не имеет никакого значения, но в детстве это было серьёзной проблемой — я был тем ещё выпендрежником. — Вот в этом я как раз не сомневаюсь, — тихо хохотнув, я вернулась к разглядыванию ночного Лондона. — Э-э-эй, — смущенно тянет Гарольд, отводя взгляд на дорогу. Время от времени его рука опускается на коробку передач, управляя нашим передвижением по пустым улицам. — Подружилась с Джереми? — Я понятия не имею, зачем вы его приставили ко мне, — довольно эмоционально начинаю, — каждый день со мной для него в тягость. Мы почти не общаемся, редко куда выходим вместе, искренне жаль его. Стайлс потирает пальцами свободной руки область на подбородке под нижней губой, не смотря в мою сторону, только в зеркало заднего вида иногда. Для человека, который выпил приличное количество алкоголя, он неплохо контролирует своё тело. — Общаться не пытались? — интересуется с детской очаровательностью. — Дело не в том, что мы не пытались. Дело в том, что я не понимаю, зачем он вообще нужен. — Спустя время поймёшь и будешь благодарна, что он рядом и может защитить. Тотальное спокойствие и уверенность в своих словах. Хорошее качество для мужчины, но не в данной ситуации. — Вот когда его защита понадобится, тогда и могли прислать, а сейчас он бесполезен. Только впустую тратит со мной время. На меня никто не нападает, не поджидает у дома, моей жизни ничего не угрожает. — Недолго осталось, — голос Гарольда углубляется, заглушается в груди, становится низким. — В каком смысле? — настороженно кошусь в его сторону, нервно сглатывая. Он делает глубокий вздох, будто осмысливает что-то в голове, заставляя меня напрячься. Взглядом встречается с моими глазами в зеркале и плавно раздвигает брови. — Оливия, после сегодняшнего вечера твоя жизнь изменится, — сочувственно произносит. — Ты должна быть готова к тому, что теперь появятся люди, которым палец в рот не клади, дай навредить. К тому, что многие издания примутся обсуждать твою внешность, манеры, поведение, личность в целом. К тому, что теперь все твои социальные сети находятся на виду и вести себя, выражать мысли нужно крайне осторожно. Я изогнула бровь, насмешливо цокая языком. Я просто не могу серьёзно реагировать на его слова. — И всё только из-за того, что я оказалась замечена с тобой на фотографиях? По-моему ты преувеличиваешь. — Я готовлю тебя к тому, что твоя жизнь потерпит изменения. И уже завтра утром ты будешь счастлива, что Джереми находится с тобой, что ты не одна и рядом есть человек, который в состоянии обеспечить безопасность. Собственно говоря, меня это тоже радует. Впредь я прошу тебя быть осмотрительной. Сглатываю. — С тобой все происходило подобным образом? Стайлс по-особенному грустно задерживает дыхание, смотрит прямо перед собой опустошенным взглядом. — Прости, я не вижу смысла говорить на тему, которой ты задаешься из вежливости, а не потому, что хочешь знать ответ. Нет. Все не так. Не в этот раз. Это не равнодушие, это страх. Оцепенение. Мои действия задели его? — Ответь, пожалуйста, — настаиваю, смягчая тон голоса. — Мне было трудно справляться с критикой незнакомых людей. Когда вы не знакомы лично, но тебя хают, на чём свет стоит, единственное, что грызёт — непонимание, — невесомо касается меня своим взглядом и снова смотрит на дорогу. — Я не хочу, чтобы с тобой произошло нечто подобное, поэтому заранее прошу не реагировать на слова чужих людей, которые никогда не видели тебя, не говорили с тобой, не знают, каких политических и религиозных взглядов ты придерживаешься, что тебя вдохновляет или что угодно подобное. Моя ошибка состояла в том, что это слишком сильно меня цепляло, я относился очень серьёзно к выпадам агрессии в свой адрес и, разумеется, это влияло на мою самооценку и поведение. Просто постарайся контролировать ситуацию и не подпускай негатив к себе, не позволяй этому забраться в свои мысли, ты не сможешь дышать. Об остальном позаботиться Герберт. С одной стороны я была готова к чему-то подобному, но когда это озвучивается вслух, всё становится таким сложным. Трудно спокойно реагировать и оставаться безучастной. Скрестив ладони на груди, я молча обдумывала его слова, уставившись в окно. Я не могла из себя ничего выдавить, и решила не бросаться пустыми фразами, лишь бы заполнить ими тишину. Она забивала уши, но была необходима нам обоим. — Можно я зайду? Давно Лу не видел, соскучился, — послышался осторожный голос. — Ты можешь делать всё, что захочешь, если это не касается меня, — тихо откликаюсь, даже не пытаясь на него взглянуть. Машина тормозит у домиков, выстроившихся стеной, но щелчка открывающейся двери я пока так и не услышала. — Мне хочется попросить, чтобы ты была честна со мной. Говори откровенно, что нравится, а что хотелось бы исправить, хорошо? Мы же взрослые люди. Молча киваю, снимая пиджак с плеч и кидаю на заднее сидение, аккуратно, но быстро выбираясь из авто на промозглый ветер. Пара шагов — и я уже стучусь в дверь, ощущая спиной приближение Стайлса. Луиза открывает мне с маской на лице и по-домашнему улыбается тому, кто находится за моим плечом. — Вечер удался? — хрумтя яблоком, интересуется Герберт. На секунду отрывает взгляд от экрана телевизора, но снова приникает к нему, когда слышит очередную шутку. Я снимаю туфли, оставляя обувь в прихожей, салютирую ему от виска двумя пальцами и устало бреду в свою комнату, вяло поднимаясь по ступенькам на второй этаж. — Скажи правду, Оливия произвела фурор? Я не слышу, что Гарольд отвечает, потому что закрываю дверь спальни и с протяжным стоном падаю на кровать. Мои ноги больше не касаются пола, не ощущают тяжести и это лучшее чувство, что я испытала за сегодня. Скажу правду, Оливии плевать.