Неделимые

      Они приходят ко мне по очереди. Не требуют. Не просят. Не обвиняют.       Их взгляды – пугающе одинаковы, и я стараюсь не смотреть им в глаза. Я запуталась, окончательно и бесповоротно. Мне страшно, что однажды я назову не то имя. Такие разные и такие похожие, они сливаются в одного человека, затвердевают в противоестественном симбиозе, становятся монолитом. Я не могу отделить одного от другого. Имена, глаза, руки – я утрачиваю последние связи с реальностью, больше не доверяю зрению, слуху, лишившемуся сверхчувствительности обонянию, силюсь понять, кто из них передо мной, перебираю в уме имена, безуспешно подлаживаю имя к лицу, затягиваю паузу, будто режу их по живому, но они, два упоротых мазохиста, продолжают приходить. Не требуют. Не просят. Не обвиняют. Смотрят пронизывающими до костей взглядами. Произносят слово «люблю». Не прикасаются ко мне, пока я не срываюсь на крик. Оба они – весь мой мир, вся моя чертова жизнь. Я люблю их и ненавижу. Таких разных и таких одинаковых. Готовых убить и умереть за меня. Стараюсь не смотреть им в глаза и, боясь ранить еще сильнее, не произношу имена вслух.       Они приходят ко мне по очереди.       Жан, который без привычной маски саркастичного циника выглядит сломленным и беззащитным.       Сережа, как будто разучившийся улыбаться.       Это они, спасая меня, принимали решения. Передо мной не ставили выбора, я не виновата ни перед одним из них. Но в их устремленных на меня взглядах столько страдания и неизбывной боли, что я буквально захлебываюсь в собственной жестокости. Тону и не могу выбраться. Мои страдальцы заверяют меня, что всё будет хорошо, и их одинаковые до интонации голоса не убеждают, но ввергают в отчаяние. Время, отведенное нам троим на условное «всё хорошо», тает, как с каждым восходом солнца угасает мое здоровье. Я считываю обреченность в устремленных на меня взглядах, отталкиваю их руки от своего живота и отказываюсь думать о будущем – о ближайшем и отдаленном.       «Я тебя обращу», – обещает один.       «Я буду рядом», – горячо клянется второй.       Жан, которого я однажды вынудила разделить со мной идеальное вечное посмертие.       Сережа, сокрушивший несокрушимое.       Вокруг меня нет решеток. Мои руки свободны. Но я больше не чувствую благодарности, всё глубже и глубже увязаю в собственной слабости и требую оставить меня в покое.       «Я не просила меня спасать», – жестко произношу я очевидную всем троим ложь.       Они смотрят на меня с жалостью и смирением. Один и второй.       Продолжают приходить ко мне. Растягивают губы в одинаковые неискренние улыбки. Убивают нежностью. Душат заботой. Ждут, позволю ли я поцеловать себя.       Не требуют. Не просят. Не обвиняют.       Неотделимые друг от друга. Слившиеся в монолит имена, глаза, руки. Не оставляют меня, даже когда я приказываю им уйти. Мои надзиратели. Мои спасители. Мои жертвы.       Зримо и незримо они всегда рядом.       Жан – бросивший, но не оставивший меня мужчина всей моей жизни.       Сергей – человек, зародивший во мне жизнь и тем самым разрушивший мое идеальное посмертие. Отец ребенка, рождение которого меня убьет.       Я ненавижу их и люблю – одинаково и по-разному.       В минуты близости боюсь назвать неправильное имя.       Наш банальный до отвращения любовный треугольник, приукрашенный антуражем полтора века назад связавшей нас с Жаном древней тайны и вынесенным нам троим смертным приговором.       Как бы мы ни хотели друг друга спасти, вместо благословенной вечности впереди – безысходность.       Наше время тает, заканчивается, а они продолжают приходить.