проросшие сквозь сердце

      Пальцы перебирают клавиши плавно, словно те и не обычные составляющие из пластмассы, имитированной под слоновую кость, а самые живые, самые мягкие. Будто руки, принимающие чужие прикосновения так искусно, создавая музыку внутри себя такую красивую. Мысль мимолетная, которую Коннор стряхивает с себя, как будто пылинку с костюма – он не знает, что это за ощущение: анализ не показывает точных данных, а потому и возвращаться к этому видению RK800 не хочет. Ему все ещё непривычны чувства, он предпочитает испытывать ощущения знакомые, которые не оставляют в его программе вопросов без ответов. Но, без сомнений, это чувство, что испытал, глядя сейчас на играющего на пианино Маркуса, не было чем-то неприятным. Оно было необычным, будто не просто новым, но ещё и важным.       В Новый Иерихон Коннор заглядывал систематически, один раз в неделю на не более чем двадцать пять минут времени, чтобы убедиться, что в его пределах все хорошо. Общение с Маркусом и другими андроидами всегда было довольно приятным бонусом к этому, тем более Хэнк довольно ясно дал понять, что Коннору не помешает проводить время не только в его компании, но и в кругу своих людей. Против этого у RK800 не было что сказать – находиться в обществе Маркуса и других девиантов было полезным, почти необходимым, особенно когда сталкивается с новыми чувствами и эмоциями.       Сейчас время его посещения уже подходит к концу, и Коннор обнаруживает некую досаду от этого – слушать, как Маркус играет на пианино внезапно очень приятно, будто не только на клавиши жмёт мягко, но и по биокомпонентам Коннора пальцами скользит легко. И потому прерывать не хочется, хочется оставаться и продолжать слушать, продолжать чувствовать это волнение внутри его систем, но внутренние часы уже сигналят, и Коннор неловко переступает с ноги на ногу. Это движение замечает и Маркус, хоть и не смотрит даже в его сторону, находится где-то в своём мире, где-то, где есть только мелодия и ее красота. Но на деле от Коннора он будто и взгляда никогда не отводил, замечает каждое его движение и выражение, которое на лице сменяется. Прерывает песню он мягким аккордом, встает из-за пианино изящно и к RK800 подходит, улыбаясь мягко.       – Уже собираешься уходить?       – Да, я обещал Хэнку разобраться с отчётами за два прошлых дела и вывести Сумо погулять, – его ответ почти никогда не меняется, всегда есть дела другие, которые по сути не нуждаются в строгом графике выполнения, но прерывать привычку Коннор не хочет, хоть с досадой и понимает, что в этот свой визит в Иерихон с Маркусом у него получается поговорить лишь сейчас. Довольно незначительный, но все же минус.       – Ты же знаешь, что можешь остаться и дольше, никто не устанавливал строгих рамок посещения.       Коннор знает, но перестраивать ничего не хочет. Он качает головой и около нескольких секунд выбирает, какой бы фразой продолжить разговор. Это напоминает время, когда не был девиантом, когда всплывало окно диалогов и различных вариантов успеха завершения разговора. Сейчас иначе; сейчас программа сломана, но порой привычка проскальзывает, особенно в подобных ситуациях, когда новое чувство неловкости затапливает собой.       Хочет ли он продолжить разговор с Маркусом? Да, без сомнений.       Хочет ли он держать его в более официальном ключе? Нужды в этом нет, они в помещении одни, и, насколько Коннор может заметить, обстановка их окружает довольно неформальная, а поза RK200 более чем расслаблена и открыта – дружелюбная, предрасположенная к общению в более свободной форме.       – Проанализировал меня? – Маркус улыбку с губ не стирает, шаг ближе делает и из рук Коннора забирает небольшой ящик с тириумом, который Джош передал ещё когда детектив только появился на пороге.       – Это не совсем то, что я…       Нужда в оправдании не требуется, Маркус ее не ждёт, вместо этого глядит чуть дольше положенного – на двадцать три секунды дольше, чем смотрит обычно, – и Коннор уже знает, какую тему выбрать, прежде чем уйти.       – Мелодия, которую ты играл, когда я зашёл. Я не узнаю ее.       – Я сам ее написал, – говорит Маркус и замечает, как с лёгкой растерянностью Коннор смотрит на него, готовый возразить, сказать, что это не подвластно андроидам, и Маркус его не винит – ему труднее всех остальных принять свою девиацию, ведь программа его была создана специально против подобной свободы воли. Но он учится, RK200 видит это, и потому даёт время познавать, безропотно направляет и ждёт, когда Коннор примет факт, что андроиды тоже могут творить искусство.       – Я могу научить.       – К сожалению, времени может не хватить и…       – И это будет поводом для тебя задержаться подольше в свой следующий визит.       Маркус улыбается, особо не ожидая никакого ответа на это, но все же признавая, что от положительного кивка не отказался бы. Коннор же чувствует ещё одно новое чувство, открывшееся для него не более чем неделю назад – смущение.       Задержаться в Иерихоне, сидя рядом с Маркусом за пианино и водя пальцами по клавишам. Задержаться в Иерихоне, учась чему-то столь прекрасному, столь удивительному, от чего рациональные мысли затмевают странные и новые, неподвластные даже самому Коннору. Хотелось бы, здесь даже думать не нужно.       – Возможно, стоит рассмотреть эту возможность и… – под пристальный, слегка насмешливый взгляд Маркуса, RK800 сдаётся и тоже чуть растягивает губы в улыбке. – Да, я хотел бы попробовать играть так же. Но сейчас мне надо уже идти. Извини, что прервал твою игру.       Маркус лишь качает головой, мягко сжимает плечо Коннора и вновь смотрит лишние девять с половиной секунд. На его лице нет выражения, будто он хочет что-то сказать, и это слегка путает RK800, и потому они ещё около нескольких мгновений стоят в неловкой тишине, пока Саймон не заглядывает в комнату и не напоминает, что визит окончен и что машина Хэнка стоит у главных ворот.       Коннору все ещё трудно воспринимать новые эмоции; каждое чувство для него, будто ураган, который захватывает и держит в себе. И сейчас, пока сидит на пассажирском сидении автомобиля Хэнка, ощущает, как что-то новое, до этого незнакомое закрадывается. Что-то, трепетное и мягкое, как прикосновения Маркуса. Что-то буйное, пихающее вперёд, как Сумо, несущийся на поводке на улицу. Что-то новое.       Коннор спрашивает об этом у Хэнка, потому что спросить больше не у кого, а тот хмурится и небрежно интересуется тем, что случилось в Иерихоне такого, что породило это новое чувство.       – Маркус сказал, что научит меня играть на пианино, создавать свою музыку, – произносит Коннор, глядя в окно на проносящиеся мимо дома. – Андроиды не могут создавать, этого нет в программе, но, видимо, девиация способствует развитию этих навыков. Мне было бы интересно научиться чему-то подобному.       – Вот тебе и ответ, – паркуя автомобиль у дома, произносит Хэнк. – Предвкушение. Это новое чувство называется предвкушением. Когда ты сильно чего-то ждёшь.       Хэнк выходит из машины, а Коннор ещё около нескольких секунд задерживается, глядя на свои ладони. Сильно чего-то ждёт? Этого урока игры на пианино? Возможно, это и так, Коннор не хочет рассчитывать в процентах, но это чувство определенно приятное. Предвкушение.       Когда он покидает автомобиль вслед за Андерсоном, RK800 встречает лениво потягивающийся огромный сенбернар и мысли о новых чувствах и знаниях отходят на второй план, уступая место чистой радости видеть довольного пса. И пусть Коннор все же лишь откладывает эти мысли, картинка того, как будет сидеть бок о бок с Маркусом на скамье перед инструментом, водить пальцами по клавишам, глядеть, как смуглые руки ловко порхают, создавая музыку, все равно плотно приклеиваются. Картинка, где цвета их синтетической кожи так идеально гармонирует на фоне клавиш, на фоне друг друга, где Маркус сдержанно наставляет, ведёт руку Коннора к нужной ноте, где…       – Что ты там, мать твою, делал сегодня в этом Иерихоне? – Хэнк вырывает из мыслей слишком резко, чтобы Коннор успел что-либо сообразить и осмыслить целиком вопрос. – Ты в куст цветочный провалился, что ли?       Коннор удивленно смотрит на лейтенанта, не совсем понимая его вопрос, и как он может быть связан с Иерихоном. Он не встречал сегодня никаких цветочных кустов, уж тем более не падал в клумбы. Вопрос не имеет смысла.       – У тебя цветок за воротником, – кивает на шею Хэнк и подходит ближе, чтобы вытащить растение. Он кладёт его на протянутую ладонь озадаченного Коннора и удаляется обратно в сторону дома, не заботясь особо больше о цветах. Андроид же наоборот смотрит на цветок, анализирует и не знает, откуда тот взялся.       Маленькая белая фрезия, в два раза меньше его ладони, с бархатистыми лепестками, цветом уходящими в нежный желтый ближе к сердцевине. Коннор смотрит на неё и видит лишь стандартные ее характеристики:

Фрезия белая гибридная, род африканских многолетних травянистых клубнелуковичных растений семейства Ирисовые. Символизирует доверие.

      Ни единого намека, откуда она взялась.       Коннор слегка хмурится, сжимает цветок в руке легко, чтобы не повредить, и идёт следом за Хэнком, не зная толком, что делать с растением.