Flower Symphony

Жасмин «Твои поцелуи волнуют меня» Ирис «Я очень дорожу твоей дружбой» Едва только солнце коснулось макушки Синих Гор, долина Каэр Морхена оживилась. Дремавшие ведьмаки, как по зову света, повылезали из своих постелей, разминая затекшие за ночь мышцы и похмеляясь после вчерашней попойки, чем попало. Встала и Геральдина, обнаруживая вторую половину постели пустой. Опять пустой. Ведьмачка вздохнула и легла на спину, потерев переносицу. Неуемная бардовская задница снова отправилась на поиски приключений, оставив Геральдину без утренней ленивой ласки. Не то что бы ей было на это обидно, чай не кисейная барышня, но опоздать на часок-другой, чтобы насладиться плотскими удовольствиями, хотелось очень даже. А еще задевал тот факт, что Юлиана предпочла Геральдине что-то или, не дай Бог, кого-то. Зарычав в ответ своим мыслям, ведьмачка поднялась с кровати, оделась. Ламбертовская «мучильня», испитая вчера, напомнила о себе резкой головной болью, раздражая женщину. В довесок, о себе напомнил голодный желудок. Геральдина в который раз мысленно зареклась пить с минимальным количеством закуски в компании пройдох вроде Ламберт и Эскель. Ведьмачки обнаружились за обеденным столом с не менее потрепанным видом. Ламберт материлась через слово на состав похлебки, Эскель же бухтела что-то в кружку. От них обеих за километр разило перегаром, и даже карты раскладывать не надо, чтобы сказать: они устроили вчера прощание с печенью. Геральдина на их фоне выглядела живчиком, хотя в кадке искупаться не мешало бы. — А все почему? Потому что пить надо меньше, — поделилась секретом своей свежести Белый Волк, самодовольно ухмыляясь и наставительно поднимая палец в воздух. — Так пила же как мы, —недоумевала Эскель, почесав щеку, испещренную глубокими шрамами. — Эта ее ряженная белоручка в постель не пустит, пока она себя в порядок не приведет, — усмехнулась Ламберт, скрестив руки и прищурившись. Геральдина смутно вспоминает, что Лютик действительно тащила ее тушку от двери до кровати и снимала одежду. Но ведьмачка не подаёт вида, не хватало, чтобы одну зазнавшуюся суку сейчас распирало от самодовольства. — Ламберт, помнишь, я тебе вчера в пьяном пылу сказала, что люблю как сестру? — напомнила Геральдина. — Да, а что такое? Белый Волк хочет посентиментальничать и на трезвую голову? — ведьмачка довольно осклабилась. — Так вот, забудь. И ещё раз так спизданешь про Юлиану, по роже твоей расписной вмажу, — огрызнулась женщина на весь зал, привлекая внимание других ведьмаков. Голоса стихли, мужчины вперили глаза на нарушительницу покоя. Геральдина не сдержала тихий рык, ощущая напряжённость. «Нет ничего лучше старого доброго мордобоя за спиной Весемира», — подметила про себя ведьмачка. Однако драка не состоялась из-за… другой драки. За пределами замка раздался оглушительный громкий лязг мечей. Геральдина сначала подумала, что ей послышалось и это эхо прошлого, но звук повторился несколько раз кряду. Ведьмаки мысленно были солидарны с ней. — После фанатиков и Саламандры здесь никто не тренируется…— Эскель первой произнесла очевидную истину, повисшую сначала в тишине. Настойчивый лязг так и просил взглянуть на драку, а разве откажешь ведьмачьему нутру, которому по нраву такие заварушки? Ведьмаки хлынули из столовой на улицу. Среди них была и Геральдина. Одну нарушительницу спокойствия ведьмачка обнаружила сразу: белая макушка мельтешила между голов ведьмаков, загораживающих обзор. Цирилла ловко орудовала мечом, отражая атаку и отскакивая назад как маленькая лисица. А вот нападающего разглядеть оказалось непросто. Кто-то тоже невысокий, юркий и облаченный в чёрное. Ведьмачка наклонила голову впереди стоящего ведьмака в сторону, открывая себе обзор на происходящее шоу. Первое, что приметилось кошачьему глазу — веточка жасмина, привязанная к приталенному жилету из укрепленной кожи. «Совсем как я Лютик подарила…» — запоздало замечает ведьмачка, сталкиваясь со взглядом васильковых глаз. Юлиана едва не подпускает к горлу меч, но вовремя отступает. Менестрелю немного неловко, что у них появились зрители, но удивлённое лицо Геральдины, от которой иногда любую эмоцию едва выдавишь, того стоит. Цири игриво подмигивает, и они продолжают бой. Атаки менестреля не так отточены, как могли бы быть, но она ловко парирует, ориентируясь на местности и не путаясь в конечностях. «Даже здесь танцует», — хмыкает про себя Геральдина и не может не заглядеться на обтянутый кожей зад. Все-таки чёрный цвет Лютик идёт даже больше, чем яркие платья. — А Цирилла — неплохой учитель, — Весемир появляется из ниоткуда, похлопывая Геральдину по плечу. — Только и ей пока ещё учиться и учиться, — цокает языком Белый Волк, недовольно глядя на то, как княжна валится от простой подсечки Лютик. Бард, может, и профан в бою, но главное правило знает – надо быть неожиданным. Геральдина посмеивается в кулак, вспоминая, как менестрель ушатала лютней альгуля, собирающегося напасть на лежащую ведьмачку. Лютне тогда пришёл конец, как и опешившему альгулю, но зрелище было эпичное. Все-таки Лютик — самоотверженная девушка. Ещё бы в позиции правильно вставала и, авось, драться на твёрдую четверочку будет. А пока Геральдина мысленно обещает заняться обучением менестреля, наблюдая, как из-за неустойчивой позы Юлиана валится на землю после серии ударов. Ведьмаки подвывают, чувствуя завершение боя. Кажется, все присутствующие ожидают поражения Лютик, кроме неё самой. Когда лезвие меча обжигает холодной сталью ключицы, Юлиана достаёт из подкладки жилетка кинжал, придвигая его вплотную к боку Цириллы. Они застывают, с острыми лезвиями в миллиметре друг от друга, а затем смеются, опуская оружие. — Спасибо, Цири, — менестрель учтиво поклонилась. — Ты схватываешь все на лету, Юлиана, — радостно воскликнула княжна, обнимая барда и утаскивая в крепость. Геральдина провожает их взглядом, собираясь нагнать. Ведьмачке нужно срочно поговорить с Лютик. Но остальные думают иначе. — Дерётся как пьяная селянка. Ряженная, — презренно проговаривает Ламберт и получает обещанный кулак в нос. Новая драка привлекает толпу, только в ней не видно белую макушку и васильковых глаз. Зато с балкона с отстраненным любопытством смотрят фиалковые глаза. Лютик идёт к своим покоям, когда чувствует чье-то присутствие за спиной. Кто-то старается неспешно шагать, пытаясь быть незаметным, и это бы получилось, если бы Юлиана не ощущала на себе чей-то взгляд. Жадный, собственнический, пожирающий. У барда трясутся поджилки, когда знакомая крепкая рука перехватывает её тело, прижимая к стене. — Не позволяй противнику так делать, — шепчет Геральдина ей на ухо, прикусывая мочку. Ведьмачка считает, что это подходящее время для обучения. Особенно, когда руки сжимают ягодицы в кожаных штанах. — Ты мне не противник, Гера, — смеется Юлиана, прогибаясь в спине и елозя бёдрами. — И я все ещё слабее тебя и всех здесь, даже Цири. — Ну, сегодня у тебя была ничья, — поправила её Геральдина, целуя шею и ключицы. И, черт возьми, этот чёрный облегающий костюм так хорошо подходит барду, что у ведьмачки руки чешутся, чтобы его снять. — Мне кажется, Цири мне поддалась. Она хотела тебя порадовать, — призналась Лютик, часто задышав оттого, что рука прошлась по жилету. Но вместо того, чтобы дотронуться до груди, ведьмачка достаёт из подкладки кинжал. Лютик прикрывает глаза, ощущая острие на своей коже, но прикосновение резко обрывается, и лишь пару секунду спустя она чувствует касание на своей голени. — Лучше носи его так, — Геральдина застегивает на ноге ремешок с кинжалом, и этот жест выглядит настолько интимным, что Юлиана не может удержаться от поцелуя. Слабый запах жасмина действует как афродизиак, и Геральдина не может устоять от напора порхающих губ, углубляя поцелуй и желая оказаться в постели. — Кстати, если ты из-за этого покидала меня по утрам, то я согласна обучать тебя, — отвлеклась Геральдина, ухмыляясь просиявшему лицу напротив. — При условии, что, просыпаясь, я буду видеть твою неусидчивую задницу рядом. — Могу этой задницей сесть тебе на лицо, — хохочет Лютик. Геральдина в отместку за слова оставляет увесистый шлепок по ягодице, и менестрель, не ожидавшая такого развития событий, так громко стонет, что эхо раздается по коридору. — Ни стыда, ни совести, — рычит ведьмачка, то ли в ответ её прошлой фразе, то ли в ответ на её стон. Так или иначе следующий звук из рта болтливого барда тонет в поцелуе. — Извините, что мешаю вашей личной жизни, — кашлянув, Йеннифер привлекла внимание к своей персоне, — но Весемир вызывает тебя на совещание, ведьмак. По поводу Дикой Охоты. Ещё немного и они бы дошли до своих покоев, и там бы… Лютик облизывается, визуализируя, как бы нескучно они провели это время. Но словосочетание «Дикая Охота» отрезвляет обеих, заставляя оторваться друг от друга. Именно из-за этих призрачных всадников в Школу Волка явились её выпускники и ученики, из-за них Крепость Северного моря наводнили гости в виде чародеев, из-за них Геральдина и Йеннифер вновь встретились. Из-за них Лютик, не державшая в жизни меча, схватилась за рукоять, пытаясь подражать бравым воинам из баллад. По её мнению, выходило паршиво, но оставить ведьмачку в Каэр Морхен, да ещё и в присутствии этой ведьмы? Нет уж, увольте, лучше бард погибнет от руки призрака, чем оставит её на попечение чародейки. Геральдина послушно следует за Йеннифер, пока та рассказывает о новостях. — Кстати, Гера, спасибо за ирисы, это очень мило, фиолетовые, под цвет моих глаз? — воркует удаляющийся голосок чародейки, а сердце барда ухает вниз, и самое ужасное, что она не расслышала тихого ответа ведьмачки. На соседнем балконе фиолетовые ирисы тянут свои лепестки к солнышку, радуясь хорошей погоде. Как будто их специально поставили на всеобщее обозрение. Лютик не сомневается, что Йеннифер так и задумывала, и мрачнеет от довольного вида цветов. Жасмин в петлице рубашки словно отягощает ткань, и барду хочется убрать цветок, несмотря на данное обещание его не снимать. Пальцы сами собой порхают по струнам, выдавая мотив новой баллады, а из уст льются слова куплета: Воздвиг сакральный храм Из сладких слов, цветов, Но, тронься к лепесткам, Достигнешь ты шипов. Коснись — почуешь яд Любви — я ей полна, Жизнь без тебя как ад, Но у тебя я не одна… Лютик протяжно пропела последний слог, едва не начав плакать. Аромат жасмина удушал, и бард, отложив лютню, пытается вынуть из петлицы злополучный цветок и выкинуть его в окно. Немного увядшую веточку ловит ее невольная слушательница, скидывая с себя капюшон накидки и демонстрируя огненно-рыжие волосы. — Значит правду говорят, что мастер Лютик, самый известный бард Континента, гостит в Каэр Морхене? — чародейка солнечно улыбается, крутит в пальцах веточку жасмина, и под действием её магии белоснежные лепестки приобретают былую силу и живость. — Про самую известную это, конечно, сильно сказано, —смущается Юлиана, заправляя прядь волос за ухо. — А ты чародейка, я так понимаю? — Трисс Меригольд, — учтиво представляется рыжеволосая колдунья и даже кланяется. Юлиана наклоняет голову ей в ответ, положив руку к груди и пытаясь балансировать на периле балкона. Получается нелепо, но чародейка не возражает и не смеётся над ней. Она больше изучает жасминовую веточку под внимательным взглядом, а затем говорит: — Ты знаешь, что тот, кто это тебе подарил, обожает твои поцелуи? Менестрель удивлённо выгибает бровь: — На цветке какое-то заклинание? Трисс смеется: — Всего лишь язык цветов. Хочешь расскажу побольше? Лютик кивает, приглашая к себе в комнату. Бард с замирающим дыханием перелистывает страницы книги будто это древний фолиант и поглаживает рисунки на страницах. Палец проходится по прямому стеблю аканта, воспевающем о таланте той, которой подарят такой цветок. Юлиана прикусывает губу: «А ведь ворчала, что не нравится моё пение». Вот знакомый венерин башмачок и надпись напротив «я собираюсь тебя укротить». Лютик краснеет, на секунду захлопывая книгу. Трисс улыбается и понимающе кивает. То ли ещё будет. Бард фыркает на значение петунии, вспоминая мягкие бутоны, брошенные ей на лицо. И мечтательно вздыхает, увидев эдельвейс. Ей стыдно, что тогда она накричала на Геральдину, но бард так сильно за неё переживала. Когда страница оказывается открытой на жасмине, Лютик просит цветок обратно, спешно прикрепляя его к рубашке и жалея, что чуть не совершила такую ошибку. Любопытство тянет посмотреть на ирисы, и Трисс не возражает, открывая нужную страницу. Лютик готова пищать от радости, что это всего лишь дружба. — Я так была глупа, — сознается Юлиана чародейке, — не замечать таких очевидных вещей! Я так хотела быть для неё идеальной, лучше всех. А на самом деле… Я и так лучшая для нее? Меригольд, до этого внимательно вникающая в речь, рассеянно уставилась в окно, будто прислушиваясь к чему-то. Лютик не заметила её лица, вскакивая и выбегая из комнаты: — Я должна с ней поговорить! — Стой! — возглас чародейки потонул в треске льда, покрывшего стены крепости. Юлиана отступает шаг за шагом от приближающейся кромки льда, машинально доставая кинжал. Малоэффективно в плане борьбы с призраками, но может пригодиться. Солнце исчезло за грозовыми тучами, принесенными шквалом ветра, и вслед за ними пришла Дикая Охота.