Flower Symphony

Эдельвейс «Я буквально сверну горы ради тебя» Лютик пытается не волноваться из-за долгой отлучки ведьмачки, но ее сводит с ума отсутствие горячего тела под боком, привычного хриплого голоса над макушкой и зорких янтарных глаз, под чьим постоянным надзором находилась бард. Баллады не пишутся, пальцы дрожат на струнах, извлекая дребезжащие звуки, а слезы невольно катятся из глаз, когда бард припоминает фразу Геральдины, что ведьмаки бросают свое дело, только уходя на вечный покой. Но ведь это же всего лишь левокрот, ведь так? Внизу, в таверне становится необычайно тихо после хлопка двери, а затем поднимается гвалт: криков, оханий, смеха, подбодрений, – и Юлиане не нужно гадать, чтобы узнать, кто вызвал такую реакцию. Лютик ждет Геральдину, почти как злобная женушка со скалкой, только вот бард ей, увы, не жена, и вместо скалки есть только многострадальная лютня. Хотя так привязаться к ведьмачке – это еще уметь надо. Менестрелю немного обидно, что ведьмачка не взяла ее с собой, как обычно, а потому она расстроенно поджимает губы. Геральдина появляется на пороге в своем репертуаре: вся в крови с трофеями наперевес. Вид настолько впечатляющий, что Лютик даже перестает дуться на нее. — Господи, Гера, надеюсь это не твоя кровь? — бард не замечает, как почти переходит на крик, рассматривая образовавшуюся лужу крови на полу и ковре. — Да вроде без серьезных ранений, — буднично отзывается ведьмачка, убирая с щеки слипшиеся пряди волос. Юлиана недовольно следит за ее движениями, и взгляд сам собой зацепляется за свежесодранную бурую шкуру, ни капли не похожую на левокрота. Подождите-ка… Геральдина спешно задвинула за спину медвежью шкуру, выгораживая вперед голову левокрота с костяными зубами. Однако этот маневр едва ли спасет от надвигающейся бури по имени Лютик. — Ты поперлась за берсерком! Не сказав мне ни слова! Без эликсиров! Да тебе жить надоело что ли?! — бард схватилась за первую попавшуюся тряпку, начиная хлестать Геральдину, куда попадется. Ведьмачка ловко уворачивалась и хрипло хохотала. Все-таки разъяренная бард — это очень опасное чудовище. Хотя ведьмак на то и ведьмак, чтобы убивать и усмирять чудовищ. В данном случае, Геральдина действует по второму пункту, хватая за запястья и отнимая тряпку. Она старается не касаться окровавленными перчатками белоснежных манжетов блузки и судорожно выдыхает, когда невольно задается мыслью, почему ее так заботит белизна рукавов барда. Лютик рычит, как маленький львенок, рыпается из стороны в сторону и нарывается на поцелуй. Язык ведьмачки настойчиво проталкивается через сомкнутые губы, по-хозяйски вылизывая рот. Геральдина одаривает их поцелуй металлическим привкусом крови, и Юлиана добавляет еще, прикусывая нижнюю губу ведьмачки. — Кусака, — шипит Геральдина и довольно ухмыляется, взирая с высоты своего роста на утихомирившуюся Лютик. Если бы бард знала, что ведьмачка взялась за поимку берсерка ради поиска одного горного цветка, то она не бушевала бы. Но разве Геральдина такое скажет? Ей легче без ненужных слов. Скинуть грязную перчатку с остатками медвежьих кишок, достать из дорожной сумки немного помятый и окропленный кровью цветок и воткнуть стебелек эдельвейса за ухо, между прядями волос. Лютик стушуется, пролепечет слова благодарности, рассматривая себя в зеркале с разных сторон и невесомо трогая пушистые ворсинки лепестков. Ведьмачка лишь хмыкнет в ответ, подготавливая кадку для приема ванны и мысленно думая, что улыбка одного барда — самая ценная награда на свете. Петуния «Я недовольна твоим поведением» Несмотря на то, что Лютик — божий одуванчик (как бы это странно не звучало), бывали моменты, когда бард бывала просто невыносима. — Нет, нет, и снова нет, — отчитывала ведьмачку Юлиана уже битый час. — Ты что собираешься ограничиться этим? С нами ребенок, он должен как следует кушать. И выбрось эту второсортную гадость, лучше купим подороже и покачественнее. Ведьмачка ворчит что-то вроде: «А на какие шиши мы тебе еще платье покупать будем?», – на что менестрель щебечет, что о себе она позаботится сама, и бегает почти вприпрыжку по рынку. Геральдина рада бы найти в лице Цири поддержку, но та принимает сторону Юлианы, бегая от лавки к лавке и разбазаривая честно нажитое ведьмачкой за заказы. Впрочем, доля Лютик за выступления в этом семейном бюджете тоже есть. Мысли о том, что со стороны они выглядят как примерные семьянины, заставляет тошноту подступать к горлу. «Всем ведьмакам на смех»,— сетует про себя Геральдина. — «Тобой помыкает какая-то девчонка, которой и ста лет нет». Ноги невольно несут ведьмачку к ларьку с холодным элем, но ее вовремя останавливает бард. — Что я тебе говорила про бухло? Какой пример ты подаешь маленькой княжне? — ругается Лютик, кряхтя и поднимая тяжелые сумки с провизией одновременно с Геральдиной. Ведьмачка надеется, что увесистые сумки умерят ее пыл к бубнежу, но та не затыкается всю дорогу до лошадей и еще умудряется скакать с ноги на ногу. Когда они почти доходят до Плотвы, ведьмачка уже готова выть от безысходности, но вместо этого взгляд цепляется за цветущую клумбу. Лютик останавливается, не слыша за собой шагов. Опускает сумки, разворачиваясь и получая в лицо горсть сорванных бутонов петунии. Бард удивлённо промаргивается, а ведьмачка победно ухмыляется, сменяя улыбку заинтересованным взглядом. Виной тому бутон, застрявший в декольте бардовской блузы. Юлиана обманчиво легко позволяет подойти ближе, приблизиться руке к вырезу, демонстрирующую заманчивые формы груди, и дотронуться до лепестков. Геральдина делает вид, что просто собирается убрать цветок, но медлит, водя пальцами по коже. Мурашки сразу же дают о себе знать, и Лютик машинально прикусывает нижнюю губу. Всё это выглядит как начало нечто занимательного для них обеих, когда все портит резкий толчок. Бард самонадеянно пытается свалить Геральдину в ближайший стог сена, но та недвижима как скала, а её атаку она отражает на рефлексах, так что по итогу Юлиана оказывается в соломе. — Побеситься захотелось? — ведьмачка скрестила руки, грозной тенью нависая над менестрелем. Цири возвращается с рынка, воодушевленная новыми покупками. Она перепрыгивает лужи, уже видя на горизонте Плотву и не единого следа присутствия наставницы и барда. При этом покупки лежат нетронутыми возле лошади. Взяв из сумки яблоко и наскоро протерев его рукавом своего кафтана, княжна смачно откусывает яблоко. — Раз, два, три, четыре, пять, я иду вас всех искать, — громко смеется Цири, принимаясь за поиски. — Знаете, я ожидала от барда, что она затеет эту игру в прятки, но чтобы ты, тетя Гера, да к ней присоединилась... — девчонка подозрительно оглядывает парочку в стоге сена. Наивное дитя ещё не подозревало, что там творилось ранее, но пухлые губы обеих женщин слишком бросаются в глаза. — О, княжна, эта её хмурость и серьёзность — это напускное, на самом деле, она ещё тот азартный игрок, — отшучивается Лютик, подмигивая ведьмачке. Они не спеша выпутывают солому друг у друга из волос, а затем собираются в путь.