Oriental sweets

      На дворе стоял солнечный апрель.       Крестьяне с раннего утра подтягивались на поле, чтобы начать его вспашку. Их действия сопровождало неугомонное чириканье невзрачных птичек, которые перепрыгивали с одних кучек земли на другие, надеясь поживиться семенами. Все роли были распределены: одни вели лошадей, вторые давили на плуг, третьи таскали воду. Мучительная работа никому не нравилась, но она стала настолько обыденной, что при её неоднократном выполнении люди стали получать некое удовлетворение. Приятно смотреть на вспаханную землю не потому, что из неё когда-нибудь взойдёт пшеница, и хлебом, созданным из этой самой пшеницы, им предстоит питаться ещё долгое время, а потому, что это означает окончание работы на ближайшее время.       Во дворце дела обстояли абсолютно спокойно. Шёл седьмой месяц отсутствия главы государства на своём законном месте, седьмой месяц временной власти министров, которые по сути не отдавали никаких важных приказов, и седьмой месяц апатии Чимина. Парень стал неразговорчивым, унылым, большую часть дня он спал, а когда покидал покои всё-равно выглядел уставшим и сонливым. Даже слуги, хоть и не получали соответствующих указаний, пытались его немного развеселить, каждый как мог: кто-то приносил ей гербарии, кто-то предлагал набрать купальни и попробовать новые масла, что привезли из-за границы. Но казалось, ничего не может вновь поднять уголки его губ вверх. Больше, чем пустота от уезда Чонгука, его пугало полное неведение: парень за всё время не отправил ему ни одного письма, а совет не считал нужным делиться какими-либо новостями с глупой женой (если эти новости конечно вообще были). Чанёль сдалась в своих попытках вытянуть Чимина из его угнетающего состояния уже на второй месяц, когда обнаружила его спящим в покоях Чона. Он был без парика и косметики, лежал прямо на покрывале. Скорее всего, он пришёл сюда ночью, сам не ведая, что творит. Девушка не стала будить его, только принесла всё необходимое, для спокойного выхода.       В один день, ей показалось, что она ослышалась, когда на вопрос «не хочешь спуститься в Тайный сад и посадить там цветы?» услышала короткое «хочу». Такой ответ её полноценно взбудоражил, вогнав в панику: обычно вопросы уходили в пустоту, или получали сухое «нет», так что Чанёль не ожидала, что придётся что-то делать. Но попытки старшего хоть немного развеяться радовали её. Девушка хотела было поручить слугам забрать у кузнеца инструменты, которые были отданы ему на заточку, но Чимин сказал, что сходит за ними сам. Спорить не было смысла, Чанёль кивнула и, улыбаясь, побежала за семенами.       Солнце стояло в зените, обжигая своими лучами скрытую за длинными рукавами кожу. Наверное, стоило одеться чуть по-легче, но идти и переодеваться не было желания — руки казались совсем бессильными, неспособными даже поднять лепесток розы. Чимин постучал в плотно сколоченную дверь из тёмной древесины, и, так и не дождавшись ответа, вошёл. Самый разгар дня — кузнец должен быть на работе. Но в тесном помещении никого не оказалось. Печь потушена, стол чист — скорее всего хозяева решили устроить уборку. Из другой комнаты показалась средних лет дама, судя по предметам в её руках, Чимин отвлёк её от мытья посуды. — Извините, моего мужа нет… — девушка хотела было выпроводить гостью, но как только она увидела, кто именно решил их навестить, тут же отложила тарелку с полотенцем на стол, низко кланяясь. Кто бы мог подумать, что жена Правителя будет стучать, прежде, чем войти в их скромное жилище. — Добрый день, Госпожа, простите за грубость.       Чимин смотрел на неё безэмоционально, хотя внизу живота, судя по ощущениям, упало что-то очень тяжёлое. Когда он работал садовником, они с этой девушкой часто виделись: она угощала его крупными зелёными яблоками, а он играл с её детьми, позволяя украшать собственные волосы полевыми ромашками или делая им соломенных и тканевых кукол. Хозяйка так и молчала, согнувшись, ожидая приказа. Послышался громкий топот ножек, и в прихожей появились двое запыхавшихся мальчуганов. Они секунду потупили в дверях, после чего, с радостными криками бросились на Чимина, чуть-ли не сбивая его с ног. — Чиминни-хён пришёл! — Пришёл поиграть с нами. — Мы очень скучали, где ты пропадал?       Дети что-то верещали, хватаясь чумазыми ладошками за его юбку, неумышленно утягивая её вниз. Их не смущал его новый образ, они не знали, как выглядят Господа, которым их родители ежедневно служат. Их сердца и души были чисты и открыты.       Парень так и остался стоять в ступоре, с неловко поднятыми вверх руками. Изображение перед глазами размывалось, становясь отрывистым, а звук доходил через какой-то толстый сосуд. Их мать бросилась к ним с ужасом на лице: — Немедленно прекратите так себя вести! Вас что, никогда не учили поведению? — она пыталась звучать строго, но её голос был из тех, что просто неспособны кричать. Даже с такой рассерженной интонацией она звучала мягко.       Мальчишки совершенно не понимали, почему их мало того, что оторвали от старого друга, так и еще отвесили по лёгкому подзатыльнику. — Простите их, Госпожа, — девушка вновь согнулась. — Что вам будет угодно?       У Чимина задрожали губы. Они ведь все узнали его, так почему же молчат? Он еле удерживается на ногах, чтобы не упасть, когда в грудь прилетает стрела, на пернатой части которой прикреплена записка: «Ради тебя же, дурак». — Хватит, — шепчет он, сокращая расстояние между ними.        Та от страха выпрямляется, но совсем не ожидает того, что Чимин её крепко обнимет, шмыгающим носом уткнувшись в шаль на её плечах. Дети не особо понимают происходящее, но к взрослым тянутся. На самом деле, она уже и отвыкла от такого странного жеста, как объятья. Среди них это было не принято, но отказать солнечному мальчику было невозможно. После его молчаливой пропажи объятья казалось навсегда покинули их жизнь. — Прошу, не рассказывай никому. — Чимин почувствовал, как холодные руки ложатся на его спину. — Я бы никогда не стала.       Он отошёл, сохраняя её личное пространство. Девушка тепло улыбнулась глядя на парня, а затем повернулась к детям. — Мальчики, вы ведь не будете болтать о том, что видели Чимина? — Нет! — было видно, что им очень хочется свои слова аргументировать, да вот только никаких материальных доказательств у них нет. — А хён придёт с нами поиграть?       Прежде, чем смущённая словами детей девушка успела их остановить, Чимин твёрдо ответил: — Приду.       Те счастливо запрыгали, хлопая в ладоши. Узнав, что парню нужны инструменты для сада, девушка выпроводила малышей гулять, пока сама полезла в ящики. Вскоре, набор идеально наточенных, очищенных приспособлений лежал прямо перед ним. Чимин приоткрыл рот, чтобы поблагодарить её, но та вдруг метнулась к корзине, накрытой вязанной салфеткой. Выудив оттуда большое яблоко, она протянула его гостю. — Возможно они кисловаты, но… — Оно будет самым сладким для меня.       Хозяйка расслабила плечи, когда парень принял фрукт. Понимая, что ему нужно идти, она тихо сказала на прощание: — Чимин, пожалуйста, будь счастлив.       Уходя, он не мог избавиться от мысли, что это звучало не как просьба, а как настоящая молитва. «Буду. За всех вас, обязательно буду».       Это ведь так несправедливо! Чимин не мог в полной мере чувствовать себя таковым, когда вокруг всем так плохо! Каждый раз, улыбаясь или держа руку Чона в своей, он неумолимо думал о том, как неблагополучны и многострадальны остальные. Счастье почему-то представлялось ему большим сладким караваем, политым конфитюром. Кто-то, совсем жадный и циничный, откусывает себе огромный кусок, кто-то, толпясь и толкаясь, пытается урвать себе кусочек поменьше. Есть ещё два типа: те, кто довольствуется оставшимися от изделия крошками, и те кто вряд ли когда-нибудь узнает о его существовании.       Он спустился с лестницы вниз. Теперь он делал это в разы увереннее, приноровившись ходить в платьях. Раскладывая инструменты он вновь задумался. Скорее всего этот каравай печётся на дворцовой кухне, ведь дворец — это сердце государства. В таком случае, Чонгук, пользующийся привилегиями, относится к первому типу. А Чимин к какому же? Он помнит, как всегда радовался мелочам, запоминал только самые хорошие моменты. Раньше ему казалось, что этим самым караваем с ним поделился младший, разломив свою часть пополам. Но теперь приходят другие мысли: видимо, Чимин и есть этот самый кусочек, что Чон у всего мира вырвал, ни с кем делить не желая. Может это и правильно? Ведь как ни крути каравая на всех не хватит. А если и раздавать по малюсенькой крошке каждому, то почерневшие сердца будут требовать больше, убивая, крадя. Счастье нужно беречь, уметь с ним обращаться. Пусть Чонгук немного жаден в отношении парня, но это лишь от чрезмерной заботы.       Двери стеклянной оранжереи скрипят и Чимин думает о том, что стоит оставить их открытыми, чтобы не было так душно. — Так, ты пока что рассыпь здесь семена годеции, а я наберу воды, хорошо? — он стучит по бортику, стряхивая с лопатки лишнюю землю. — Хорошо.       Инструмент выпадает из рук, когда он понимает, кому принадлежит голос. Он был уверен, что зашла Чанёль, ведь кто кроме неё осмелится спуститься в сад через покои Правителя. И почему же он не брал в расчёт самого Чонгука?       Младший стоит, сияя улыбкой. У него пробивается щетина, а ещё глаза совсем заспанные. Чимин, слыша хруст своих коленей, сжимая губы, подбегает к Чону, чтобы в следующий момент отвесить ему смачную пощёчину. Второй горящую кожу даже прикрыть рукой не успевает: Чимин его опережает. Голову в свои ладошки берёт, отчаянно целуя. Чонгук шумно вдыхает любимый аромат, исходящий от чужого тела, и прижимает старшего к себе. Этот поцелуй, как извинение, как признание, как отдельный океан эмоций, которому дали свободу. Чимин не к месту настойчив, но младшему всё нравится, он не отпускает его до тех пор, пока не начинает задыхаться. — Полагаю — заслужил? — Чонгук смеётся, собственным лбом касаясь чиминова. — Ни одного письма, Чонгук, ни одной весточки! — парень ругается так, словно второй ему противен, но вопреки словам, он наоборот ему отойти не даёт, больно бёдра сжимая. — Твои прихвостни наверняка тебе про меня всё докладывали, но хотелось бы и обратной связи! — Прости, — он мокрыми губами водит по его лицу. — Я не мог быть уверен, что ты будешь первым, кто прочитает сообщение. Ты не хуже меня знаешь, как тяжело в нашей почте с приватностью.       Старший всё-ещё пыхтит рассерженно, но ближе льнёт. — В следующий раз, если мне нужно будет отлучиться с длительным визитом я возьму тебя с собой. — Так можно? — А что плохого в том, что я решил погостить у «братьев по владыческой крови» вместе с супругой? Тем более уличные танцовщицы до сих пор бросаются мне под колёса, может тот факт, что я еду с женой охладит их пыл. — У нас так не принято? — Надо же кому-то это менять.       Чимин совсем успокаивается. Сказать «Я боялся, что ты не вернёшься», даже стыдно. Чонгук бы обязательно вернулся, зная, что здесь его ждёт он. Младший зевает, походя на котика, вызывая тем самым улыбку у старшего. — Я задержалась, извини, — влетает девушка, сверлящая взглядом коробочку в руках. — Тут амарант, годеция, немофила, и ещё какой-то цветок на букву «В». Разберёмся, когда взойдёт. — довольная тем, что запомнила хотя бы три неизвестных до этого названия, она наконец оторвалась от семян.       Парни повернулись в её сторону, но не прекратили обниматься. — Ох, Чон? — она всё-ещё была в смятении. — Когда ты успел приехать? — Только что, — Чонгук приветственно кивнул ей. — Сразу пришёл сюда. — Рада, что с тобой всё хорошо.       Парень вдруг вспомнил про гонца, передавший ему весть о появлении наследника на свет. И правда, Чанёль стояла перед ним в облегающем корсете. — А ты… как? — Всё хорошо.       Чонгук чувствовал вину за то, что оставил девушку в таком положении фактически одну. Его не столько интересовал сам ребёнок, сколько одинокие мучения Чанёль, созданные им. Она родила три месяца назад, и тогда парень точно не мог экстренно уехать (честно говоря, ему и не сильно то хотелось), но если бы что-то было в его силах, Чонгук бы обязательно был здесь. «Я уладил конфликт, чтобы она и ребёнок смогли жить в мирное время», — настраивал он себя. — Извини, что меня не было. — У тебя было важное дело, тем более, ты не обязан. Чимин был рядом, поддерживал меня, так что всё действительно в порядке.       Она переводит взгляд на старшего, который как маленький обиженный ребёнок цеплялся за Чонгука. Его личико насупленное, губы надуты — он в полной мере отказывается отпускать своего мужа. Повисает неловкая тишина, которую так же неловко нарушает Чон: — Я приехал не один. Король Ким ждёт, когда его сопроводят до покоев, которые, я думаю, уже подготовили. Чанёль, не откажешься провести ему небольшую экскурсию? Я выключаюсь на ходу, хотелось бы подремать пару часов.       Девушка молча принимает его предложение (указание). И без него она понимала, что здесь лишняя. — Положи пожалуйста коробочку на столик. Займёмся этим потом, ладно? — Чимин впервые с момента её прихода подаёт голос.       Та освобождает руки и покидает сад. Уже поднимаясь по лестнице она слышит причмокивание, хихиканье Чимина, и спешит удалиться как можно быстрее. Выйдя на главную площадь, она видит незнакомую до этого карету. Она выполнена в багряно-фиолетовом цвете, кардинально отличаясь от кареты Чона по форме и оформлению. Чанёль и несколько примкнувших к ней дворцовых девушек приблизились к двери, ожидая выход Короля.       Она никогда не представляла себе как он выглядит. Да и зачем? И без него было о чём думать. Но мужчина, явившийся её взору, мгновенно околдовал своей аурой. Несмотря на жару, поверх охристых одеяний, на нём была толстая накидка, сшитая из шкуры какого-то серого животного. Девушка мало что смыслила в охоте и каких-то подробностях животноводства, поэтому отличить шерсть того же волка от пепельного медведя в жизни бы не смогла. Он был выше её ростом, с идеальным неэмоциональным лицом. — Добро пожаловать, — Чанёль восхитилась его необычной улыбкой, и красивыми губами.       Вздохи от дам позади неё в полной мере раздражали. — Позвольте узнать, кто же стоит передо мной? — парень по искусному платью и дорогой диадеме, украшенной сверкающими на солнце камнями, легко определил, что говорит явно не со служанкой. — Госпожа Чон Чанёль — первая супруга Правителя. — представилась она.       Мужчина был приятно удивлён. Он потянулся за её рукой, чтобы притянуть тыльную часть ладони к губам и оставить там невесомый поцелуй. Чанёль от таких непривычных действий густо покраснела. Из-за высокой температуры воздуха на ней не было даже пудры, способной скрыть смущение. — Король Ким Тэхён, — он выпрямился. — Приятно познакомиться. Не ожидал, что вы встретите меня. Слышал, здесь очень строго относятся к женщинам. — Мой муж достаточно доверяет мне. — она сохраняла непоколебимое положение, демонстрируя совершенство осанки.       Вряд ли речь могла идти о доверии, скорее Чону было просто равнодушно её положение. Но девушка посчитала, что Тэхёну это знать совсем не нужно. Чанёль отпустила женщин, стоявших за ней, почувствовав озлобленность от одной только мысли, что они будут ходить за ней хвостиком.       Король шёл чуть позади неё, внимательно вслушиваясь в напевный голос. Чанёль рассказывала о расписании дня, когда гость может спуститься на ужин или обед, не забыв упомянуть, что слуги могут принести ему еду в покои в любой час. О расположении купален, аллеи для прогулок, главного зала. Параллельно он разглядывал её руки, немного угловатые пальцы, в которых словно совсем не было мяса, одни только кости. На безымянном пальце красовалось кольцо, но оно не было похоже на то кольцо, что он видел у Чонгука — скорее всего его парное со второй женой. Ким по-долгу задерживал взгляд на её шее и лице. Девушка была настолько красива, что её имя хотелось записать как официальный синоним слова «искусство».       Чанёль было немного некомфортно в присутствии малознакомого человека: редко удавалось с кем-то пообщаться. Настоящими подругами она так и не обзавелась, семья оборвала с ней все связи уже довольно давно. Если бы у неё не было Чимина, девушка бы могла назвать себя абсолютно одинокой. Хотя и он не особо исправлял ситуацию: привыкшая никому не доверять, закрытая и задумчивая Чанёль не пропускала людей за выстроенные ею стены.       Король иногда спрашивал про ту или иную картину, висевшую на стене, и Чанёль делилась знаниями о ней совсем аккуратно, стараясь не забалтываться. Тэхён слушал с неподдельным интересом, дополняя её рассказ ёмкими фактами о художнике или самом полотне. «Интересно, а знает ли всё это Чонгук?», — представляла девушка, наслаждаясь бархатным голосом. Оказалось, мужчина много знает о разных направлениях в искусстве: он рассказал Чанёль о стиле живописи, коим расписана старинная ваза, стоящая на высоком пьедестале, а так же о том, чем этот стиль уникален и привлекателен. Это было не хвастовство образованием, а культурная и безумно познавательная беседа.       Перед гостевыми покоями стоял слуга, который оповестил их о готовности. Он ушёл, не ожидая благодарностей, и Чанёль решительно отметила, что в следующий раз скажет «Спасибо», за хорошо выполненную работу. Именно так бы поступил Чимин.       Войдя в комнату, Тэхён первым делом подошёл к окну, откуда открывался отличный вид на город. Вечером, когда на небе зажгутся звезды, а в окошках разбросанных домиков небольшие лампочки, вид станет ещё более сказочным. Чанёль сделала шаг внутрь помещения, так и остановившись у входа. Удовлетворительно хмыкнув, мужчина развернулся к ней. — Спасибо за чудесную прогулку, Госпожа Чанёль. — Взаимно. — девушка позволила себе лёгкую улыбку. — должна добавить, что если вам понадобится помощь слуг, вам придётся покинуть крыло, потому что им запрещено здесь разгуливать.       Тэхён смотрел на неё с нескрываемой животной дикостью, плескающуюся в радужке. Но рядом с ним не было страшно: казалось, что он полностью контролирует себя, не позволяя сущности выйти наружу и причинить вред. И всё же до конца расшифровать взгляд не получалось: он не смотрел на неё как на добычу или кусок мяса. Что же в его глазах? — Я собирался сейчас попить чай, может вы составите мне компанию?       Чанёль пресекла себя на мысленном согласии. — Вынуждена отказать, — выравнивая голос, ответила она. — У меня есть дела. — Конечно-конечно.       Девушка стремительно выбежала в коридор. Неужели она настолько легкодоступна, что её можно заманить одним лишь хорошим к себе отношением? Как бы, любой хочет ласки, да, но не может быть, чтобы она настолько одичала, что малейшая, возможно даже показная, заинтересованность её персоной так соблазняет?       Напрочь забыв о том, что Чонгук собирался спать, Чанёль без стука вошла в покои, молясь, что не застанет их с Чимином за определённым занятием. Парни сидели на кровати, болтая. В руках у старшего была бархатная коробочка с перламутрово-нефритовым жучком внутри. Его панцирь переливался, и выглядел действительно симпатично. Это и много других побрякушек — подарки младшего, который желал атмосферой той страны с Чимином поделиться. Чанёль стало отвратительно от самой себя: «А привёз ли он что-нибудь мне?». Дело было не в распущенности или безнравственности, и уж тем более не в жадности. Последнее время мысли об одиночестве давили на неё, перекрывали кислород. Раньше она с легкостью на сердце могла назвать Чонгука и Чимина своими друзьями, но чем больше проходит времени, тем сильнее она чувствует глубину оврага между ней и Чоном. Она никогда не претендовала на роль любимой, но ей казалось, что вполне заслужила называться его другом. — Чанёль! — тот воскликнул так радостно, словно только что о ней вспоминал. — Я приказал доставить манекен с платьем в твою спальню. Там довольно непохожая мода на одежду. Если она придётся тебе по вкусу, то я приглашу модельера, чтобы он сшил платье таким, каким ты хочешь его видеть.       Чанёль хотелось думать, что он действительно вспомнил о ней во время своей поездки, а не попытался так абсурдно и глупо откупиться за ребёнка. Кстати о нём… — Спасибо, — она увидела его улыбку. Кажется, он переживал по поводу этого подарка. — Я хотела напомнить, по поводу имени… — Точно! — Чонгук тут же встал, как будто дело было первостепенной важности. — Конечно, я должен был сразу зайти туда. Чимин, пойдёшь с нами? — Я её уже видел, — усмехнулся он, но всё-равно поднялся. — Её?       Малышка лежала укутанная мягчайшими пелёнками и одеялками. Возле неё покоилась несуразная вязанная игрушка и слетевший в процессе сна носочек. Мужчина опёрся на края колыбели, боясь потревожить чуткий детский сон. Чанёль стояла поодаль, опустив голову. — На самом деле я думал об имени. Даже опрашивал тамошних жителей, предполагая, что оно будет более оригинальным. Но так и не нашёл ничего подходящего.       Чанёль вздохнула. Эти роды дались ей очень тяжело, не хотелось бы, чтобы дочка получила первое попавшееся имя. Чимин смотрел на неё с сожалением. Он помнит какая она была красная и вспотевшая, как запутались длинные волосы. Она кричала, этот ужасный вопль стоял в его ушах ещё ни один день. Чанёль редко просила его о чём-то, и он просто не мог отказать её испуганным глазам и тихому: «Пожалуйста, не отпускай мою руку». Она держала его очень крепко, у него побелела ладонь от недостатка крови, пока он стоял возле постели на коленях, отвернувшись к её лицу. Ему самому было страшно до такой степени, что казалось, что он родит следом. В какой-то момент, девушка только выдохнула и расслабила пальцы. Голова упала на пухлые подушки, а Чимин подскочил к ней, прося не терять сознание. То кровавое и визжащее, что положили к ней на грудь, даже с трудом нельзя было назвать ребенком. По крайней мере не таким ребенком, каких себе представлял Чимин на протяжении своей жизни. И, несмотря на это, Чанёль смотрела на него с такой нескончаемой любовью, словно он — само воплощение рая.       Вернувшись в реальность, парень положил ладонь младшему на плечо, мягко предлагая: — А мне можно подсказать имя, я же не мать? Представь, что я твой внутренний голос.       Чонгук ожидал продолжения. — Может ей бы подошло имя «Айю»?       Чанёль резко подняла голову, недоверчиво глядя на старшего. Чонгук обвёл девочку взглядом, примеряя звучное имя. — Айю, — повторил он вслух. — Кажется оно ей прекрасно подходит.       Маленькая принцесса издала неопознаваемый звук, шевельнув носиком. Чонгук воспринял это как скорое пробуждение, вызванное исходящим от него шумом.       Пока он разговаривал со священником, Чанёль коснулась своим пальцем чиминова, чтобы тот обратил на неё внимание. — Спасибо тебе. Теперь я понимаю, что твоя безбашенность на самом деле очень даже хороша.       Чимин засмеялся, качнув головой. Это малейшее, что он может сделать. Пока они смотрели друг на друга, делая для себя некоторые выводы, спереди звучало: — Огласите народу, что дочь Правителя Чон Чонгука и его верной жены Госпожи Чон Чанёль с этого дня величать Госпожа Чон Айю.       Новая встреча с Королём Кимом состоялась на следующий вечер. Солнце вот-вот должно было начать свое феерическое представление: лилово-пурпурное небо пленило взгляды всех, кто мог видеть. А те, кто такой возможности был лишен, любили слушать описание сия события от более удачливых знакомых. И каждый раз оно был совсем разным, непохожим на предыдущий: новые косяки улетающих или прилетающих птиц, уникальные оттенки смешения красок, резные фигуры облаков.       Чанёль сидела в беседке, дочитывая зарубежную книжку. В дворцовой библиотеке можно было найти множество отличных произведений. Чонгук почти не пополнял её, в отличие от своего отца, который обожал скупать новые свежие книги по всему миру. По коже пошли мурашки от осознания, что следующими, кто будет заведовать этим литературным уголком будут её дети. — Здравствуй, — рядом с ней примостился Тэхён, держащий в руках небольшую закрытую вазочку. — Я только узнал, что ты недавно стала мамой. Прими мои искренние поздравления.       В этот раз шуба на его плечах была коричневой. Девушка всё-ещё не понимала, как можно носить её в такую духоту. — Здравствуйте, — Чанёль отложила книгу, не запомнив страницу, на которой остановилась. — Ничего, если мы перестанем «выкать»? Не люблю эти напыщенные обращения.       Это подкупает. Здесь бы её просто выпороли за неправильное обращение к высокому чину. Она совсем ничего не знает о месте, откуда Тэхён родом, ничего об их обычаях и устоях. Наверное, рано делать выводы, но если большинство населения там такие же милые люди как и сам Король, то эта страна должна быть просто идеальной. — Как тебе будет угодно, я не против. — Чанёль подивилась тому, каким высоким стал её голос. — Тогда… Тэхён. — он протянул руку. — Чанёль, — девушка вложила в неё свою, но тут же одернула её назад, когда парень начал наклоняться. — прошу не делай этого.       Мужчина понял её опасения и не стал напирать. И всё же: раз у них такие строгие правила, где же сам Чон Чонгук, и почему его жена так спокойно разгуливает по территории? Исходя из всех баек, услышанных им на родине, он ожидал, что девушки здесь будут сидеть на чугунных цепях, прикованные к кровати. Он осмелился озвучить свой вопрос вслух, на что получил довольно скомканное: «Думаю, на данный момент он со второй супругой». — Я принёс вам кое-что, — Тэхён спохватился, вспомнив о вазочке.       Сняв хрустальную крышку, Чанёль «ахнула», увидев внутри виноград. Судя по выражению лица Кима, он опрашивал слуг о «любимом угощении Госпожи Чон», и те точно ответили ему «виноград», который обычно она просила принести в свои покои для Чимина. — Это очень любезно с вашей стороны.       Девушка так и сидела, обхватив руками посуду. — Прости, если это будет грубо, но почему ты не ешь?.. — Тэхён поднял бровь, боясь, что сделал что-то не то. Всё-таки стоило сначала получше узнать о традициях этого места. — Я не могу делать этого, пока мой рот на виду. — девушка отвела глаза. Ну почему именно сегодня она решила выйти без чадры? — Оу, я действительно не знал этого, прости. — Тебе не нужно извиняться.       Этот разговор был слишком неправильным. Не так должны разговаривать замужняя дама и почти незнакомый мужчина. Но ни один из них не торопился заканчивать. Девушка совершенно не чувствует груз обручального кольца, что носилось ею как любое другое украшение, а Тэхён был вдовцом, его фиктивная жена погибла несколько лет назад. — На самом деле этот виноград выращивается на моих полях. — Чанёль удивленно распахнула глаза. Вот так совпадение.       Она хотела чуть подвинуть книгу, но наткнулась рукой на нечто другое. Этим другим оказался светло-розовый веер. И как она могла о нём забыть? Когда солнце прекратило так агрессивно палить, и нужда в постоянном потоке слабого ветерка пропала, она отложила веер и забыла про его существование в целом. С данным аксессуаром у Чанёль были постоянные проблемы: только за тот год она посеяла где-то на территории замка больше пятнадцати.       Девушка распахнула его, скрывая большую часть своего лица, и запустила в рот сочную ягодку. Тэхён на мгновение прекратил своё повествование о процессе ухаживания за лианами. Чанёль не удержалась и съела ещё несколько. Они всегда были такими сладкими? Парень наблюдал за её тигриными глазами, видными ему над каёмочкой веера.       Подобные беседы стали их негласной традицией: Чанёль каждый вечер выходила в эту беседку, надеясь, что Тэхён придёт к ней, а второй торопился туда, надеясь, что девушка его ждёт. Их прогулки были слишком невинными: они сидели на большом расстоянии, не касаясь друг друга. Разговоры были спокойными, платоническими, так что по большей степени, никто не обращал на них особого внимания. Конечно, всегда находились недовольные, но Чанёль — собственность Правителя, и если его эти встречи никак не волнуют, то и их не должны.       Лишь раз, совсем забывшись, девушка допустила небольшую оплошность, о которой, в прочем, не жалела. Они уже поднялись, чтобы расходиться. Чанёль продолжала стирать редкие слёзки, покидающие её глаза от заводного смеха. Что в этот момент случилось? Может ей стало настолько хорошо, что она забыла, что перед ней Тэхён, а не Чимин? А может с Тэхёном стало даже лучше? Она сделала шаг вперед, мимолётно приобнимая остолбеневшего Короля. Осознание ошибки пришло слишком быстро, и девушка отшатнулась, упрашивая Богов о том, чтобы её этот жест не увидел никто из злых глаз. На немой вопрос парня она тут же поспешила ответить: — Это прощальные объятья, привычка, извини. — У вас так принято? Не видел, чтобы Господин Чонгук или его министры делали подобное. — Это привнесла в нашу жизнь Госпожа Чимин. — девушка сгорала со стыда. Слова: «Это не делают с незнакомцами или коллегами, только с теми, кто близок…», так и не вылетели изо рта. — Кажется, эта привычка просто замечательная. — Тэхён улыбнулся, а Чанёль почувствовала небывалое облегчение. «Ты замечательный».       Таким образом прошло не много — не мало две недели. Завтра утром должно было состояться завершающее совещание, после которого Король Ким со своей свитой отправятся к себе домой. Изнуряющее ожидание их финальной встречи давило на грудную клетку железным сапогом. Она стала чувствовать, что просто посидеть в беседке — слишком недостаточно для финальной встречи. Какой шанс, что они когда-нибудь еще увидятся? Он призрачный, нереальный.       Тогда в голову и пришла совершенно нелепая идея, всю дикость которой она в полной мере осознала только возле покоев Чонгука. «Боже мой, иду к Чону, чтобы попросить его освободить собственную комнату, ради того, чтобы я — его жена, с другим мужчиной прогулялась в Тайном саду!», — она встала возле двери. Это больше походит на сценарий для комедийной постановки, чем на что-то вразумительное. Чанёль взрослая женщина, она со всем справится. — Что-то хотела? — она вздрагивает, оборачиваясь.       Может Чонгук хотел эффектного появления, но так и до приступа не далеко! Парень, в прочем, не усмехался над ней, не злорадствовал. Он выглядел усталым, желающим только беспрепятственно лечь спать. — Нет, то есть, да, на самом деле. — девушка заправила прядку волос за ухо, переминаясь с ноги на ногу. — В таком случае — говори, — Чон не понимал, почему из неё приходится вытягивать слова. Обычно девушка красноречива, и при этом кратка, она грамотно и спокойно излагала мысли. Нынешнее поведение было свойственно ей, когда она сильно нервничала. — В общем, завтра же будет последнее совещание? — кивок. — Я подумала, может ты разрешишь мне прогуляться с Королём Кимом? У-у нас во дворце редко бывают гости, а каких-то мероприятий по типу балов, ты совсем не устраиваешь… Просто, хотелось бы как можно больше пообщаться с таким интересным человеком.       Она чувствовала себя жалкой и ничтожной. Для неё это было не в первой, но она успела порядком отвыкнуть от этого. — Ты можешь провести время с ним. — Чонгук уже взялся за дверную ручку, как Чанёль вскрикнула: — В Тайном саду? — он строго посмотрел на супругу. — Разреши сделать это в Тайном саду.       Девушка поклонилась. Нет, они с Чонгуком не друзья. Оба не могут переступить через себя, позволить опасть маскам. Чимин — единственный, кто научился завязки на этой самой чонгуковой маске распутывать. Она знает, что её сейчас пошлют куда подальше, поэтому дрожа ожидает ответ. — После ужина я пойду к Чимину. В одиннадцать вечера вернусь обратно. Чтобы к этому времени ты уже была в своей спальне.       Ей часто приходилось переступать через себя, чтобы делать разные унизительные вещи — чего стоит только осмотр, проведенный его матерью перед свадьбой. Но сейчас она почувствовала себя настолько переполненной чувством благодарности, что вполне могла поцеловать его руку. В голову тут же приходит мысль о том, что в Королевстве Тэхёна — это жест уважения и любви, а в их — пресмыкания перед более властными.       После ужина она нерешительно подходит к манекену. Насыщенно-синее платье действительно совсем не походило фасоном на те, что она привыкла носить. Вдруг ей не пойдёт такая странная форма? Стиснув зубы, девушка всё же надевает его, после чего посещает Тэхёна. Он судорожно приветствует её, вполне устрашенный её визитом, соблюдая расстояние, говорит: — Должен признаться, что я надеюсь на то, что твоё посещение моих покоев сейчас не ознаменует невозможностью выйти вечером.       Девушка выдыхает — ему тоже тяжело даются мысли о том, что их встреча сегодня — финальная. — К счастью, твои опасения не подтвердились. Даже наоборот.       Тэхён улыбается так озорно, словно он готов согласиться на любое, даже самое ужасное её предложение. — Я собиралась пройтись по закрытому саду. — она хитро сверкает глазками. — Буду рада, если ты пойдёшь со мной.       Тэхён отвечает твёрдым согласием, но настораживается, когда они останавливаются у покоев Правителя. — Мы делаем что-то незаконное сейчас? — непохоже, что он собирается отказаться, даже если это так. — Совсем нет. Вход в сад только через покои Господина Чона. Закроешь глаза? — Зачем? — Примеряя ситуацию на себя, я подумала, что мне было бы неприятно, если бы кто-то чужой видел внутреннее убранство моей комнаты, даже если там царит порядок. — только сейчас она поняла, что стоило взять ленту или повязку. — Хорошо, но тогда тебе нужно будет провести меня за руку. — он с лукавым видом тут же добавил. — Ему ведь вряд ли понравится, если я нечаянно собью какую-нибудь мебель? «Хитрый лис», — мысленно обзывается девушка, протягивая руку. Он закрывает глаза, со всей осторожностью сжимая хрупкую ладошку. Почему-то Чанёль уверенна, что он не подглядывает.       Девушка позволяет нарушить установленное ею правило, когда парень спотыкается на шестой ступеньке, намереваясь полететь вниз вперёд лицом. — Ва-ау, — тянет он, оглядываясь.       Сначала они не могут найти темы разговора. Он последний, значит должен быть самым запоминающимся, так о чём же вести диалог? Тишина между ними приятная и не напрягающая. Тэхён привычно идёт позади, разглядывая, как чудесно выглядит знакомая ему одежда на её теле. Так словно только и создана, чтобы подчёркивать красоту неземной девушки.       Он вспоминает увиденную картину, где Чонгук и Чанёль позируют в свадебных нарядах. Глаза девушки бесконечно печальные, а обручальное кольцо с чего-то напоминает громоздкие оковы, тянущие её к полу, заставляя поклониться. Единственный комментарий, который дала сама Чанёль по поводу нелюбимой картины — что нарисована она была через две недели после самого венчания. Он хмыкает: свадебное платье его Королевства подошло бы ей куда больше. — Что ты делаешь в свободное время? Дождливым вечером в покоях? — Ничего интересного, — она пожимает плечами. — Вяжу, читаю, вышиваю. Тоже самое, что и все. — А если бы была возможность заняться чем-то другим, чтобы ты выбрала? — он настаивал, пытаясь забраться куда-то вглубь её сознания. — Я абсолютно обычная, Тэхён. Если ты думаешь, что на досуге я летаю на драконах — это не так. Я делаю всё то — что должна делать любая женщина. — Это так ужасно. — ей кажется, словно он чувствует вину за её убогость. — Вас учат этому в тех школах, о которых ты говорила?       Чанёль глотает воздух как рыба, попавшая на сушу. Она настолько слабая, что вызывает жалость даже сама того не желая? — Я ведь вижу в тебе намного больше, чем ты показываешь. Может если я расскажу о своем увлечении, ты расскажешь мне тайну своего?       Чанёль не хочет ему что-то обещать, и парень продолжает без каких-либо гарантий. — Мне всегда нравилась геммология — наука о камнях. Нравилось их изучать, смотреть на то как их обрабатывают и учиться этому ремеслу. Аметисты и щебень имеют для меня одинаковую ценность — ведь оба камня уникальные, со своей историей, значением для человечества. — Почему именно камни? — Когда я был маленьким, то представлял их живыми. Тогда они казались мне кроткими, целеустремлёнными и сильными. А ещё показывали, что без обработки — мы все похожи. Если не очистить и огранить рубин — он будет таким же как и простой булыжник. — он беззвучно смеётся. — Кому расскажи — на смех поднимут: у Короля кумир — камень.       Девушка улыбается. Влечение к камням было ей довольно чуждым — да, ими украшали её одежду, украшения, залы, но ей они казались не более привлекательными, чем обычные стекляшки. Может стоит пересмотреть своё к ним отношение? — Знаешь, эти камни действительно прелестные, если на то, каким ты вырос, они оказали хоть малейшее влияние.       Тэхён от её слов начинает светиться. — У меня есть кое-что, — он лезет в нагрудный кармашек, выуживая оттуда небольшой белый камушек. — Это Лунный камень. Он не особо ценный для ювелира, но очень ценный для меня.       Девушка держит вещицу со всей аккуратностью — боится испачкать, оставить уродливые отпечатки. Он всё-ещё сохраняет тепло, перенятое от человеческого тела. — Очень красивый, — она поднимает его вверх, подставляя к Луне. — осколочек от неё?       Тэхён опять смеётся, подходя сзади, чтобы иметь возможность такой же сравнительный анализ провести. — Кажется да. Не окажешь честь хранить его у себя?       Чанёль сжимает его в кулачке, оборачиваясь к Тэхёну. — Я обещаю беречь его как зеницу ока.       Парень молчит, но по его лицу читается: «Всё-ещё не хочешь мне ничего рассказать?». — Поверь, мои мечты настолько глупые, что не стоят того, чтобы их слушать… — она хочет отвернуть голову, но её нежно берут за подбородок.       Тэхён непозволительно близко, девушка боится, что он услышит как бьётся её сердце о рёбра. — Они не могут быть глупыми! Мечты — это воспоминания из будущего. Поделись со мной.       Как он может быть таким невероятным? Сохранить по-детски невинную простоту в жестоких и грязных реалиях? — Когда я была совсем ребёнком меня всегда завораживали звезды. — неуверенно начинает она, теряясь в чужих глазах. — у нас в деревне был астроном, что являлось редкостью, и меня словно магнитом к нему притягивало. Пока он работал, я листала книги с древними трудами о звёздах и планетах, названных в честь античных Богов. Иногда он разрешал мне посмотреть в хлипкий телескоп, настроив его на какую-нибудь особо яркую звезду. — девушка сжимает камень ещё сильнее. — Он шутил, что если откроет новый объект, то назовет его моим именем.       Мужчина слушает её сосредоточенно, со всей серьёзностью. Той нелегко даются слова. — Но мои проделки раскрылись. Родители наказали меня, в прямом смысле слова, пытались выбить всю дурь из моей головы. А через неделю я узнала, что этот астроном умер от язвы. Чтобы его «бесовские глупости» не приманивали других детей, пустующий дом без малейшей скорби сожгли. Я приходила на пепелище лишь раз, тогда мне удалось вытащить из-под обломков обгоревшую картинку, на которой был изображен Нептун. В прочем, тогда я и похоронила свое стремление к космосу, освободив голову для необходимых каждой женщине умений. Сейчас я всегда зашториваю окна после заката, чтобы не видеть звёзд, а тот рисунок Нептуна лежит на самом дне шкатулки с серёжками, в которую я стараюсь не залезать. Теперь я ещё более жалкая в твоих глазах? — Вовсе нет! — Тэхён быстрым движением расстегнул меховую накидку, встряхнув ею как одеялом, постелил на траву. — Звёзды всегда казались мне чем-то таким далёким, что я не смел о них мечтать. Ты очень смелая и сильная девушка, Чанёль.       Он умостился на импровизированном покрывале, приглашая девушку расположиться рядом. — Не проведёшь меня в мир космоса?       Ей совершенно не хочется ему отказывать. Она ложится рядом, так, что их головы немного соприкасаются, а между телами остаётся большое расстояние.       Она рассказывала ему о созвездиях, которые видела на небе, пока перед глазами всплывали те старые рукописные книги. Удивительно, как глубоко в памяти откладываются вроде бы ничего не значащие детские воспоминания. Когда парень начинал возиться, бубня «Как эта кучка точек может быть похожа на льва?», она поднимала вытянутый пальчик с длинным ноготком и соединяла им отдельные звёздочки в величавые созвездия. «Это голова, видишь? Отсюда тельце…», — полушепотом объясняла она.       Чанёль говорила о Секстанте, о том, что бедный учёный назвал открытое им созвездие в честь любимого инструмента, сгоревшего при пожаре его обсерватории. О том, что та потрясающе-яркая точка — звезда Регул, являющаяся «сердцем» того самого льва, которого Тэхён даже сейчас различал с трудом. «У льва должна быть кисточка на хвосте», — в шутку возмущался он, и тогда девушка указывала ему на очередную точку. «Вот же она. Денебола».       Сколько времени они провели таким образом? Влюблённые часов не наблюдают, слышали о таком? Но, как и всему хорошему, этому моменту суждено было закончиться. Они поднялись с нагретых мест, собираясь покидать Тайный сад. — Чанёль, — девушка, успевшая отойти немного вперед, повернулась и Тэхён, обхватив её за талию, закружил их.       Всего два оборота и ноги Чанёль вновь касаются земли, пока парень совсем не спешит её отпускать. — Прощальные объятья? — говорит он, стараясь звучать не настолько печально. — Кажется, да.

***

      Чимин, уткнувшись губами в чужую грудь, чуть ли не мурлычет от поглаживаний бархатных рук. Чужая кожа бронзового оттенка источает душистый аромат молока и хлеба. — И почему кровать здесь такая неудобная, — бурчит он, теснее прижимаясь к Чонгуку. — Потому что она одноместная? — Скорее потому, что я слишком полюбил твою. — Так вот зачем ты приходишь в мои покои. — он наигранно расстраивается. — Я то думал, что ко мне, а ты оказывается к кровати… — Дурак, — Чимин «клюёт» его невинным поцелуйчиком в уголок губ, чуть елозя бёдрами, чтобы принять более удобное положение. — Я займусь мебельным вопросом, чтобы в остальных комнатах так же поставили двухместные кровати. — Тогда у меня не будет причин приходить к тебе, — получив щипок в районе ягодицы, Чимин весело рассмеялся. — Ну чего ты? Ладно-ладно, договорились, я приду. Но только один раз.       Чон целует его с тихим «из тебя бы вышел отличный клоун». «Если ты будешь меня обижать, я обязательно свяжусь с бродячим цирком», — не прекращает переговариваться старший. — Хочешь сегодня спать у меня? — Было бы отлично.       Чонгук приподнимается, чтобы заглянуть в циферблат часов. Пол двенадцатого. Чанёль и Тэхён должны были покинуть сад. — У меня ещё днём закончилась вода в графине, скажу слугам, чтобы принесли, перебирайся пока туда. — Я возьму парик и одежду с собой? Ничего если я пройду один метр до твоей спальни в одном одеяле?       Младший в своей непонятной ревности выглядит слишком забавно. Чимин накидывает часть ткани на голову, походя теперь то ли на монашку, то ли на приведение. Всё его тело действительно закрыто, не считая щиколоток и ступней. — Ладно. Твоё счастье, что ты очаровательный.       Чимин подмигивает ему, и Чон покидает покои. Собрав всё что нужно для создания женского образа, парень открывает дверь. Но совершить задуманное не выходит: прямо перед ним стоит мать Чонгука. Первая мысль — «немедленно закрой», но захлопнуть дверь прямо перед её носом только усугубило бы ситуацию. — Я хотела поговорить. — её взгляд слишком суровый, Чимин чувствует как охладели его пальцы.       Вместо того, чтобы пригласить женщину войти, он почему-то наоборот выходит сам, напрочь забыв о своем внешнем виде. «Капюшон» спадает, демонстрируя его короткую стрижку, но парень знает, что она и так уже заметила спадающую на глаза чёлку. Он практически видит, с какой бешеной скоростью летит на дно колодца их «Хэппи Энд». Чимин неосознанно мелко машет головой, одними губами проговаривая «Простите, простите, простите». — Чимин, — начинает женщина, как вдруг её собеседника закрывает широкая спина.        Его глаза настолько заволокло страхом, что старший даже не заметил несущегося к ним Чонгука. Парень закрывает его собой, одну руку назад отводя, призывая Чимина за неё ухватиться. — Тебе лучше уйти, — агрессивно парирует он. — Чонгук, послушай, — голос звучит подозрительно мягко. — Не желаю тебя слушать, прошу, покинь коридор. — Я не сделаю ему ничего. — она намеренно выделяет голосом «ему», и Чимин сутулится. — Уходи. — Я хотела просто поговорить, я из добрых намерений… — парень чуть выглядывает из-за чужого плеча и видит разбитый взгляд его матери. — Я ещё раз повторяю: уходи. — И-извините, — Чимин, не отпуская чоновой руки, выходит чуть в бок.       Чонгук злится, хочет его обратно упрятать, но Чимин говорит несмело: — Перед разговором могу ли я привести себя в порядок? — Конечно, да, — женщина часто кивает, и Чимин устало входит обратно в свою спальню.       Он надевает афгани и свободную рубаху. Кажется она принадлежит Чонгуку? Не имеет разницы. Он причёсывает взъерошенные волосы, прикусывая губу, когда из-за стены до него доносится ругань. Чимин не пытается спешно закрепить парик или подвести глаза — свекровь уже знает его главный секрет, что ему ещё скрывать?       Парень вздыхает, ожидая этого разговора как своего смертного приговора. «Давай ты без лишней суматохи покинешь дворец и уедешь туда, откуда прибыл сюда? Если тебе дорога своя жизнь и жизнь Чонгука, которую ты так старательно портишь», — он рассчитывает услышать нечто подобное, когда садится на табуретку.       Дверь приотворяется с тихим «можно?», и Чимин естественно разрешает войти. Скорее всего женщина спрашивала это не из вежливости или уважения к парню, а нежелания видеть его раздетым.       Она без лишних слов входит, садясь на стул напротив. — Прости, если напугала своим появлением. — «напугала» — это мягко сказано. — Не могла уснуть, решила дойти до тебя, вдруг ты не спишь тоже? Говорят, если думать о человеке, то он это тоже чувствует.       Чимин смотрит на свои ноги, не зная, как должен себя вести и что говорить. В любой момент он готов начать извиняться и умолять оставить его рядом с Чонгуком. — Я поняла, что ты не девушка на свадьбе. — его кожа покрывается крупными мурашками. Где он допустил ошибку? — Не могу сказать точно, что именно подтолкнуло меня к этому выводу. Думаю, это была совокупность совпадений: подозрительная схожесть с мальчиком, которого я выкупила и отдала на обучение садоводству и флористике, отказ Чонгука от традиционного осмотра, которые, поверь, я и сама не очень то люблю, ещё всякая мелочь. Тогда я разозлилась из-за клоунады, который мой сын устраивает на людях, думая, что самый умный. «Видимо, в бродячий цирк нас примут обоих», — мысленно усмехается Чимин, шевеля пальцами ног. Она замолкает. Этот разговор даётся ей так же тяжело как и парню. Он замечает, что её руки дрожат, и женщина пытается эту дрожь унять. — Что… Что заставило вас изменить мнение? — То, как он на тебя смотрел. — тут же отвечает она.       Чимин поднимает голову, встречаясь с тёплым взглядом. Она тоже носит маску на публике, пытаясь казаться пуленепробиваемой. Но это не так: она состоит из такой же плоти и крови как и Чимин. — Во время свадьбы с Чанёль, моё зрение было уже не таким чётким, как в молодости, но всё же, я стояла к ним ближе, чем остальной народ. Он не поцеловал её тогда, просто приблизился. Думаю священник тоже это заметил, но ему просто не было дела. Вы с ним тогда уже.? — Угу, — Чимин нехотя кивнул. — Я ведь и сама вышла замуж по расчёту. Любовь была для меня детской сказкой, до тех пор, пока я не увидела вас. Так, со стороны, но я рада, что стала свидетелем этого чуда. Да, я человек старой закалки, но мне показалось, что мой долг — сохранить и помочь сберечь ваши чувства. К этому я пришла не сразу. — она кривится в грустной улыбке. — Должна признаться, что наблюдала за вами, когда вы были в Тайном саду.       Чимин округляет глаза. Ему тяжело представить пожилую даму, пробирающуюся в покои Чона, ради того, чтобы сидеть возле окна и смотреть как они гуляют. Если это действительно так — то это довольно жутко. — Ты же не думал, что доступ к саду есть только у Чонгука? — она забавляется с его реакции. — Лестница — да, только у него, но окна на сад так же выходят у меня и его отца, царство ему небесное. Это было сделано для того, чтобы следить за тем, как Чонгук там играл, когда был маленький.       Единственная мысль из огромного потока, за которую Чимин успел ухватиться, это благодарность самому себе за то, что он не любит секс на природе, предпочитая уютную спальню. Чонгук ведь наверняка знал об этом? Почему не рассказал? Наверное, сам забыл, ведь женщина большую часть времени живёт в отдельной резиденции. — Не беспокойся, никакого фанатизма. Я лишь изредка выглядывала, проходя мимо окна. Между вами такая невероятная химия, что ощущаешь себя третьим лишним, даже просто глядя со стороны.       Она смеётся, запрокинув голову назад, и Чимин замечает у неё под губой такую же родинку, как у Чона. Женщина успокаивается и берёт своими горячими сухими ладонями его влажные и озябшие. — Я не знаю, сколько человек вовлечено в ваш секрет, но я решила, что хочу, чтобы ты знал: в случае чего можешь положиться на меня. А ещё, не уверена, насколько это для тебя важно, но я даю благословение. Тебе — парню Чон Чимину. — Спасибо, это… — он теряет дар речи. — Это действительно очень важно для меня.       Та улыбается, наконец ощущая упадок напряжения между ними. — Знаешь, мы с мужем никогда не были особо близки, но сумели сохранить дружеские отношения до самого конца. — за дверью что-то скребётся, но никто не обращает на это внимания. — Может я могла бы дать тебе хороший совет? Чувствуя себя с человеком единым целым, бывает трудно оторваться друг от друга. Иногда это доходит до того, что просто начинаешь растворяться в нём, теряя себя. Люди — существа социальные, но им всё-равно нужно время, которое они могли бы тратить на себя, на свои раздумья. Одиночество — это не всегда плохо, в моменты, когда ты один, когда единственный голос, что ты слышишь — твой внутренний, ты учишься познавать себя, узнаёшь, кто ты есть. — Вы говорите о том, что не стоит проводить вместе всё время? — В какой-то степени. Конечно, ты можешь решить, что в пределах дворца это и так не выходит: Чонгук занят государственными делами, у него не всегда есть время на то, чтобы спокойно посидеть в своих покоях. Но думаю, что иногда, он бы хотел остаться там один, понимаешь? — Да, — почему такие простые, на первый взгляд, вещи, оказывается так тяжело оседают в мозгу? — Спасибо, что поговорил со мной, я рада, что мы смогли познакомиться в таких обстоятельствах. Думаю Чонгук уже устал подслушивать за дверью, так что нам стоит заканчивать? Тем более уже давно пора спать. Время — ночь.       Чимин хихикает незаметно, когда Чонгук вваливается в покои, стоит женщине открыть дверь. Он непонимающе смотрит на её радостное лицо, прежде всего интересуясь у старшего: — Всё в порядке? — Да, родной, всё потрясающе. — отвечает старший, полностью уверенный в своём выборе жизненного пути.

***

      Никогда так сильно в своей жизни девушка не желала, чтобы утро не наступало. Хотелось очутиться в дне сурка, который повторялся бы из разу в раз вплоть до мелочей. Если бы это было возможно, Чанёль бы с удовольствием стала его узником.       О том, что она должна будет присутствовать на совете ей было известно в самый первый день. Она мудра, рассудительна, Чонгук не будет пренебрегать её советами в случае чего, так что, если Король Ким решил оставить напоследок самые щепетильные вопросы, то голос Чанёль будет как никогда кстати.        Она сидела как обычно, по левую руку от Чона, со всей серьёзностью вслушиваясь в речи министров с обеих сторон. Не могло не радовать, что это ужасное недоразумение с убийством было решено. Убийца не имел к Чонгуку никакого отношения, будучи обычным чудаком, решившим, что имеет право вмешиваться в чужие судьбы. Тэхён имел полное право расправиться с преступником, но он решил сохранить его жизнь до выяснения обстоятельств. Чонгук сказал, что причастность этого человека к его стране — большой позор, который можно смыть избавившись от него. Впрочем, стоит заметить — последние предложения убитого были направлены скорее на пополнение собственного кармана, нежели на улучшение инфраструктуры Королевства, поэтому никто его особо не оплакивал.       Они просидели за консервативной беседой более часа. Вопросы, бывшие на повестке дня, были решены, и девушка почувствовала, что их заседание заканчивается, когда люди вокруг стали чаще улыбаться или даже сдержанно смеяться.       Чонгук то и дело отгибал уголочек какой-то бумажки, понимая, что говорить им уже не о чем, а значит, пора прощаться. Но у Тэхена, который на мгновение перевел взгляд на Чанёль, был немножко другой план. — Чон Чонгук, могу ли я попросить вас об одолжении? — неожиданно подал голос Король, отчего у девушки потянуло внизу живота.       Его приближенные засуетились, в то время, как Чонгук напрягся. Они же уже всё обсудили, что ещё он хочет? — Насколько мне известно, недавно на свет появился наследник, и его матерью является твоя первая супруга. — Чанёль обмерла внутри. «Что он творит», — она испуганно металась взглядом между Чоном и Тэхёном. Но настоящий страх она ощутила, когда увидела, как плотно сжата челюсть младшего — дурной знак. Парень отстал от несчастной бумаги, сосредотачиваясь на словах Короля. — Прошу меня простить, я знаком с культурой вашего государства не так близко, как хотелось бы, но насколько я понимаю, она уже выполнила свое предназначение? В таком случае, подари её мне.       Он говорил о девушке как о неодушевленном предмете, но Чанёль знала, что на самом деле Ким так не считает. — Господа министры, прошу вас покинуть зал. — не прерывая зрительного контакта, в котором кажется сверкали искры, Чонгук распустил присутствующих. Тэхён последовал его примеру, так уже указав своим людям, чтобы те готовились к отъезду.       Когда он просит у второго минутку, чтобы поговорить с Чанёль, девушка хочет звать на помощь. У старшего кулаки сжаты так, что от коротких ногтей на ладонях остаются полумесяцы. Девушка встаёт с трудом: ноги не держат, рот приоткрыт, в готовности оправдываться. Чонгук ведь не думает, что она ему изменила? Рассказала тайны, плела интриги за его спиной?       Стоит им свернуть за угол коридора, мужчина тут же со злобой впечатывает её спиной в стену, вдавливая большой палец в тонкую шею. — Я даже не уверен, что хочу знать, о том, что вы делали в течение этих двух недель, после чего он предложил это. — у него в глазах пляшут огоньки, и это объяснимо: если она на целую страну выставила его рогоносцем, это сильно ударит по статусу Правителя. — Ничего не было, Чон, — она хрипит, хватаясь за его запястье, — Я верна тебе, я бы никогда… — Ты хочешь к нему? — вдруг спрашивает мужчина, чуть встряхивая рукой. — Я верна тебе как жена… — он убирает палец, позволяя ей дышать, но тот факт, что она уклоняется от ответа, злит.       Чонгук начинает терять терпение. Он не хочет портить и без того сложные взаимоотношения с девушкой, но ситуация слишком неприятная, чтобы улыбаться. Вопрос международного масштаба, они должны решить все разногласия мирным путём, и если вышло так, что Чанёль в этот список разногласий входит, она не может ждать к себе мягкого отношения. — Отвечай на мой вопрос! — Чон… — она изгибает брови, пока глаза начинают блестеть от влаги.       Даже если между ними не было прямых контактов, всё же произошло что-то, что заставило Короля возжелать эту девушку. А так как он совсем не походит на человека, собирающего пустых безделушек в коллекцию, значит она на самом деле его зацепила. Обоюдно ли это чувство? — Ты ведь будешь счастлива с ним, да? — Я не могу оставить вас с Чимином, — она не может принимать такие важные решения внезапно.       Вдруг в том Королевстве ей будет ещё хуже, чем здесь? Да, Тэхён открылся для неё, но Чанёль не готова к таким коренным переменам. — Ты хочешь, чтобы я отдал тебя ему? — грубо и холодно. — Отвечай. — Да, — выдыхает девушка. — Отдавать ли мне тебя? — Нет.       Руки исчезают, девушка падает на колени, пока старший возвращается в зал. Она думает, что умрёт на этом самом ковре, цвета вина. Через время, Чанёль находит в себе силы подняться. Поочерёдно, сначала при помощи рук, затем уже сама она встаёт, поправляет платье, и опустив голову идёт обратно. Не садится на своё место, оставаясь стоять за спиной Чонгука, провожающего Короля. Из-за сильного помутнения в голове она не может предположить, сколько провела сидя на полу, но за это время мужчины успели объясниться, раз сейчас делали всё в полной тишине.       Лишь когда слуги распахивают тяжёлые двери, выпуская делегацию Тэхёна к поджидающим каретам, она поднимает глаза. И тут же встречается с другими, в которых мелькает укор. Она не может обнять, не может помахать ладошкой, не может ничего. Только безмолвно смотреть, надеясь, что её взгляд достаточно речист.       И вот, спустя две недели она разгадывает последнюю детальку, скрытую за коричневой радужкой. Собственничество. Желание овладеть, но не на один раз, а навсегда. Вот, что было тогда в его глазах, вот, что видит она в них сейчас. Но Чонгук уже сказал «нет», просить у него невзрачную девушку ещё раз будет унизительным, Чанёль не хочет, чтобы из-за неё страдала репутация Кима. Он молодой Король, ему нужно укреплять свои позиции на троне и в глазах народа, а такой поступок только испортит всё, выставив его слабым.       Двери закрываются, оставляя её в тени. Грудь горит в левой части, где под платьем спрятан лунный камень, но Чанёль отчего-то кажется, что дело не в нём.