Oriental sweets

      Находиться в одном помещении с Чанёль и Чимином одновременно Чонгуку не нравилось. Конечно, девушка — одна из тех немногих, при которых он может спокойно взять парня за руку или поцеловать. Но одновременно с этим, в душе селилось ощущение, что та нарушает их чудесную идиллию (хотя, если смотреть объективно, без Чанёль, её возможно и не было бы).       Воскресным утром молодая Госпожа пригласила парней к себе в покои, чтобы обсудить то, о чём заикнулась Чимину. Чонгук был достаточно напряжен, не выпускал чиминовой ладошки из своей, чувствуя, как та дрожит.       Девушка села на стул, так, чтобы быть напротив гостей и при этом сохранять необходимое расстояние. — Итак? — Чонгук погладил большим пальцем холодную кожу чужой ручки. — В чём заключается твоё предложение? — Чимин тебе что-нибудь рассказывал уже? — она подумала, что будет выглядеть крайне глупо, повторяя одно и то же. — Только то, что ты, аферистка, решила выдать его за меня замуж. — он по-доброму усмехнулся. — Кхм, да. — девушку смутило такое обращение, но она быстро взяла себя в руки. — Я недавно писала письмо своему родному дяде. Ты, наверное, помнишь его? — Чон кивнул. — Он работает в специальной школе, в которой женщин обучают всему необходимому и воспитывают из них покорных жён.       Она замолчала, давая парням время на то, чтобы переварить информацию. Чонгуку оно точно было необходимо, хотя бы для того, чтобы выкинуть из памяти противное усатое лицо. — Я подумала: а что если попробовать выдать Чимина за девушку? Отправить его на временное обучение в ту школу, где его научат быть женщиной, а затем, под каким-либо предлогом привезти во дворец. И тут уже дело за тобой. — Что ты написала дяде? — уточнил Чонгук. — Что возможно, скоро к нему приедет молодой парень, которому очень нужна помощь. Не думай о старике плохо, на самом деле он очень отзывчивый и добрый. — Его не смутит, что ты собираешься отправить к нему парня, а не девушку? — Конечно нет. Парни в женском облачении — завидный товар на рынке рабов. Многие богатые люди используют их для плотских утех. Так что для него это совсем не будет редкостью.       В комнате опять воцарилось молчание. Спустя пару минут, младший повернул голову к Чимину, и спросил совсем ласковым голосом: — Нужно ли тебе всё это ради брака? Это слишком опасно. Что… Что я буду делать, если ты не вернёшься?       Старший обхватил чужое лицо маленькими ладошками, заглянул в большие карие глаза, в которых читалась тревога. — Чонгук, я благодарен всевышнему за одну только возможность быть с тобой рядом. Но уверен ли ты, что эти прятки-догонялки смогут продлиться до самой старости? Что однажды это просто не надоест? Я… Не могу представить, что однажды мне придётся дышать без тебя.       Младший сжал губы. Стабильность — вот чего так не хватало их отношениям. Уверенности в том, что завтра Чимина не повяжут и не убьют, что Чонгука не отринут от престола и вычеркнут из истории. Уверенности, что эта их встреча — не последняя. — Если эта школа и брак смогут решить наши проблемы — я согласен пойти на это.       Чонгук подался вперёд, прикрыв глаза. Их лбы соприкоснулись, и младший понял, что Чимин до сих пор дрожит. — Чанёль, — девушка, которая думала, что про неё забыли, вздрогнула. — Нам стоит продумать всё до мельчайших деталей. У меня совет после завтрака, после него я приду к тебе. Чимин, ты как? — Я постараюсь прибежать сразу, как только смогу.

***

      Тьма давно опустилась на землю. Все рабочие давно закончили заниматься своими делами и уже лежали на твёрдых кроватях, предвкушая тяжелый завтрашний день. Листва на деревьях тихо шумела из-за тревожащего её летнего ветра. Воздух был недостаточно тёплым, но при этом успокаивающим после вечернего зноя.       На заднем дворе дворца стояло всего три человека. Их не было видно из окон, так как они находились по ту сторону высокого каменного забора. В саду Господина, куда вход был воспрещён всем, кроме него самого и бедного садовника, была небольшая лазейка, через которую они вылезли наружу без свидетелей. На каждом из них — чёрный плащ-накидка, которая неплохо спасает от холода и лишних глаз.       На ветку могучего дерева громко приземлилась нерадивая птица. Девушка испуганно повернулась к источнику шума и быстро успокоилась, заметив ворона.       Процесс подготовки занял не много не мало — неделю. По истечению последнего седьмого дня парень и его алиби были полностью готовы к поездке. Хотя стоит уточнить: были готовы чемоданы, план действий, но точно не сам Чимин. Он то, как раз, чувствовал себя неловко. Его подташнивало и мутило. Он ведь всё-ещё может отказаться и со спокойной душой пойти домой. Но что-то удерживает, не позволяет. Столько всего было сделано, поздно отступать.       Он подходит к Чанёль и та дарит ему краткие, но искренние тёплые объятья. — Удачи тебе. Будем ждать твоего возвращения. — шепчет она, последний раз проводя рукой по чужому плечу.       Чимин кивает, одними губами отвечая. Разворачивается и уверенными шагами идёт к парню. Тот уже несколько дней сам не свой. Его можно понять: голову одолевают тяжелые мысли. Волнение и раздражение от собственного согласия на всю эту авантюру душат, мешают поступлению кислорода в мозг. Должен ли он сейчас старшего остановить? Вернуть всё в прежнее русло и наблюдать за тем как обстановка всё сильнее нагнетает Чимина, сомнения которого по поводу верно выбранного жизненного пути разрастаются в геометрической прогрессии?       Старший останавливается рядом, не дойдя всего шаг. — Пока? — спрашивает он, пытаясь разглядеть эмоции на каменном лице.       Чонгук не выдерживает. Подаётся вперёд, прижимая к себе любимого, припадая к нежным губам с горьким прощальным поцелуем. — Вернись, обязательно вернись, слышишь? — в горячем бреду шепчет младший, касаясь губами каждого сантиметра бледного лица.       У Чимина слёзы в глазах собираются, но он не даёт им наружу выйти. Отвечает плавно, желая как можно дольше этот миг растянуть. Вдруг чувствует, как проворные пальцы на загривке расстёгивают ошейник. — Нет! — слёзно молит он. — Прошу не делай этого, не отпускай…       Чонгука это вводит в ступор. К сожалению, шансы на то, что всё сработает точно так, как они решили — малы. И если вдруг что-то пойдёт не так, он не хочет, чтобы Чимин на всю жизнь оставался одиноким и несчастным, волоча за собой груз прошлого. Тогда и принял решение снять с него эти «оковы». — Я хочу знать, что принадлежу тебе. — руку кладёт на левую сторону чужой груди, где под одеждой каллиграфическими буквами его имя выбито.       Чонгук выдыхает судорожно и руки с чиминовой шеи убирает. У старшего в глазах мелькает благодарный огонёк.       Прощаться всегда очень тяжело, поэтому не стоит этот процесс сильно затягивать. Чимин последний раз кивает им, и ловко забирается в телегу, где помимо его сумки расположился мягкий ворох сена. Повозчик поворачивается, вопросительно глядя на Господина и тот приказывает: — Трогай!       Мужчина тут же бьёт поводьями, приводя телегу в движение. Чимин накидывает на голову объемный капюшон, желая скрыть незваные капли, скатывающиеся из прикрытых глаз.       Чонгук оказывается сильнее. Даже когда тот уже скрывается где-то в бездонной темноте, продолжает смотреть ему в след. Чанёль дрожит от холода, но покинуть полянку не смеет. Проходит с десяток минут, прежде, чем парень равнодушно поворачивается к ней, кидая: — Идём во дворец.       Он проводит девушку до покоев, а сам быстро находит прислугу, указывая: — Подготовь ванную, как будет готова, извести Госпожу Чон, чтобы шла туда.       Тот гаденько улыбается, кивая бесчисленное количество раз, уверяя, что всё сделает в наилучшем виде. Новость о том, что Государь вместе с женой сейчас вместе посетят купальню, молниеносно распространяется по замку. Придворные девушки заполняют горячую воду лучшими припасенными маслами и эфирами, другие накидывают сверху нежные ароматные лепестки.       Когда мужчина приходит к Чанёль в покои и, согнувшись пополам, оповещает, что «Господин Чон ждёт вас в купальнях», она не на шутку пугается. Что за вздор, с какой радости они должны принимать совместную ванную? У неё нет права ослушаться, поэтому она, болезненно заламывая пальцы, медленным шагом приходит на нужное место.       Девушки, отвечающие за массаж или другие прихоти господ, выглядят рассеянно. В их взгляде читается странная жалость к ней, что самой Чанёль абсолютно не нравится. Она выходит в основную ванную в одном халате, как положено по традициям. В душной комнате слышится облегченный вздох. Она здесь одна.       Сам ли Чонгук не пожелал приходить или это слуги что-то напутали — разницы не имеет. В любом случае, девушка благодарна парню за то, что тот позволил ей расслабиться. Не всегда находиться время, чтобы вот так вот полежать в горячей воде, позволив ей ласкать уставшие мышцы и кости.       Все ждут, что Госпожа выйдет расстроенная, возможно даже заплаканная, но когда из-за дверей показывается сияющая и распустившаяся словно цветок Чанёль, они тут же немеют. Она изящной походкой вышагивает в отведенную для переодеваний комнату, и девушки, которые должны помочь ей переодеться, пожав плечами, быстро бегут за ней.       Сам Чонгук давно спит, завалившись на кровать, сразу же после короткого разговора с придворным. Сон его беспокойный, он то и дело просыпается, а когда засыпает, видит ужасающие картинки кошмаров.

***

      Чонгук менялся на глазах. Беспокойство поглощало его с каждым днём, медленно, но верно сводя с ума.       Решения парня всегда были справедливыми и мудрыми, но если раньше можно было рассчитывать на помилование или хотя бы некое смягчение приговора, то сейчас он был бесприкословен. Нельзя было растрогать правителя ни слезами, ни криками, ни мольбами. Словно сердце своё он закрыл в глухой коробочке, где достучаться до него будет невозможно. А может это самое его сердце и не с ним вовсе? Уехало вместе с цветочным мальчиком в жуткую школу?       Чимин был его сдерживающей силой. Руки его небольшие, но изящные, каждый раз будто ложились на мощные плечи, поглаживая, и прося сжалиться над человеком. Рук тех нет уже несколько месяцев, плечи давно забыли тепло чужих прикосновений. — Я думаю, он выжил из ума? — тихо, озираясь по сторонам, лепечет одна из служанок, на ходу складывая полотенце. — С чего бы? — У него на столе букет уже не просто завял, а даже осыпался. Лепестки совсем засохли, а в воде появилась плесень. Но когда я собралась убрать этот ужас, он закричал на меня так, словно я убила кого-то. Велел даже близко не подходить к его столу.       Последняя реплика уже была почти не слышна, а что ответила вторая девушка, осталось для Чанёль загадкой. Она глубоко вздохнула. Такое поведение Чона было ей понятно: этот букет собирал Чимин. Да, может цветы уже изжили себя, но это то немногое материальное, что оставил после себя парень, и младший не может позволить от этого так варварски избавиться.       Что с ним? Как он там? Возможности связаться нет. Чонгук как никто другой знает, насколько ничтожна возможность приватности в их замке. Любая почта обязательно проходит через грязные руки нечестивых министров и их придворных крыс. Есть вариант посылать гонца, который должен будет доставить письмо прямо Государю в руки, но такой возможности у них нет. Поэтому, только и остается надеяться на хороший исход. Смотреть на звёздное небо, представляя, как на другом конце страны второй так же соединяет пальчиком звезды, прикрыв один глаз. Просыпаться с мыслью, что это утро сокращает время до их встречи, а не является песчинкой одинокой вечности.       Собрав волю в кулак, после обеда Чанёль всё же решает навестить фиктивного мужа. Девушка кратко стучит по двери и, не дождавшись ответа, входит. Здесь сильнее всего ощущается длительное отсутствие Чимина. В комнате холодно, неуютно. Ковры и постели идеально чистые, а книжный шкаф покрывает слой пыли. К нему хозяин покоев видимо также запретил подходить. Сам Чонгук сидит на кровати, склонив голову над коленями.        На вошедшую он не обращает никакого внимания до тех пор, пока та не начинает приближаться к столу. Он резко поднимает голову, но ничего не говорит, потому что не замечает в её глазах омерзения по отношению к тухлой воде в вазе и засохшим цветам. Её руки не такие грубые и обрубцованные, как у служанок, и брюнету вдруг думается, что ничего страшного не случится, если она дотронется до остатков цветов.       Чанёль поднимает лепесток с необъяснимой осторожностью и трепетом. Понимая, насколько это важно для парня, она не может ничего сделать. Он почти не сохранил аромата, почернел, потеряв изначальный яркий цвет. — Может, засушить их в книге? — говорит она, нарушая тишину. — Какая у него любимая книга?       Девушка избегает имя, не желая лишний раз делать ему больно. Пять букв горят в горле, обжигая похлеще острого перца, но никак не выходят наружу. — «Язык цветов». — практически незамедлительно отвечает Чонгук. Его лицо всё-ещё безэмоционально, словно он пребывает в каком-то гипнозе. — Я могу..? — девушка делает шаг к шкафу, и Чонгук тут же подскакивает.       Ловким движением достает нужную книгу, нежно проведя пальцами по корешку. Она сама раскрывается на определённой страничке, которую судя по загнутому уголку, Чимин любил перечитывать больше всего. Чанёль протягивает ему на открытой ладони несколько лепесточков, и Чонгук по одному кладёт их на разворот. — Также можно их истолочь и положить в медальон… — Чанёль начала предлагать еще варианты, но Чонгук, который вдруг очнулся от своего непонятного туманного состояния, грубо её одернул: — Зачем ты пришла?       Девушке было неприятно, всё-таки она старается помочь. Сжав губы, она спрятала всё своё недовольство, чтобы спросить: — Хотела узнать, правдивы ли слухи по поводу Королевства Ким? Неужели… Война? — Ты ведь знаешь суть дела? — девушка посмотрела на него немного озадаченно, словно говоря «уточни». — Верховный советник Короля был убит. Убийца представился как работник нашей страны. — Они думают, что ты его подослал?.. — Не знаю. Скорее всего. — Но ты ведь… — девушка боязливо подняла глаза. — не делал этого? — Нет. — твёрдо ответил парень. — Старый Король недавно скончался, и теперь на престол вошёл его сын. Чисто теоретически, Молодой Король может посчитать, что мы пытаемся изжить его, чтобы воцарить в стране хаос, связанный с отсутствием наследников и напасть на них. — Они пригласили тебя на переговоры? — С чего бы им это делать? Приглашать врага на собственную территорию? — Ты прав. Тогда ты должен поехать сам. И как можно быстрее. В опасности огромное количество людей и… — Я никуда не поеду. — Чонгук снова опустил голову. — Я должен быть здесь до приезда Чимина.       Чанёль хочется возмутиться: «Ради него одного ты готов поставить на кон жизни миллионов?!», но она и так знает ответ. С другой стороны, если бы ситуация была слишком критическая, он бы придумал что-нибудь, нашёл выход. Значит пока что волноваться не о чем. Но как долго продлится это состояние?..       В таком же ритме прошло еще несколько дней. Поздним утром, девушка сидела перед зеркалом, старательно заплетая косичку. Да, она могла бы позвать своих помощниц и те бы с легкостью навели порядок на ее голове. Но хотелось научиться делать такую же красоту самой, а тут никак кроме как практикой навык не поднять. Заплетать саму себя было тяжело. Руки затекли в непонятном поднятом состоянии, глаза болели.       Когда об окно что-то еле звучно ударилось, Чанёль не обратила на это никакого внимания, старательно переплетая прядки. Паранойи у неё, к счастью, не было, поэтому дёргаться от каждого листочка, пролетавшего мимо и случайно коснувшегося стекла не было нужды. Но когда звук повторился, причём более настойчиво, девушка раздражённо выдохнула, закрепила волосы резинкой и обернулась. На карнизе сидел белый голубь. Одно из его крыльев было украшено парой-тройкой чёрных перьев, а глаза казались чрезмерно умными, для такой птицы. И Чанёль вспомнила, где видела его ранее: её дядя держит голубятню при школе. «Птицы лучше людей», — всегда говорил он, мечтая однажды взлететь на небеса вместе с ними. Голубиная почта давно «вышла из моды» за своей неэффективностью, но его голубки всегда чётко прилетали в цель.       Чанёль с легкой улыбкой распахнула окно. Гость с важным видом перепрыгнул через раму и в пару взмахов крыльев, настиг письменного стола. Девушка, увидев на его лапке привязанную записку, покрылась мелкими мурашками. Отцепляя записку от голубя, она тихо заговорила: — Тебе же нельзя есть по дороге, верно? Но я думаю, дядя не обидится, если ты перекусишь? — она пододвинула к нему миску с фруктами, и уставшая птица тут же принялась клевать грушу.       Одарив её ещё одной улыбкой, Чанёль развернула бумажку. Мельком пробежавшись глазами по тексту, она тут же выскочила из покоев.       Вид стражника возле двери в кабинет парня испугали девушку. Левое крыло здания закрыто от посещения, вся охрана стоит на входе в него. Лишь редкие люди, такие как лекарь или самые приближенные слуги, могут входить сюда и то, только по вызову кого-то из семьи Правителя.       Чанёль спрятала письмо в платье, поправила его, чтобы оно выглядело более естественно, и постаралась обойти мужчину. — Господин Чон велел никого к нему не пускать, — не смея встречаться с ней глазами, выдал стражник, преградив путь. — Я его жена! У меня к нему срочное дело! — девушка старалась выглядеть серьёзной и устрашающей, но это не произвело на того никакого впечатления. — Если это что-то очень важное, я могу передать.       Девушка начинала злиться: «Важный осёл! Мне это одной надо, что ли?!». Вариантов развития событий не много. Либо она сейчас каким-то образом проходит через этого мужчину, либо дожидается момента, когда Чон выйдет на свет. Но когда это случится? А что, если у Чимина нет возможности ждать?       Чанёль сжала губы в тонкую полоску. Давить на жалость — последнее, что хотела бы предпринять девушка. Но кажется, этот метод единственный, способный прокатить.       Она прикрыла глаза и положила руку на живот. — Мне плохо. Дело в наследнике Господина.       Глаза стражника округлились. К такому повороту событий он был не готов, да и что делать в таком случае не научен. — Тогда, может позвать доктора? — непробиваемая маска спала с лица, являя настоящую панику. — Да, было бы чудесно, — Чанёль громко дышала через рот, притворяясь, что вот-вот упадёт.       Стражник метнулся в другую сторону, громко звеня амуницией. Девушка дождалась, пока он скроется из виду, чтобы в следующую секунду без стука ворваться в чужие покои. Плевать на нормы приличия, она тут вообще-то не для себя старается.       Чонгук, сидящий за огромным столом, посмотрел на неё крайне незаинтересованно. Стоило Чанёль кинуть на деревянную поверхность чуть измятое письмо, он поднялся, грузно нахмурив брови. Не двигаясь с места, он сверлил её взглядом, требуя начать говорить. — Чимин. В городе.