Благословлён тот день, когда я встретил тебя

Солнце плясало в ветвях миндаля, апельсинов и бесконечных пиний. Оно посыпало лучами каждый лист и каждую ветвь — и только самые сладкие и самые тёплые доставались Гвидо. Янтарный свет путался в волосах на его макушке, и улыбка не сходила с его лица — обнажая зубы, Миста, казалось, улыбался всему миру. К ручью, что терялся среди оливковой зелени и деревьев, подошла лань, и Гвидо не задумался над тем, чтобы вскинуть лук. Её уши навострились, а белёсые пятнышки на спине стали ещё белее, когда юноша натянул стрелу на тетиву. Едва он собирался отпустить её и вогнать её животному в изящную шею, то тут же заметил у того же самого ручья живое существо. Юноша — с золотыми волосами и оливковой кожей — лежал подле и любовался собой в беспокойной глади ледяного ручья. «Дурак! Отойди, тебя пробьёт!» — хотел закричать он, но близость человека его подзадорила. И, когда стрела насквозь пронзила каштановую шею, златовласый юноша поднял голову — но в его глазах не читалось и тени страха. Перепрыгивая камни, упавшие ветви и изгибы ручья, Миста оказался там, с самодовольной улыбкой разглядывая собственную добычу. Юноша не вставал с земли. — Ты застрелил лань, — голосом, подобным золоту, растворённому в волнах адриатических волн, проговорил незнакомец. — Ради этого я сюда и шёл. Он опустился на колени перед жертвой — глаза несчастной потускнели, поблекли, а ручей, в который она чуть не упала, уносил поток крови с собой. Едва незнакомец заметил это, он медленно встал. Солнце прожигало его одежды белым сиянием. — Лучше бы ты не мешался, — Миста видел, что сам юноша едва ли старше его — такой же зелёный, как и он сам, только в движениях виднелась какая-то расторопность. — Я не мешаюсь. Это ты. — Я? Гвидо оторопел. Юнца чуть не пристрелили — ему просто повезло, что Миста — лучший стрелок в их городе. И он дерзит? — Как и я, и ты, эта лань — она живое существо. Жила здесь и ела здесь. Ты вмешиваешься в естественный порядок вещей. — Естественный порядок вещей — это то, что я пристрелил это животное, сейчас понесу его домой, и кухарка сготовит его рёбрышки на огне, пока вечером мы их не съедим. Златовласый юнец усмехнулся, и, выслушав эти слова, склонился перед тушей и одним движением вытащил стрелу из её шеи. От удивления Миста раскрыл рот. Он вытащил стрелу так, словно она была здорово орошена маслом и была бы без наконечника, но, посмотрев на стрелу в руке незнакомца, Гвидо увидел лишь красное от крови древко и нетронутый наконечник. — Как ты… Ты достал стрелу? — А то, что лань не испугалась человека, не показалось тебе странным? Мисту как будто ударили по голове. Ну конечно. Почему он не подумал об этом сразу — и в это его лицом тычет… Да кто этот юноша вообще такой? — А ответ прост. Юноша повёл плечами и загадочно улыбнулся, вручая Гвидо стрелу. Но он не смотрел на предмет в его руке, он смотрел в фисташковые глаза, от которых веяло чем-то непонятным, чем-то тягучим и огненно-язвенным. Вся жизненная энергия этого леса, этой опушки, на которой они стояли — она, казалось, плескалась на дне этих ледяных глаз, и, когда Гвидо опустил взгляд на свою руку, он увидел в ней ни что иное, как распускающийся цветок азалии. — Ты не человек. Златовласый юноша усмехнулся и, развернувшись, направился прочь. Цветок оказался брошенным в студёную воду, и Миста уже бежал за ним следом. — Постой! Голос застрял в горле, когда их взгляды встретились вновь — юнец смотрел с печальной улыбкой на лице. — Когда я ещё раз смогу тебя встретить? — Меня не встречают просто так. Но если это должно произойти — это произойдёт. Как только эти слова слетели с его губ, незнакомец зашёл за раскинутые ветви орешника — и тут же исчез. Подле ног Гвидо лежала лань и девственно чистая стрела.