The White Petals of the Dogwood

      Только не опять, только не снова. Ветки низких деревьев и кустов хлещут по лицу, оставляя отметины на щеках. Наконец, пробежав небольшой пролесок, парень выбегает на поляну с редко растущими высокими деревьями, чьи верхние ветви, кажется, упираются в небеса.       Крик. Не то, что бы очень громкий, хриплый, вырывается из груди. Нет сил бежать дальше. Ветки одного из огромных дубов слегка покачиваются, то ли от мимолётного порыва ветра, то ли от с силой приложившегося спиной к дереву парня. Сползая вниз и подбирая колени к груди, юноша уже не сдерживает слёз. Твёрдая кора оставляет неглубокие ссадины сквозь одежду, пока из горла, болевшего от ещё холодного весеннего воздуха, вырываются сдавленные всхлипы.

***

— Ну и объясни мне, почему же?! — уже откровенно теряя самообладание кричал парень, чьи смоляные кудри неопрятно спадали на глаза — Скажи мне, каких грязных слов я ещё не слышал из твоих и не только грязных уст?! — всё повышая интонацию стоял на своём парень, делая акцент на слове грязных.       Напротив юноши стояла женщина, слегка уступающая ему в росте. Её брови были сдвинуты к переносице, а карие глаза, кажется, с каждым словом брюнета так и наполнялись гневом. — Заткнись! — рявкнула женщина отвесив парню оплеуху так, что наверняка ещё долго будет саднить зацепленное мозолистой ладонью ухо — Я тебя таким не растила, — начала набирать обороты в споре женщина — выродок! — напоследок кинула она. Вскоре, щека юноши горела огнём, покрываясь одним сплошным бордовым пятном.       Когда парень с кудрями, чёрными, как воронье крыло, выбежал из дома, то мать его спокойно обтёрла одним из кухонных полотенец своё раскрасневшееся от злости лицо, заправив такие же чёрные пряди за ухо, и без зазрения совести, будто ничего и не произошло, вернулась к готовке ужина.

***

      «Ненавижу, ненавижу, ненавижу…» словно заевшая пластинка крутилась в мозгу. — Ну почему люди просто не могут понять очевидного? — тихо бубнил парень всё под тем же дубом — Они просто ведут себя как стадо свиней! — не останавливался парень, потирая ладонью жутко саднящие щёки. Что от пощёчины, что от хлёстких веток — «Ричард, ты ничего не понимаешь!», «Ричард, ты что, хочешь стать изгоем?», «Ричард, ты что, побойся Бога!», «Ричард, вот тебе не стадно?», «Ричард, что за бред ты несёшь?!» — пародируя разные голоса говорил юноша. Кажется, и правда, нет того, чего он не слышал бы. И это ещё просто возмущения без оскорблений.       Год за годом ему твердили, что есть люди, которых чуть ли не втаптывают в грязь и что отбираются они по каким-то там критериям и бла-бла-бла… Уже на протяжении нескольких лет после этой фразы юноша переставал слушать. В его голове так за семнадцать, почти восемнадцать, лет и не уложилось, что есть те самые «изгои», неправильные люди.       В их, достаточно не маленькой, деревне, даже скорее городишке, уже были несколько «неправильных», не то что бы людей… семей! «Вот казалось бы, огромный населённый пункт, а здравомыслящих всё меньше…» часто говорил Ричард, имя которого все знакомые (которые не разбежались от его дурной славы) сокращали до Ричи. «Еженедельные ярмарки, главная площадь для празднований, водяные мельницы в каждом третьем приличном хозяйстве…» не уставал перечислять он, чуть ли не заламывая собственные пальцы. А всё в итоге скатывалось к одному лишь «А здравомыслящих всё меньше…»       Среди тех, кого презирали почти все до единого, была семья Марш. Бедной девушке, дочери, единственному ребёнку в семье, приходилось кутаться в вязаные платки каждый раз, когда она выходила в город. Иной раз Беверли Марш можно было увидеть и летом в тридцатиградусную жару в тёплом, тяжёлом платке, скрывавшем копну рыжих кудрей. Даже лишь завидя знакомый силуэт, не смотря на покрытую голову, люди начинали освистывать её в след, а продавцы на ярмарках делились, а два типа: кто-то продавал ей много продуктов и хорошего качества, боясь порчи семьи или урожая, а кто-то продавал втридорога протухшие овощи, иной раз вслед кидаясь гнилью. Приговор был один: ведьма.       Отец, единственный родственник девушки, либо сидел дома, зачастую живя за счёт дочери, которая вела ещё и хозяйство, либо редко помогал за гроши соседям с починкой чего-либо, но это явно не являлось основным заработком семьи.       Единственным, кто мог хоть как-то мало мальски подбодрить Беверли, был сын местного то ли знахаря, то ли священника. Периодически, захватив огромный баул со священными книгами и настойками, Стэнли ходил по домам, разнося нужные людям и заранее купленные у его отца снадобья и книжицы с непонятными символами и молитвами разным божествам. Когда он трижды осторожно стучал в хлипкую дверь дома Марш, то на порог выходила, на всякий случай укутанная в платок, Беверли, что с облегчением опускала его на плечи, заметив знакомое лицо. Иногда Стэн заносил ей настойки, которые настаивал сам, в основном, на полевых цветах. Это немного облегчало жизнь рыжеволосой девушки, хоть кто-то видел в ней человека. — Я считаю, что ведьм не бывает, — негромко однажды заявил Стэнли — по крайней мере, в священных книгах ни слова. — промолвил он, протягивая ей букетик сухоцветов, на что Беверли смущённо отвела взгляд, но приняла цветы. — Это не от меня, — предупредил парень — но мне велели не называть имени. — передал Стэнли — Мне пора, береги себя Бев. — кинул русоволосый юноша на прощание, махнув рукой и скрывшись за поворотом соседней улочки. Сумка была ещё на половину загружена.       Семью Урисов, единственным ребёнком в которой был Стэнли, все, в основном уважали. Урисы славились тем, что просвещали людей по части религии, попутно ещё и оказывая медицинскую помощь. Именно из-за этого статуса Стэн не чувствовал себя изгоем, ходя от дома к дому и продавая прогнившим людям снадобья и настои, но когда дело доходило до дома Денбро…       Семья Денбро была не особо почитаемой. Скорее всего, дело было в том, что на детей этой семьи рушились несчастья, которые соседи называли порчей или проклятьем, а некоторые даже приплетали к этим слухам Беверли Марш. В братьев Денбро с таким же успехом летели соль, травы и святая вода, с каким в Беверли Марш гнилые овощи и оскорбления.       Младший сын, Джордж Денбро, которому не исполнилось и десяти лет, был укушен змеёй, когда возился за огородом в высокой траве. Сначала руку мальчику предложили и вовсе отрезать, как называли это Урисы, ампутировать, но потом было принято решение до выведения яда её туго перевязать. Это помогло, но только в какой-то степени… Левая рука мальчика перестала функционировать, безвольно вися вдоль тела. — Ты уверен, что лучшим решением было её оставить? — спросил Стэн однажды — Просто, ему же так даже тяжелее, наверное… — Я д-думаю, от не-его самого э-это даже н-не зави-исело — с, уже привычным для знакомых, заиканием ответил старший брат Джорджи, Уильям Денбро.       Уильям Денбро, которого уже все, кто мог, называли Билл, а Уильям он слышал только когда его за что-то отчитывали, был заикой с рождения. По крайней мере, так утверждал его отец, пока мать молча стояла в стороне. Выглядело бы это довольно правдоподобно, если бы не одно но: парень совершенно не заикался, когда пародировал чьи-то голоса. В такие моменты речь его была абсолютно чиста, на чём и заострил внимание Стэнли. — Ка-ак думаешь, — начал Билл, аккуратно заматывая стебли ещё свежих цветов тонкой красной нитью — ей п-понравится? — немного смутившись спросил парень с каштановыми тёмными волосами. Вот уже как месяц или два старший Денбро был влюблён в ту самую местную «ведьму», а Стэнли пытался как-то поддержать его, то и дело помогая по части цветов, которые передавал Беверли от Билла, естественно, анонимно. — Я думаю да, — мягко ответил Урис — только завяжи двойной узел — заметил парень — И не забудь на полнолуние, через несколько дней, снять с просушки — напомнил Стэн. — А з-зачем? — спросил Билл, затягивая второй узелок и откусывая остаток нити зубами. — Без понятия — ответил Урис и улыбнулся, похлопав по твёрдому переплёту книги, лежавшей рядом с ним. Справочник полевых трав. — Но лучше всё равно перестрахуйся       Даже если и кажется, что жизнь Беверли Марш и братьев Денбро сказкой не являлась, то бывало и хуже. Если спросить у кого-то из тех, кто живёт на одном месте достаточно давно, то они скорее всего припомнят семью Хэнлонов. И, кстати, далеко не в лучшем свете.       Лет десять, а может и два поколения, назад, на окраине, совсем далеко от главной праздничной площади, стояла огромная ферма с достаточно большим участком, чтобы прокормить свою семью и выставлять треть урожая на продажу. Но, вскоре после, примерно, четырёх годов прекрасного урожая рядом с домом начала гореть трава, от неё загорелась пристройка с дровами, а потом уже и сам дом. Тушить местные жители начали лишь тогда, когда на участке не осталось ни одного целого здания. Вскоре, решили, что это всего лишь недоразумение, но как бы не так. Дело в том, что семья Хэнлонов отличалась от остальных цветом кожи. Терпев все плевки на их урожай, а иногда, даже в лицо, они упорно продолжали пробиваться на рынок, но, это было тоже самое, что поставить за прилавок Беверли Марш. Так или иначе, дела не шли в гору, но и не приходилось еле-еле сводить концы с концами. Люди вынуждены были брать овощи и мясо именно у них, так как они и правда были хороши, что все упорно опровергали, запекая дома купленное у них мясо.       По итогу, после того «случайного возгорания» семья переехала в соседний городишко, меньше этого, приезжая по пятницам на ярмарки. За прилавком постоянно стоял парниша по имени Майк, с которым уже немного был знаком Стэн. Что поделать, если разносишь товары дни напролёт, то Майка сложно было не заметить. Перекидываясь парой слов с Урисом и продав, по крайней мере, три четверти товара, Майк мог спокойно возвращаться домой с выручкой, забывая об этом прогнившем на девяносто процентов местечке до следующей ярмарки через неделю.       Но, если были те, кто выделялся из общей массы и становился объектом всеобщего презрения, то были и те, кто в основном оставался вне поле зрения общественности. И именно это была семья Хэнскомов. Хэнскомы содержали небольшую книжную лавку недалеко от площади, являвшуюся кроме как магазинчиком с плотно забитыми книгами стеллажами и полками, ещё и их домом. Самой идеей занялась миссис Хэнском, оставив своего единственного сына Бенджамина наедине с книгами.       Ещё до переезда сюда, отец Бенджамина, будь у него друзья, они наверняка звали бы его просто Беном, умер. Именно поэтому в связи с переездом вдова была вся в делах и мороках, а мальчик был предоставлен весь сам себе, прячась в дальнем углу лавки в обнимку с очередной книжкой. — Простите, не могли бы помочь? — услышал Бен со стороны прилавка — Я принёс новую партию книг по травоведению — по ту сторону прилавка стоял Стэнли Урис всё с той же огромной, неизменной сумкой, внутри которой среди книг периодически гремели склянки с отварами и настоями. — Д-да, конечно, — послышалось бормотание из того самого дальнего угла, после чего где-то неподалёку твёрдый переплёт стукнул о деревянный пол — Здравствуйте — наконец-то подошёл к прилавку Хэнском младший — Можете пока что положить сюда, сколько с нас? — спросил Бен, вспоминая, куда можно потом пристроить новые книги и доставая из-под прилавка небольшой мешочек, в котором звенела мелочь и протянув его Стэну, который уже выложил стопку книг, аккуратно сложив собственноручно сшитые воедино томики уголок к уголку.       В итоге, от такой официальности парни посмеялись и решили обращаться, а «ты». Ровесники всё-таки. — Очень приятно, Бенджамин — всё ещё улыбаясь ответил Стэнли и уже развернулся ко входу — До скорых встреч. — Взаимно, до скорых… — спешно ответил Бен закрывающейся двери.       Вроде как, в жизни Бена сейчас всё шло своим чередом, не то что год назад. Это сейчас Хэнском выглядит так, что может постоять не только за себя, но и за ещё, как минимум двоих, но вот раньше… Ещё год с небольшим назад с брюха свисали пятьдесят лишних килограммов, а по характеру он был мягче свежеиспечённого хлеба. Пусть сейчас Бен и вытянулся в росте, и согнал лишний вес, развившись физически, но характер всё тот же.       К тому же, Билл Денбро был не единственным, кому приглянулась Беверли Марш. Бен увидел её на ярмарке, куда пошёл по просьбе матушки. Тогда в девушку, еле успевшую отвернуться, прилетел гнилой помидор. — Д-давай я куплю тебе эти овощи, раз тебя здесь так не любят — предложил Бен, подойдя к Марш, счищающей с платья гниль и застав её врасплох. — Ты ведь Уильям? — спросила Беверли, заметив, как парень заикнулся в начале предложения. — Нет, я Бен, — начал было парень — Бенджамин Хэнском, из книжной лавки.       Через несколько мгновений в корзине Беверли уже оказались перец и помидоры, за которыми она и приходила. — Спасибо большое, — отозвалась рыжеволосая — меня, кстати, зовут Беверли. Беверли Марш — девушка хотела было протянуть парню руку, как подул ветер, и она еле успела ухватиться за платок — Ну, мне пора, — заключила она — приятно познакомиться, Бен из книжной лавки. — и направилась к дому по самым безлюдным улицам, в надежде хоть где-то на пару минут скинуть шерстяной платок.       А что касается положения в обществе семьи Ричарда, носящего фамилию Тозиер, так тут нужно знать только две вещи. Во-первых, мать парня как раз таки тот человек, который кинет в Беверли гниль, а в братьев Денбро соль и святую воду. А во-вторых, она готова так же поступить и с собственным сыном, чем и занимается. В отличии от остальных, Ричи сам выбрал себе такое положение в обществе, в отличии от тех же Майка, братьев Денбро и Беверли, из-за чего те могли лишь осуждающе на него смотреть. Он не боялся высказывать своё мнение по поводу чего-либо, отношение к окружающим и ещё много чего. Не меняли его жизненных позиций ни пощёчины и оплеухи от матери и не только, ни бессонные ночи на крыше заброшенной конюшни, так как дверь в собственный дом была заперта. И окна тоже.       Ричи считал, что в обществе вообще нет тех самых «неправильных» или «изгоев». Он сейчас был одним из них только потому, что противостоял мнению большинства. Хотя, он сам был уверен, плыви он по общественному течению, то он всё равно был бы «неправильным» из-за двух толстых кусков стекла в оправе у него перед глазами. Лучше быть «выродком», чем «проклятым» или «очкариком».       Несмотря на всё это, он мог спокойно продолжать общение с остальными «неправильными». Например, только отец Беверли не понимал, почему его дочь хихикает, моя окна, в то время как проходящий мимо Стэн тоже наблюдал как Тозиер подпрыгивает около окон дома Марш и корчит рожицы, поправляя спадающие очки.       Так же, пока сам Урис пытался с каменным лицом и не менее твёрдой выдержкой спокойно разнести сегодняшние «заказы», вокруг бегал тот же Ричи в попытках рассмешить сына лекаря. И пару раз, Ричи готов поклясться, он заставил всё-таки Стэнли улыбнуться.       Тот же самый ворох смоляных кудрей наблюдали мистер и миссис Денбро, когда Ричи бегал за Джорджи по двору, гоняя бедных птиц. А рядом стоял Билл, который минут через десять действа переставал стоять в стороне, естественно не без помощи Тозиера.       На части ярмарки, где продавалось мясо, Хэнлонам, конечно, и так не было равных, но то и дело в толпе мелькали знакомые очки, а такой же знакомый голос парня откуда-то издалека зазывал посетителей именно за прилавок Майка. Хоть Хэнлон младший этого и никогда не признает, но помогает же. Ну, за исключением случая, когда в мясной лавке чуть не провалилась крыша благодаря мистеру Ричи-смотри-что-могу-а-вот-тебе-слабо-Тозиеру.       Иногда и Бен не мог спокойно сидеть в углу книжной лавки, пока Тозиер буквально виснет поочерёдно то на прилавке, то на самом парне, в попытках вывести того из себя. Ещё пара недель и Бен достигнет уровня выдержки Стэнли.       Так или иначе, Ричи мог спокойно делать что ему вздумается ровно до тех пор пока его никто не трогал. А его ещё как трогали. — Эй неудачник — донеслось со стороны площади — до сих пор будешь защищать этих выродков?       Если бы горожане знали такие слова как «пидор» или «гомик», то они обязательно ими воспользовались бы, но даже слово «гей» в этом городишке знали только мистер Урис, на правах «священника» и миссис Хэнском, как человек начитанный. Но так или иначе, оба они использовали это слово как страшное ругательство.       Ну, а после этой фразы дело понятное. Краткий диалог — долгая потасовка. И вот, после очередного скандала матери Ричи сидел под развесистыми ветвями дуба, а на щеках следы пощёчины, веток и слёз. Что ж, полный набор.       Когда парень уже собирается подниматься и идти на излюбленную заброшенную конюшню, то его чуть с ног не сбивает сильный порыв ветра. Не сбил самого парня, зато теперь очки где-то под ногами. Через пару мгновений подобрав их, парень протирает стёкла краем льняной рубахи, но… Быстро вскочив, а ноги Ричи готов поклясться, что он только что кого-то видел. Торопливо надев очки, парень огляделся по сторонам. — Спокойно, тебе просто показалось, — начал успокаивать себя Тозиер — ты просто переутомился…       Резко под ногами юноши начали разгоняться потоки ветра, перегоняя не прогнившие с осени листья и свежие, только недавно взошедшие, ростки травы. Ричи делает пару шагов назад, пытаясь потереть глаза, но он лишь попадает руками в стёкла и не может оторвать глаз от того, что видит сейчас.       Стоило юноше лишь на мгновение потерять равновесие, как он тут же одной ногой цепляется за другую и падает, упираясь руками в землю за спиной. В то же мгновение ветер пропадает, словно его и не было, а тряхнув головой, Ричи взглядом натыкается на гору листьев прямо перед ним. Всё бы ничего, но на вершине небольшого вороха растений лежал несколько цветочков. Белоснежных цветов не больше половины мизинца размером, чьи стебельки перевязаны тонкой травинкой.       Ричи страшно. Но это не единственное, что он понял. В нём сейчас спорят две половины, пока он по прежнему сверлит взглядом цветы, не в силах прикоснуться. Ему и страшно, и… спокойно? Наверное да? Он сейчас вообще ни в чём не уверен. — Может меня ещё на площади крепко приложили? — говорит юноша шёпотом поправляя очки одной рукой, зарываясь второй в чёрные кудри.       Пазл в голове начинает потихоньку складываться, передвигая детальки. Неужели, силуэт не просто показался? Нет, ну если тут всё-равно никого нет, то… — Эм… — неуверенно начинает Тозиер и шумно сглатывает — М-можно я возьму этот букетик? — «Боже, говорю как Билл» подумал Ричи.       Тишина, даже птиц нет. Ветви дуба, под которым до сих пор сидит брюнет, начинают медленно раскачиваться. — Наверное, я могу считать это за «да»? — вновь в пустоту спрашивает юноша, но на этот раз немного расслабленнее. И ему, почему-то нравится. Может, потому что никто не спорит, не задирает из-за малейшего вопроса? Может и так. Но чёткой уверенности, что с головой всё в порядке, у Тозиера всё-равно нет.       Рука осторожно тянется к цветам и парень резко, но осторожно хватает букетик, кладя цветы в чашу ладоней. «Хм, странно, я таких раньше не видел» подумал Ричи. Не то, чтобы он эксперт в растениях, но пока общаешься со Стэнли информация мимо не проходит, а таких у Уриса он точно не видел. — Спасибо, — немного громче говорит Ричи и поднимает взгляд в небо, к макушкам деревьев — ну, я пойду? — зачем то спрашивает Тозиер и смотрит на цветы. Когда парень уже на границе с перелеском, что он наклоняется носом к ладоням, которые до сих пор держит в форме чаши и вдыхает аромат неизвестного ему растения. «Как приятно пахнет» отметил про себя брюнет, кончиками пальцев аккуратно поправив очки, стараясь не уронить белоснежные цветы. — Я обещаю, что ещё вернусь — непонятно зачем говорит Ричи, оглядываясь назад в последний раз, после чего не оборачиваясь держит курс к старым заброшенным конюшням. Он надеется, что ночь не будет холодной, а утром дверь в дом Тозиеров не будет заперта на огромный амбарный замок.