Встретимся на балу-с

      Один из трех кэбов, проезжавших на площади, остановился возле посла и графа. Первый уже во всю представлял дальнейший план действия по захвату убийцы, а переводчик же лишь мог, что изгонять из головы грешные мысли об их такой неожиданной, резкой, но желанной, близости. Они умастились друг напротив друга. Эдгар повернулся наполовину к окошку, ограждающему их от водителя, и назвал адрес своего имения. Он откинулся на спинку кожаного сидения и облегченно выдохнул, но это успокоение вскоре покинет его на долгое, долгое время, ведь план Эдогавы был напрямую связан с ним. Рампо сложил ногу на ногу, приставил указательный палец к подбородку и задумчиво уставился через зажмуренные глаза на обитый тканью пол кэба.       — Я оставлю его, По-кун? — вдруг прервал тишину японец. Эдгар недоуменно уставился на него, не понимая, к чему была сказана эта фраза. Он выжидающе смотрел на посла через челку, закрывавшую половину лица, точно он стыдился показать глаз из-за какой-то провинности.       — Р-Рампо-кун? — все же выжал из себя всеми силами Аллан, начав перебирать пальцами ткань лайковых перчаток. По кашлянул в ладонь и положил ее обратно себе на ногу, начав вновь гладить одной рукой по ткани — на другой.       — А, ну, сюртук. В Европе действительно холодный климат, а теплее летнего хаори у меня ничего нет. — он склонил голову влево, вопрошающе смотря на собеседника. На лице появился предательский легкий румянец, ведь содержание утреннего письма с головой выдало намерения переводчика, отчего общение с ним… на удивление, не было таким легким и непринужденным, как с остальными идиотами европейцами.       Эдгар наконец получше пригляделся к знакомцу в новом обличье: зеленый сюртук с длинной однополой фалдой, который был застегнут лишь на одну последнюю пуговку; лацкан расхлябано лежал на плечах и груди посла, а из-за него виднелась белая суконная рубашка; на том же самом лацкане висела бело-сиреневая бутоньерка из искусственных цветов, от которой исходил еле слышимый запах лаванды и сирени. Хакама были заменены на обычные черные брюки со стрелками по бокам, а гэта — на такие же обыденные для европейца ботинки на небольшом каблуке. Взъерошенные во все стороны лохматые, черные, острые волосы японца лишь добавляли его облику какой-то… домашней обыденности, уюта, непринужденности и полнейшего безрассудства по поводу чужого мнения.       Сам же он был одет в самый настоящий джентльменский классический костюм: черный пиджак сверху белоснежной накрахмаленной рубашки, такие же брюки с двумя стрелками по бокам и черные лакированные ботинки. На лацкане у него была золотая брошка в виде ювелирного пера. В самом центре красовался небольшой, но первосортный рубин — это был подарок Мелвилла на пять лет их знакомства и сотрудничества переводчика с компанией графа Фицджеральда. Челка не была зачесана назад, как-то было на вечере по поводу приезда послов из Японии — она закрывала половину лица — доставала до самого носа! — и не давала окружающим увидеть глаз графа. Длинные волосы же так же были зачесаны в хвостик на левый бок и повязаны красной атласной лентой, так заботливо и аккуратно завязанной в бант Вирджинией. Как только гувернантка узнала о встрече барина с человеком, в которого он влюблен, женщина незамедлительно стала настаивать на своем: пригрозила рассказать о бессонных ночах и голодовках отцу, чтобы тот предпринял меры по воспитанию эмансипированного чада.       — А? Д-Да, конечно, — он отвел взгляд в сторону, слегка покраснев, — он вам невероятно к лицу, Рампо-сан. — Эдгар еле слышно прошептал себе под нос, — и так подходит неповторимым глазам.       — Благодарю, По-кун! — воодушевился посол, усмехнувшись и распластавшись на сиденье кэба еще сильнее. — И мне без разницы: идет он к глазам или нет, главное — чтобы было тепло. — он продолжил, насупившись и сделав голос тонким, словно мужчина вернулся в свой юный возраст, — Я не люблю болеть.       Аллан не нашелся, что бы ответить на такое заявление — он и вовсе не ожидал, что его услышат! Мужчина покрылся густым румянцем, который не собирался сходить с его лица, казалось, вечность! Он сидел в полнейшем замешательстве, пытаясь не обращать на японца внимания, — который, ко всему прочему, показав миру свою прекрасную зеленую радужку, уставился на переводчика, понимая, что доводит того до крайности. Эдогаве это было сродни с игрой, развлечением. Чувства — это потеха, которая приносит море забавы, радости и чувства… собственной полноценности, возвышенности над этими идиотами, которые отдаются полностью чувствам — падают в них, словно в черный, всепоглощающий, липкий и обволакивающий все живое омут эйфории, заставляющей грезить, мечтать, фантазировать, закрывать глаза на проблемы, действительно стоящие внимания вещи и прочее, что поддается только играм разума.       Рампо бы с радостью поиграл с чувствами переводчика, но… есть одно обстоятельство, которое не дает ему покоя… Почему-то Эдгар Аллан По кажется ему другим — не похожим на остальных европейцев… да и японцев тоже! он другой, таких не было в жизни брюнета, кроме… кроме него самого. Вот уж нет! — самый что ни на есть бред! Чтобы Рампо Эдогава — Великий детектив! — выставлял напоказ свои эмоции, чувствовал привязанность к кому-то? Да ни в жизнь он не примет важность любви и заботы в своем бренном существовании! — это будет означать лишь провал! победу системы! поражение в вечной драке между ним и всем этим миром!       Но, тем не менее, в груди бушевало не виданное ранее чувство, когда брюнет смотрел на мужчину, сидящего напротив него в кэбе. Рампо чувствует, что не сталкивался ранее с подобным: в груди тепло, приятно, словно что-то сжимает сердце, но от этого не больно, а наоборот еще интереснее для детектива; каким-то удивительным образом ему напоминает это самодовольство из-за восхищения и превозношения другими, но оно… как-то суше того разлившегося в его душе океана с зародившейся любовью к иностранцу, которую не хочет признавать Эдогава.       — А, н-ну… — пытался поддержать беседу По, чтобы не ехать в абсолютной тишине с послом до самого имения. — У вас есть какие-нибудь мысли насчет предстоящего расследования, Рампо-сан? Ммм… — он задумался, как бы выразить мысли точнее, понятнее, чтобы это не звучало пошло. — Меня весьма… восхитила глубина вашего мышления и… интуиции. — все слова на другом языке забылись, хотя было чувство, что Эдгар потерял знания и о родном английском.       — Да, у меня уже готов план для вычисления преступника, но для этого нам нужно уединиться, ведь, — он стал шептать так тихо, чтобы их не услышал абсолютно никто, и попросил Аллана наклониться к нему, сам поддаваясь вперед, — даже водитель нашего кэба может оказаться преступником. Эдогава задумался на мгновение, после чего уже довольно громко — почти криком — произнес: — и Рампо-кун! По-кун, вы идиот!       Эдгар утвердительно кивнул головой, не произнося ни слова, якобы беспокоясь, что по единому его согласию можно понять их замысел и суть разговора. Дальнейший путь они продолжили в абсолютном молчании. Аллан пытался снова завести разговор, но подходящие темы все не приходили ему в голову, заставляя стесняться своему положению и сложившейся ситуации в целом. Рампо весело улыбался, смотря в окно кэба и разглядывая меняющийся пейзаж грязной, серой Европы: на улицах стояла непонятная вонь, не переходившая границ смрада, но и не достававшая до звания благовонии. Брюнет поедал запасы конфет, эклеров и пастилы, довольно причмокивая от прилипших к нёбу кусочков сладости. Граф тоже пытался смотреть за меняющимся видом, высматривая свое имение, но все время глаза сами переводили на более изящную, заманчивую, грациозную и желанную картину. Но вот уже показалось небольшое белое здание, и кэб стал замедлять свой ход. Ржание лошадей расшевелило оставшихся в доме слуг, и во двор вышел дворецкий, а в проходе показалась спешащая и запыхавшаяся Вирджиния.       Женщина поправляла сбившуюся шаль и нервно дергала ручку двери, спеша поскорее встретить барина, который вернулся так нежданно-негаданно. Она остановилась в дверях, наблюдая, как молодой писатель выходит из транспорта, протягивая кому-то раскрытую ладонь. На нее легла рука в лайковой перчатке, показался нос лакированного ботинка на ступеньке кэба, а когда писатель отошел, Вирджиния смогла разглядеть невысокого улыбающегося мужчину в… сюртуке графа! Женщина ошеломленно смотрела на разлившуюся картину, понимая, что его чадо находится в опасной ситуации: как бы не допустить оплошности перед приглашенным гостем из-за того, что ему трудно дается сдерживание любви. Вирджиния поторопилась к молодому графу, чтобы расспросить обо всем: кто этот молодой человек, почему они вернулись так рано, как продвигается расследование.       — Мистер По! — воскликнула своим звонким голосом гувернантка. — Сэр! Все в порядке? Вы отбыли всего полтора часа назад. Не уж то вы уже разрешили дело и нашли убийцу? — женщина схватила барина за руку, начав оббегать вокруг него и разглядывать неряшливую прическу.       — Вирджиния, успокойся, ради Бога! — на удивление, начал на японском Эдгар. — Рампо… — он чуть опять не сбился и не назвал посла «Рампо-сан», но вовремя успел исправиться, рассмешив тем самым брюнета, который многозначительно усмехнулся, не переставая улыбаться. — Рампо-кун разгадал убийство точно что за пару минут! Он по одному месту преступления и фактам об убийце понял, что это был точно он! — Аллан указал правой ладонью в сторону имения, приглашая японца к себе. Он сам пошел вслед, немного позади обсуждая с Вирджинией дальнейшие действия. — А сейчас нам нужно придумать, что же делать в дальнейшем. Рампо-кун сказал, у него есть идея, но для начала нужно все разъяснить.       — Хорошо, милорд. — поклонилась слегка женщина, входя домой. Дворецкий закрыл за ней дверь, и гувернантка поспешила вперед, чтобы поторопить неспешную прислугу. — Рампо-сан, может быть, вы желаете испить чаю? — вдруг, проговорила на японском женщина, обращаясь к послу. Она достопочтенно поклонилась и мягко улыбнулась. — Уверена, вам понравится мой домашний яблочный пирог с чаем из мелиссы.       — Да, конечно… Вирджиния-сан, я буду весьма благодарен. — он также легко поклонился в ответ, ярко улыбнувшись женщине.       Когда мужчины удалились наверх — в кабинет графа, Эдогава разглядывал редкие картины и канделябры на стенах дома. Трогал стены, на которых красовались недорогие обои, успевшие выцвести за то долгое время, что они служат хозяину. Рампо гладил деревянные лакированные перила лестницы, которые еще не утратили своего первоначального блеска. Все это так разнилось с бытом Японии, к которому он привык; да даже с бытом других Европейцев! Все так просто, скромно, по-старинному… удивительно! Кабинет его оказался так же прост и непримечателен: деревянный стол из незаурядного дуба, самый обычный деревянный стул даже без какой-либо бархатной подушки для удобства на сидении, множество склянок с чернилами, перьев, листов, набросков и черновиков на столе. Огромный шкаф во всю стену с левой стороны, почти полностью заполненный старинными фолиантами, книгами, энциклопедиями и даже свитками, выкупленными из библиотек.       На полу лежал небольшой мягкий ковер, на котором сопел черно-серый комочек, оказавшийся енотом графа. Он сонно поднял головку, показав черные глаза-бусинки, и посмотрел в сторону хозяина, сладко зевнув. Карл удивленно пискнул, увидев незнакомца, и резко подбежал к По, взбираясь ему на руки, а затем — на плечи. Оттуда он поглядывал на улыбавшегося японца, который склонил голову влево и, улыбаясь, наблюдал за поведением милого животного. Эдгар протянул руку в сторону Эдогавы, и енот прошел немного вперед, вытягивая шею в сторону посла, чтобы понюхать его. Рампо стянул с руки несчастную перчатку и протянул ладонь в сторону любопытного мокрого носика; Карл понюхал его пальцы и чихнул — немного сахарной пудры с пастилы оказалось на руках брюнета, и она попала в носик малышу. Эдогава глухо рассмеялся. Он открыл сумку и достал оттуда небольшой кусочек сладости, протягивая ее любопытному еноту. Черно-серый комочек снова принюхался и, встав на задние лапки, протянул передние конечности к сладости, чем заставил Аллана подойти ближе к Рампо — чтобы случаем не уронить его на пол. Они оказались так близко: По держал на руках Карла, подойдя почти вплотную к мужчине, а Эдогава протягивал еноту кусочек пастилы за кусочком, смотря, как шустро и с каким сладким причмокиванием он съедал лакомку. Писатель еле заметно дрожал, руки начали потеть: вовсе не от жары пушистого тела, а от такого ничтожного расстояния между ним и объектом его обожания.       — Это К-Карл… — прошептал переводчик, — мой енот. В Японии водятся еноты?       — Да, конечно, но я не видел их в живую. — склонив голову влево, ярко улыбаясь и почесывая мордочку новому знакомому, говорил брюнет. — Такой мя-я-ягкий… — протянул иностранец, передвигаясь пальцами к брюху животного и начав усердно почесывать его по подшерстку и пушку. Его руки медленно продвигались все дальше и дальше, а черно-серый комочек попискивал от удовольствия и счастья; Рампо так увлекся, что не заметил, как подобрался совсем к рукам графа, начав поглаживать их так же нежно и трепетно, как брюшко довольного питомца.       Эдгар покраснел еще сильнее, а дрожь в руках усилилась чуть ли не в стократ! В горле застрял ком, и он слегка откашлялся в сторону, на что Эдогава усмехнулся и убрал руки, намеренно зевнув и пройдя к рабочему столу писателя, где в данный момент был полнейший хаос и разруха. Он увидел черновики нового романа, капли из чернильницы, раскиданные перья, чистые листы бумаги, капли воска на столе, канделябр с почти полностью выгоревшей свечкой. Рампо провел по столу рукой и умастился на стуле писателя, закинув ногу на ногу.       — Вы хотите выслушать план сейчас, или мы сперва испьем чаю? — предложил, ухмыльнувшись, посол. Он запрокинул голову назад — на спинку стула — и продолжил: — уверен, вам будет безумно интересно, По-кун.       В дверь постучались, и Аллан открыл ее, а на пороге показалась Вирджиния с подносом горячего чая и домашнего пирога. Она заботливо улыбалась, наблюдая за своим чадом и его возлюбленным. По помог женщине, забрав из ее рук поднос и пропустив вперед. Рампо встал со стула и подошел ближе к графу, давая старушке место; она присела на краюшке стула и повернулась к мужчинам. Брюнет же подошел к переводчику, улыбнулся, тихо хихикнув, и Карл перебрался ему на плечи, удобно расположившись на плечах посла, но сам мужчина не торопился отходить от хозяина имения, продолжая смотреть на него через зажмуренные глаза.       — Во-первых, нужно уговорить Фицджеральда-сана устроить новый бал. А лучше — бал-маскарад. Нам будет проще узнать преступника по его поведению в толпе незнакомых людей, нежели если бы он был среди знающей его знати. — Эдогава гладил Карла по голове, а питомец, в свою очередь, ласково подставлялся под приятные прикосновения. — Во-вторых, мне придется одеться в женское платье. — увидев покрасневшие щеки переводчика, Рампо усмехнулся и пояснил: — Из нас двоих я больше похож на девушку как по внешности, так и по росту. А на балу нам все время нужно держаться как можно ближе — даже во время танцев. А, как мне известно, на балах не принято танцевать однополым… парам, можно же так выразиться? — он ухмыльнулся еще сильнее, глухо хихикнув. — В-третьих, нам предстоит множество разговоров с другими парами, чтобы определить за масками, кто кем является. И, исходя из вечера, можно будет сделать множество наблюдений, которые помогут в дальнейшем расследовании. — брюнет на мгновение задумался, приложив указательный палец к подбородку, после чего продолжил: — Только я не умею танцевать. Вы меня научите, По-кун?       — А?.. — опешил на мгновение переводчик, начав краснеть еще сильнее. Он шевелил руками в разные стороны, судорожно размахивая ими и не зная, куда бы посмотреть. Его взгляд остановился на Вирджинии, которая спокойна кивала головой, давая знать: действуйте, барин. — Д-Да, конечно, Р-Рампо-кун, н-но… — Эдгар смотрел прямо в глаза собеседнику, не зная, как правильно сформулировать свой вопрос. Он стал говорить медленно — чуть ли не по слогам! — и размеренно. — Разве это не будет… унизительно для вас?       — По-кун! Вы определенно глупее, чем я о вас подумал! — чуть ли не топнул ногой посол, смотря прямо в лицо писателю и надув губы. — Мне безразлично на мнение других. Это нужно для дела! — он ткнул ему указательным пальцем в грудь, подходя еще ближе.       — З-Значит, мы будем учиться прямо… сейчас?.. — повернув голову в сторону Вирджинии, спросил Аллан. Ответом на его вопрос послужили действия японца: Рампо подошел совсем вплотную, хватая одну руку графа в свою, а вторую кладя себе на торс. Брюнет попросил Вирджинию поставить им какую-нибудь «песенку» для вальса, и старушка подскочила к граммофону, стоявшему в углу кабинета. В комнате разлилась медленная, но торжественная мелодия. Мужчины по-прежнему стояли вдвоем в позе вальсирующей пары, но не двигались: сперва нужно было послушать мелодию, проникнуться ею, почувствовать партнера, а потом… потом — начать бальную феерию!