Встретимся на балу-с

      Закрутился барабан магазина револьвера, который находился в руках мужчины: слышались характерные щелчки до тех самых пор, пока он не остановился на пустой каморе. Брюнет смазал выемку для пули пушечным жиром, засыпал порохом и поместил патрон в отверстие. Военный врач закрыл магазин с каморами и нажал на рычаг, чтобы запрессовать пулю сильнее и улучшить скорость и силу удара. На протяжении всех своих действий он безразлично улыбался, слегка приподняв уголки губ и прикрыв веки. Жертва была прикована к земле каблуками прекрасных спутниц этого мужчины. Она просила о пощаде, умоляла, кричала о помощи, пыталась вырваться. Платье ее порвалось в большинстве мест; кринолин разломался на множество осколков из-за недавней драки, отчего платье больше не казалось изысканно пышным: оно жалко распласталось по грязи, ее ногам; корсет также был порван, а перчатки — разодраны вместе с кожей самой девушки.       — Знаете, мисс Уайт, — говорил с легким акцентом мужчина средних лет, — я не могу терпеть слухи. А особенно — когда они портят мою репутацию в этой славной стране. — он глухо рассмеялся, а глаза хищнически заблестели в свете луны, — Вы меня поймите… Я не могу простить вам то, как кощунственно вы запятнали мое имя. В той стране, откуда я прибыл, мафия расправляется с такими, как вы, — брюнет наклонился к ней, присев на корточки и прислонив дуло револьвера к груди у сердца. Он начал шептать, хладнокровно смотря ей в глаза. — куда… куда изощреннее и жестче. Я же настоящий джентльмен: я просто не смею вырвать вам глаза и распотрошить брюшную полость. — мужчина провел ладонью в белой лайковой перчатке по ее бледному как мел лицу. — Я не смею портить такую юную невинную красоту.       Мори нажал на курок, и порох в каморе зажегся. Прозвучал оглушающий выстрел, женский крик, а за ним — удушающая, всепоглощающая тишина. Слышалось лишь фырканье лошадей тройки иностранца, их редкий топот копыт… Девушки убрали каблуки с окровавленных и продырявленных под их напором ладоней женщины, опуская подолы прекрасных пышных нарядов: платья зашелестели, после чего вновь воцарилась эта свинцовая, давящая тишина, которую прервал лишь недовольный крик блондинки.       — А-а-агх, Ринтаро! — простонала своим тонким голоском девочка в красном платье. — Ты чуть не запачкал ее кровью мое платье! — она скрестила руки на груди и обернулась в половину оборота от мужчины. Весь хладнокровный, кровожадный настрой и желание мести моментально покинули сердце мужчины. Он виновато заулыбался, сложив руки перед собой и начав кланяться малышке, выпрашивая прощения.       Вторая девушка же лишь безразлично выдохнула, прикрыв глаза, и еще раз посмотрела на тело убитой. Она сняла остатки перчаток с еще теплых кровавых рук и положила ей на грудь: это была их отличительная черта; они всегда клали пару перчаток, предварительно побывавших в крови жертвы, ей на грудь, чтобы показать остальным: лучше не переходить дорогу убийце, который смог избавиться уже более чем от трех десятков чиновников, их спутниц, окружения и просто людей высшего света, смевших предполагать, что их ошибки могут остаться безнаказанными, и остался неопознанным «лучшими полицейскими и умами» всей Европы; чтобы показать, насколько глупы эти нечестивые и эгоистичные идиоты, что на помощь им зовут иностранцев. А сейчас… дело сделано и можно дожидаться начала битвы умов, чтобы посмотреть на «неожиданный» провал этих глупцов из Японии.

***

      Милостивый Рампо-сан! Как лучший детектив Европы, я приглашаю вас на битву умов. Местом встречи пусть нам послужит центральная площадь — у фонтана с памятником, где происходит перекресток четырех улиц. Вы можете взять все, что вам угодно и что поможет вам расследовать дело. Буду ожидать вас в два часа после полудня в указанном мной ранее месте.

Непременно жду встречи. Эдгар Аллан По.

      Письмо казалось коротким, сжатым, неполным, словно его отправитель стеснялся и вовсе писать его, но размашистый почерк писателя придавал ему объема: аккуратные, старательные иероглифы из-за неопытности и отсутствия практики были слишком большими, «мягкими» для японца, привыкшего к угловатости слов. Переводчик даже иногда так старательно строчил письмо, что выходили его любимые узлы, «закорючки», размашистые росписи и прочее, свойственное мягкому наклонному английскому и французскому, с которыми привык работать граф. Эдгар обрызгал письмо любимым одеколоном с запахом амаранта. Никто бы и не смел предположить, что такое незаурядное, повседневное растение давало бы такой неповторимый прекрасный запах, схожий с ароматом сочных спелых яблок.       Аллан впервые сделал его сам еще лет в двадцать, когда Вирджиния принесла с рынка эти прекрасные кустистые ярко-красные цветы в дом, поставив в спальне графа. Тогда юный писатель увлекался абсолютно всем: у него было множество высушенных трав, передовой микроскоп, на котором можно было разглядеть даже самые крохотные насечки на коре дерева! Специально для экспериментов По выкупил последние запасы спермацета и китового жира, благодаря которым и смог получить этот аромат. Эдгар также заметил, что, если прилить в определенном соотношении цветочный сок к этому самому спермацету, то свечи получаются необычными… от них исходит аромат этих самых цветов! Но объем сока должен быть во много раз больше, чем спермацета, потому этот процесс весьма дороговат и трудоемок для графа… К тому же, Вирджиния слишком чувствительна к ароматам — хоть и не хочет этого признавать, старая любительница изысканности! — и оттого ей нежелательно вдыхать такие благовония.       Эдогава усмехался, читая письмо от нового знакомого, которое доставили с утра. На часах еще не было и двенадцати, а детектив проснулся и бодро расхаживал по загородному имению графа Фицджеральда: он еще не привык к новому часовому поясу, ведь разница в девять часов с родной страной… Рампо заметил на уголке бумаги след от воска. В некоторых местах были посажены кляксы — совсем крохотные, но и они уже имели значение для детектива. Он подметил, с какой аккуратностью и трепетностью выводились иероглифы, что заставило его ухмыляться еще сильнее. Рядом во все стороны сновала прислуга, озадаченная таким ранним пробуждением милорда: высший свет обычно просыпался к двум часам, часу после полудня, но никак не раньше, чем солнце будет в зените. Брюнет держал в одной руке теплое молоко с медом, которое ему так любезно наскоро приготовила служанка, а в другой находилось послание от переводчика. Он вышел на террасу, которая вела в очаровательный сад. Клены, дубы и прочие деревья почти полностью побросали свою листву, и лишь ели, пихты остались при своих иголочках. Но, несмотря на капризы погоды, сад был безупречно убран: ни единого листочка не было на все еще зеленом, — но уже поблекшем — газоне, так аккуратно стриженом щепетильным дворецким, который привык самую ответственную работу брать на себя.       Брюнета совсем не интересовал здешний вид, который он смог разглядеть еще вчера по пути до имения — он разглядывал письмо графа. Как он уже смог подметить, на рукописях была капля воска, значит, его писали долго, раз свеча успела наполовину истлеть, замарав уголок бумаги; иероглифы были написаны дрожащей рукой, медленно водящей по пожелтевшему листочку — этому свидетельствуют даже те незатейливые крохотные кляксы на концах неверно написанных иероглифов (кляксы местами были оставлены не с той стороны, где должен заканчиваться знак); Эдгар боялся ошибиться, из каких кандзи состоит имя нового знакомого, потому написал его хираганой. Также он не посмел и присвоить себе со своим европейским именем единый иероглиф кандзи, потому использовал… снова же хирагану! он так разволновался, что забыл о правилах слоговых систем… Это так умилило Эдогаву, что он заулыбался, слегка покрывшись незаметным, но горячим румянцем. Рампо принюхался и почувствовал этот самый неповторимый аромат. Японец глухо рассмеялся, залпом допивая теплое молоко. И все же европейцы так глупы и наивны: они даже не могут скрыть своей любви! Брюнету нравилось осознавать, что он смог влюбить в себя человека парочкой коротких разговоров, и он самодовольно сложил листок вчетверо, убирая в карман за пазухой камзола.

***

      — Я не имею права начинать расследование без Милорда Рампо, сэр. — граф поклонился отцу убитой. — Можно мы подождем еще десять минут? Он опаздывает всего на… — доставая из кармана циферблат серебряных часов на цепочке, вопрошал Эдгар. — на полчаса.       — Если этот ваш Японец, Великий детектив не приедет через десять минут, я найму кого получше, милорд По! — кричал разъяренный мужчина. — Я не намерен ждать какого-то мальчонку, чтобы он и так не разобрался с делом, которое не могут раскрыть лучшие умы Европы!       — Этих полицейских вы называете лучшими умами? — вдруг повысил голос Аллан, когда в разговоре начали слышаться оскорбления в сторону его нового знакомого. — Они не могут раскрыть это дело уже несколько месяцев, отчего десятки людей погибают совершенно ни за что! Единственный, кто может вам помочь, Мистер Уайт, так это тот самый Великий детектив, ради работы которого можно подождать и несколько часов! — он стал говорить тише, ведь на площади находились еще люди, и это начало подвергать его смущению. — Если Милорд Рампо не подойдет через десять минут, я начну расследовать дело самостоятельно, сэр. Но сейчас предлагаю смиренно постоять еще некоторое время: все равно с помощью Милорда Рампо мы рано или поздно найдем убийцу вашей дочери.       Мужчина цыкнул, отвернувшись от писателя в пол оборота. В это же самое время к площади подъехал экипаж, запряженный двумя лошадьми. Не успел он остановиться, как дверь открылась на ходу, и оттуда выпрыгнул посол, прижимая к себе всю ту же сумку, наверняка вновь набитую сладостями. Он показал открытую ладонь кучеру, давая знать, что с ним все в порядке, и тот может отправляться обратно к имению Фицджеральда. Лакей поклонился ему на своем месте и хлестнул сбруей по спинам лошадей. Эдогава воодушевленно подбежал к мужчинам, задорно улыбаясь и махая рукой Эдгару. Посол был одет абсолютно по-другому: коричнево-зеленые хакама сменились брюками с позолоченной бляшкой, суконная рубашка, поверх которой был надет сюртук графа, а дзори же заменили обычные ботинки. Волосы же были по-прежнему растрепаны в разные стороны, хаотично уложенные мокрой рукой после душа.       — Извините за опоздание! — еще даже не подойдя к мужчинам на достаточное расстояние, довольно громко говорил брюнет. — Лавкрафт-сан был занят, и я долго пытался объяснить идиоту лакею, куда мне нужно добраться. — Здравствуйте, По-кун! — Рампо поклонился знакомому, после чего стал выжидающе смотреть на него через зажмуренные глаза, чтобы Аллан наконец удосужился познакомить его с отцом погибшей. Когда скорое знакомство наконец завершилось, Мистер Уайт подробно рассказал о том, что же произошло с его дочерью, пока они были на пути до места убийства.       — Все подозрения на то, что в ее смерти причастен именно этот серийный убийца: окровавленные перчатки на груди, простреленное сердце. Даже пули те же самые — для однозарядного 7,62 калиберного револьвера… Только странно вот, что: если это тот же самый убийца, то почему он не… — в горле мужчины точно встал сухой ком. Он помрачнел в лице и даже слегка побледнел от одной мысли об этом. — почему он не выколол глаза моей любимой Мари? Н-Не поймите меня неправильно: я благодарен, что над моей кровинушкой не издевались так жестоко и изощренно, как над предыдущими жертвами. Но ведь… это гораздо усложняет дело, разве не так, Мистер По, Мистер Рампо? — Аллан перевел слова мистера Уайта Эдогаве и ждал вердикта детектива. Он лишь усмехнулся, после чего стал стукать себя указательным пальцем по виску.       — Убийца — человек. Над любым человеком всегда берут верх эмоции. — он усмехнулся с ироничности ситуации, о которой говорит. — Уайт-сан, наверное, миловидная девушка, отчего убийце стало жалко портить ее прекрасное лицо. Я же прав, Уайт-сан? — брюнет повернулся к мужчине. — Не нужно ничего усложнять. Все куда проще, чем вы хотите из этого сделать.       Эдгар перевел его слова мужчине, и тогда они начали бурное обсуждение возможного расклада событий. Все трое вскоре добрались до места убийства: тонкий проход между двумя рядом стоящими зданиями, который соединял между собой две улицы. Нечистоты, которые выбрасывают прямиком из окон, лишь усиливали сумбурный, тошнотворный запах, который стоял в этом уголке. Полиция уже была на месте: ожидали лишь детективов и родственника убитой. На месте преступления уже не было трупа: девушку увезли на вскрытие и подготовление к захоронению, — оставили лишь окровавленные перчатки, которые должны были послужить главной зацепкой. Рампо огляделся вокруг, хмуро прикрыв глаза. Смрад, царивший здесь, был непривычен чистоплотному японцу, потому он не мог нормально сосредоточиться, еле сдерживаясь от того, чтобы и вовсе отказаться работать в таких условиях. Лужа крови, расположенная ближе к левому зданию со входа. Капли красной жидкости на стене. Куски ткани, из которой было сделано платье. Осколки кринолина. — все это было идеальными зацепками для детектива. Он осматривался вокруг, прикрывая нос и рот рукой в перчатке, которые ему предоставили в имении Фицджеральда. Эдогава присел на корточки, приподнимая двумя пальцами окровавленную перчатку.       — Расскажите мне побольше об этом таинственном убийце. — попросил посол, после чего Аллан перевел его слова.       — Его обычные методы — доведение до изнеможения, работа каким-то острым предметом… оно заточено точно что для хирургических операций! вытаскивание глаз жертвы и обязательно — пролитие крови жертвы на перчатки, которые он оставляет в качестве подписи на груди убитых. Если он бывает не в духе, то у жертв также находят выпотрошенные органы. Но это весьма редкие случаи… — повествовал полицейский, вспоминая все случаи, которые он пытался расследовать до этого.       — Хм… — брюнет приложил указательный палец к подбородку, потирая его и хмуро смотря то на лужу крови на земле, то на окровавленные следы на стене. — Действительно, это был он. — он поднял голову, посмотрев на полицейского. — Это ваш серийный убийца. — Эдогава начал ходить по месту преступления, указывая на улики и объясняя их значение. — Лужа крови на стене засохла сильнее, значит жертва врезалась в нее, пока на нее нападали с острым оружием. Кринолин сыпался по пути только от стены, значит поломался он от столкновения с постройкой, а не от нападения убийцы. Но куски ткани говорят о том, что убийца нападал на нее — значит, жертву застали врасплох, и она не ожидала присутствия кого-то еще. Платье из дорогой ткани. Наверняка, сшито на заказ. Значит, она шла с бала. Самым значимым событием в тот вечер было — наш приезд и прием у Фицджеральда-сана. Наверняка, Уайт-сан была среди приглашенных. Уайт-сан — молодая красивая девушка, потому смею предположить, что ожидала она здесь возлюбленного, с которым собиралась встретить окончание вечера. Такой фасон одеяния я видел только на одной девушке в тот вечер: она стояла в углу на каждом из танцев, что я видел, пока не был отправлен на балкон. Девушка не танцевала, потому что сохраняла верность избраннику. Но, если он не был приглашен на бал, значит он не из высшего света. А это приводит нас к тому, что их союз не законен, не так ли, Уайт-сан? — Рампо обернулся к отцу убитой. Эдгар кое-как успевал переводить его слова в перерывах между раздумьями детектива.       — Но убита она была не за это — нет, убийце нет никакого дела до того, кто с кем строит отношения. Как я посмел подметить, в Европе люди обожают пускать пустые сплетни — в частности, прекрасные дамы, которым они бывают выгодны. — Эдогава обернулся к полицейскому, смотря на того через распахнутые зеленые глаза, которые горели азартом и огнем, — Я смею предположить, что убийца был в тот вечер с нами на балу. Он слышал сплетни, которые распустила про него Уайт-сан, и был разъярен ее поступком.       — Н-Но, Милорд Рампо… — заикаясь и не веря своим ушам, шептал отец убитой, — Зачем моей родной маленькой Мари пускать сплетни?       — Я не знаю, Уайт-сан. — по-детски непринужденно, пожав плечами, ответил Эдогава. — Наверное, просто хотела не отставать от своих подруг и казаться такой же значимой в обществе. Делала вид, что владеет ценной информацией, которая возвысила бы ее в глазах света. Европейцы такие идиоты, честное слово… — усмехнулся брюнет, пожимая плечами. Конечно, Аллан не перевел его слов, но сам про себя слегка усмехнулся, ведь это было очень верно подмечено!       — Рампо-сан, у вас есть какие-то идеи насчет этого дела? — спросил по-японски По, поворачиваясь к детективу.       — Пока ни единой. Сперва мне нужно побольше узнать о приглашенных на тот вечер людях: их имена, возраст, социальное положение, место работы и все прочее. — он задумался. — Возможно, придется даже попросить Фицджеральда-сана устроить подставной бал для нашего расследования. — У меня есть парочка идей, По-кун, но их нужно обсудить в другой обстановке. — Эдогава по-детски начал бубнить, скрестив руки на груди и чуть ли не надув губы, — Здесь слишком омерзительно. Не могу нормально сосредоточиться на расследовании.       — В… В моем кабинете есть карта города, принадлежности, которые могли бы помочь нам с расследованием… — начал неуверенно шептать Эдгар, перебирая в руках лайковые перчатки. — Если вы не против, Рампо-кун… Мы могли бы продолжить там.       — Да, прекрасная идея, По-кун! Пойдемте же скорее к вам домой! — воодушевился Эдогава, хватая за локоть графа. Он хотел было потащить его обратно к площади, чтобы поймать кэб, который отвез бы их к имению милорда По, но затем остановился и повернулся к отцу убитой. — Уайт-сан, дело будет раскрыто — непременно! — но на это потребуется немного больше времени, чем я предполагал. С вами, европейцами, так тяжело работать… Вас сложно понять. Вы идиоты. — и снова Аллан перевел все, кроме последней части обращения.       По прихватил перчатки Мари, поблагодарил за содействие полицейского и поклонился в знак уважения отцу убитой. Он проследовал за не терпевшим уже приступить к самому главному Рампо, и они вместе скрылись за поворотом на площадь.