Встретимся на балу-с

      На балу во всю разыгралась озорная кадриль — любимый бальный танец Эдгара, ведь только во время него все время чопорные, серьезные и напыщенные люди могут расслабиться и от души повеселиться. Четыре пары образовали квадрат, расположившись в его углах: принять участие в развлекательном танце решил даже сам граф Фицджеральд! Он пригласил на танец молодую напарницу его хорошего знакомого и владельца крупной компании — эмигранта из Японии, Мори Огая — Хигучи Ичиё. Блондинка с элегантными волнами волос, не касавшихся плеч, двигалась ровно, размеренно и прямо. Даже в этом танце она не могла расслабиться и отдаться эмоциям — держалась строго и так же чопорно, как и привыкли видеть ее окружающие.       Ее нежно-розовое платье с пришитыми ажурными оборками по краям и рукавам плавно двигалось вослед каждому движению тела, придавая еще большей грации стану. Плечи были оголены — о, что за вульгарность! — а рукава, прикрепляющиеся непосредственно к платью, делали ее похожей на героинь сказок про принцесс: кожа была белее, чем у Белоснежки; наряд — прекраснее, чем творение крестной феи Золушки. К пышной юбке были пришиты разные блистающие рюши, цветочки, размером не больше ногтя, а вся остальная поверхность была занята под узоры, вышитые темно-розовой нитью под тон покроя и обделанные розовым бисером. Прекрасные туфли на небольшом каблуке звонко стучали по дорогому паркету от каждого движения девушки.       В противоположном углу же была весьма необычная пара: Мори Огай с девочкой — на вид, лет двенадцати — в ярко-красном платье. Как же вычурно и совершенно не по моде! Этот кроваво-красный оттенок так и привлекал к себе внимание всех, кто наблюдал за их танцем. Нежные блондинистые волосы элегантными волнами ниспадали до самого конца спины юной леди. На талии платье было обвязано черной атласной широкой лентой, а на спине был завязан бант; декольте совсем не было — на его месте был длинный воротник, закрывавший значительную часть тоненькой шеи; рукава были чуть ниже плеч, но белоснежные шелковые перчатки, закрывавшие руку выше локтя, придавали всему наряду красоты, хоть он был совершенно безвкусным и весьма щегольским, по меркам современной европейской моды.       Юную прекрасную леди зовут Элис, и в обществе ходит немало слухов, кем же ей приходится брюнет, танцующий с ней сейчас кадриль. Конечно, Мори представляется дядюшкой девочки, который взял за ней опекунство из-за смерти родителей, но детали этой истории умалчиваются: Огай уверяет, что не хочет вспоминать этот ужасный случай, произошедший с его любимой «сестрой». Также особой таинственности этим иностранцам придает тот факт, что они не ходят на всякий бал, на который их зовет милорд Фрэнсис, — а он зовет их на каждый! выход в свет. Конечно, Мори всегда находит неоспоримый аргумент их отсутствия, но это не мешает слухам с молниеносной скоростью распространяться по всей Европе, ведь никто не знает, откуда приехали эти таинственные люди, почему они крайне редко появляются на балах и почему их одеяния так разнятся с нормами моды, но, тем не менее, не выглядят вульгарно.       В третьей паре Эдгар заметил своих родителей. Естественно: мистер и миссис По не пропускают ни одного танца! На всех балах они вместе каждый танец, а после — становятся к остальным в сопровождении с бурным обсуждением в дальнейшем их движений и грации. Светло-коралловое платье дорого смотрелось на пышном теле миссис По; его декольте было весьма открытым, но не казалось вульгарным — наоборот, подчеркивало то, как сохранилась женщина, носительница прекрасного наряда; каштановые волосы — именно этот прекрасный кофейный оттенок и унаследовал от матери Аллан-младший — были собраны многочисленными невидимками, и лишь некоторые пряди ниспадали на еле заметную ключицу в виде неаккуратных волн. В ушах виднелись сережки с первосортным жемчугом, на шее блестело ярче ранних звезд ожерелье из золота высшей пробы, а на пальцах были многочисленные кольца, но самым крупным и дорогим из них было, несомненно, обручальное.       Мистер По же был одет в карминово-красный сюртук с вышитыми инициалами возле левого кармана на груди. Края карманов, лацкана и рукавов были обшиты золотыми нитями; фалда была двуполой и весьма длинной — она доставала почти что до лодыжек! — и казалась увесистой на широкой спине судьи; под сюртуком был заметен вырез черного камзола. Он не был декорирован какими-то вычурными дополнениями, но на фоне красного верха казался изысканным и очень модным. Под камзолом виднелся накрахмаленный воротник белоснежной суконной рубашки, длинные рукава которой виднелись из-под рукавов сюртука. Черные суконные штаны держались на военном поясе с золотой бляшкой, который мистер По унаследовал от своего отца.       Четвертой парой были приближенные самого графа Фицджеральда: эсквайр Джон Стейнбек и графиня Луиза Мэй Олкотт. Мужчина в безукоризненно белом наряде ярко и задорно улыбался своей оппонентке, а замазанные назад помадой светлые короткие волосы блестели при свете канделябров. Под белым пиджаком виднелся такой же белый жилет, в кармане которого был заметен край синего платка; а под жилетом — синяя рубашка с накрахмаленным воротником. Конечно, молодой человек был из не особо богатой семьи, но раньше, когда имением руководил Стейнбек-старший, оно пришло в упадок, из которого выбраться помог своей семье старший сын. Он унаследовал земли своего отца и смог руководствоваться ими с максимальной выгодой, именно поэтому сейчас у него личное дело, еще больше пахотных земель и радостные братья с сестрами, ради которых он смог сделать такой фурор с не самой плодородной почвой, что ему досталась. Этот белоснежный костюм — единственная роскошь, которую может себе позволить Джон, потому что основные затраты уходят на братьев и сестер с матерью — сам привык жить на минимальные нужды. Но Стейнбек старший так трепетно заботится о главном элементе гардероба, что оно кажется абсолютно новым, несмотря на то, что ему уже больше трех лет!       Его молодая спутница была одета в платье цвета слоновой кости, а плечи — прикрыты нежной хлопковой шалью цвета осенней листвы. Оно было абсолютно непримечательным, обыкновенным — ну уж точно не для выхода в свет! — но знать давно привыкла к такому виду Олкотт, потому что юная скромница была слишком стеснительна для современной моды с глубокими декольте, пастельными оттенками и открытыми плечами платьев. Русые короткие волосы не доставали до плеч, а на миловидном лице были приспущены на переносицу большие круглые очки.       К сожалению, молодой граф и посол вернулись с балкона очень поздно, и они не смогли принять участие в этом замечательном танце, но кадриль скоро заканчивается, и потому они смогли бы пригласить кого-нибудь на котильон, который будет следующим! Только успели Рампо и По подойти к остальным послам, как звуки инструментов стали затихать, а пары — медленно останавливаться. Они поклонились друг другу и направились в разные стороны; мелодия кадрили сменилась обычной медленной игрой на скрипке, а люди стали перешептываться между собой. Милорд Фрэнсис подошел к приглашенным иностранцам и с помощью Эдгара перевел им приглашение на следующий танец. Фукудзава отказался от данного предложения, аргументируя это тем, что он слишком устал с дальней дороги. Лекарь Ёсано с радостью приняла приглашение, уговорив и Куникиду станцевать с ней в паре: она была так настойчива, что Доппо просто не имел никакой возможности отказать ей.       — Я не умею танцевать. — отрезал Эдогава, поворачиваясь к Фицджеральду и смотря на него по-прежнему зажмуренными глазами. — И вообще, церемониймейстер попросил меня удалиться на балкон, чтобы избавиться от принесенных сладостей, пока меня никто не заметил. Здесь есть стол, набитый разной едой, но Мистеру… не знаю, как его зовут, не понравилась моя пастила, так что извините, Фицджеральд-сан. Я вынужден отказать.       — Милорд Рампо вынужден отказать вам, граф Фицджеральд, из-за отсутствия белых перчаток и неумения танцевать. — дослушав речь посла, перевел Фрэнсису По.       — Ох… — разочарованно выдохнул хозяин бала, — Это прискорбно, милорд Рампо, но, надеюсь, на следующий бал-маскарад вы несомненно принесете лучшие белоснежные перчатки из первосортной лайки! — он захохотал и взял бокал с шампанским из подноса проходящего мимо официанта. — предлагаю отведать наше шампанское, Мистер Фукудзава, Мистер Рампо.       Аллан перевел и эти слова милорда, прося прощение за будущее временное отсутствие: он собирается станцевать котильон с графиней Олкотт — давней знакомой, которая также увлекается литературой и иногда пишет свои рассказы, давая на печатание в журналах через По. Писатель увидел лишь то, как Эдогава и Юкичи брали по бокалу игристого шампанского с тысячами игривых пузырьков внутри, и поспешил скорее пригласить миледи Луизу на танец, пока ее карне на строчке возле котильона не заняло имя другого молодого человека. Девушка как раз рассказывала эсквайру Стейнбеку о последнем рассказе, который она вскоре собирается печатать в популярном журнале, как их беседу прервал Эдгар, подойдя к паре и низко поклонившись. Он почтительно поздоровался с обоими из присутствующих и пригласил девушку на танец, протягивая ей руку в белоснежной перчатке, которую успел надеть по пути.       Он знал, что в данный момент Аллан-старший и Миссис По наблюдают за ним возле стола с закусками, делая вид, что обсуждают данный вечер с другими вельможами. Грозный ледяной взгляд отца По не мог не почувствовать, отчего он воспринимал котильон с мисс Олкотт как свой непосредственный долг. Конечно, это даст отцу шанс на то, что его чадо собирается сделать предложение своей давней знакомой, раз он зовет ее на такой… интимный танец. Но Эдгар знал: Луиза прекрасный друг, который понимает положение писателя и оттого не прочь сыграть на публику увлеченную им девушку, — хоть это и может стоить ей собственной репутацией, когда обман раскроется.       Пары выстроились в два ряда — встали друг напротив друга — и стали ждать начала мелодии. К началу начали свою свирель флейты и неторопливые, но плавные гобои. За ними последовали неутомимые скрипки — спутницы каждого бального танца. К их забаве присоединяется мелодичный, скромный, но вальяжный раскат клавишных, дававший приглашение к началу игры. Пары подняли сомкнутые руки и пошли на тех, что стояли напротив них. Аллан и Олкотт были третьими, и они уже были наготове пройти под поднятыми руками противостоящих им людей и провести под своими руками других.       Рампо с интересом смотрел на то, как По танцует со знакомой, как он искренне улыбается ей и радуется торжеству, происходящему в данный момент на балу. Это так разнится с тем, что Эдогава мог наблюдать на балконе, когда они сидели наедине, что… это просто безумно заворожило его, ведь те маленькие ямочки, появлявшиеся на его бледной коже, то трепетание фалды его сюртука в такт движениям, — все это было так живо и искренне, по сравнению с натужностью окружавших их людей, их плоскостью и искусственностью… Брюнет расспрашивал переводчика, подошедшего к Фрэнсису, об этом танце, и тот, конечно же, рассказал ему основные традиции этого танца. Конечно, первым делом переводчик рассказал о том, как молодые люди обожают признаваться в любви во время этого интимного танца, ведь он может затянуться до самого конца бала! Он упомянул и о любви молодежи к введению новых элементов: из вальса, мазурки, полонеза… Танец отличается своим непостоянством, вольнодумством, решимостью и азартом! Рампо даже подумал на минуту, что ему следовало бы согласиться принять в нем участие, ведь остались стоять только он, переводчик и Фукудзава.       За Эдгаром также наблюдал не только японец, но и его собственный отец, который пытался держаться поближе к сыну, чтобы дать советы касательно юной леди, с которой его сын кружился в прекрасном танце. Аллан-старший одобрительно улыбался — как и Миссис По — своему чаду, пытаясь всем видом показать, что он доволен его выбором и рад, что По-младший наконец раскрыл глаза и отбросил в прошлое свои глупые выдумки. Его движения стали легкими, плавными и точно невесомыми! Радость заполонила По-старшего, когда он смотрел на искренне радостного сына, веселящегося с Мисс Олкотт.       Аллан-младший же в это время играл превосходнейшую роль, к которой его готовили всю жизнь — с самого детства! Он веселился, натужно улыбался, заливисто смеялся, когда ему не хотелось, ведь этот глупый танец на несколько часов не затмил бы ни одной минуты, проведенной со злостным нарушителем скуки и будничной серости. Луиза видела это выражение лица; она понимала старого знакомого; девушка мягко снисходительно улыбалась, давая понять, что все идет хорошо, и их превосходной игре верят все окружающие — конечно, ведь они так глупы, а их кругозор так узок, что это не составило и малейшего труда!       Эдогава снова начал скучать, и ему захотелось чего-нибудь сладкого, но, чтобы церемониймейстер вновь не выгнал его на балкон, он решил пройтись до стола с закусками, на котором было множество всяких угощений: от рулетов с разнообразными соусами и винами в придачу до не виданных ранее брюнетом заморских яств, которые так и манили к себе взор. Рампо стал сладостно набирать в руки эти угощения, пробуя всего по чуть-чуть. Он и восхищался изысканностью неповторимого вкуса блюд, и кривился из-за обильной солености или остроты приправ. Он пытался заесть то непонятное чувство, оставшееся после того, как он увидел профессиональную игру По: да, он сразу понял, что это все на публику, ведь не мог же человек сперва быть таким… Эдгаром на балконе, а на балу стать таким… Алланом-младшим. Это уж точно не этот переводчик По, которого он смог с точностью раскусить на балконе и вызвать на поединок умов! Не он, и точка!       Не желая признавать самому себе, что ему до дрожи в ладонях не нравится наблюдать за тем, как новый знакомый мучается на балу, Эдогава заедал чувства эклерами, пирожными, корзинками с фруктовыми кремами и прочими угощениями, что могли заметить его зоркие глаза.       Бал подходил к концу, и граф Фицджеральд попросил подать карету до загородного дома для приглашенных послов, ведь салон, в котором они сейчас отмечали их прибытие, был пригоден только для церемоний. В обычные дни здесь правил Твен, руководя стражей, горничными, церемониймейстером и остальными слугами. Конечно, сам милорд Фрэнсис почивал здесь же, но для гостей он подготовил лучшее — загородный домик, его лучшее и самое дорогое имение из всех, что только были в его владении. Он отдал приказ и разрешил гостям удалиться, объявляя о конце вечера. Попросил задержаться он только По-младшего, как своего главного переводчика.       Эдгар с радостью проводил родителей и Мисс Олкотт до входных дверей и остался стоять рядом с послами и милордом Фрэнсисом, ожидая слова, которые ему нужно перевести. Фицджеральд не стал никого задерживать и сразу же поведал о предстоящем путешествии послов, и Аллан тут же перевел его слова. Фукудзава поблагодарил милорда за его предусмотрительность и доброжелательность. Все четверо низко поклонились хозяину бала и переводчику, чем заставили последнего слегка покраснеть.       Только все засобирались уходить, услышав приказ Марка о прибытии кареты; только все четверо успели заступить за порог салона, как По окликнул Рампо и попросил его задержаться. Брюнет повернулся и одновременно с этим ухмыльнулся новому знакомому, думая, что тот хочет напомнить о битве умов или назначить для нее час. Но его реакция сменилась на непонимание, когда он увидел, что Эдгар снимает с себя сюртук и, поклонившись, протягивает ему.       — Рампо-сан, в Европе осенью весьма прохладно, а уж тем более ветреными ночами, — он с пару секунд промолчал, продолжая кланяться, — потому, прошу, примите мой сюртук. Дорога дальняя, и вы можете простудиться.       Эдогава не раздумывая принял верхний элемент одежды и сразу же накинул на себя, не продевая рук в рукава. Зеленый сюртук был весьма великоват послу, отчего он ухмыльнулся и поклонился переводчику в ответ, благодаря за такую заботу.       — Спасибо, По-кун. — он отвернулся к карете и проследовал за уже отошедшими коллегами. Догнав их, брюнет усмехнулся и вновь повернулся к мужчине. — И вы идиот, По-кун. Я же говорил: Рампо-кун.       Эдгар лишь слегка замешкался, покрывшись легким румянцем, и вновь выпрямился, смотря послам вослед. Карета тронулась, послышалось ржание тройки, а за ним — топот копыт. Они уже скрывались за поворотом, а высокий худощавый лакей двойки молодого графа уже вовсю торопил хозяина скорее сесть на место и отправиться до дома, ведь на улице стоял действительно сильный ветер, а он одет в одну рубашку, поверх которой был черный жилет.