Поле, наполненное лавандой

      Что такое «сон»? Почему мы видим эти красочные, живые картинки каждую ночь в голове? Откуда берутся эти сюжеты и почему? Это знак свыше? Предупреждение? Или отдаленные воспоминания из прошлых жизней, но только приукрашенных под фантастические сюжеты? А, может, это реальная жизнь человека, но только из альтернативных реальностей?       Я не знаю. Совершенно ничего не знаю и не понимаю. Все говорят, что сны — это всего лишь работающая ночью фантазия, что расслабляет мозг, но я чувствую, что сны таят в себе намного больше тайн, чем думают люди. И в один день я и сам удостоверился в этом.       Все началось совершенно просто: в один ничем непримечательный вечер мне приснился чудный сон, который, словно пронзающая стрела, врезался глубоко в мое сознание и оставил отпечаток на дальнейших событиях в жизни. А это еще и при том, что я никогда не запоминал свои сны. Только если кусочками. А тут все: от начала до самого конца, без единой лишней детали.       Помню поляну. Обширную, уходящую за пределы моего зрения, наполненную сиреневыми кустами цветущей лаванды. Прямо в середине поля покачивалось на ветру небольшое дерево миндаля, что только-только начало цвести, а прямо напротив дерева стоял некий неизвестный парень, повернувшись ко мне боком и упрямо не замечая моего присутствия. Алые волосы развивались на легком ветру в такт ветвям дерева. Крепко сжимая небольшой букет лаванды в длинных бледных пальцах, он что-то шептал. Трепетно, с чувством открывая душу перед молчаливым цветком. Его не хотелось трогать от слова совсем, но, наперекор своим чувствам, я двинулся вперед и коснулся его плеча, но тут же отдернул руку. Ко мне тут же обернулись, пронзительно глядя в самые недра души прекрасными гетерохромными глазами. Только… чересчур печальными и холодными. Казалось, что даже жизнь их постепенно покидает. — Тебе больше идут маргаритки, — вкрадчиво говорю я и накрываю его руки на лаванде своими.       Он смотрит на меня невыносимо долго, будто пытаясь понять смысл сказанных мною слов, будто борясь со всем своим существом, будто… просто осознавая правильность данных слов. — Ты не понимаешь…       Понимаю. Ведь лаванда — цветок, что обозначает одиночество. Все поле ею усеяно, и столь красивый бутон она давит, душит, уничтожает на корню, совершенно не заботясь о нем… Уж лучше маргаритки — цветы, что обозначают красоту неизвестного обладателя. — Все будет хорошо. Я рядом. Обещаю.       За широкой спиной незнакомца расцвели на дереве красивые цветы. Цветки миндаля — это цветки обещания, и они сейчас невероятно сильно гармонируют среди густых кустов лаванды…       Прошла секунда, две. Парень прикрывает глаза и расслабляет руки. Цветы с тихим шуршанием опадают к моим ногам, словно цепи с раненного сердца. Кончиками пальцев, будто боясь спугнуть, очерчиваю объемный шрам на его глазе и щеке. Тот молчит и упрямо поджимает губы. — Эта… лаванда, — незнакомец открывает веки, и глаза смотрят с укором куда-то сквозь меня. — Эти цветы проросли из самых недр моего сердца и заполнили эту поляну.       Тихий голос прорезал тишину и снова смолк в тихом омуте бушующих внутри мыслей. Парень явно хотел кричать. Громко, остервенело, истошно. Но упрямо держал этот крик в своей душе.       Горло невольно сдавило горечью, а незнакомец отпрянул и снова взял упавший и уже завядший букет лаванды. Прижав ближе к сердцу и душе, словно несметное сокровище, он решил снова слиться в одно целое с завядшей лавандой. — Тебе же больно…       То ли вопрос, то ли утверждение. Миндаль расцветает, а незнакомец и не видит. Сильнее лишь прижимает букет к груди, с грустью смотря на былые фиолетовые бутончики на тонких стебельках. — Я люблю лаванду…       После этих слов, парень глянул на меня своими прекрасными глазами. Его силуэт тут же заволокло некой мутной пеленой. Я зажмурился, открыл глаза и понял, что перед глазами у меня лишь нежно-голубой потолок. Мой потолок. Из окна в комнату пробивались утренние солнечные лучи, а я проснулся от непонятного, но такого яркого сна.       Прежде, я не знал значения цветов и их языка.       Теперь все мысли были занятые неизвестным парнем из сна, его гетерохромными глазами, его бледными паучьими руками на ветках лаванды, его спокойным голосом, его шрамом на глазу… Я не мог сосредоточиться на уроках в своей академии искусств, отчего получил ни один нагоняй от учителя. Друзья волновались, а я лишь молча улыбался и мечтательно смотрел в окно, в сторону парка за пределами академии.       Сейчас начало весны, а значит скоро взойдут отростки и расцветут цветы.       Сон… такой красочный.       По приходу домой я тут же сел на свой стул и взял на руки свои любимые краски. Первые мазки. Зеленый, красный, белый, фиолетовый, серый, синий, черный. Нежно-розовый миндаль на заднем фоне, а вокруг простиралось поле из кустов ярко-фиолетовой лаванды. Рука, обрамленная белыми шрамами, тянется к грустному силуэту, что держит завядшие ветви лаванды в своих руках, крепко прижимая ближе к сердцу. Строгая черная одежда на прекрасном подростковом теле, алые волосы, развивающиеся на легком ветру.       Я нарисовал ему красноватый шрам на левой стороне лица и невольно провел по ней кончиком пальца, вспоминая свой сон еще более отчетливее. Аккуратный нос, тонкая полосочка бледных губ и… прикрытые глаза. Я не смог изобразить красоту его внеземных глаз, как бы ни старался, поэтому решил оставить их прикрытыми.       Все-таки, его красота от этого не поменялась…       Работа была закончена, когда часы пробили за полночь. Она была идеальна, ведь в нее была вложена частичка моей души. Никогда прежде я так с головой не отдавался рисованию, а рисованию портретов с цветами прямиком из сна — это вообще за гранью фантастики. А это еще и при условии, что я учусь на профессионального художника в своей академии.       Просто… я не мог не нарисовать этого человека.       И вот, я внимательно вглядываюсь в незнакомца из сна, пытаясь представить его в реальном мире, расхаживающего, дышащего, живого… У меня ничего не получается, ибо перед глазами стоят кусты лаванды и грустный силуэт незнакомца… Мне хотелось помочь ему, увидеть его улыбку. Хотелось, чтобы эта чертова лаванда исчезла из его сердца. Уж лучше красная маргаритка. Ему она пошла бы несомненно. Точнее я… надеюсь на то, что, что красная маргаритка подошла бы его идеальному образу.       Я бы хотел увидеть его, но только окруженного маргаритками…       И, знаете что? Я увидел.       Помню, в тот вечер я лег спать, смотря на неясный силуэт, освещенный лишь лунным светом из окна. Уснул я с неким чувством… опустошенности. Может, я устал тогда от напряженной работы, а может мне просто было жаль этого незнакомца из сна. Так или иначе, но в ту ночь мы снова встретились. Незнакомец на этот раз стоял ко мне спиной, что-то шепча. Вроде бы окружение ничем не изменилось, но… нет. Изменилось. Некоторые кусты стали будто усыхать, кое-где были видны небольшие горстки пыли. А волосы парня сменились с красного на белоснежный, отчего казалось, что его волосы стали более походить на выпавший снег. Тогда я издал неясный звук, чем привлек внимание незнакомца. — Ох, — он повернулся, — ты снова здесь.       Снова этот спокойный голос прорезал тишину, выбивая из легких последний воздух. Эти гетерохромные глаза, что смотрят прямо в душу, завлекали, утягивали, затмевали все и вся. Хотелось просто смотреть в них и все. Вчера таких чувств не было. — Хотел увидеть тебя в цвету миндаля.       В руках он держал маргаритки. Красные маргаритки. Он прижимал их к своей груди и смотрел на меня довольно холодным взглядом, но что-то изменилось. Что именно — не понятно. Грудь наполнилась странным чувством, и я уверенно двинулся к нему. Незнакомец же стоял на месте и упрямо молчал, будто что-то утаивая от меня. Какую-то страшную тайну, секрет, легенду… Что угодно. Чувствую его напряжение, чувствую его внутреннюю бушующую боль, поэтому, подойдя, провожу несколькими пальцами по шраму и вывожу некий узор, понятный только мне.       Или, возможно, ему тоже. Глаза так просто эту информацию не выдавали, несмотря на всю их красоту.       Он снова прикрывает глаза, отдавая всего себя в мои руки. Он сжимал маргаритки, отчего, казалось, они алели еще больше. Казалось бы, куда еще больше? Мы не знаем. Мы просто наслаждаемся моментом… — Тодороки Шото.       Говорит он неожиданно и, взяв мою руку в свою, тут же сжал в нее стебли маргариток. Такие… холодные, будто совсем неживые. Невольно жмурюсь. — Мидория Изуку.       Кажется, краем глаза я увидел расцветающий розовый тюльпан…       На следующую ночь поле превратилось полностью в цветущий сад гортензии. Розовой, голубой, желтой, сиреневой, двуцветной… Шото сказал, что теперь он любит гортензии — цветы надежды, искренности, скромности. Теперь лаванда стала не нужна, ведь… — Я теперь не одинок…