Цветение

POV: Каркат. Шея чертовски ноет и, кажется, что заснуть на диване было самой отвратительной моей идеей сразу же после «родиться». Будильник где-то под поясницей нещадно оповещает о том, что пора бы уже оторвать свою задницу от нагретого места, вываливая собственную тушу в круговорот повседневных дел. Но тело едва ли слушается. Картинка перед глазами, будто в дешевом трюке с 3D, троится, и каждая клеточка моего существа, будто по отдельности, немеет. Телевизор так и работает со вчерашнего дня, на нем какие-то, безоговорочно, важные люди в деловых костюмчиках оповещают в очередной раз о том, какое же дерьмо встретит нас, обычных смертных, сегодня. «Погода вновь продолжает нас удивлять, так что советуем быть готовым к очередным ее сюрпризам», - медленно разгибаю и сгибаю ладонь, пальцы кажутся бледней обычного, с трудом приходят в движение, отдавая тупой болью в запястье. Херово. Будь тут отец с его «врачебной степенью», возможно, подлатал бы, как делал и сто раз до этого, не забыв упомянуть, как только такое ничтожество могло родиться у него. Наверняка, весь в мать, которая променяла нас на второсортного любовника с незабудками на лопатках, стоило лишь мне появиться на свет. Наверняка. Рука тянется к телефону, вялыми движениями снимая тот с будильника. Экран дважды мигает, являя взгляду, что хоть как-то пытался сфокусироваться на высвеченных цифрах, сегодняшнюю дату и время, заодно с двумя непрочитанными сообщениями в чате. В груди что-то неприятно ноет и на интуитивном уровне сознание кричит о том, что им лучше так и остаться непрочитанными, но палец уже нажимает на иконку «Достань Кореша». ВД: у тебя все ок? ВД: я зайду за тобой в девять смотри не проебись спящая красавица Мурашки пробегают по спине от осознания того, что, возможно, Страйдер волнуется за меня. Меня, Карката Вантаса, который ему никто, кроме как «забавный чувак, живущий по соседству, суицид которого я совершенно случайно предотвратил». Или почти предотвратил. «Герой». Взгляд опускается на запястья, а затем вновь перескакивает на время. Без пятнадцати девять, и еще нужно было подумать, что лучше: такая жизнь или смерть. Десять минут уходит на то, чтобы привести себя в более свежий вид, сменить толстовку, пряча кровавые улики, впитавшиеся в ткань, наложить фиксацию и наспех - свежие бинты. Возможно, все это могло бы занять чуть больше времени, если бы не опыт, который совсем не назовешь счастливым. Ты по-хозяйски вламываешься в дом через парадную дверь ровно в девять, будто бы все это время дожидаешься прямо за ней или же время просто всегда было на твоей стороне. К этому времени я допиваю наспех яблочный сок, закусывая какой-то столетний сэндвич из холодильника, и ты то и делаешь, что ухмыляешься, когда видишь, каким «божественным» напитком я орудую, на что я только и могу, что кинуть в тебя уже пустую коробку из-под сока, дожевывая сэндвич. - Только, блять, попробуй, - ты, кажется, даже слегка отшатываешься под моим испепеляющим взглядом и взбрасываешь руками в примирительном жесте: - Да я просто паинька, чел, – еще несколько секунд я смотрю на тебя с явным скептицизмом, но вскоре это надоедает нам обоим. С твоей подачки коробка из-под сока отправляется в урну следом за корочкой от сэндвича. Свет в доме гаснет, входная дверь хлопает, три оборота замка и вновь двадцать минут наедине друг с другом. А где-то на столе так и остаются стоять две кружки из-под чая и пачка с недоеденным печеньем. Электрички по утрам более приятная вещь, нежели вечером. Практически нет людей, и две остановки кажутся всего лишь сомнительным мгновением, за которые только и успеваешь, что моргнуть да вдохнуть пару раз, в твоем случае – отпустить несколько ироничных комментариев в сторону других обходчиков электричек. Совсем ничего, по нашим скромным меркам. На улице неистово светит солнце, заставляя щуриться и молить Господа выколоть глаза даже меня, страшно подумать, что там насчет тебя, «Дейва, мы с солнцем на Вы, но я очень иронично прикрываю это своей невообразимой крутостью». - Может, через парк? – ты, кажется, действительно думаешь над моим предложением, даже сверяешься с воображаемыми часами на запястье, после – кратко киваешь. Времени у нас предостаточно, и вместо того, чтобы толпиться в забитом донельзя автобусе до университета, можно было и пройтись пешком. Парк пролегал с окраины до середины города, что-то вроде «национального достояния», и вход был условно платным, но особой проблемой это не было, когда твой друг Дейв. Тем более, когда ты сам почти за руку заводишь меня под свод деревьев в тень, чтобы снять очки и устало потереть глаза. - Я, блять, ебал. - Неужели сам Дейв Страйдер наконец-то готов признать то, что отсосал у матушки природы? - усмехаюсь, поправляя рюкзак на плече, на что ты возвращаешь свои очки на место. Повисает молчание, которое нельзя трактовать никак по-другому, кроме ментального батла, доступного лишь нам. Победно усмехаюсь, когда ты сгребаешь меня под руку и привычно треплешь волосы, игнорируя шапку. - Сразу же после того, как ты признаешь, что твои ромкомы полная хуета для девчонок. - О нет, блять, даже не вздумай гнать на святую вещь! Просто у кого-то тут совершенно нет вкуса! - Да. У тебя, - трение по макушке лишь усиливается, так что приходится начать отбиваться. В чувства тебя приводить лишь упоминание об времени и что мы тут как бы пытаемся не проебаться с парами, и пока у нас это выходило очень паршиво. - Не против? – достаю пачку сигарет из кармана толстовки, заставляя тебя слегка повести бровью. - А ты совсем возмужал, Карклз, раз решил так открыто нарушать закон, - усмехаешься, но, конечно же, не высказываешь ничего против. Возможно, даже слегка за. Джон как-то упоминал, что от тебя самого через раз тянет сигаретами, но лично я этого никогда не замечал. Возможно, привык. К тебе. - Ну, как говорится, не пойман – не вор, - какое-то время вожусь с зажигалкой, так и не сумев заставить ее работать на себя, отчего ты с каким-то совершенно не ироничным умиленным смешком выхватываешь ту из подрагивающих бледных рук, и являешь небольшое пламя свету посредством одного единственного заточенного четкого движения. Будто делал это всегда. То, как ты даешь закурить, отчасти смущает, уши – предательски горят, и, кажется, это отличный повод для тебя, чтобы родить на свет очередную издевку, но ты не говоришь ни слова. Остальной путь по всем возможным теням и закоулкам проходит условно в тишине, если не считать всевозможный грохот пробудившегося большого города. Когда оказываешься здесь впервые, кажется, рискуешь оглохнуть, сойти с ума, настолько множество различных и незнакомых тебе звуков разом переполняют разум, но со временем привыкаешь. Ко всему привыкаешь. У гардероба уже крутится огромная стая зевак, хотя тот факт, что мы, в каком-то веке, не опоздали, греет душу. Тебе нужно сдать свою худи, так что один короткий брофист, и твоя фигура уже растворяется в серой массе других. Так быстро, что даже не успеваешь осознать, посмотреть в спину или что-то еще. - Хэй, Кейкей, и долго собираешься тут ворон считать? – шепелявый голос откуда-то сверху заставляет вздрогнуть и резко обернуться, впечатываясь в грудь его обладателя. Тот лишь усмехается, кладет костлявую лапу на плечо и слегка сжимает его, отрезая прямые пути к отступлению, - Или ты тут свою «цыпочку» выслеживаешь? - Блять, придурок, не смешно, - слегка бью того по руке, ибо сделать что-то сильней открывшаяся рана не позволяет, и Каптор это подмечает, хмурится. Его раздвоенный язык пробегается по нижней, после – верхней губе, и рука все же исчезает с плеча, заставляя меня чуть встрепенуться, поправляя толстовку и съехавший рюкзак. Шатен ничего не говорит, лишь, будто копируя движения, поправляет сумку и съехавшие очки, разворачивается на пятках непарных кроссовок, направляясь в учебную аудиторию. Ему не нужно ничего говорить, мне не нужно ничего понимать. Соллукс – единственный человек, который знает обо мне больше, чем я. И его отношение к Страйдеру было легко читаемо и понятно, но, к сожалению, нельзя было просто «признаться» или «разлюбить», о чем тот твердил раз за разом, и его нельзя было винить. Это нельзя было понять, не ощутив на себе. Душная аудитория кажется еще более съежившейся и пропитавшейся запахом чужих тел из-за концентрации студентов, собравшихся вокруг одной единственной парты. - Что за прикол? - Соллукс хмурится, и его голос привлекает Вриску, которая выглядит по-сучьи довольной, хватает того за руку и пропихивает сквозь толпу к его же парте, что делает она тут вопрос второй – она даже не учится с нами. Мне же приходится проталкиваться сквозь плотный круг зевак, что сделать, когда твой рост меньше ста семидесяти довольно сложно. Каптор же, напротив, делает шаг назад, снимает очки, чтобы устало потереть глаза, пока его лицо медленно переходит от «как же вы меня все заебали» к «уебу, только дайте повод». Осторожно одергиваю того за руку, заставляя обернуться и обратить внимание на меня, стоящего рядом и казавшегося каким-то совершенно ничтожным, но по-своему весомым для самого Каптора. Тот еще какое-то время молчит, что-то бурчит себе под нос, совершенно неразборчиво, после же набирает полную грудь воздуха и выдыхает. - Это, наверняка, какая-то гребаная шутка, - Каптор касается указательным пальцем небольшой ветки сирени, покоящейся на его парте в маленькой простенькой вазочке. Признания в чувствах, о котором никто не просил. «Это правда, что Каптору кто-то признался? Наверно, это очень тяжело, жить и осознавать, что кто-то умирает из-за тебя…», - пальцы заученными движениями прожимают очередную защитную комбинацию на PSP, пока Каптор проводит очередную убийственную атаку, оставляя моему герою 7 hp и океан унижения в придачу. Я же в очередной раз уворачиваюсь, отпрыгиваю, ускользаю, пытаясь вспомнить, как же там было. Лево, лево, право, верх? Право, верх, лево, право? - Лево, лево, низ, право, верх, - совершенно не задумываясь над тем, откуда мое спасение доносится, будто луч света, снизошедший с небес и озаривший мою грешную персону, прожимаю кнопки в унисон словам. И это срабатывает, сисястая девушка делает положенный ей захват, отправляя своего соперника собирать себя заново по кусочкам. Довольно кроваво и неприятно, но никто из нас даже бровью не ведет. Соллукс же смотрит на табличку о проигрыше как на нечто, во что никогда не поверит. Прикрывает глаза, тяжело вздыхает и, со всем присущим себе токсичным драматизмом, оборачивается к третьей, появившейся в самый неподходящий для него момент, персоне. - А я-то надеялся, что ты уже сдох, раз не «осчастливил» нас своей рожей с утра. - Ох, Сол, я ни за что не могу доставить тебе столько счастья, так что даже не надейся, - кажется, что между их взглядами даже промелькивает молния, хоть это напряжение спадает также быстро, как начинается новый раунд игры. - Так, могу ли я узнать, с чего у вас такие хмурые рожи, неужели нашего дорогого неуравновешенного друга наконец-таки спалили с травкой и решили отчислить? Давно пора. - Ага, не дождешься, – Каптор бурчит себе под нос. Но недовольство Соллукса – напускное, ему ни капли не меньше, чем поебать, но так уж получилось, что актерское соперничество этих двоих уже вошло в привычку. Новый симбиоз, порожденный временем и местом, в котором мы все были рождены. - Ну, а если серьезно? – Ампора присаживается напротив за обеденный стол, скидывая сумку с плеча и поправляя фирменный шарф. Выглядит тот, как и всегда, с иголочки, и даже сложно поверить, что кто-то вроде него может ошиваться в нашей скромной компании. Как будто из совершенно иного мира тот ел в самых шикарных ресторанах, гулял по бутикам, приезжал в университет с частным шофером и трепетно вшивал свой акцент в слова, которые с тем, как произносил их он, казались также не от мира сего. На самом деле, кроме этих фактов и того, что его отец владелец учебного заведения, где мы все и протирали свои задницы, а сама их семьях переехала из Франции относительно недавно, о нем совершенно никто ничего не знал. Эдакая загадка, даже несмотря на то, что он был главным экспонатом выставки, глубинный смысл которой никто не мог уловить. - Да ладно тебе, об этом же уже все, кто только может, говорят. Даже та немая девчонка из коррекционного класса. Уверен, что к завтрашнему дню они уже мангу целую вы- - О нет, заткнись, блять, я даже думать об этом не хочу, – подушечка пальца съезжает с кнопки, из-за чего герой Соллукса пропускает очередной удар по лицу, и, кажется, ему это в конец надоедает, так что тот откладывает приставку на стол и утыкается лицом в сложенные на горизонтальной поверхности конвертом руки. Эридан же смотрит на смену настроения Соллукса почти испуганно, это взгляд практически неощутим за стеклами очков, но, наверно, ты начинаешь подмечать подобное, когда проводишь с кем-то слишком много времени. - Вообще, я только сейчас приехал, так что мои ушки не отказались бы от порции свежеиспеченных слухов. – Эридан старается быстро вернуть привычное ехидно-горделивое выражение лица, вздергивая носом и поправляя чуть съехавшие очки. Одна из его рук ложится параллельно разваливавшемуся Каптору, и с учетом того, что столы не отличались огромной площадью, в отличие от Соллукса, представляющего из себя чертову шпалу, их руки практически соприкасалась. И, наверно, для них это по-своему что-то значило. По крайней мере, шатен, кажется, успокаивается, дыхание того выравнивается и, в конце концов, он неохотно отрывает голову, подпирает ту кулаком, предварительно выуживая из сумки на удивление осторожно уложенную туда ветку сирени. На мгновение кажется, что эти маленькие цветки отражаются в глазах Эридана, медленно утопают там, и весь мир на это самое мгновение останавливает свой ход, только лишь ветер забирается в его волосы, заставляя одну единственную прядку темно-лавандового оттенка спасть на лицо. «Дыши», - говорит тот сам себе беззвучно, но по какой-то причине этого совершенно никто не замечает или не хочет замечать. Его рука плавно проходится от шеи к уху, ловким движением подцепляя прядку и возвращая ту на место. - И кто же этот страдалец? - Без единого, блять, понятия. - Что ты собираешься делать? – стараюсь, чтобы мои слова звучали как можно более нейтрально, заставляя Каптора задуматься, подталкивая того к действиям. Он же сжимает и без того тонкие губы в невидимую линию и с присущей ему тяжестью движений встает из-за стола, направляясь в неизвестном направлении, даже не смотря на то, пошли ли мы за ним вслед. Мы пошли. - Отдам Аре для ее хуебаны. - Икебаны, плебей, - прежде, чем еще раз провернуть в пальцах цветок, Каптор довольно быстро «расчехляет» свой фак. - Я так и сказал, рыбья рожа, - и мысль о том, что мне, возможно, всего лишь все показалось, греет сердце, в то время, как запястья вновь режет боль изнутри. - Ой, вы только посмотрите, вся компашка в сборе! – каждый раз по какой-то причине я забываю, что ты учишься на творческом направлении, и что идти в студию практически тоже самое, что нарочно искать встречи с тобой. Но не сказать, чтоб я не искал. Ты читаешь это в моих глазах, и в твоих собственных с алыми линзами пробегает неясная мне искра. Возможно, она и для тебя самого оставалась загадкой. - Дейв, не шевелись! – только сейчас подмечаю Терези, сидящую посередине студии напротив холста прямо перед тобой. Ее голос, как и всегда, громкий и чуть скребущий. Подушечки пальцев, измазанные в краске, проходятся по холсту, оставляя лишь для нее ясные образы. И это не может вызвать интерес, вообще сам факт нахождение человека, лишенного зрения, в отделение рисования не мог не вызывать интерес. - Что рисуешь? – Осторожно подхожу к ней со спины, чтобы не испугать, хотя с ее слухом сделать это было фактически невозможно, если только ты вдруг не отрастишь пару крыльев за спиной и научишься беззвучно ими махать. - О, Каркат! Дейв попросил нарисовать меня свой портрет! – Девушка улыбается во все 32, демонстрируя скобы на белоснежных зубах, смеется звонко, так, что этот смех непроизвольно затрагивает что-то внутри тебя самого, и твои собственные уголки губ неосознанно вздрагивают. Человек-солнце, который ослеп от своего же бесподобия. Наверно, такие люди рождаются раз в сотни лет, и я был чертовски рад, что знал Пайроп практически с самого детства. Хоть и встретились лично мы только, когда я поступил сюда. - Ты попросил нарисовать свой портрет у слепой? – вопросительно веду бровью, и Терези нарочно слегка пихает локтем меня в бок, отчего я лишь показушно отшатываюсь, вскидывая руками в примирительном жесте, будто бы она могла это увидеть. - Не слепой, а зрячей вне физического мира! – говорит она с выученной театральной интонацией, никак итог общения с Лейон, но ей это даже шло. То, как она преодолевала свой недуг, заставляло лишь больше восхищаться ей. - Ага, по-моему, это пиздец как иронично, – смотрю на твое спокойное лицо, пытаясь уловить хоть что-то новое и понять, о чем ты действительно думаешь, сидя на стуле, подперев голову рукой, без очков, не шевелясь и почти не дыша. В какой-то момент твои губы дергаются, будто бы ты все же собираешься что-то еще сказать, пока наша реальность не расходится от на фоне раздавшегося довольного писка Мегидо, повиснувшей на шее Каптора. «Соллукс, спасибо, это так мило», - говорит она, целует того куда-то в щеку, пока шатен обнимает ее за талию, позволяя побыть немного ребенком. Дверь студии хлопает, где-то в коридоре раздается кашель, и никто почти не обращает внимания на то, что тут становится на одного человека меньше. - Хэй, Каркат, - оборачиваюсь почти механически в твою сторону, запинаясь об мысль о том, что ты не зовешь меня так, когда рядом с нами есть кто-то еще. «Карклз» я лишь для тебя одного, - Джон устраивает завтра ночь фильмов. Придешь? - Если Джон, - тяжело вздыхаю, сжимая руки в кулаки в карманах толстовки, чувствуя, как ногти впиваются в кожу, но всеми силами и правдами пытаюсь не подавать виду внешне. И это, конечно, бесполезно, ведь ты всегда смотришь будто бы сквозь меня, - хочет пригласить меня на свою тупорылую ночь фильмов, почему бы ему не сделать это лично? – делаю ударение на последнем слове, ты же, наконец, встаешь со своего места, потому что, Терези, кажется, закончила, и теперь была крайне озабочена тем, чтобы оставить на Капторе «след от искусства». Под смех Пайроп и Мегидо ты едва ведешь бровью, возвращая на место свои солнцезащитные очки и поправляя челку. - Он слишком озабочен выбором очередного дерьмового фильма и попросил сделать это за него, – между нами повисает молчание, которое разбивает на мелкие осколки лишь мое бешеное сердцебиение и звуки воды где-то там, будто вдалеке. - Я приду. А на окне студии так и остается стоять ветвь сирени в наспех наполненном водой стакане, рядом с твоим портретом, нарисованным слепой девочкой.