Ведь у надежд всегда счастливый цвет

      Она поняла на следующее утро.       Рут чистила зубы и по привычке рассматривала себя в зеркале. Ещё спутанные после сна волосы цвета грязных луж на обочине — какие-то серо-коричневые. Кожа, совершенно лишенная цвета, усыпана точками — обязательный атрибут любого жителя современного мира, мира донельзя грязного и серого. Губы в трещинах и ошметках зубной пасты, такие же обескровленные, как и всё лицо, брови редкие, а глаза… Глаза у Рут были серые, но не темно-серые, а дымчатые со светлыми прожилками и графитовым обрамлением зрачка. Девочка любила свои глаза, хоть они и смотрели на неё каким-то пустым, невидящим взглядом. Рут попыталась придать им какой-то более осмысленный вид, и тут к ней пришло осознание, от которого она ойкнула и выронила щётку из рук. Глаза Эмбер не были серыми. Рут никогда не видела, да что там, не слышала ни о чём подобном. В глазах девочки разливались жёлтые ручейки-прожилки, сияющие, словно золотые цепочки мамы Рут в свете настольной лампы. Эти прожилки были совсем тоненькие, однако Рут ни разу в жизни не видела такого яркого жёлтого.

***

      Рут узнала Эмбер сразу, издалека. Даже в своём сером комбинезоне она казалась ярким пятном, словно кто-то нечаянно приклеил её поверх черно-белого фото, создавая коллаж. Рут однажды видела аппликации, когда выносили вещи её дедушки. Буйство красок и фактур. Отголоски старого мира.       Подойдя ближе к Эмбер, Рут к своему изумлению отметила, что по лицу той из-под респиратора расползается лёгкий румянец, а волосы отливают золотом в свете прожекторов, круглые сутки освещающих мегаполис.       — Что ты тут делаешь? — недоверчиво спросила Рут девочку, стоящую как ни в чем не бывало посреди улицы, прислонившись спиной к столбу.       — Сделать вывод, что в школу ты ходишь этим же путём, не составило труда. А уроки у всех начинаются в одно время, — пожала плечами Эмбер и вдруг отстранилась от столба, ловя руку Рут в свою ладонь. — Пойдём, я тебе кое-что покажу.       — Эмбер… Эмбер! Я не могу, мне надо в школу! — девочка безуспешно попыталась высвободиться из цепких пальцев.       — Там никому нет до тебя дела, в этом городе вообще никому ни до кого нет дела. Пошли, просто доверься мне, — Эмбер потащила не так уж и сильно сопротивляющуюся Рут за собой, навстречу толпе, сквозь неё.       Сначала они петляли среди людей по тротуару оживленного проспекта, затем свернули на тёмную пустынную улочку и перешли на бег. Эмбер неслась вперёд, безошибочно определяя нужный путь среди бесконечного числа тёмных развилок, перекрёстков и тупиков, и Рут едва успевала перебирать ногами, чтобы не проехаться лицом по асфальту. Наконец впереди показался тусклый свет, и многоэтажки выплюнули девочек на открытое пространство: не то парковку, не то свалку. Стараясь отдышаться и унять стучащее в голове сердце, Рут изучала открывшийся ей ландшафт: бетонное поле, испещренное трещинами и едва заметными полосами разметки, сваленный тут и там хлам непонятного девочке характера.       — Сюда свозят старые машины и всякие такие штуки, чтобы отправить их на металлолом, — как бы ответила на безмолвный вопрос Эмбер, наконец отпуская её руку.       — Эмбер… Ты ведь не отсюда, да?.. — тихо спросила Рут, наблюдая за тем, как новая знакомая толкает ногой какой-то грязно-белый покоцанный параллелепипед и, убедившись в его надежности, встаёт на него, стремясь преодолеть гору мусора.       — Ага, не от мира сего, — просмеялась в ответ Эмбер, уже достигшая вершины.       — Нет, ну правда… — попыталась настоять Рут, но её спутница уже скрылась из виду. Девочка пробормотала под нос что-то раздраженно-растерянное и полезла вслед за Эмбер, аккуратно отодвигая руками ржавые куски арматуры и рассыпающиеся антенны.       Когда Рут наконец удалось нагнать Эмбер, так ловко маневрирующую среди гор металлолома, словно для неё это было чем-то обыденным, она уже успела достать откуда-то какую-то облезшую ржавую канистру и забраться на бетонный блок. Рут поежилась и бросила недоверчивый взгляд сначала на грязную лужу, в которую едва не рухнула минуту назад, затем на Эмбер, но та только загадочно улыбнулась и поманила девочку рукой. Рут что-то пробурчала себе под нос, однако всё же влезла к новой знакомой. Эмбер, продолжая хранить молчание, двумя руками подхватила канистру и одним движением вылила её содержимое к ногам девочкам, в лужу. Рут в нос ударил резкий химический запах, глаза девочки, и так раздраженные пылью, витающей в воздухе, моментально наполнились слезами, и Рут на ощупь полезла в рюкзак за салфетками, опасаясь занести в глаза ещё больше грязи с рук.        Когда же ей удалось разлепить глаза, Рут показалось, что её сердце на секунду перестало биться, а затем с новой силой застучало где-то в висках. По поверхности лужи тонкой плёнкой растекались разводы таких цветов, названий которых Рут даже не знала. Разноцветные капли и язычки перемешивались между собой, создавая новые невообразимые оттенки и складываясь в причудливые узоры. Разбегающаяся во все стороны рябь была настолько яркой, что у девочки закружилась голова и заболели глаза, и такой красивой, что Рут показалось, что у неё внутри разливается такое же пятно, медленно заполняя её внутренности теплом, заставляя сердце трепетать.       — Я… Ты… Что… Как… — неосознанно лепетала шокированная девочка. — Это прекрасно! — наконец произнесла она на выдохе, переводя взгляд на Эмбер. Та стояла с довольной улыбкой, словно заранее зная реакцию своей спутницы.       — Ты что… волшебница? — снова подала голос Рут.       — Нет, — рассмеялась Эмбер, — ловкость рук и никакого мошенничества.       — Я никогда не видела ничего ярче старых листовок, которые хранил мой дедушка, — призналась Рут, — и твоих глаз… — тихо добавила девочка, смущенно отводя взгляд.       — Ой, спасибо, — задумчиво ответила Эмбер, — они янтарные.       — Янтарные? — переспросила Рут.       — Ага. Янтарь − это камень такой. Он светится, если сквозь него пропустить лучи солнца, — объяснила Эмбер.       — Солнце… Но мы ведь никогда не увидим ни солнца, ни радуги, ничего такого, о чём в книжках писали, что это чудеса света… — вздохнула Рут и вновь посмотрела на лужу. Разводы больше не расплывались, однако статичной образовавшаяся картина была не менее прекрасной.       — А вот и нет! — хитро улыбнулась Эмбер, скрещивая руки на груди, — там, откуда я родом, всегда светит солнце.       Рут обескураженно посмотрела на говорящую и на секунду лишилась дара речи.       — Оно огромное и желтое. Если на него посмотреть, глаза начинает нестерпимо жечь, — продолжала Эмбер, удовлетворенная тем, с каким восторгом таращится на неё Рут. — А главное то, что оно горячее. Стоять в лучах солнца – это словно принимать тёплый душ, только без воды. И не нужны никакие теплые комбинезоны и инфракрасные обогреватели.       — Я смотрю на тебя, и мне кажется, что только одна ты в этом городе живая: ходишь, говоришь, дышишь, мечтаешь. Даже кожа у тебя настоящая, а не словно из бумаги, — призналась вдруг Рут.       — И я так думала, пока не встретила тебя. Ты тоже живая, Рут! — ответила ей девочка, — Просто ты не видела солнца. Ну ничего, ещё обязательно увидишь. Смог не может закрывать небо вечно, когда-нибудь он осядет на землю, и солнце снова засияет. Однажды утром ты проснешься от того, что твои шторы будут гореть желтым огнём. Это и будет солнце. — Рут хотела что-то вставить, но Эмбер ей не дала. — А теперь тебе пора домой.       И вновь Эмбер тащила Рут за руку через улочки, улицы и проспекты, но теперь девочка чувствовала в груди такое тепло, словно там поселилось её собственное маленькое солнышко. Или, может, оно было внутри у Эмбер и тонкими жёлтыми прожилками пробивалось сквозь серые облака её глаз?

***

      Рут ответила на вопрос мамы, что в школе ничего нового, наспех опустошила тарелку намеренно пересоленного, только-только разогретого горохового супа и прямо с кухни направилась в ванную. Прикрыв за собой дверь, она тут же бросилась к зеркалу — искать солнечные лучики в своих глазах.