Пластмассовая жизнь

Бакугоу не верит в любовь. Это все просто идиотские сказки, придуманные маркетологами для продажи бесполезного барахла и завлечения людей на не менее бесполезные мероприятия. Одноклассников, уже бегающих на свиданки, он презирает, а почему родители все еще живут вместе, понять не может с самого детства. Бакугоу считает это все блажью, порожденной абсолютно кретинскими общественными стереотипами. И поэтому, стоя сейчас над раковиной в школьном туалете и с дикими хрипами выкашливая из себя лепестки черных роз, парень чувствует непреодолимое желание взорвать весь мир к чертям. Когда парень пытался понять, в какой именно момент все пошло по пизде, он пришел к выводу, что, наверно, еще в самом начале. Бакугоу со злостью смотрит на Деку, что-то лопочущего перед круглолицей девчонкой. Он все ещё не верит, что этот зелёный болван смог сюда поступить, не подкупив никого. Очкастый приближается к парочке и начинает нести какую-то чушь про извинения. Бакугоу думает, что, если они скорешатся, мелькающих вокруг раздражающих элементов станет больше. — Вы слишком шумные, — слышит он позади себя. «Ты себе даже не представляешь, насколько бесящим этот кусок говна может быть», — мысленно отвечает он однокласснику. Парень оборачивается и видит устроившегося с ногами на парте полуворона, смотрящего на кричащую троицу так, словно они помешали ему решать одно из уравнений тысячелетия. «На хер власть, да?» — с усмешкой думает Бакугоу, поудобнее устраивая на столе свои собственные ноги. Бакугоу давится. Суёт себе пальцы в рот по самые гланды, пытаясь выцарапать из горла тонкие бархатные пленочки. Раньше его тошнило от подобных процедур, сейчас же остались лишь злость и отвращение к самому себе. Сегодня из него лезут не только лепестки, но уже и маленькие бутончики. Ещё немного, и Бакугоу сам себе вырастит куст для похорон. Парень с ненавистью смотрит на свое отражение и вытирает с губ кровавые подтеки. Исцеляющая девочка уже один раз вытащила из него этот сорняк, сможет и во второй. «Лучше тебе будет объясниться с ним», — вспоминает Бакугоу её слова, и ему становится тошно. «Чаще всего цветы возвращаются, а проводить несколько таких операций слишком опасно». Парень тогда лишь зло фыркнул, пообещав, что такого больше никогда не произойдёт. А через неделю снова почувствовал во рту знакомую горечь. Полуворон стал одним из немногих, чью причуду Бакугоу запомнил. Хотя бы потому, что жуткого черного демона, смотрящего тебе в душу своими желтыми глазами-угольками, забыть достаточно проблематично. Вместе с двумордой ублюдиной он вошел в список людей, с которыми Бакугоу с удовольствием бы сразился. После нападения злодеев ворон не выглядит хоть сколько-то взволнованным или, тем более, испуганным. Он вытаскивает злобно щёлкающего клювом демона на солнце и как ни в чем не бывало принимается обсуждать с остальными произошедшее. Из их разговоров Бакугоу узнает, что сражался Токоями, по сути, в одиночку, используя троллеголового как приманку. Парень не хочет признавать, но похуистичная птица начинает ему нравиться. Мозгов ему хватает не на все предметы, зато это вполне компенсируется сильной причудой. Токоями не донимает его, как половина класса; не лезет, как Киришима, который на самом деле нормальный, но послать его в одно место хочется не раз и не два. Токоями тих, спокоен и не по возрасту уравновешен. Он существует где-то там в конце класса и даже в минуты всеобщего безумия умудряется излучать умиротворенную ауру. — Токоями, не сиди на столе! — слышит Бакугоу громкий окрик очкастого. Он оборачивается и видит старосту и ворона, смотрящего на него, как на полного идиота. — Ты слишком шумный, — слышит парень флегматичный ответ и, не сдержавшись, прыскает. Над плечом Токоями появляется обманчиво маленькая Темная Тень. Сейчас она размером не больше голубя, но уже остерегающе разевает рот. Бакугоу вспоминает, с какой быстротой эта чёрная тварь расправляется с курицей, и думает, что это ненормально. Токоями поглаживает демона по голове и кидает на Бакугоу как-же-он-заебал взгляд. Это молчаливое перемигивание длится у них с первого дня, когда Иида начал доебываться до ног на парте. «Ничем не могу помочь», — пожимает плечами парень и переводит свое внимание на вползающего в класс Айзаву, радуясь, что учителю похуй на такие вещи. Уж лучше бы они остановились на перемигиваниях и существовании в разных концах класса. Лучше бы даже не пытались сблизиться, потому что, когда это все-таки произошло, Бакугоу понял, что привязался к ворону сильнее, чем планировал. Он точно уверен, что не назвал бы их друзьями, но, возможно, хорошими знакомыми? В их плейлистах совпадает пара групп, и они одинаково неравнодушны к триллерам и шутерам. Токоями даже как-то скинул ему список фильмов, который Бакугоу теперь медленно просматривал. Драться с Токоями оказывается действительно приятно, хоть и слишком просто. Темная Тень уязвима к свету, чего и следовало ожидать, и, когда Бакугоу прижимает ворона к рингу, тот выглядит совсем выдохшимся. Дух над его головой испуганно жмётся прочь от протянутой руки, в которой искрятся взрывы. Клюв у Токоями гладкий и тёплый, с короткими мягкими перьями вокруг. В голове успевает проскочить быстрая мысль, что ворон сейчас укусит его, но парень этого не делает, спокойно, хоть и не без злобы в голосе признавая себя побеждённым. Когда заканчивается весь этот невнятный бардак с практикой, Бакугоу даже рад вернуться в школу. Его волосы перестают быть прилизанными, Иида вновь начинает доебываться до ног на парте и отсутствующего галстука, Деку мельтешит за его спиной, и жизнь встаёт в привычную колею. Кроме одного. Токоями ведёт себя с ним куда холоднее, чем раньше. Бакугоу думает над причинами этого и приходит к выводу, что виной может быть их бой на фестивале. Возможно, он был слишком жестким. Возможно, ему не следовало так наседать. Бакугоу вспоминает, с какой злостью смотрел на него ворон, когда он прижимал его к рингу. Возможно, они теперь вообще перестанут общаться. По какой-то причине парню не хочется в это верить. Хоть после фестиваля они и парой слов не перекинулись, Бакугоу все еще надеется, что все в порядке. А потом внезапно задается вопросом «почему?». Они не друзья, но Бакугоу определенно уважает его за силу духа и за силу этой черной хреновины, периодически влезающей в их разговоры и явно показавшей, что она может навалять при желании. «Он хороший человек и сильный боец», — говорит он себе. Это действительно похоже на правду. И он действительно верит в это, пока не замечает, как невольно любуется переливающимися на солнце перьями и, просыпаясь, думает о предстоящей встрече с вороном. Бакугоу не сдерживается и выпускает несколько взрывов. Уж лучше сунуть голову под поезд, чем жить такой жизнью в постоянном страхе, что его раскроют. Он старается не думать, что будет, если обо всем узнает Токоями. Парень представляет его перекошенное в отвращении лицо, и его глотка снова забивается цветами. Бакугоу никогда не забудет тот день, когда на него внезапно накатил кашель, после чего он обнаружил во рту маленький черный лепесток. Это все выглядит, как слишком далеко зашедшая шутка. Бакугоу стоит в ванной, смотрит на ладонь с чернеющим на ней лепестком и не может поверить в то, что это происходит с ним, а не с кем-то другим. Он не мог этого допустить, он не мог подпустить кого-то к себе настолько близко, чтобы теперь вот так глупо пялиться на кусок растения, вылезший из его легких. Это больше похоже на чью-то проделку или причуду какого-нибудь злодея, чем на что-то, что может произойти с ним в реальности. Бакугоу тратит целый день, чтобы убедить себя в этом, а на следующее утро выкашливает еще несколько лепестков. Неожиданный хлопок двери бьет по ушам не хуже взрыва. Бакугоу резко задирает голову и в заляпанном зеркале видит Токоями собственной персоной. Парень чувствует, как холодеют ноги, а руки начинают едва заметно дрожать. Видеть сейчас причину собственной истерики ему хочется меньше всего. — Ты что здесь забыл? — рявкает он, стараясь незаметно прикрыть слишком уж ярко выделяющиеся на белом кафеле черные лепестки. — Тебя не было слишком долго, Мик отправил проверить. — Он делает несколько шагов навстречу. — Все в порядке? Бакугоу отшатывается от него как от заразы. Он видит, что ворон действительно волнуется за него, и от этого желание сунуть голову под колеса усиливается в разы. Парень открывает было рот, чтобы послать его куда подальше, но внезапно Токоями останавливается сам, вперившись взглядом в раковину. На его птичьей морде отражается целая гамма эмоций, и Бакугоу хочется не только сунуть голову под поезд, но и утащить туда одноклассника. В первую секунду Бакугоу все еще надеется, что Токоями ни о чем не догадается. Мало ли по ком он может кашлять лепестками. Однако чертова птица оказывается явно умнее, чем он думал. Когда ворон поднимает голову, его красные глаза горят от изумления, страха и чего-то, чего Бакугоу понять не может. Он весь напрягается, словно ожидает, что Токоями сейчас развернется и побежит по школе кричать, что Бакугоу Кацуки выкашливает здесь свои легкие из-за него. Опасение глупое, и, конечно же, ворон этого не делает. Но когда он сует руку в карман и что-то кидает в раковину, этот страх сменяется другим, совершенно противоположным. — Как это вообще могло произойти? — спрашивает Токоями, но Бакугоу его не слушает. Он с изумлением смотрит на закрученные красные лепестки и длинные тычинки хиганбан, явно еще свежие, будто Токоями перед их встречей где-то нашел и оборвал кучу растений. Это невозможно, этого просто не может быть! Бакугоу с трудом сдерживается от того, чтобы разнести комнату к чертям, и вместо этого толкает ворона к стене, впечатывая явно сильнее, чем надо было. Токоями опускает глаза и вжимает голову в плечи, словно пытается стать еще меньше, чем он есть на самом деле, и от этого Бакугоу бесится еще сильнее. — Какого черта? — орет он, совершенно не волнуясь о том, что их могут услышать. От злости он не может собрать слова в связные предложения и выдавливает их из себя по отдельности. — Все это время… Ты… И… А-аа!.. Черт! — Бакугоу ударяет в стену кулаком и на несколько секунд замолкает, пытаясь собраться с мыслями. — Я чуть не сдох из-за тебя, мудила! — Да, я тоже. Бакугоу хочет его сожрать. Бакугоу хочет повыдирать ему перья и вцепиться в горло зубами с такой силой, чтобы прокусить шею насквозь. Вместо этого он ударяет в стену с одной стороны от чужой головы и упирается лбом с другой. Парень не может поверить, что этот идиот молчал все это время, что не догадался хотя бы намекнуть… В голове проносится ехидное: «Кто бы говорил». Действительно, что бы они сказали друг другу? «Привет, че как? А у меня из-за тебя ядовитые цветы из легких лезут». Токоями молчит и хотя бы не лезет с объятиями или, того хуже, поцелуями. Вороны же целуются? Бакугоу отвешивает сам себе мысленную оплеуху. Блять, нет, они не будут заниматься ничем таким. Если для избавления от этих чертовых цветов нужно лишь, чтобы тебе ответили взаимностью, то проблема решена — они оба знают, что это взаимно. А теперь они выйдут отсюда и ни разу в жизни больше не пересекутся. Бакугоу внезапно осознаёт, что наклонился к ворону слишком близко даже для нынешней ситуации. Со злобным криком он отталкивается от стены и, отвернувшись, делает несколько шагов назад. — Когда у тебя это началось? — спрашивает Токоями слишком спокойным для всего происходящего тоном. Бакугоу зарывается пальцами в волосы с такой силой, что с любого другого он бы уже содрал скальп. Это спокойствие убивает его, но по какой-то причине совершенно не бесит. — После фестиваля. Ближе к экзаменам. — И, немного погодя: — А у тебя? — После лагеря. — Тон у Токоями такой, словно он извиняется и за то, что страдал меньше, и за то, что именно из-за него у Бакугоу легкие едва не превратились в решето. Теперь Бакугоу чувствует себя полным дебилом. От осознания собственной беспомощности хочется реветь. Он должен был догадаться, что означает это деловитое покашливание на уроках. Парень замахивается в сторону зеркала, но его останавливает Темная Тень. Дух молчит, но сейчас он куда больше, чем обычно, а, значит, Токоями тоже на взводе. Он подходит к раковине и собирает их лепестки в странно выглядящий черно-красный ком. Клюв его сжат настолько сильно, что Бакугоу кажется, что он слышит скрип чужих зубов. Парень сбрасывает с себя чёрную лапу и направляет в морду Тени несколько коротких взрывов. Глаза демона сияют красным, но под яркими вспышками он съеживается и исчезает. — Идём, пока Мик не поднял тревогу. — Голос Токоями дрожит, и Бакугоу безошибочно читает в его интонации вопрос: «Что нам делать?» «Что делать?» — мысленно вторит он, выходя в коридор. «Что делать?» — спрашивает Бакугоу сам себя, хмуро разглядывая худощавую спину, красный чокер и торчащие перья. «Что нам делать, черт тебя дери, глупая птица?» Последнее он шипит себе под нос, но недостаточно тихо, потому что Токоями останавливается так резко, что Бакугоу едва не врезается в него, и отвечает, изо всех сил стараясь не поднимать голос выше шепота. — Я не знаю. — Бакугоу видит, что не ему одному хочется сейчас крушить все направо и налево. Вот только от разгулявшейся Темной Тени вреда может быть куда больше. — Я не знаю, что нам делать. — Токоями сейчас выглядит непривычно беззащитным, прямо как тогда в лагере. Парень прекрасно его понимает — не каждый день узнаёшь, что твоя идиотская влюблённость, из-за которой ты едва не выкашлял все свои внутренности, оказывается взаимной. Нормальные люди на их месте скакали бы от счастья в объятиях друг друга, Бакугоу же хочется биться головой о стену. — Идём, пока Мик не снарядил спасательную экспедицию. Когда они приходят в класс, учитель действительно выглядит так, словно собирается послать на их поиски весь Топ-10 героев. Бакугоу раздраженно бросает, что все в порядке, и вперивается взглядом в доску, пытаясь сосредоточиться на уроке. Получается плохо, да и сам Мик сваливает через пять минут, вывалив на них гору домашнего задания. Класс начинает готовиться к следующему уроку, возмущённо обсуждая слишком уж сложную тему. — Хе-эй, чувак, ты все пропустил, — Киришима появляется около его стола, размахивая тетрадью. — Это полный кошмар, я о подобной грамматике и не слышал никогда… — тараторит парень, но Бакугоу его игнорирует. Перед его глазами появляется картина перемешанных черных роз и алых хиганбан, и Бакугоу видит в этом какую-то злую иронию. — Почему ты выглядишь так, словно Токоями тебе навалял? «Потому что так оно и есть», — раздраженно думает парень. Потому что эта идиотская птица ворвалась в его жизнь, перевернула ее вверх тормашками, отравила его сознание своим образом, а легкие — ядовитыми семенами. Потому что Бакугоу понятия не имеет, что ему теперь делать, когда после нескольких месяцев, полных роз и нервотрепки, он внезапно узнал, что Токоями тоже влюблён в него. — Потому что иди на хуй, Киришима, вот почему. Одноклассник совершенно не обижается, возможно потому, что слишком привык к его психам. Бакугоу яростно сметает английский со стола и лезет за математикой. Ему сейчас надо отвлечься от мысли, что Токоями влюблён в него, влюблён, боги, это даже звучит глупо. — Что ты там на этот раз понять не можешь? Киришима радостно кидает перед ним тетрадь. Отвлечься получается с переменным успехом. Весь день Бакугоу чувствует на себе чужой напряжённый взгляд и из-за этого не может сосредоточиться на уроках. На него снова накатывает кашель, но теперь во рту остаётся лишь горькая бурая пыль. Парень полощет горло под краном, с веселой злостью наблюдая за утекающей в водосток темной водой. Никаких больше роз в его жизни. Никаких цветов вообще. Никогда. На обеде, незаинтересованно ковыряясь в щедро посыпанном острым перцем карри, Бакугоу внезапно осознаёт, что хиганбаны ядовитые. Он точно не может сказать, опаснее ли это розовых шипов, что едва не изрешетили его тело, но все равно чувствует тревогу. Парень глазами находит Токоями за одним из столиков в самом углу, над которым с явным удовольствием хрустит чем-то Темная Тень. Глаза у неё все ещё ярко-алые. «Он думал, что недостоин меня», — бьет его обухом по голове нежданное озарение. Бакугоу оборачивается на ворона и видит в чужих глазах ту же саму мысль. «Он едва не помер, потому что ты, гребаный идиот, не подошёл и не сказал ему обо всем». Парень прячет лицо в ладонях, ему становится плевать на свои чувства, в голове крутится только оглушающе громкое: «Из-за тебя едва не погиб человек». Какое право он вообще имеет называться героем, если из-за его эгоизма и тупости едва не погиб кто-то, кто настолько дорог ему? — Сегодня вместо Тодороки дежурит Бакугоу, остальные свободны, — слышит он уставший голос Айзавы, до этого почти час бубнившего никому не интересную дичь. — Что? Какого хрена? — ругается парень. — Надо было больше слушать меня и меньше пялиться в пустоту, — флегматично отвечает учитель и выходит из класса. Бакугоу шипит под нос проклятье, но подчиняется — против Айзавы мало что можно сделать. Когда все наконец-то сваливают, в классе остаются только они с Токоями. Ворон кидает на него быстрый взгляд и начинает поправлять парты. Бакугоу видит вокруг его тощей фигуры чёрную дымку. Он надеется, что Темная Тень не разгуляется, лишних проблем для одноклассника ему создавать не хочется. — А ты почему домой не идёшь? — Я сегодня тоже дежурный. Голос Токоями дребезжит, как оконное стекло в ветреный день. Бакугоу, кажется, физически ощущает его вину и чувство стыда. Его собственные захлестывают его с головой, и парень вновь оказывается перед вопросом «Что делать?» — Ты слишком хорошего мнения обо мне, раз решил, что… не заслуживаешь… — Токоями выдавливает слова из себя через силу, и Бакугоу впервые за долгое время чувствует себя откровенным мудаком. — Да, ты тоже, — отвечает он резче, чем хотелось бы, и отвешивает себе за это мысленный подзатыльник. Ворон кидает что-то про метлу и вылетает из класса так поспешно, словно за ним гонится вся Лига злодеев во главе с самим Все За Одного. Бакугоу раздраженно бьет кулаком по столу. «Извинись перед ним, идиот», — говорит он себе, хотя сам понимает, что в их ситуации любые извинения буду звучать нелепо. Токоями больше месяца давился цветами, потому что не пошёл тогда с этими камикадзе спасать его. Его «после лагеря» означало «после Камино». Бакугоу думает об этом, разглядывая спину одноклассника со все возрастающей ненавистью к себе. Перья, чокер и даже воротник пиджака у него насквозь мокрые. — Не вини себя, — говорит Бакугоу. Токоями оборачивается, и по его глазам видно, что он знает, о чем речь, и заранее готовится не соглашаться. — За то, что не пошёл с этими полудурками… — Ты спас меня тогда в лагере, — перебивает его ворон. — Помог укротить Тёмную Тень. А я испугался и не пошёл, когда Тодороки и Киришима звали всех. Меня не было там… — Вот именно! — Бакугоу с трудом удаётся не сорваться на крик. — Тебя там не было, и ты не знаешь, каким кошмаром обернулось Камино. А если бы вы погибли? Как бы я жил с осознанием того, что ты погиб из-за меня? — А как жил бы я с осознанием того, что мог тебя спасти, но ничего не сделал? Оба замолкают, яростно и напряжённо смотря друг на друга. Бакугоу думает, что, если бы ситуация была настолько трагичной, он бы даже рассмеялся этому их спору, чья жизнь дороже. Именно из-за подобного самоуничижения и произошла вся эта ситуация с цветами. — Если бы ты не спас нас от злодея в лагере, не за кем было бы идти в Камино, — говорит он. Клюв Токоями изгибается в некоем подобии смущенной улыбки; Бакугоу замечает, что чёрное марево вокруг него становится меньше. — Если бы вы меня тогда не остановили, я бы и с остальными разобрался. — Кошки убили бы нас за развороченный лес. Ворон издаёт тихий смешок и отворачивается. Они высказали друг другу далеко не все накопившееся, но напряжение между ними явно начинает спадать. Возможно, позже они найдут время для этого. Парни заканчивают уборку в тишине, каждый погруженный в свои мысли, и вместе собираются домой. Все ещё по-птичьи взъерошенный Токоями выглядит забавно, и Бакугоу не сдерживает улыбки, разглядывая его. Ругая себя последними словами, он думает, что, возможно, им стоит попробовать. На улице жарко, и ворон стягивает с себя пиджак, рубашка у него тоже мокрая. Парень поправляет сумку на плече и кидает на Бакугоу короткий взгляд. Внезапное пришествие Темной тени им явно больше не грозит. — Поможешь мне с географией? Возможно, у них даже что-то может получиться. — Да, конечно.