Доктор и «Совёнок»

      Как только зашел в место поедания органической пищи, на плечи, прикрытые халатом, посыпался пионерский хор из голосов разного возраста. После услышанного «Спасибо, доктор!» настроение улучшилось, позволю себе сказать, нужда в умерщвлении непослушной пионерки с продолжением в детскую некрофилию улетучилась. Пионерской орде зашла моя стрепня, польщен своей случайно выявленной одноразовой способностью сделать из рыбки вкусняшку. Во многом, к своему изумлению, благодарен красной бестии за пойманную рыбешку, без нее, откровенно, столько народу невозможно было прокормить.       Ульянка заметила Алешу в обществе медработника восьмидесятого уровня. Она переводила взгляд с мальчика на молодого человека, потом наоборот — с доктора на пионера. Когда пристальный взор задерживался на мою персону, девочка делилась древнейшим страхом женской особи — страх быть выеб-... кхе-кхе, куда-то не туда свернул повествовательный поток. Все уже сидели и хрумкали блюдо от шеф-повара с высшим медицинским образованием, ваш слуга покорный, звать его Гоша Черный, почему — не знаю сам, искал свободный столик. Один такой стул с красными, как у Михалыча, труселями манил к себе, напротив него в молчаливом одиночестве хрумкал странноватый на вид пионер с прической сорокалетнего бухгалтера.       — А вот и вы, — поднял глазки, физиологические яблочки оповещают о принадлежности объекта к женскому полу, носит миловидные очки, относительно короткие волосы необычного цвета, то ли синие, то ли черные, то ли и то и то, с непослушным волоском на макушке в виде созревшего у меня вопроса, когда гений без ни на ЦМ’ке стилит моего крипа-ренджевика. Кое-что другое мозг обработал позже — знакомая на вид форма времен молодости моего дедушки. — Присаживайтесь, — произнесла она отстраненно, не заинтересовано, с щепоткой токсичности. Хо-хо-хоу, пятнадцать тысяч часов в доте меня никогда не обманут. Полагаю, некоторые уже догадываются о моей суперспособности. Если нет, поясняю: умение помогает быстро определить сучью натуру у человека. Конкретно сейчас меня встречает жужелица, а не добрая гёрл. Как это понял? Элементарно, студент. Смотри, в первую очередь она женщ-... ладно, не буду говорить, еще сексистом заклеймят.       Без самокопаний! Lakad Matata-a-a-a-a-ag! Normalin! Normalin! Девушка в очках была не одна — за ней ютилась «циановая», та барышня, вполне возможно, скандинавского происхождения и легенда на Даззле. Пх-пх-пх-пх, не удивлюсь, если в один день увижу его лицо полностью обмазанным в каноничном гриме Даззла из доты, было бы интересно на него глянуть. Извини, чудаковатый пионер, спасибо за высоковероятную достойную компанию, но иногда, камрад, надо расширять кругозор, как-нибудь в другой раз, без обид (сам никогда обид не держал, держу пиво, а то прольется). Алёша по глазам прочитал следущий ход старшего братца, принял мое решение и кивнул.       — Привет, Даззл, — для начала «встретился» именно с тем homo sapiens sapiens, кого автоматически определил в союзники. Такое бывает, когда понимаешь, что имеешь дело с человеком, который связан с медицинской отраслью или военным ремеслом, и то и то могут быть объединены в погоны медицинской службы. Оф корс, Dazzle — стандартизированный гражданский в медицинском университете, а не студент-курсант, но кого это волнует, правда? Мое отношение к нему не поменяется. С бабами другая история, расскажу позже, если не забуду (спойлер — забуду). Даззл посмотрел вполоборота, по-солдатски кивнул, принялся дальше «заряжаться». — Привет, С-... извини за грубость, забыл твое имя.       — Славя. Ещё раз приятно с вами познакомиться, — истинная арийка, ой, хотел сказать: «славянка», не обессудьте, в немой радости выражает респект за организованный «пир на весь мир», не за что, ешьте на здоровье.       — Славя, — сажусь рядом с Даззловичем, — мне же не шестьдесят девять, старше вас буду максимум на два года, почти неощутимая разница в возрасте, вы все можете обращаться на «ты», мне не по душе местная тенденция делать из меня пожилого джентльмена. Вы к Даззлу тоже на «вы»?       — Ну-у-у-у, Даззл не очень разговорчивый, он ценит уединение. Это не значит, что доктор солидарен с мнением человеконенавистничества, природа его профессии предполагает обратное. Ему не по душе, когда лезут с глупыми расспросами по поводу его учебы в университете, — «тра-та-та-та-та-гёрл» умеет привлекать к себе внимание.       Во время трапезы предавался размышлениям. Казалось, полную невзгод и страданий жизнь «военнослужащего» офицерского состава с нашивкой белого креста на плече уже ничего не изменит. Но вот на горизонте вырисовываются беды. Самый первый серьезный вопрос появился десять лет назад: «В чем смысл жизни?» Высшая ценность человеческого существования, выраженная в форме конечной цели, которой подчинены все частные интересы и потребности человека. Среди многих подходов к решению этой сложной проблемы можно выделить три главных: I. Смысл жизни изначально присущ жизни в ее глубинных религиозных основаниях; II. Смысл жизни — в содействии прогрессу, участии в переустройстве мира на началах добра и справедливости; III. Смысл жизни созидается самим субъектом. Понимание человеком содержания и направленности жизни, своего места в мире, предназначения всего человечества. Толкование сущности человека и его земной миссии, то есть цели пребывания на Земле. Православие считает, что смысл жизни содержит в себе высшее предназначение человека, определяемое независимо от него самого, а мной. Этот смысл — в подготовке себя к жизни вечной, к спасению души. Понятие, широко трактуемое в философии, этике, художественной литературе, в самом обобщенном виде обозначающее наличие у человека основной жизненной идеи, цели, ценность которой эквивалентна всей жизни. Более или менее осознанное переживание интенциональной направленности и результативности собственной жизни, критерий ее субъективного оценивания и источник удовлетворенности или неудовлетворенности жизнью. Комплекс ценностных представлений, посредством которых человек соотносит себя и свои поступки с высшими ценностями, идеалом (высшим благом). В смысле жизни отражается образ не реально случившейся и осуществлявшейся, но должной жизни. Понятие, обозначающее цель жизни, назначение человека. В различные исторические эпохи представления о смысле жизни приобретали разное содержание, обусловленное потребностями и интересами обществ, классов и социальных слоев. Регулятивное понятие, присущее любой развитой мировоззренческой системе, к рое оправдывает и истолковывает свойственные этой системе моральные нормы, показывает, во имя чего необходима предписываемая ими деятельность. Движущая сила человеческого поведения, стремление человека к самоосуществлению; центральный жизненный мотив, отражающий то, ради чего человек живет. Эйдос индивида, умопостигаемая целостность всех проявлений его души. Стихия смысла жизни не материя и не энергия, а информация. Догадка о чьем- либо смысле жизни. (в т. ч. о собственном) есть попытка понять скрытую форму правления души в теле. Внутреннее, логическое содержание (слова, речи, явления), постигаемое разумом, значение. Цель, разумное основание. Разум, способность понимать и рассуждать. Содержание, сущность, суть, значение чего-нибудь. Внутреннее, логическое содержание (слова, речи, явления), постигаемое разумом; значение. Преимущество, выгода, польза, толк, прок. Способность понимать и рассуждать. При сопоставительном анализе семантических компонентов содержания ценности смысл жизни, представленных в энциклопедических и лексикографических источниках, становится очевидным, что значение данной ценности, во-первых, более детально репрезентативно в лексикографических источниках, а, во-вторых, некоторые компоненты ее значения совпадают в энциклопедических и лексикографических источниках (цель, содержание, разумное основание, сущность чего-либо.), в-третьих, что данная ценность в сознании носителей культуры ассоциируется с содержанием, значением чего-либо, сущностью чего-либо. Цель такой цепочки мыслей — собрать в одном месте несколько очевидностей. Которые, к сожалению, становятся очевидными не сразу. Мне, например, понадобилось считанные секунды, чтобы заметить некоторые из них. И еще мимолетное мгновение — чтобы найти для них подходящие слова. Начну с самого очевидного: «В чём смысл жизни?» — стереотип философского вопроса. Он так затаскан, что его трудно воспринимать всерьёз. Почему этот вопрос затаскан до такой степени? Отчасти потому, что его, в отличие от многих других вопросов, может задать кто угодно. Некоторые философские проблемы относительно просты. «Просты» не в том смысле, что у них есть одно очевидное решение, с которым согласится любой разумный человек. Нет; разные люди могут решать их по-разному. Они просты в том смысле, что их не так уж трудно сформулировать. Задать вопрос — это же в философии половина дела. А иногда и всё дело. Иногда, если хорошо поставить вопрос, решение приходит само собой и потом кажется очевидным. В этом значении слова «простой», вопрос о смысле жизни — один из самых простых философских вопросов. Чтобы спросить о смысле чего бы то ни было, надо всего ничего: взять это самое что-бы-то-ни-было и добавить к нему «зачем». Учиться — зачем? Вылезать утром из кровати — зачем? Жить — зачем? Сравните это с каким-нибудь вопросом позаковыристей. Например: возможны ли априорные синтетические суждения? Или вот ещё вопрос, который Сократ задаёт афинянину Евтифрону в платоновском диалоге: — Слушай, Евтифрон, — говорит Сократ. — А высшие силы любят всё хорошее, потому что оно хорошее? Или это всё хорошее — хорошее, потому что его любят высшие силы? — Ты о чём вообще, Сократ? — отвечает Евтифрон. — Я не понимаю. Вопрос «Зачем мы живём, Евтифрон?» вряд ли вызвал бы недоумение того же рода. Так или иначе, взрослые люди редко говорят о смысле жизни всерьез. «В чём смысл жизни?». Но ещё мне кажется, что самое важное в вопросе «Зачем жить?» — это не ответы на него как таковые. Самое важное — зачем нам нужны эти ответы. На каждый вопрос философии найдутся метавопросы. Метавопрос — это вопрос о вопросе. Попытка уточнить, о чём речь. Например, то, что выпытывает Сократ у Евтифрона в вольном пересказе, — это метавопрос по отношению к любой проблеме, в которой фигурирует понятие «хорошо» или «плохо». Представьте, что мы взялись спорить на тему «Плохо ли бить детей». За этим вопросом неотвязно плетётся мета-спутник: «А что вообще значит "плохо"?» Ведь «плохо» может означать много чего. Например, «не угодно высшим силам». Или «противоречит Библии». Или «вызывает боль». «Наносит вред развитию личности». «Вызывает у меня отвращение», в конце концов. Вытащишь на свет эти разные варианты, и сразу видно: спорить о физических наказаниях, не прояснив, какое «плохо» имеется в виду, — занятие сомнительное. Потому что да, одни виды «плохо» включают в себя насилие над детьми. Но другие, мягко говоря, не включают. У вопроса «В чём смысл жизни?» тоже есть мета-компания. Можно, например, уточнить, что имеется в виду под словом «жизнь». Биологическая жизнь, т. е. от рождения до смерти организма? Тогда речь идет о том, зачем жить, пока не умрёшь. Со смертью проблема снимается. Или же имеется в виду биологическая жизнь плюс бесконечное посмертное существование, в которое многие верят? Тогда смерть не освобождает от экзистенциального сыр-бора. Речь уже не просто о том, зачем жить, а зачем жить вечно. Ответы должны быть соответствующие. Но меня больше интересует другой мета-вопрос, связанный со смыслом жизни. Для ясности я задам этот вопрос в виде маленького диалога: — Зачем жить? — А зачем тебе знать, зачем жить? Причины у желания знать смысл жизни могут быть разные. Но иногда желание знать смысл жизни объясняют примерно так: — Мне плохо. Всё кажется бессмысленным. Соберусь делать что-нибудь — и не могу. Вообще ничего не могу. Эта причина кардинально отличается от прочих. Чтобы увидеть, чем она отличается, надо сделать то, что вообще очень любят делать философы: сделать явным какое-то неявное, но важное различие. Другими словами, надо заметить вот что: когда мы говорим о «смысле жизни», мы часто путаем две очень разные вещи. Одну из них можно назвать словесным смыслом. Словесный смысл жизни — это какая-то цель, облеченная в слова. «Мы живём, чтобы рожать детей». «Мы живем, чтобы познавать мир». «Мы живём, чтобы помогать другим». «Мы живём, чтобы служить Богу и Отечеству». Всё это примеры словесного смысла жизни. Утверждение «Да нет у жизни никакого смысла» и все многословные вариации на эту тему относятся сюда же. Иногда, чтобы не наговорить глупостей, этот словесный смысл жизни стоит отличать от бессловесного. Бессловесный смысл жизни — это состояние организма. Если угодно — состояние души, связанной с организмом. Так или иначе, это не набор слов, отвечающий на вопрос «зачем?». Это ощущение. Фоновое чувство оправданности, осмысленности того, что ты делаешь. Когда оно исчезает напрочь, его не вернёшь за пять минут одними словами. Даже самыми умными и верными словами. Вот банальный пример из повседневности моей жизни. Мне тогда повезло: я из людей, эмоциональное состояние которых почти каждый день следует одной и той же стабильной кривой. Прожить день, будучи мной, — это как скатиться с горки с небольшим бугорком у конца. Утром, примерно через полчаса после подъема, чувство осмысленности сущего переполняет меня. За какое из моих дел ни возьмусь — всё кажется интересным или как минимум нужным. Начиная где-то с двух это чувство ослабевает. Смысл начинает выходить из мироздания, как воздух из дырявого воздушного шара. К вечеру почти всё, что утром казалось таким осмысленным, становится нелепым, никому не нужным. А если ещё не поел нормально днём, то даже самые рутинные действия начинают бесить своей абсурдностью. Только за пару часов до отбоя мир снова наполняется тихим, усталым смыслом. Долгосрочные цели и большие амбиции по-прежнему кажутся пустыми и жалкими, как в начале вечера, но возвращается ощущение, что моя обыденная жизнь ценна безо всяких сверхзадач, сама по себе, — ценна тем, что принято называть «простыми радостями жизни». И так было изо дня в день. Разумеется, кривую можно сгладить. Например, как следует выспавшись. А также здоровым обедом, послеобеденной прогулкой, каким-нибудь особенно увлекательным делом. Иногда кривая даже превращается в прямую — скажем, если вечером встреча с новыми интересными людьми или с друзьями, которых сто лет не видел. Но пытаться выправить эту горку одними словами бесполезно. Я мог напоминать себе в районе пяти-шести вечера, как много разных целей у меня есть. Всё впустую. Уровень бессловесного смысла от этих напоминалок не поднимается. Верно и обратное: пока я на вершине горки, одними словами о бесцельности жизни меня оттуда не спихнешь. Бессловесный смысл пропитывает всё. Даже рассуждения о том, что жизнь не имеет смысла, кажутся приятным и нужным занятием в длинном ряду приятных и нужных занятий. Повторюсь: это пример из условно везучей жизни, в которой приливы и отливы смысла происходят по ежедневному графику. В разговоре с человеком вроде меня можно сколько угодно путать словесный смысл с бессловесным. Какой бы пустой ни казалась мне жизнь в данный момент и как бы ни раздражали меня чужие увещевания, пройдут считанные часы, и кривая всё равно поползет вверх. Но в других случаях держать в уме разницу между словесным и бессловесным смыслом жизни намного важней. Скажем, женщина с послеродовой депрессией не почувствует никакого смысла от рассуждений о том, что дети — наше всё. Наоборот, ей от подобных нотаций станет только хуже. Смысл жизни, которого не хватает человеку, болеющему депрессией, — бессловесный. Эту нехватку не восполнить списками духоподьёмных целей и простых радостей. Разговоры на тему «Зачем жить?» если и помогают в таких случаях, то благодаря тому, с кем и как ведётся беседа, а не из-за каких-то конкретных тезисов: — Зачем жить? — А зачем тебе знать, зачем жить? — Мне плохо. Всё кажется бессмысленным. Соберусь делать что-нибудь — и не могу. Вообще ничего не могу. Не знаю, какая реакция здесь наиболее уместна. Что делать в случае хронической утраты чувства смысла — это знают авторы, у которых больше чуткости и несравнимо больше познаний в клинической психологии, а также соответствующего опыта. Я могу лишь повторить, что рассуждения о смысле жизни, даже самые философские и тонкие, сами по себе здесь не помогут. Не поможет и самодовольное перечисление типовых смыслов жизни, которые известны всем. И тем более не поможет неискреннее, наигранное поддакивание в духе: «Я тоже давно понял, что нет ни в чём никакого смысла». Серьёзный разговор о смысле жизни стоит начинать с разницы между словесным и бессловесным смыслом. Иначе говоря, с разницы между сформулированной целью и состоянием организма. Мы часто путаем эти очень разные вещи. Как следствие, иногда мы говорим и делаем глупости с печальными последствиями. Но заканчивать разговор на этой разнице не обязательно. Есть у вопроса о смысле жизни и другие грани, о которых стоит поговорить даже очень взрослым, шибко занятым людям. Нравиться-то мне по-прежнему всё, но сдерживаю я своё восхищение рассудком, ибо хочется мне сначала понять, почему же мне всё нравится, то есть откуда, а также для чего, то есть с какой целью. Чувство смысла жизни — это, конечно, не экстаз, не восторг и даже не какая-нибудь умеренная радость. Это фоновое состояние организма, которое позволяет изо дня в день держаться на плаву. Однако требования к этому состоянию минимальной необходимой мотивации у людей примерно те же, что и к счастью. Подобно счастью, оно не должно быть всеядным. Представьте, что уже создан безвредный нейростимулятор, приняв который можно заниматься чем угодно с одинаково крепким чувством осмысленности собственных действий… Но вживлять себе чип с таким стимулятором я бы не стал. Жить в состоянии тотальной осмысленности всего происходящего — всё равно что превратиться в Собысчаса без мыслящей приставки. Нет, спасибо. Мне не нужна универсальная мотивация. Я не хочу тратить жизнь на всё подряд. Я, во-первых, хочу тратить её на что-нибудь достойное. А в промежутках между достойными делами я хочу заниматься безобидными пустяками и глупостями, которые нравятся именно мне — такому, какой есть, — больше, чем другие пустяки и глупости. Иначе говоря: если тебе повезло — если фоновое чувство смысла никогда не пропадает надолго из твоего организма, то вопрос о смысле жизни переходит-таки из клинической плоскости в философскую. Он становится вопросом о ценностях: о том, что такое хорошо и что такое плохо. Что значит «достойное»? Что значит «безобидное»? Какую пропорцию следует блюсти между достойными делами и безобидными удовольствиями? И почему её вообще следует блюсти? Пресловутая сложность, «нерешаемость» проблемы словесного смысла жизни отчасти кроется именно здесь. Вопрос «Зачем жить?», если браться за него всерьёз, скоро оборачивается вопросом: «Если уж жить, то как?» А вопрос, как жить, в свою очередь, — это уже вообще вся этика, всё кантовское Was soll ich tun?, а заодно и вся метаэтика, то есть вопросы о сути этических вопросов (включая то, чем Сократ донимал Евтифрона). Надо ли говорить, что этика с метаэтикой нас в повседневной жизни интересуют мало. У каждого взрослого есть набор стихийных представлений о том, как надо и не надо жить, — так называемая система ценностей. Лидия Гинзбург называла её «моральной рутиной»: С детства воспитанные привычки, иррациональные остатки, потерявшие содержание и сохранившие форму реликты прошлых моральных систем, самолюбие, естественное стремление к среднему, принятому уровню, болезненное чувство, возникающее у многих при виде чужих страданий… Наша моральная рутина строится на ходу и перекраивается по обстановке; она полна нестыковок и белых пятен. Но её обычно хватает, чтобы поддерживать статус-кво и отношения с окружающими. Как следствие, мы склонны считать ее адекватной и очевидной. Многие из нас охотно согласятся, что этические проблемы сложны в некоем «абстрактном», «философском» смысле. О них можно заумно спорить в специально отведенных для этого тепличных условиях. Однако и эта уступка — способ лишний раз заверить себя: «на практике», «в настоящей жизни» всё и так ясно. Если спор о том, зачем жить, — это спор о ценностях, то наше снисходительное отношение к смыслу жизни растет из того же места. Поэтому я и назвал его сложность «пресловутой». Мы рады признать, что у очкастых личностей на философских семинарах есть резон мусолить эту тему бесконечно. Но «в настоящей жизни» нас полностью устраивает свой стихийный хит-парад ценностей. Мы живы моральной рутиной, наложенный на бессловесный смысл жизни — на тот смысл, которого у людей, не болеющих депрессией, полно по умолчанию. Наглядней всего это проявляется в таких образцах житейской мудрости: — Хочешь знать, как надо жить? Смотри на меня. Я уже в курсе. При этом утверждение, что в жизни «нет никакого смысла», особенно показательно. За ним прячется одна популярная система ценностей, которая нередко роднит самых завзятых атеистов с самыми истовыми верующими. Поскольку эта система не только популярна, но и бесчеловечна, о ней тоже стоит поговорить. Был такой философ — Эвальд Ильенков. У него в архиве нашли раннюю работу под названием «Космология духа. Попытка установить в общих чертах объективную роль мыслящей материи в системе мирового взаимодействия». Основная идея такая. Ильенков предлагает допустить, что вселенная имеет циклическую природу. Каждый цикл длится многие миллиарды лет и кончается незадолго до тепловой смерти вселенной. Тепловая смерть вселенной наступает, когда энтропия достигает однородного максимального уровня по всему космосу. Грубо говоря, везде в космосе делается одинаково холодно, темно, мертво и пусто. Те из нынешних космологов, которые считают такой исход возможным, ожидают его примерно через [•••] лет. Допустим, продолжает Ильенков, что всякий раз некий механизм не даёт вселенной умереть тепловой смертью до конца. Этот механизм запускает в рассеянной, растраченной энергии космоса цепную реакцию. Он превращает «умирающие, замерзающие миры» «в огненно-раскаленный ураган» рождающейся заново вселенной. Как мы сказали бы сегодня, происходит новый Большой Взрыв. История космоса начинается с чистого листа. Что же это за механизм? По мнению Ильенкова, от необратимого охлаждения вселенную каждый раз спасает «мыслящая материя». Законы природы, полагает Ильенков, делают возникновение разумной материи неизбежным. Ну, а возникнув, «мыслящий дух» рано или поздно отдаёт «долг перед матерью-природой»: в какой-то, очень высокой, точке своего развития мыслящие существа, исполняя свой космологический долг и жертвуя собой, производят сознательно космическую катастрофу — вызывая процесс, обратный «тепловому умиранию» космической материи. В сознании огромности своей роли в системе мироздания человек найдёт и высокое ощущение своего высшего предназначения — высших целей своего существования в мире. Его деятельность наполнится новым пафосом, перед которым померкнет жалкий пафос религий. Ильенков, как видите, особо подчёркивает разницу между своим взглядом на космологическое призвание человека и религиозным мировоззрением. Это, с одной стороны, неудивительно: Ильенков был марксистом, причём думающим марксистом. Вряд ли из тех, которые до перестройки ритуально бубнили студентам диамат, а потом враз воцерковились. С другой стороны, Ильенков не замечает, что изначально играет на чужом поле. Поиск «высшего предназначения» и «высшей цели» за пределами человеческой жизни — очень религиозный подход к проблеме, которую он пытается решить. Религиозная изнанка особенно бросается в глаза там, где Ильенков живописует судьбу разума без сверхзадачи, без «космологического долга»: В этом случае мышление оказывается пустоцветом — красивым, но абсолютно бесплодным цветком, распустившимся где-то на периферии всеобщего развития лишь затем, чтобы тотчас увянуть под ледяным или огненно-раскаленным дуновением урагана бесконечной Вселенной. По сути, это вариация на тему «Если бога нет, то всё зря». Только вместо бога здесь могучее человечество будущего, которое самоотверженно взойдёт на космологический крест во имя спасения вселенной. «Космология духа» Ильенкова хорошо иллюстрирует ту длинную тень, которую бросают на наш образ мыслей иудаизм, христианство и ислам. В религиозной системе координат есть понятие высшего смысла жизни — грубо говоря, бог. Этот Высший Смысл вынесен за пределы нашего мира и объявлен тайной. Постичь его до конца человеку не дано по определению. Эта потусторонняя непостижимость — одна из самых психологически привлекательных черт религиозной картины мира. Она гарантирует, во-первых, что смысл есть не только у каких-то отдельных действий, а у всей жизни сразу. Во-вторых, она обещает, что этот смысл превосходит наши самые смелые ожидания. Покуда мы живы, он будет светлой тайной, мерцающей высоко-высоко над нашей мышиной возней в сумерках. Хорош этот смысл жизни и тем, что пытается быть словесным и бессловесным одновременно. Он стремится выйти через язык за пределы языка — в ту сияющую пустоту всех восточных и западных мистиков, которая как забором огорожена известной цитатой из Витгенштейна: «О чём невозможно говорить, про то надо молчать». Этим предложением заканчивается единственная книжечка, которую Витгенштейн, главный Страдающий Гений западной философии XX столетия, издал при жизни. Как это бывает — можно показать на примере понятия «Ничто». Представление о Ничто с большой буквы восходит, надо думать, к банальным выражениям вроде «Там ничего нет», «Я ничего не ломаю», «Мне нечего вам сказать» и так далее. В повседневной речи, когда мы говорим «ничего», мы всегда имеем в виду отсутствие чего-то когда-то и где-то. В голове, затуманенной философией, однако, это скромное бытовое ничего превращается в Полное и Абсолютное Отсутствие чего бы то ни было, включая пространство, время, частицы, поля, струны, браны, логосы, эйдосы и законы природы. Как следствие, встают мучительные вопросы: «Как Что-то взялось из Ничего?» и «Почему вообще есть Нечто, а не Ничто?» При этом, стоит ли говорить, никакого Полного и Абсолютного Ничто никто никогда не видел — ни в глаза, ни в Большом адронном коллайдере. Оговорюсь: Витгенштейн, наверное, погорячился, объявив всю философию языковой терапией для тех, кто запутался в словах. Но местами его подход работает как часы. В частности, он помогает разогнать немалую часть тумана, в котором мы блуждаем, разыскивая Высший Смысл жизни. Высший Смысл жизни отличается от просто смысла примерно как Абсолютное Ничто от обычного ничего. Абсолютное Ничто добывается путём подставления слова «нет» ко всему, что придет в голову: денег нет, кошек нет, Земли нет, космоса нет, времени нет — и так до «вообще ничего нет», то есть до упора. Высший Смысл получается при помощи такой же процедуры со словом «зачем». Мы начинаем с обыденных действий и накручиваем себя до «Зачем человечество». Иными словами, до вопроса: «Зачем мы живём, если всё равно все умрём?» Увидев это, проще разглядеть и один побочный эффект поисков Высшего Смысла. Вопросы в стиле «Зачем всё на свете?» не так безобидны, как иные упражнения в языковой комбинаторике. Когда мы вытаскиваем слово «зачем» из его естественной среды обитания — из одной человеческой жизни среди других жизней, мы неизбежно начинаем придумывать соответствующие ответы. Ответы, в которых нет ничего человеческого. Один пример такого ответа — иудео-христианско-исламский бог — уже появлялся в моей речи. Почитание этой сверхценности служит образцом для культа многих других: Отечества, Нации, Революции или даже Народа. На первый взгляд, такие Высшие Смыслы живей и человечней бога. Они, в теории, ближе к источнику нашей тоски по внешним целям: к насущной потребности жить не только для себя, но и для других живых существ. На практике, однако, они сплошь и рядом оказываются такими же бесчеловечными, как и любой бог. Во всяком случае, и мучаются, и мучают, и умирают, и убивают ради них с той же легкостью. Уверенность, что «настоящий» смысл бытия непременно должен быть выше отдельных жизней отдельных людей, — плод игры со словом «зачем», помноженной на тысячи лет монотеизма. Эта уверенность кажется многим из нас естественной. Возможно, большинству из нас. Показательно при этом даже не то, что её не ставили под сомнение марксисты середины прошлого века, вроде Ильенкова. Им, как говорится, сам Гегель велел верить в поступательный ход истории к великой цели. Нет, поразительней всего, что доктрину Высшего Смысла нередко исповедуют и те, кто не верит ни в бога, ни в чёрта, ни в Гегеля, ни в отечество с нацией. Именно такие люди, снисходительно усмехнувшись, предложат вам не париться, потому что «нету в жизни никакого смысла». Что бы я ответил, если бы хоть один человек задал этот вопрос всерьез? Трудно сказать. У каждого разговора свои участники и своя динамика. Возможно, я вспомнил бы слова одного человека. «“В чём смысл жизни?”, — посетовал он однажды, — это очень плохой вопрос». В лучшем случае, он предлагает валить в одну кучу достойное и приятное, общие этические ценности и личные удовольствия. В худшем — с порога подменяет жизнь человека судьбой человечества. Тащит за собой Высший Смысл в виде какого-нибудь бога или всеобщего счастья в светлом будущем. Надеюсь, я бы сказал: вопрос плох уже тем, что слово «смысл» (meningen, the meaning, le sens.) вечно фигурирует в нем в единственном числе. Пытается свести тысячи разных дел, которые мы успеваем переделать даже за недлинную жизнь, к единому знаменателю. Очень надеюсь, что вспомнил бы и фундаментальную разницу между словесным и бессловесным смыслом. Разницу между целями и тем состоянием организма, которое вообще позволяет выбирать и преследовать цели. Позволяет думать в категориях «важно/не важно», «интересно/не интересно», «сделаю/не сделаю». Возможно, договорился бы я и до своей любимой темы: до того, что поиски словесного смысла жизни — это, конечно же, роскошь, доступная далеко не всем. Чтобы выбирать цели и в муках «искать себя», нужны здоровье, ум, защищенность. Впрочем, повторюсь: кто знает, что бы я сказал. И ещё неизвестней, что бы я услышал. Неизвестней и гораздо интересней. Интересно поговорить с человеком, который готов на полном серьёзе обсуждать смысл жизни прямо на улице. «Плохой вопрос» ещё не значит «вопрос ни о чём». Иногда, если покопаться, плохой вопрос бывает вообще обо всём.       Всё началось после окончания обучения. Именно с завершением изучения медицины и военного дела мои взгляды на жизнь выцвели до безобразия, пока выработанный в армии автопилот не выполнял все прямые обязанности, хотя в молодости чаще перекладывал всю ответственность на других. Чем сильнее выделялись «первые признаки седины», хорошо скрываемые дорогостоящей краской для волос, тем больше осуждал младшую версию себя. Молод был. Дурак.       Факт всегда остаётся фактом, после того, как отчаявшись вытащить со дна, из моей жизни ушёл последний близкий человек, хорошая книга и по сей день остается моим верным и зачастую единственным собеседником за кружкой свежесваренного кофе. В книгах, там, где размываются имена, характеры или возраста, чувствую себя в своей тарелке. Несмотря даже на то, что иногда всплывали в голове шальные мысли о том, что всех этих персонажей, быть может, просто придумал мой больной рассудок, истосковавшийся по нормальному живому общению.       «Хватит мрачных мыслей. Кто грустит, у того х%р в ж&пе».       — Все медики такие молчаливые? — знак «?» от Слави прибежал в личные сообщения. В символе не было раздражения или пассивной агрессии, милой девушке интересно узнать причину малословности.       — Да нет, ничего такого, — отрываюсь на секундочку от похлебки, — задумался о своем, медицинском, не обращай внимания, — опять ковыряюсь в тарелке.       — Вы оба слишком много думаете о медицине, мне очень нравятся такие ответственные люди, но нельзя же ежесекундно всего себя отдавать учебе, Же-е-е-е-нь, — буббу с бирюзовыми волосами говорит уже не нам, — скажи, я права, да-да?       Евгения со скоростью Уолли Уэста, приостановив процесс измельчения пищи, смотрит на вашего любимого доктора, мгновениями позднее, не теряя межпространственного источника энергии, дающую энергии каждому атому каждой вселенной, задавая законы физики, из которого комиксные спидстеры берут свою невероятно быструю скорость и другие способности, включая путешествия во времени и между измерениями, посмотрела на Да-Да-Да-Да-Да-а-а-а-ззлыча-а-а-а. Пионерка на спидфорсе обработала запрос и подготовила ответ.       — Не знаю, — девушка с необычными eyes выдала ироничный answer, это заставило меня улыбнуться и маленько разукрасить орнамент на лице коротким laughter, барышня noticed мой заскок и got infected докторским вайбом. — Спроси у него самого.       Мику восприняла честную реакцию Жени буквально. Девочка-припевочка с худобой продублировала вопрос. Сама напросилась.       — А как не думать о медицине? Учеба в мединституте отличается определенной спецификой. Врач работает с разными людьми, независимо от материального и социального статуса. В обязанности специалиста входит постановка диагноза и назначение лечебных процедур. Первая сложность – это длительность получения образования. Будущие доктора обучаются шесть лет, а потом сдают экзамены, подтверждают диплом. Затем предстоят экзамены по аккредитации, которая предполагает получение сертификата. В процессе сдачи экзаменов, выпускникам начисляются определенные баллы, позволяющие освоить ординатуру. Если есть диплом, сертификат, бывший студент может устроиться участковым терапевтом. Но продвижение по карьерной лестнице без ординатуры практически невозможно. Для получения узкой специализации, необходимо отучиться ординатором два года. Но понадобятся высокие баллы, которые получают при аккредитации. Учащиеся подают документы не более чем на три ординатуры. В ординатуре проходят лекции и конференции, осуществляются клинические разборы. Но основная часть приходится на практику. При получении знаний доступны экзамены сестринского дела для получения сертификата. Документ позволит работать медсестрой, даже накопить хороший стаж. При поступлении в ординатуру подобная практика позволит рассчитывать на дополнительные баллы. Тяжело учиться тому, кто проходит военную подготовку. Учащиеся получают дополнительную нагрузку. Важно сдавать специальные нормативы. По завершению процесса образования, выпускник получает специальную корочку. На выходе студент становится готовым офицером запаса. Занятия на военной кафедре предполагают соблюдение строгой дисциплины. Отсюда вытекают и другие трудности специальности. Хороших специалистов могут отправить на работу в горячие точки. За это предусмотрены большие доплаты, но существуют риски для жизни профессионального доктора. С проблемами сталкиваются молодые выпускники, начинающие практику. В начале трудовой деятельности могут возникнуть трудности с отсутствием хорошего наставника. К другим проблемам относится недостаточная компьютеризация рабочих мест и отсутствие необходимого оборудования. Молодые участковые могут столкнуться с такой проблемой, как превышение нормы в численности прикрепленного населения. Не за всеми молодыми врачами закрепляются медсестры. Из минусов стоит отметить постоянное психологическое напряжение из-за ощущения ответственности за чье-то здоровье. Врач должен уметь быстро принимать решения, забывать о панике при экстренных ситуациях. Доктора часто сталкиваются с неблагодарными пациентами, которые занимаются самолечением, диагностируют болезни самостоятельно, просто ворчат по поводу неправильного диагноза. Большой отсев происходит именно на первом курсе. Многие уходят из-за специфики, напряженной учебы. Трудности возникают при прохождении анатомических уроков. Некоторым учащимся нелегко работать с материалом – препарировать или даже трогать. Для всех учеников предусмотрена строгая дисциплина, свой дресс-код. С первых занятий ученики должны иметь специальную форму. Первые три курса молодые люди активно получают базовые знания, проходят большое количество профильных предметов. Wakarimasu ka, watashi no taiyō yo?       — Wakatta, dōshi ishi, — глаза Мику заблестели, когда собеседник неожиданно заговорил на японском, Славяна с румянцем на загорелых щечках взглянула на меня, Женьшеньку, пытавшуюся прикрыть удивление, и, наконец, на настоящую японку.       — Oui, je peux le gérer assez bien. Nicht nur Französisch, sondern auch Deutsch, großartig, oder? But English is at the level of a native speaker. Non posso ancora vantarmi di parlare italiano, ma capisco bene cosa si dice in questa lingua, — Славя довольно улыбнулась, азиатка вытаращила глаза, третья представительница прекрасного пола перестала играть в «горделивую наблюдательницу», Алёша и коллега продолжали набивать животы в молчании.       — Oui, vous êtes un vrai polyglotte, docteur, — подключилась начитанная мицгерл в уважительную беседу, произносила слова бегло, она тут упоминает мою способность говорить на шести языках.       — Il n'y a rien de spécial à cela, je lis juste des manuels sur l'apprentissage des langues étrangères pendant mon temps libre, — здесь говорю, что ничего такого сверхъестественного, брал учебники по иностранным языкам в свободное время и вперед штудировать.