Северный Лес — Falmora

The Elder Scrolls V: Skyrim
Смешанная
В процессе
NC-17
Северный Лес — Falmora
автор
Описание
В холодных землях Скайрима, среди руин забытых двемеров, пробуждается снежный эльф — последний, чью расу считают исчезнувшей. Всю жизнь проведший в изоляции и незнании о своей расе, вынужден выйти на поверхность. Его путь приводит в Винтерхолд, где встреча с магами Коллегии может открыть ему тайны прошлого... или поставить под угрозу его будущее.
Посвящение
Если вы тоже мечтаете о любви к своим сладеньким фалмерам, то вам сюда! Дополнительные картинки по фику: https://t.me/chair_and_chips
Содержание Вперед

Часть вторая: Похождения великолепного Довакина, спасителя Тамриэля!

***

      Действительно вернётся через пять дней — просто нужно было уладить одно дельце и захватить подарочек. Изначально она планировала собрать несколько Корней Нирна и других трав, чтобы составить из них небольшой букет. Но, направляясь в Рифтен, наткнулась на очередные нордские руины. А Довакиний нос просто не может пройти мимо такой прелести… Совершенно случайно нашла там снадобье фантома, оставшееся от некоего Винделиуса. Впрочем, без разницы, если честно. Решила оставить этот курган на потом — сейчас времени мало. Забрала снадобье и направилась в Рифтен, собирая цветы по пути. Однако в итоге их пришлось выбросить — точно не дожили бы до следующего посещения Маркарта. Проще собрать свежие на обратном пути. Какой-то стражник упомянул «бедных детей в приюте сирот». Столько раз бывала в городе, но ни разу не слышала о приюте. Вернее, слышала, но лишь краем уха, не более. А теперь оказывается, что там действительно живут какие-то «бедные дети». Решит зайти, чтобы оставить не лишние денеги для помощи. Однако, оказавшись внутри, её слух сразу зацепит раздражающий голос какой-то старухи: «…Я больше не желаю слышать разговоров об усыновлении! Никто из вас, подонков, не будет усыновлен. Вы никому не нужны, вы совсем никому не нужны — запомните. Вот почему, мои дорогие, вы находитесь здесь…». Конец уже не стала дослушивать, наполняясь агрессией. Мерзкая тварь.       Скроется. Сначала хотела просто выстрелить в нее, но будет жаль, если дети увидят кровь слишком рано. Зальёт яд в кружку с надеждой, что это именно её кружка, — и не прогадала! Грелод, так зовут эту старуху дети, усаживается за столик в своей коморке, откусывает батон и запивает его «чаем». Довакин улыбается до ушей, когда скряга через минуты начинает харкать кровью, падая и катаясь в агонии — и так будет с каждым, кто хоть пальцем тронет невинных детей. Пока она Довакин — спасительница мира, человечества, — каждый ребенок, который встретится ей на пути, будет защищен. На крики сходятся дети и вторая взрослая, которая пытается отгонять детей, а сама «отгонять» свои слезы с лица. Слышатся радостные возгласы детей, и она делает вид, будто только что зашла в приют. Поздоровается с детьми, пока девушка заперлась с трупом женщины в другой комнате. Пообщается с ребятами и каждому раздаст по 100 септимов. Настойчиво открестится от убийства, а детей строго наставит молчать о том, что она вообще здесь была. Обнимет каждого напоследок и, наконец, выйдет, направляясь к таверне, чтобы снять комнату на ночь.       Уже в таверне обнаружит, что у нее осталось всего 253 золота… Как будто в курган и не заходила. Снимет комнату за 10 септимов, купит вина и печеного картофеля еще на 12 — итого остается 231. Присядет на лавочку у камина, чтобы в гуле таверны сделать глоток вина прямо из горла. Почти сразу прокашляется — ну и дрянь. За что уплочено, должно быть проглочено… Заставляет себя делать глотки хотя бы раз в минуту — а что, зря потратилась? Между пьяными разговорами слышит слишком трезвый голос: «Жители Рифтена, прислушайтесь к моим словам. Возвращение драконов — не простое совпадение. Это один из знаков. Признаки того, что леди Мара недовольна вашим постоянным пьянством. Поставьте свои кувшины, наполненные мерзкими жидкостями, и примите учения…»кто-то выкрикивает, чтобы он заткнулся, а кто-то агрессивно требует, чтобы убирался из таверны. Довакин поднимается и идет к нему, чтобы понять, что за странное поведение у этого человека в месте, полном выпивших и хмельных. Оказывается, это жрец Мары. Пьяному Довакину очень легко втереться в доверие, поэтому продолжает его спрашивать, когда он с воодушевлением отвечает. Зачем его разочаровывать? Присядут на скамейку и в какой-то момент уже не ощущает бутыль вина у себя в руке — а глазами замечает ее в урне. И когда она успела? — … И о чем Мара вообще? — Сфера Мары охватывает те эмоции, к которым мы стремимся всей душой: любовь, сострадание, понимание. В эти мрачные времена трудно по-настоящему оценить ее дары, вы должны видеть в ее свете маяк, освещающий путь сквозь бурю! — Благородно… Хотя бы один Бог, не связанный с войной. Спасибо. Ну… она других почти и не знает. Жалко его. Довакин спросит его о помощи, но он лишь отмахнется, объяснив, что сейчас они принимают только пожертвования. Она, не задавая лишних вопросов, достанет из кармана 10 септимов и без колебаний протянет ему. В ответ жрец произнесет благодарственную речь, добавив обещание молиться за ее любовь. Осталось 221 золото. Разговор пойдет дальше, и незаметно ей «втюхают» — хотя сама захотела — амулет Мары. Эти узоры, плавные переливы… А еще меньше расход магии на восстановление! Ну это точно нужно! И… вдруг… кто-то клюнет на этот амулет? Лишним точно не будет. Заодно выговорится Марамалу о своих неудачных попытках хотя бы подружиться с кем-то. Он выслушает ее с искренним вниманием, поддержит теплыми словами. Кажется, этого достаточно, чтобы она поняла: больше пить ей не стоит. Попрощается и пойдет к себе в комнату, по пути хватая статую Дибеллы. Падает в кровать. Осталось 21 золото… Марамал сказал, что нужно хвататься за любую возможность завести друзей, ведь, возможно, среди них однажды найдется и любовь. Довакину очень хотелось бы чувствовать свою нужность для людей. Да, она и так уже делает многое, но хотелось бы чего-то более… конкретного. Путешествия — это хорошо, но хочется возвращаться домой, где можно сказать кому-то: «Я дома!». Но сейчас это невозможно.

***

      Уснет в обнимку с Дибеллой, а по утру засунет ее в сумку. Зачем? Чтобы была… А еще выкрадет, так называемые «эльфийские уши», на кухне таверны. Нечего внушать, что эльфов можно унижать! Нет ничего ценнее ушей… Ей так говорили. В целом, она не видит никаких отличий между кошкой и человеком и совсем не понимает смысла в том, чтобы оскорблять кого-то по расовой принадлежности. Решит не идти пешком, а сесть в повозку до Маркарта. Осталось 6 золотых… Конечно, она вор, но выкрасть деньги совесть не позволяет. Те, что были добыты по заданиям, через какое-то время внезапно находились в другом месте дома — всё возвращала обратно. Но это не объясняет, куда пропадают её деньги. Ещё одна причина — трата их на еду и всякие мелочи, которые потом некуда девать, из-за чего приходилось оставлять в сундуке Гильдии. А ещё штрафы, когда её всё-таки ловили на воровстве «эльфийских ушей». В Солитьюде уже все знают, кто на самом деле был тем самым «вором ушей», а вот в других городах пока не догадываются — только потому, что её не поймали. Слухи, конечно, распространяются быстро, но Виндхельм принципиально не арестовывает, хотя знает о проблеме. Ведь никто не станет арестовывать самого Довакина за воровство какой-то приправы, правда? Нечего было дискредитировать эльфов!

***

      По возвращении в Маркарт её угораздило украсть эльфийские уши прямо на людях. Ей казалось, что она незаметна, растворилась в тенях, но на деле просто подошла, схватила приправу и засунула в сумку. Трудно было не заметить такую «скрытность». Из плюсов: теперь у неё есть спальное место хотя бы на одну ночь — бесплатно. Из минусов: стража изъяла все эльфийские уши и заодно парочку других ворованных вещей, которые были «найдены» в других частях Скайрима. Ну как они это определяют?! Чуют что ли?! Довакин, спаситель мира, была гнусно посажена в тюрьму за воровство приправы. Теперь ничего не оставалось, кроме как работать в шахте, разбивая киркой каменные стены, словно это было её искуплением. Несколько раз к ней пытался пристать один и тот же человек — был побит и остался со сломанной челюстью. За излишнюю агрессию её перевели в отдельную клетку. Внутри ничего, кроме холодных каменных стен. Даже спальника не дали. Хотя бы оставили ведро… Дали ареста на 10 дней. Отлично. Да, она побила всего лишь опасного преступника за распускание рук! И что? Надо было быть достойным членом общества, тогда бы не оказался в этой дыре. Не ей говорить про это. Ей приказали выдалбливать свои стены в поисках полезных ископаемых, но она этим заниматься не собирается. Сядет на пол, упираясь спиной в холодный камень. Осуждающе смотрит сквозь прутья на проходящих мимо стражников, игнорируя их приказы.       Часы тянутся мучительно долго, пока её взгляд не выхватывает знакомую черную фигуру, мелькающую на другом конце коридора. Ондолемар! Он расхаживал со своими стражницами, но рядом был еще один стражник города. Тот что-то объяснял, а талморец равнодушно отмечал на пергаменте какие-то детали, держа в руках планшетку. Ещё одна деталь привлекла её внимание: на нижней части лица Ондолемара был повязан аккуратный платочек. Ткань защищала его от пыли, что неизбежно висела в воздухе шахты. Ах, бедненький талморский мальчик, боится испачкать своё драгоценное личико. Довакин резко хватается за холодные решетки и начинает судорожно трясти их, громко выкрикивая его имя. Её голос эхом разносится по каменному коридору, привлекая внимание всех, кто находится поблизости. Ондолемар останавливается на полпути, повернув голову на звук. Его взгляд скользит по клетке, пока он не замечает по ту сторону знаменитого Довакина. Он на мгновение замирает, осознавая абсурдность происходящего. Конечно, он помнит, что она воровка, но эти клетки… Эти клетки предназначены для самых буйных заключённых. Долгая пауза. Ондолемар явно колеблется, не решая, стоит ли ему вмешиваться или лучше вернуться к своим делам. Он видит, как Довакин продолжает звать его, её голос с каждым разом становится всё громче, и, что хуже всего, он замечает, как из шахт доносятся радостные выкрики других заключённых. Начинается гул — предвестник очередного бунта. Выдохнув, он поправляет платок, натянутый на лицо, и подходит ближе к клетке. Он останавливается на безопасном расстоянии, не говоря ни слова, и спокойно слушает её сбивчивые выкрики. Её эмоции кипят, но его выражение остаётся абсолютно спокойным, выслушивая ее вопли: — Ондолемар! Мы же друзья, правда? Скажи этим, что они поймали не того! Осмотрится по сторонам и все-таки заговорит: — И в чем тебя обвиняют? — В воровстве! — Так? — пока что всё сходится. — А еще ко мне приставал какой-то хам, — как-то научилась использовать более мягкие слова при Ондолемаре, — Ну, я его и побила! — Это всё? — Пока что всё. Если меня сейчас же не выпустят, то я сбегу из тюрьмы! — Ты можешь мне объяснить, что из этого ты не делала? — Я?.. — действительно, история не складывается, — Делала, но я только что объяснила тебе! — Зачем ты кого-то ударила? В эти клетки не сажают за простую драку — тут каждый час такое происходит. — Кажется, я сломала ему лицо… — Кажется? — Сломала. — отводит взгляд и стыдливо опускает уши. — Это была защита? — Да-да! Именно! — сразу поняла, к чему он клонит. — Воровала? — Да… но я украла только приправу. — Что?.. — Эльфийские уши… — Листы? Зачем? — Ты же должен меня понять! Это ненормально, что люди добавляют «эльфийские уши» в еду или зелья! Зачем так было называть траву? Была куча других названий, но они выбрали именно это! Это дискриминация… Конечно, цель благородная, но не скажет это вслух, продолжая выслушивать ее оправдания, и, кажется, она не понимает слова «дискриминация», но ничего страшного. — Понятно. — повернется к стражнику, — Выведите ее обратно, это была защита. Довакин радуется, звеня кандалами, но вскоре заметит, что ее уводят в совсем другую сторону, пока Ондолемар снова берется за свой списочек и проходится по оставшимся клеткам, отмечая наличие того или иного арестанта. — Стойте! Меня же должны били освободить! Что вы делаете?! — вырывается не ради желания сбежать, а ради привлечения внимания и «правды», — Ондолемар! Отчаянно кричит ему уже из шахтерской части. Устало вздыхает и заставляет себя подойти к ней. Просто позорит его. — Ты можешь прекратить? — с явным раздражением. — Потому что нужно сразу говорить! — Что ты хочешь услышать? Я верю, что не ты первая начала, поэтому, по моему приказу, тебя вернули обратно в общую камеру. — Ты должен был меня выпустить! — С какой стати? Ты сама призналась, что воровала. Денек отсидишь — ничего с тобой не будет. — Ладно, извини… — резко. Нет проблемы в том, что её посадили, просто она чувствует свой моральный «проигрыш» перед Ондолемаром. Хотелось поспорить, но спорить не о чем — она понимает законы. И принимает. Зря только шуму навела, теперь нужно будет нормально извиниться. — Умница, а теперь веди себя хорошо и слушайся стражников. Ты же все еще хочешь со мной дружить, я полагаю? — Ты?.. — сначала загрустит, но через секунду ухмыляется, — Знаешь, на что давить. — Я уже говорил, что буду с тобой дружить только в пределах твоей адекватности. Сейчас ты ведешь себя отвратительно. — Как скажешь, талморский мальчик. Улыбнется, ничего не добавит и пойдет вниз, к остальным, чтобы добывать ископаемые.       Между работой сядет вдали у стеночки и подумает для себя про Ондолемара. Зачем он нужен?       Чтобы дружить. Зачем?       Потребность в общении. А почему именно он?       Другие тоже будут, ничего страшного. А что хочется самой?       Разговаривать. Общаться, рассказывать секреты и прочие дружественные штуки. Вообще, как она поняла, они оба ведут себя «тихо» друг перед другом. То есть Довакин играется и не скрывает этого, но зачем талморцу подыгрывать ей? Не понимает. У него совсем дел нет? Думать о чувствах других совсем не её конёк, как минимум потому, что о своих чувствах она тоже не думает. Вернее, конечно, думает, но не так глобально, как хотелось бы. Очень быстро осознаёт свой страх, не углубляясь в раздумья, а ещё больше всего боится, что кто-то узнает или увидит её такой. Она же Довакин — она не должна ничего бояться. Схватится за лицо, пытаясь отогнать неприятные мысли, а то опять пошли не туда, куда нужно. Так что в итоге делать? Ондолемар, как будто, не заслуживает такого отношения к себе, по крайней мере он лично ей ничего плохого не сделал и ведёт себя в целом почтительно и по-доброму. Значит… Можно не пытаться усидеть на двух стульях? Да, когда-то придётся сделать выбор, которого так боится. И это уже не про талморца, а выбор, от которого будет зависеть судьба Скайрима. Так часто не думает о своих мыслях, что каждый раз, когда всё-таки собирается, думает обо всём и сразу, загоняя себя. Изначально думает про Ондолемара, но опять всё ушло в спасение мира. Так какой вердикт? Всё-таки ей больше хочется дружить. Ничего же плохого не произойдёт, если она подпустит его слишком близко? Хотя, кажется, Ондолемар сам для себя это решил, только уже с Довакином. У него какой-то на неё план или он действительно хочет ей отвечать взаимным интересом? Или он… Встряхнёт голову. Нет! Всё, она решила, что будет дружить. Не надо думать о предательстве!

***

      На следующий день её отпускают и возвращают все вещи, только вот досада… все травы, которые она собрала по пути в Маркарт, завяли. Но есть и другая идея.       Поднимется в Крепость, но не увидит вечно расхаживающего представителя Талмора. Подойдёт к его комнате, и стражницы вновь без вопросов откроют ей двери — неужели он настолько её не боится? Ондолемар снова сидит спиной ко входу — протирает булаву салфеткой. Тихонько подойдёт к нему и зажмурится. — Прости меня, я не должна была себя так вести… Ондолемар повернется торсом, упираясь в спинку стула и убирая булаву на пол. — О чем ты? — хочет услышать от нее полную картину. — Для начала, могу ли я с тобой просто поговорить? Если честно, я не очень понимаю ход твоих действий… — Взаимно. — Скажи, почему ты мне отвечаешь? — сама подставит стул и сядет напротив, — Я имею ввиду, ты же просто можешь сказать мне «я не хочу с тобой вести дела, иди своей дорогой», но ты этого не говоришь, а потом явно недоволен моим характером… — Что ты подразумеваешь под «характером»? — Я… нарушаю твое пространство и веду себя громко, в отличие от тебя, тихони. — Ты уверена, что описала черты характера? — Действия? — Нет, ты мне описала твое поведение, связанное с желанием чувствовать контроль ситуации и, я полагаю, с желанием ощущать себя выше меня. — Да! Ты лучше это описал, чем я думала. Очевидно, что в тюрьмах я не ору и не пытаюсь кого-то заставить меня освободить… — Так, и что ты хочешь мне сказать? — скрестит руки на груди. — Сначала ответь на мой вопрос, почему ты тоже «играешь»? Я же думаю, что тебя это устраивает, а оказывается, что нет. — А для чего ты со мной общаешься? — Общаюсь… — как раз вчера думала, — Потому что мне интересно? Друзей из Талмора у меня еще не было. И… мне просто скучно и тяжело. Хочу отдохнуть и что-то кому-то рассказывать. — Других не нашлось? — Пока нет, но даже если найду, это не отметит факта, что я хочу общаться со всеми, кто мне отвечает этим же. — Хорошо. Отвечу на твой вопрос: я тоже. Неожиданно, правда? Я не думаю, что с такими различиями в мировоззрениях у нас получится даже минимальная дружба. Но я не вижу проблем для отказа. Мне никто не запрещал, так почему я должен? — То есть, ты… тебе интересно? — Да. Меня, пока что, устраивает ситуация. И, если я скажу тебе отстать, пожалуйста, возвращайся в другое время. Я согласен на всё, что не повредит мне лично. И, в моем понимании, случайная дружба с Довакином, или с кем-либо, мне не повредит. — Спасибо… — держит себя в руках, чтобы не кинуться обнимать. — Только веди себя тише. — Без проблем! — Особенно тихо за пределами этой комнаты. Если об этом узнают, то мне могут приказать, в мягком случае, не общаться или использовать это знакомство. А я, такой уж мер, что не имею желания предавать своих приятелей, но приказ выше моих интересов. — Значит… всё равно ничего не получится?.. — Знаешь, если мы, каким-то образом, будем на стадии нормальной дружбы, то, может быть, я подумаю над неисполнением приказа. — не будет уточнять, что это самое плохое, что он мог бы сделать для своей карьеры. — Значит я буду стараться! Честно! — Благодарю. Встанет и подойдет к тумбочке, доставая какую-то коробочку. Вернется обратно и ставит ее на стол, рядом с Довакином. — Умеешь в шахматы? — Нет… — Ну конечно. — можно было и не спрашивать. — Научить? — Если тебе не трудно… — уже начинает «заботиться» о нем. — Не трудно. Редко удается насладиться партией, когда играешь сам с собой. — Почему ты не попросишь своих стражников? — Потому что я вижу, что им это неинтересно и они играют со мной только по приказу. Я не люблю такое. — А если и мне не понравится? — Ничего страшного. Начнем? — Погоди! — вспомнит, — Я нарвала тебе травы по пути в Маркарт, но меня поймали, поэтому они завяли… представь, что я тебе их подарила сейчас. Но я подарю! — Не волнуйся, мне не важны подарки, если ты пытаешься меня задобрить ими. — Не пытаюсь! Мне нравится дарить всякое разное. — Это хорошо. — Давай, после игры, я свожу тебя кое-куда? — Куда? — За стены Маркарта, но это рядом, не потеряешься. — Посмотрим. Ондолемар достает шахматы, расставляет, давая Довакину белую сторону. — Ты вообще ничего не знаешь? — Я понимаю, что нужно ходить по очереди, но как и куда — нет. — Хорошо, смотри, — возьмется за пешку и ставит ее на с6, — Это пешка. В разных местах разные правила, но я буду учить тебя одним, которое, как мне кажется, самые сбалансированные. Пешки ходят только прямо и только на одну-две клетки в первый свой ход и одну клетку после, но… — берется за ее пешку и ставит на b5, сбоку от своей, — Пешка может «съесть» любую другую фигуру по бокам, на клетку вперед от себя, — показательно убирает ее пешку с доски и ставит на ее место свою, — Вопросы? — Можно назад ходить? — Нет. Поэтому думай трижды, перед тем как бездумно жертвовать ходом пешки — это твой неотвратимый ход. — Хорошо, я запомню. — серьезно кивнет. — Конь, — поставит фигуры обратно на свои места и сходит конем на а6, — Его ход выглядит, как айлейдская «L», главное, чтобы было место. А если места нет — значит можно кого-то «съесть», но это нужно смотреть по ситуации, чтобы потом уже не «съели» тебя. Эта игра не про «набери много побежденных фигур», а про цель — загнать короля в ловушку, — тыкнет на фигуру короля с ее стороны. — Это большая головоломка, но думать надо по факту. — В плане? — Я много решаю разных штук в руинах, но эти решения одни, а в шахматах, мне, нужно будет думать в зависимости от врага, правильно? — Да… — приятно удивлен и даже улыбнется, — Молодец, мы еще не начали, а ты уже думаешь в правильном направлении. Довакин не ответит, а только засмущается от похвалы. Ондолемар продолжит: — Про коня, — поставит на середину поля, на е5, — Куда ты можешь поставить коня дальше? — «L» в любую сторону? — Да. — Хорошо, — поставит коня на f6, — Так? — Да, просто покажи мне все возможные ходы. — Сейчас… — ставит коня обратно, потом на f6, на g5, на g3, а потом столкнется с проблемой в виде свой же пешки на f2, — Я так понимаю, свои я не могу убить? — Не можешь. — Тогда я просто сейчас не могу сходить и выберу другой ход? — Да, главное, что я сейчас вижу, что ты понимаешь ходы коня, давай дальше. — И-и-и… — c3, c5, иd6, — Всё! — Схватываешь быстро, — с лица не сползает улыбка — сразу вспоминаются свои первые шаги, — Идем дальше? Она кивает, а Ондолемар вновь возвращает все фигуры на места. Ставит свою пешку на a5, освобождая ладью. — Это ладья, — укажет на саму крайнюю фигуру, — Она может ходить только крестом — вперед, назад, влево и вправо. Могут ходить на любое количество клеток. Сейчас я сходил пешкой, чтобы дать ладье доступ к полю, потому что она не может перешагивать остальные фигуры, как это делает конь. — Сейчас ты можешь сходить на а6? — Верно, — поставит туда ладью, — А теперь? — Обратно или по всей линии шестерки? — Молодец. Идем дальше или что-то спросишь? — Про крест понятно, давай дальше. — Хорошо, — ставит пешку b6, освобождая путь для другой фигуры, — Это офицер. Заметь, что он стоит на белой клетке — это важно. И он может ходить только по белым клеткам. То есть, как ладья, но по диагонали. А этот, — укажет на второго своего офицера на клетке f8, — Только по черным. С твоей стороны так же. — выведет офицера на а6. — Какие у него дальнейшие действия? — Дальше по своей линии? Можно съесть пешку. — Можно, но не нужно, — показательно съедает пешку на е2, ставя туда офицера, прямо напротив хода уже ее офицера, — Что делать будешь? — Я могу его съесть своим? — неуверенно возьмется за офицера. — Да, можешь. — Так? — «съест» и поставит на е2 уже свою фигуру. — Да. У него длинная траектория возможного хода и урона, поэтому думай подольше, чтобы не происходило таких ситуаций. Вернее, ты можешь так делать сколько хочешь, но будь готова к проигрышу, если, конечно, это не уловка, чтобы запудрить мозги противнику. Это про тактику. Можешь обманывать соперника, поддаваться или выводить на ход, чтобы потом получить свою победу. Довакин улыбается сильнее с каждым его словом. Звучит прекрасно… — Давай дальше, я уже хочу сыграть попробовать. — Хорошо, — выдвигает пешку на d5 и выводит королеву на d6, оставляя позади пешки. — Это королева. Самая сильная фигура, потому что может ходить как офицер и ладья, то есть в разные стороны. Ее главная задача — защищать короля любой ценой, — укажет на короля на е8, — и, конечно, загнать чужого короля в ловушку. Это можно сказать про любую другую фигуру, но королева ощущается сильнее, чем остальные, но не думай забить себе этим голову. Своей цели может достичь любая другая фигура. Королева сильна, но ее еще и легко потерять. Обычно, ошибка новичков в том, что они слишком сильно ценят королеву и думают, что именно она спасет поле боя, поэтому часто «отдают» другие фигуры в угоду спасения королевы, но мы опять возвращаемся к тому, что нужно спасать не королеву, а защищать своего короля и заставить ослабить защиту чужого. — Все фигуры важны, а у каждого своя защитная задача. — коротко пересказывает его слова для себя. — Да. А теперь к цели, — ставит ее офицера с е2 на b5, угрожая своему королю, — Ты сейчас поставила мне «шах». Это угроза королю, но только угроза — из нее можно выйти. Король ходит вокруг себя на любую клетку, но только на одну. — спасет своего короля на d8, — Теперь король спасен. Сходи куда-нибудь сама, твоя очередь. Довакин ставит свою пешку на b3 и ждет ответного хода. Ондолемар сдвинет свою королеву на клетку влево — е6. — Шах. В ответ ставит королеву перед королем, в надежде, что это отпугнет чужую королеву, но Ондолемар срубает ее своей, ставя очередной шах королю Довакина. — Мат, — обманывает, — Это значит, что у тебя больше нет шагов и ты проиграла. Сначала вздохнет, но вспомнит, что король ходит в разные стороны, по бокам убирать бесполезно, но… можно же срубить. И конем справа тоже можно. — Разве я не могу съесть? — Можешь, — рад, что она вспомнила. — Тогда почему ты сказал «мат»? — Обычно вслух это никто не говорит, но сейчас мы играем по-простому. А я захотел ввести тебя в заблуждение. — Лжец, — съедает и ставит своего коня на е2, — Так? — Да. — ставит пешку на е6. Белый офицер на а3, после его был съеден черным офицером. Довакин открыла рот, чтобы спросить, но вместо этого съедает чужого офицера и ставит своего коня на эту же клетку. Ондолемар ставит своего коня с g8 на f6. Белая пешка ставится на b4, а черный король сдвигается на е8. Белый офицер уходит с b5 на а4, а Ондолемар производит рокировку, ставя ладью на f8, а короля на g8. Замечает очевидный вопрос на лице Довакина и объяснит: — Это рокировка. Единственный раз, когда ты можешь двигать двумя фигурами и совершать ход королем на две клетки. Такое возможно только между ладьей и королем, чтобы укрыть второго. — Я тоже так могу? — смотрит на пространство между своей ладьей и королем. — Да, — за нее ставит короля на g1, а ладью на f1, в ответ на это ставит своего коня с f6 на е4. Она уже начинает понимать о возможных ходах, поэтому ставит ладью на d1, перед пешкой, которую, предположительно, хотел атаковать Ондолемар. А тот ставит уже свою пешку на c5, белая ее съедает, становясь на это место. Ее игнорирует и ставит коня на а6. Довакин не поняла, почему он не съел ее пешку, а вот его пешку на b6 атаковать не собирается — сходит своей на с6 и Ондолемар реагирует на это: — Если ты дойдешь пешкой до конца поля врага, то может вместо пешки выбрать королеву. Ограничений нет, хоть все пешки станут королевой. — ставит коня на b4. — Поняла. — двинет пешкой с7. Ондолемар ставит пешку на d4, а Довакин ставит своего офицера с a4 на d7, чтобы защитить пешку от ладьи. Черный конь становится на d5, а белая пешка добирается до с8 и становится королевой. Отпугнуть не получилось, и ладья с а8 съедает новоиспеченную королеву, на это офицер съедает уже ладью. Последняя ладья съедает офицера, а та не может ничего придумать, кроме как переставить коня с е2 на d4. Он не расценивает эту партию как что-то серьезное, а хочет посмотреть на ее ход мыслей — поэтому ставит свои фигуры хаотично, иногда вгоняя в вынужденную опасность — передвигает коня на b4. Дова ставит коня на с6, хотя видит опасность в виде ладьи. Посмотрит на эльфийку с вопросом, но не станет срубать, а своим конем съедает пешку на с2. Белый конь становится на е7 и она довольно произносит: — Шах! — Шах и лишение меня последней ладьи. — убирает короля на f8. Черную ладью съедает конь, становясь на с8. Черный конь съедает белого на а3, а Довакин откинется на спинку стула, думая. — Устала? — заботливо понимает, что первый раз всегда сложно играть. — Сложнее, чем в руинах… — ставит ладью с d1 на е1. — Тебе нравятся загадки там? — передвигает короля на е8 — Меня расслабляет атмосфера, — съедает ладьей королеву на е4. — Хотя нордские руины отвратительные по своей культуре. — Разбираешься в культуре? — ставит короля на d8. — Нет, просто выглядят плохо. — убирает коня, съедая пешку на а7. — Была в айлейдских руинах? Там не так мрачно. — пешка b5. — Один раз, но я тогда была маленькой и испугалась… Но там было очень красиво. — ладья на d4. — Шах. — Сейчас бы сходила? — убирает коня на е7, понимая, что она хочет сделать. — Конечно, с радостью. — ладья на с1. — Если тебе не нравится всё нордское, то почему ты с ними возишься? — пешка b4, понимая свою участь. — Не «всё», но в целом да. Я считаю, что это их территории. Лучше бы вообще не начинать… Раз уж начали, то лучше я выберу их. — ставит коня на с6. — Как скажешь. — не хочет развивать опять политический вопрос, поэтому молча отгоняет короля от шаха на е1. Довакин ставит ладью на d8, подскакивает и громко подтвердит: — Мат! — закроет рот руками, садится обратно, — то есть, мат…! — почти шепотом. — Молодец. — протягивает руку с улыбкой. — Теперь нормально сыграем? — пожмет ему ладонь. — Конечно, на этот раз серьезно. — Поддаваться будешь? — Пока да, иначе смысла не будет. — А когда без поддавков? — Когда я увижу, что ты достаточно разобралась. — Хорошо!       В камине едва слышно потрескивали дрова, а остальное время помещение заполняла тишина, нарушаемая лишь глухим стуком фигур о доску. Довакин сосредоточенно наклонилась к доске, хмуря брови и кусая губу. Её пальцы неловко переставляли фигуры, хотя Ондолемар и обещал поддаваться, что, по сути, заметно. Одна фигура ударила по доске чуть громче, чем хотелось бы, нарушая атмосферу уединения. Она напряженно следила за каждым действием, пытаясь разгадать его планы. Ондолемар играл неторопливо, но движения четкие и отточенные. Иногда он оставлял фигуры под ударом, позволяя ей снять несколько пешек и одного коня. Но даже такие потери выглядели частью какого-то глубокого плана. Миновали минуты — фигуры продолжали двигаться, стук о доску наполнял комнату, будто отмеряя время до очевидного проигрыша. Она проиграла, когда ее последнюю ладью съели и король остался один, загнанный в угол королевой и ладьей противника. — Мат. — сдержано. — Ну и ладно, — вздыхает и расплывается на стуле, — В следующий раз я выиграю. — Следующий раз? — А что? — Понравилось? — Есть такое. — Буду рад разделять с тобой такие вечера. — искренне. — Взаимно! — улыбнется по уши, — А теперь… — Что? — Теперь ты идешь со мной, помнишь? — Хорошо, пойдем.       Довакин уверенно шла вперед, лишь изредка оборачиваясь через плечо, чтобы убедиться, что Ондолемар не отстал. Узкая тропа, покрытая влажной землей, вела всё выше, но стены города всё ещё были видны позади. Пасмурное небо приглушало яркость окружающего мира, создавая мягкие оттенки серого и синего. Мелкие капли дождя начали падать с неба, сначала редкие, едва ощутимые, а затем более частые и плотные. Но дождь был теплым, даже ласковым. Ондолемар морщился, время от времени касаясь плеча, чтобы стряхнуть воду с мантии. Легкая сырость раздражала, но он держался стойко. Поднявшись чуть выше, они вышли на небольшой луг, который, несмотря на пасмурный день, сиял мягким синим свечением. Лаванда заполнила всё пространство вокруг, её цветы трепетали под легким ветром и каплями дождя. Воздух наполнился свежестью и ароматом трав, густым и успокаивающим. Дова остановилась, подняв голову к небу. Капли дождя стекали по её лицу, но она не двигалась, впитывая этот момент. Ондолемар застыл рядом — всё выглядело странно гармоничным, даже дождь не нарушал этой картины, а лишь завершал. Несмотря на близость городских стен, здесь царила тишина — шуршание дождя, шелест лаванды и тихий гул ветра. Он на мгновение прикрыл глаза, позволяя себе короткий отдых от вечных мыслей и обязанностей. — Да-да, правильно делаешь, — как будто поняла его ощущения, — Сядь. — Что? — прервет понимание себя. — Садись, в этом прикол. — Я и так буду весь сырой, незачем делать хуже. — Просто попробуй! Когда привыкнешь к сырости будет уже всё равно. — сразу же падает на задницу, а потом и на спину, раскрывая руки и ноги звездочкой. Оценит ее довольное лицо и всё-таки садится, упираясь руками в землю, от чего перчатки промокают. Довакин немного подождет, не выдержит, и тянет его на себя за плечо, чтобы полностью лег на землю. Он не сопротивляется, только недовольно вздыхает, но ничего не скажет. Капюшон уже не спасает лицо от дождя. — Теперь нормально, — улыбнется ему, — Закрой глаза. Ну, или можешь не закрывать. — а сама закроет и наслаждается ощущением каплей дождя на лице. Ондолемар вертит головой, видя только стволы лаванды вокруг. Умиротворенно… Повернется обратно к пасмурному небу, потом на довольного Довакина — приятно наблюдать, что кто-либо наслаждается процессами природы. Возвращается к небу и, послушавшись совету, закроет глаза. Капли совсем мягкие, как будто кто-то поглаживает, даже сырость уже не раздражает, но все еще слегка ощущается холодок. — Ты слишком напряжен. Повернет на нее голову, встречаясь взглядом. — Да? — Да! Ляг так, чтобы удобно было. Как будто на кровати. — привстанет на локте, чтобы поднять его руки под голову. Остальное он сам делает: фиксирует руки под головой и ложится на них, поставит одну ногу в колено и закроет глаза. Довакин успокоится и падает обратно. А Ондолемар еще раз прокручивает ощущения в голове: запах сырости, ощущения от дождя, аромат лаванды вперемешку с зеленью и почвы. Через пару минут Довакин подаст голос: — Ну как? — Неплохо. — не открывает глаза. — Почти как в Саммерсете. — Да, почти. — Но, если честно, пейзажи здесь мне нравятся больше. Не знаю, как там сейчас, но в последний раз было очень пестро. Да, красиво, но быстро глаза устают. — Такое тоже есть. — Вы здесь работаете пожизненно или когда-то возвращаетесь домой? — Пока не закончится миссия, я буду здесь. Но у меня скоро отпуск. — Домой поедешь? — Да. Я бы давно сорвался, если бы не работа. — Из-за детей? — Важнее работы могут быть только дети. — Тогда почему не работать дома? — А на что мне их кормить? Просто так с моего поста не увольняются. Я должностное лицо. Уволюсь — больше не вернусь. Я могу попросить о переводе, но нет никаких гарантий, что это одобрят, а косые взгляды обеспечены. — Тогда придется жертвовать их отношением к тебе. — Да… Но я бы хотел их таскать с собой по провинциям. Не уверен, что это правильно, но, когда были маленькими, упрашивали меня повозить их по разным уголкам мира. — Ну, главное договориться. — А еще прекратить восстание. Я не собираюсь их подвергать опасности. — Понятно… — даже задумается о поддержки Империи, — А если… я…ну, предположим, остановлю войну на время, то ты мог бы их привезти?.. — И как ты это сделаешь? Надолго ли это? — Талмору же выгодна война, правильно? — Мы не про это сейчас говорим. Выгодно или нет — я ответить не могу. — если они вообще начали… — Скажи мне, какой смысл поддерживать Ульфрика? Ты вообще в курсе, что он за персонаж такой? — Он хочет вернуть Скайрим в суверенное состояние, как было раньше. — Как было раньше — это отсутствие людей, но сейчас ты никак не вернешь «как раньше». Ты знаешь, кого поддерживаешь? — Я вообще еще никого не выбрала, просто склоняюсь к Ульфрику. — Почему? Разве ты не за «все хорошее и против всего плохого»? — Да, поэтому я против Талмора! — Мы сейчас говорим про политику Ульфрика и Империи. Даже по логике: любимый Талос объединил империю, но Ульфрик против этого решения. Разве нет противоречий в этих действиях? Ставит себя выше любимого божка. — Я не знаю, почему он продолжает ему тогда поклоняться… — То есть, ты ничего не знаешь? — … Я спрашивала у людей их мнение… — В каких городах? — Да… — просто «да», и так понятно. — Ясно. Ты в курсе, что Ульфрик хочет разбирать любые конфликты, даже мирные, через силу? — Нет… — И что ты на это скажешь? — Значит… если он выиграет, войны останутся? — Я не знаю, но судя по его натуре — да. А про Торуга помнишь? — Да все знают эту историю… Я считаю, он его честно победил. — Дело не в этом, а в том, что Ульфрик опять выбрал бой, вместо разговоров. Я могу быть не прав, но Торуг бы с ним нашел компромисс, и я нигде не слышал, что он как-то с Ульфриком спорил или пытался умертвить его точку зрения. Понимаешь? Лишних смертей можно было избежать. — … — А эльфы? Ты так борешься с эльфийской дискриминацией в виде безобидной приправы, но, почему-то, склонна поддерживать сторону националистов в этом вопросе. — Но эльфы в Квартале сами ведут себя как идиоты. Одна эльфийка на базаре это подтвердила, ведь сама проигнорировала и была принята в полноценные члены общества. — Я не отрицаю этого. Я к тому, что его поддержка по «изгнанию» эльфов… мягко скажем, плохая. Скайрим — исконно эльфийская территория, а не людская. Поэтому их возгласы «Скайрим для нордов» — бред сумасшедшего. Всю свою жизнь норды гнали эльфов со своих территорий и присваивали их себе «исторически». — Наверное, я понимаю, почему ты так радикален… — Я не поддерживаю все инициативы Талмора, но предпочитаю молчать об этом. Если люди не успокоятся, то, рано или поздно, им придется за это поплатиться. — То есть, снова война и убийства. — Мне их не жаль. — А дети? А те, кто не против эльфов? — Норды Ульфрика хороши в качестве рабов, я полагаю. Но, что касается адекватных, я бы их оставил. Я верю, что они могут быть членами общества. Будет нецелесообразно их истреблять. Налогоплательщики нужны, а еще лишние руки или мозги, если таковые имеются. — Мне казалось, что ты считаешь людские расы низшими, нет? — Считаю, но в твоем описанном случае я могу позволить им существовать рядом. Но не на Саммерсете. Пусть хотя бы это место будет нетронуто людьми. — Ладно… я подумаю об этом дольше. Может быть, ты прав… Седобородые наставляют меня на «Путь Голоса» и не вмешиваться в войну. — Знаешь почему? — Потому что они аполитичны? — Потому что ты — обычный мер в первую очередь. Ты легко ошибаешься, легко поведешься на слова других, но, в то же время, легко можешь поменять историю. Как и твои наставники. Я слышал, что даже их шепот может убить все вокруг — настолько они сильны. В голове Довакина что-то щёлкает, и она закрывает лицо руками, пытаясь успокоиться. Она так сильно не хотела приходить к этому выводу. Каждое её действие может изменить судьбу многих, и каждый раз это тяжело осознавать. Поэтому действительно проще действовать по указке кого-либо. Прокручивает в голове всевозможные варианты вступления на стороны конфликта и сжимает лицо до побеления кожи пальцев. Ондолемар заметит ее реакцию на такие очевидные слова. Спросит, осознавая: — Ты… боишься? — Нет! — поднимется с земли и натянет улыбку, — Я ничего не боюсь, ясно? Я Довакин или нет? — достанет меч и одним разворотом срубит вокруг цветы. — И зачем ты это сделала? — не понимает этого выпендрежа, — Это просто цветы. — встанет и поправит мокрую одежду, которая неприятно липнет к телу. — Потому что я могу. Я захотела — я это сделала. — И что ты этим добилась? — Ничего! Просто захотела и всё. — Удобно резать цветы, когда от этого не зависит будущее существ, верно? А убивать просто так не получится. Встать на любую сторону просто так не получится. А знаешь, что еще просто так не выйдет? — Хватит… — отвернется и посмотрит на обрубки цветов. — Принять свою неправоту, принять свое плохое решение, взять ответственность за это же решение. Действительно сложно. — капюшон спал и дождь мочит уже открытые волосы. — Лучше не трогать ничего… — Разве ты игнорируешь, когда решила спасать мир? — Я уверена, что я его могу спасти, а не разрушить. — Как скажешь, — вздохнет, — Спасибо за времяпрепровождение. — Ты уходишь? — повернется к нему. — Ты что-то еще хотела? — Нет, просто… еще поговорить. — Ты избегаешь даже тему сейчас, хотя я нахожу ее интересной. — Мы можем поговорить на другие темы. — Разговаривать и обходить темы? — Но ты же тоже избегаешь политические темы. — Потому что уровень наших отношений не позволял говорить о таком. — Тогда почему ты начал тему войны? — Мне правда стоит отвечать? До мозгов доходит «уровень отношений не позволял» — в прошедшем времени, а потом… позволил? — Я поднялась на уровень выше? — Я думаю да, у тебя интересные мысли. Противоречивые, но интересные. И поведение твое… странное. Я не понимаю, как ты проводишь мыслительную цепочку, чтобы что-то сделать. — Не хочу себя ограничивать в действиях! — Но ты ограничиваешь себя, когда игнорируешь выбор. — Ладно, я боюсь, хорошо. Это всё, что ты хотел услышать? — Да. Легче понимать. Но, могу ли я дать тебе совет? — Попробуй. — Если ты принимаешь роль спасителя мира, то и прими роль того, кто всё равно меняет судьбы всех живых существ. Легче жить станет. Либо ты уходишь в игнорирование, либо принимаешь свои действия. Подумай об этом на досуге. — накинет капюшон, — Если захочешь еще одну партию, то приходи завтра вечером. Надеюсь, тебе это действительно доставляет удовольствие. — развернется и медленно покидает луг, оставляя Драконорожденную в раздумьях. Она ляжет обратно на землю, обнимая разрезанные стебли цветов. — Извините…       Глубоко вдохнёт и выдохнёт. Принять — принять. Ну, приняла, и что дальше? Как это изменит смерти? Встанет, достанет лопату и откопает небольшие ямки, сажая туда «отводки» лаванды, закапывая. Может быть, так она исправит свою вину перед цветами… Хотя бы для самой себя. Сядет перед ними в позу полулотоса и закроет глаза. Снова концентрируется на каплях дождя, который превратился в ливень, ветер дует сильнее. Кому-то не нравится дождь. Может ли она сейчас остановить его криком? Может… Но ведь кто-то ждал дождь. Для кого-то этот дождь — спасение, и если она сейчас его уберёт, то может нарушить круговорот какого-то урожая. Тогда лучше не останавливать… Но ведь, условно, до дождя кто-то полил свои посевы, думая, что дождя не будет. А сейчас он заливает землю, и посевы размывает. Что ей делать? … … Ничего? Распахнёт глаза, как будто поняла выход, но сразу снова хватается за голову. Не понимает. Понимает, что сама пытается провести аналогию с войной. Но как ей не вмешиваться? Это ведь её обязанность? Если выбрать Империю, то это испортит кому-то жизнь, и косвенно она будет в этом виновата. Если выбрать сторону Ульфрика, то будет то же самое. А если не выбирать? Может быть что угодно, но зато любой исход не будет её виной? Нет, будет. Выиграет, условно, Ульфрик, без вмешательства Довакина. И что? Люди будут винить её за то, что она их не спасла, когда могла… Но ведь Седобородые тоже могли вмешаться, но не вмешиваются. У них нет чувства вины? Нужно поговорить с ними об этом в следующий раз. Может, все-таки, порисовать те мандалы?
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.