Северный Лес — Falmora

      

***

      Небольшие вечерние встречи продолжаются всю следующую неделю. Ничего особенного: шахматы, беседы ни о чем, рисование и простые посиделки без цели. Ондолемар может спокойно назвать ее другом, но не при всех — и ей вслух тоже не скажет, чтобы на зазнавалась. Эльфийка она интересная: любознательная; соблюдает его границы, хотя с нарушениями, но быстро исправляется — это главное — нужно будет ей сказать о правилах нормально, чтобы всем легче жилось; соглашается на любые интересные, для него, штуки и, в целом, ощущается так, что ей это всё нравится. Да, на его фоне она выглядит совсем неэрудированной и глупой, но признает сам для себя, что это не минус — не отказывается от новой информации и очень яркая сама по себе. Ондолемар даже благодарен ей за то, что она вытащила его из однообразных дней, добавила красок в рутину и скрасила ранее утомительные вечера. И главное — он привык к ней именно такой. Он больше не проявляет внутреннего напряжения по факту, что перед ним Довакин. Для него она просто обычная, хоть и своеобразная, эльфийка.       Но, наконец-то, наступил день, когда ей выдали дом. Изначально ему казалось, что все эти разговоры про дом просто затянувшаяся шутка. Конечно, никто не собирался выделять ей бесплатный дом, поэтому даже спрашивать ни у кого не стал — Ондолемар вложил в него свои кровные, а Довакин пообещала вернуть любой ценой. 12200 септимов на дороге не валяются… Хотя, в его случае, ещё как валяются. С самого утра покажет её настоящий дом и оставит ее наедине с ним.       Довакин наводит порядок под себя — никаких вещей снаружи — всё-всё по шкафам. Теперь дом выглядит так, будто его обокрали. Нравится такой вид — чистый и свежий. Из проблем: денег нет = нет еды. Ладно, с этим разберётся потом. На оставшиеся купит картофеля, любимого сыра и молоко. Поставит на стол, а сама сходит помыться в баню. Вернётся через десять минут, надела нижнее бельё и схватилась за доспехи… Потом за платье. Но ведь это её дом. Зачем здесь одеваться? Довольная плюсом своего дома, откинет всю одежду на кровать и сядет за каменный стол, чтобы перекусить. Половина круга сыра и картофель исчезают с молниеносной скоростью. Достанет мандалы и примется их раскрашивать. Сбоку черкает непонятные узоры, мешающие изначальному делу. Возьмёт свободный листок и попытается порисовать что-нибудь, но ничего, кроме кубических идей, в голову не приходит. Неумело нарисует личико Ондолемара и улыбается своей картинке. Времяпрепровождение с ним положительно влияет на нее культурно: и почерк исправился, и даже что-то рисовать захотелось. Под «расслабиться» чаще всего имеется в виду «партия шахмат», а не «зачистить руины». Нужно будет привести себя в стабильное состояние через пару дней и сделать задание, а то совсем «потеряла хватку».       Волосы высохнут, поэтому присядет на кровать, чтобы заплести себе косички, глядя в отражение серебряной тарелки, которую поставила на маленькую полку над кроватью на манер зеркала. И почему в Скайриме нет зеркал? После Саммерсета и Сиродила Скайрим выглядит шагом в прошлую эру. Но это даже нравится. В раздумьях слышит стук в дверь и в ответ крикнет: «Открыто!». В помещение входит единственный друг — Ондолемар. — Устроилась? — прикроет за собой дверь на второй ключ. — Ага! — все еще из комнаты. Первым делом заметит пустые полки, а, проходя дальше, заметит Довакина в одном нижнем белье. Резко поднимет руку на уровень её видимости и отвернет голову. — Прикройся. У тебя что, совсем стыда нет? Выждет пару секунд, чтобы доделать колосок с одной стороны. По завершению скажет: — Это ты ко мне пришёл, а не я. — Я могу уйти, если что-то не устраивает. — Ладно-ладно… Недовольно встанет и накинет халат, завязывая. — Всё, можешь успокоиться. Ондолемар осторожно опускает руку, опасаясь, что она могла сказать это специально, но всё обошлось. — Да, спасибо. — Теперь ты будешь ко мне ходить? — Да. Хоть какая-то свежая комната. — Тогда перетащи всё свои штуки сюда, чтобы зря не тратить время на хождение. — Да, спасибо. Можно еще просьбу? — Что такое? — Могу ли я здесь находиться, когда тебя нет? То есть, ты может неделями не появляться, а я мог бы просто ночевать… — Да хоть живи! — перебьет, — Мне без разницы. Странно, что ты еще давно не купил дом. — Считаю эту трату нецелесообразной. Мне не нужен дом в Скайриме. — Продать потом? — Можно было, но я все еще не хочу с этим возиться. — Но повозился и купил мне дом. — Двух зайцев. — Да ладно тебе! — подойдет и приобнимет за плечо, — Так и скажи, что я тебе нравлюсь, и решил поблагодарить меня за общение с тобой! — Это тоже. Но это не я сказал, что ты вернешь мне эти деньги. — Да… верну. Слово Довакина! — «Слово Довакина» — это мне беспокоиться или нет? — Нет! — хихикнет и отстанет от него. — Давай что-нибудь делать! — У тебя ничего нет. — Хочешь есть? А потом я что-нибудь придумаю! — воодушевленно упрется руками в бедра. Осмотрит комнату и поднимет бровь в непонимании и спросит: — У тебя есть еда? — Ну да! — подойдет к столу, пододвигая кувшин молока и отрезанный кусочек сыра с угла к краю стола. — Любишь сыр? — … Я смотрю, это ты любишь. — Я просто так просила 10 кругов сыра? — Получилось без сыра. Ты ешь что-то другое вообще? — Картошку? Люблю молочные штуки! Так что, будешь есть? — Нет… — Брезгуешь? — Нет. Если есть, то нормально, а не так… как ты. — Ничего тебе не нравится! — фыркнет и отвернется наигранно. — Ты могла не тратить деньги на еду, а готовить ее. — Готовить? — повернется обратно и заинтересуется, — А ты умеешь? — Причем тут я? — Ты так говоришь, будто это легко. Значит умеешь? — А чего сложного? Прищурится с задорной улыбкой — Ондолемар сразу поймет мысли, что пришли ей на ум. Подойдет к нему, прогладит по плечу и обойдет за спину, прижимаясь вплотную. — Ондолемар… — кладет руки на плечи и прошепчет на ухо, — Сделаешь мне что-нибудь? — Ровно тогда, когда ты уберешь руки. — строго. Сразу отдернется и спрячет руки за спиной. — Прости! — стыдливо. — Тебе должны были оставить «заготовки» для еды, вроде муки, например. Где? Она сразу подойдет к ближайшему шкафу от обеденного стола и поставит муку на стол. — Есть что-то закрытое, куда можно молоко отлить? — Колбы подойдут? У меня есть пустые. — Чистые? — Обижаешь! — Надо 0.5 — Есть! Что еще? — Соль? — Есть! — Сахар? — Да-да. — Нужно пиво. — Зачем? — Сомневаюсь, что в Скайриме можно быстро найти дрожжи. — Поняла! Сейчас схожу, что-то еще надо? — У тебя должны быть ягоды. Я знаю. — Есть-есть. Всё? — Да. — осмотрится на наличие дров, — Да. — Сейчас куплю! Пробегает рядом с Ондолемаром, который тут же ловит ее за запястье. — Хоть сейчас оденься нормально, не смущай народ. — Я сейчас разденусь. Это сработало и ее отпускают. Через минуту вернется уже с двумя кружками пива и одну подсовывает ему. — Одной кружки было бы достаточно. — Только тесту пиво пить? Это нечестно. — Я эту дрянь пить не собираюсь. — Тогда мое. — выхватит свою кружку себе. — У меня есть получше… — с любезной улыбкой достанет из кармана небольшую бутылочку вина 0.2. — И ты это прятал! Я вообще не пью, если ты не знал. — Я тоже. Сейчас будет весело и без вина, но хочу закрепить. — Мало. На один глоток. — Молчи, нам и этого хватит. — поставит на стол. — Засунь в печь дров. Довакин кивает и начнет закидывать дрова. Ондолемар ищет по шкафам блюда, доски и кружки. Теперь на столе собралась большая часть утвари дома, мука, молоко, соль, сахар, ягоды, пиво и вино… — Подожжешь мне? — укажет на печь с дровами. — Ты вообще в магию не умеешь? — Только лечение. — Что с эльфами делает людское общество… — небольшая шутка, после подожжет дрова. — И что дальше? — До углей. Пока тесто сделаешь. — Я?.. — А кто? Я? — Да… — Не мечтай. — отольет молоко в колбу и всунет ей, — Тряси, пока не получится что-то менее жидкое. — Зачем? — Для консистенции масла. — Я могла его просто купить… — Я тебя учу не тратить деньги просто так. — выпрямит спину и заведет руки назад, смотря свысока. — Выполнять. Засмотрится на эту «строгость» и играючи ответит: — Так точно, эмиссар!       Трясет колбу, пока Ондолемар расслабленно стоит над душой и наблюдает. Пройдет несколько минут и руки уже устают. Лучше бы это как-нибудь оптимизировать… Остановится на пару секунд, открывает рот и вдыхает, желая произнести — если это вообще сработает — «элементарную ярость», но в этот же момент рот затыкает чужая рука. — Никаких криков. Сама работай. — уберет руку со рта. — Да почему? Если я могу, то почему бы мне не воспользоваться своей силой? — Представь: у тебя разорвались голосовые связки, ты одна в лесу, у тебя нет денег. Что делать будешь? — Найду деревню и украду масло. — Неверно! Будешь работать руками для своего пропитания. — Зачем мне масло в лесу?.. — Я уверен, ты найдешь применение маслу в лесу. Продолжай работать. Вдохнет и продолжает трясти колбу уже без энтузиазма. Через какое-то время образовывается каша — Ондолемар заберет и вываливает в миску. Ложку соли и сахара. Зальет половину кружки пива и подставит к Довакину мешок муки. — Дальше ты. — Что делать-то? — Высыпаешь муху и ручками перемешиваешь. — Фу… — посмотрит на эту жижу и с сомнением повернется на Ондолемара, — Можно по-другому? — Можно ложкой, но смысл, если тебе придется все равно руками мешать? Встанет, чтобы помыть руки в рукомойнике. Вернется обратно к миске с жижой и снова посмотрит на Ондолемара, как будто он может передумать, но услышит только: — Давай-давай. — помашет рукой, побуждая к действию. Брезгливо мнет это месиво, а он по ложечке добавляет муку — с каждым разом жижа становится тверже и превращается в тесто — руки Довакина совсем слиплись. — Мешай нормально. — Да как еще-то? Я и так пытаюсь. — беспорядочно давит тесто и тянет в разные стороны. — Спокойнее. — Давай я что-нибудь другое поделаю… Ты и так просто стоишь, и командуешь, а без примера я ничего не пойму. Ондолемар вздыхает, хотя и не против повозиться в тесте. Снимет перчатки и талморскую мантию, и аккуратно укладывая всё на кровать. Помоет руки и подойдет к миске, отодвигая Довакина телом в сторону. — Запоминай. — звучало слишком горделиво. Она не слушает, а просто засматривается на утонченную мужскую фигуру в строгой темной рубашке с тоненькими золотыми узорами в районе рукавов и нижней части. А после, когда Ондолемар закатил рукава, совсем не может найти глазам места, застенчиво перебирая липкие пальцы перед грудью. Не часто ему напоминает, что, так-то, очень привлекательный, но теперь, определённо, стоит делать это почаще. У нее очень завышена планка мужской красоты из-за того, что, в Скайриме, найти привлекательного мужчину нужно постараться — проще перебить десять драконов. А вот красивых женщин хоть отбавляй. Но ему повезло, или нет, попасть прямо в эту планочку. Совсем его не слышит, смотря на то, как напрягаются небольшие мышцы под тканью, когда он только-только коснется теста и разок его прощупает на консистенцию, а рукава спадают и ему приходится их поправлять обратно, марая одежду в муке с кусками теста. — Ты здесь еще? Вздрогнет и быстро вливается. — Да-да! У тебя прекрасно получается! — и только после слов посмотрит на тарелку, в которой ничего не изменилось, кроме поглощения тестом его рук. — Я ничего не делал… — А что ты делал? — Я рассказывал, что ты слишком давишь на тесто, но нужно его месить в адекватном порядке. А еще мало муки. — Извини, засмотрелась на тебя. — нахально улыбнется и продолжит уже нагло проходиться по нему взглядом. А что? Терпеть? Если бы она ответила «ничего не услышала», то он бы спросил «почему?» — так и так варианты диалогов идут либо к вранью, либо к правде. Вот и решила сказать правду. В какой-то мере, он и так знал по какой причине она застыла. Пару дней назад разговор зашел про красоту и, по ее описаниям, понял, что попадает под ее вкусы. В первый день их знакомства ее прямолинейность нервировала, а сейчас даже приятно. — Да… — а слов всё равно не найдет, — А теперь смотри на тесто. — Разумеется… Но продолжит любоваться уже руками — как Ондолемар неторопливо и плавно месит — тесто действительно похоже на… тесто. То самое, какое видит в тавернах. Как добавляет побольше муки, а иногда подливает пива, чтобы разбавить. В голове нет ничего святого и лучше не произносить это вслух, даже в шутку. — Если тесто тебя не интересует, — как чувствует. — Вскрой вино. Довакин так и сделает, после чего поставит кружки подальше от теста, а сама отопьет пива. Ондолемар скоро закончит и вывалит тесто на доску, подставляя рядом противень круглой формы. — Хоть это ты сама сделаешь? — А если я скажу «нет»? — Тогда пирог будет моим. И вино тоже. — Ладно… Встанет рядом, интуитивно разделит тесто на две части и раскатает на пласты. — Так? — Да. — сполоснёт ягоды и вернет в небольшую миску. — Выкладывай на противень, а внутрь ягоды. ​ Выложит тесто и прижмёт его к стенкам формы, внутрь кладет ягоды, отделяя их от веток. Сверху накидывает второй пласт, тщательно поджимая край. Ондолемар ножом сделал несколько дыр сверху, а затем пошел мыть руки. В это время Довакин, по его указанию, сметает угли в сторону, и он уже кладет пирог в печь, закрывая заслонку. В помещении жарко, но ничего не поделать. Сядут за стол и, стукаясь «бокалами», отпивают поделенное вино по 0.1 каждому. Оба в муке, но он, конечно, побольше. — Где ты научился готовить? — Жизнь с детьми научила. — Значит… они часто ели такую вкусняшку? — Не часто, но достаточно. Их мать не очень любила готовить. — А как тогда питаться? Ты же на работе. — Базовую еду приготовить проблем нет, я просто любил готовить что-нибудь в стиле высокой кухни, если это можно так назвать. Если бы она зарабатывала, то я бы мог нормально наслаждаться процессом и готовить больше. — Ужас… и зачем тогда дети, если не любишь готовить? — Не надо думать, что она плохая. Она заботится о детях, просто обилием разнообразной еды не баловала. Ничего в этом страшного нет. — Почему ты ни разу не назвал ее по имени? — Это не имеет значение для тебя. — А детей тогда почему? — Я не говорил? — Нет. — Каледил и Силен. — Мило! Ты придумывал? — Сына — я, дочь — она. — Я постоянно ловлю себя на мысли, что хочу ребенка. — Зачем тебе?.. — насторожится. — Жалко. Не могу пройти мимо бродяжек, но брать некуда… — А, ты про бездомных. Благородно. — А ты что подумал?.. Про беременность?! — Я не знаю, что ты внезапно решишь выкинуть… — Никогда в жизни! Это самое беспомощное состояние, которое только можно придумать! Наверное, это мой самый большой страх…. Поэтому я ни с кем не ебусь. Даже процентом рисковать не хочу. — Твоя правда. Так сильно боишься беспомощности? — Да! Я же ничего не смогу… Я, конечно, могу, например, без доспехов выйти на пару минут, но дольше — нет. Вот только в доме нормально. Ну и с тобой тоже, ладно. — Понятно, спасибо за объяснения. — снова подмечает детальки, которые стыкуются с ее поведением. — Ладно… — с подозрением. — Можно задать тебе вопрос? — Задавай, раз начал. — Как тебя зовут?.. Совсем недавно словил себя на мысли, что не знает. Не мог же он забыть… Получается, всё это время он ни разу не назвал ее по имени. Довакин помнется и вжимается в плечи, с грустью отводя взгляд. — Не скажу. Называй меня просто «Дова». Так меня называют драконы. — Но у тебя должно быть свое имя. — Называй меня любым именем. — Нет. Это бред. Скажи свое имя. — Не надо. Оно глупое. — Мы столько общаемся, а ты боишься назвать свое имя? — Оно не «довакинское». — Какая разница? — Большая. — Я встану и уйду сейчас. — очевидная манипуляции. — Виина… — опустит голову вниз, скрывая лицо. — … И что не так? Красивое имя. — Я знаю! Но оно совсем не по имиджу. — Перестань, не имя делает героя, а герой делает имя. — Не называй меня так, ясно? Не хочу слышать. — Глупости. Возьмет ее за руки и выдаст предложение: — Я называю тебя по имени, а ты… можешь меня обнимать. — поерзает на стуле. — Хорошо! — сразу подскакивает и обнимает, прижимая его голову где-то в район своей талии. Ондолемар ничего не скажет — уже его проблемы, что не рассказал о правилах, но обязательно попросит позже. — Никому не скажу. Я считаю, глупо, что мы, вроде, достаточно долго общаемся, а я все еще не знаю твоего имени. — Всё, я сказала, не ной, — с шуткой. — Тебе можно так меня называть! — поглаживает по спине. — Да, спасибо. Вино быстро заканчивается, и пиво тоже. Пока Довакин откисает за несколько минут, Ондолемар достает пирог и ставит перед ней. — Теперь у тебя есть еда хотя бы на день. — Ты же забираешь половину? — вяло. — Да. Поешь и отдохни. — Я уже всё… — хотя говорит вполне адекватно. — С кружки пива и капли вина? — Это нордское пойло… они всегда его таким делают. — Мерзость. Поможет ей встать и проводит до кровати. Отрежет кусок пирога и оставит на комоде. — Я тебя закрою, второй ключ у тебя, хорошо? — Да… — падает на кровать и хватается за подушку, обнимая, — Пока я в конченом состоянии… Короче, ты очень красивый, вот… — сядет обратно, сжимая подушку на коленях, — Особенно без своей накидки… С накидкой тоже. И без тоже. Вообще. Наверное… Ондолемар никак не меняется в лице. В комплименты она явно не очень… — Спасибо, ты тоже. — возьмет с кровати плащ и оденется, — Поешь только, а то будет холодным и будешь грустить. — Да… Никогда больше не буду это дерьмо пить.

***

С утра слазила в ближайшие пещеры и руины. Вот бы Ондолемара затащить… когда-нибудь… Изучит еще одно слово силы, но, по ощущениям, бесполезное. Возвращается в Маркарт и словит на себе очередные взгляд, ибо вся сырая с остатками крови, что не вымыла. На добытые деньги покупает еду, а ещё платье. Может быть, она кажется слишком боевой, но просто мечтает о комплектах красивой одежды — не брони. Украшения, всевозможные платешки, особенно длинные юбки нравятся — приятные ощущения, когда дует ветер и ткань облипает ноги. Конечно, в другой одежде удобнее, но хочется чистого душевного «покрасивше». Броня тоже хороша, особенно лёгкая, но всё равно хочется ощущать простую ткань. Зайдёт в дом, разденется и распустит свои косички, после чего расчешет волосы. Поставит железный меч к стенке и отойдёт, глядя на своё искажённое отражение. На левую ляжку, под подол, крепит ножны на ремешки и, разумеется, не без кинжала. Покружится в платье и сядет на кровать, кладя на колени доску, а сверху те мандалы. Цветных углей нет, поэтому будет красить обычным, но меняя тональность. Ни о чем не думала во время процесса — это ведь так работает? Как и не думала сесть за стол, чтобы было банально удобно. Встанет, кладет их на кровать и рассматривает довольная. Возьмет самый красивый, а еще сапфир, который сегодня нашла в кургане. Положит всё в сумку и закинет на плечо, поднимется в Крепость, слегка приподнимая подол для удобства, чтобы не запнуться. В планах на вечер — посидеть на запланированной встрече с Ондолемаром, а потом купить чего-нибудь… Нет, на ночь глядя лучше отправиться в пещерку или всё-таки в двемерские руины? Одно знает точно: к изгоям не пойдёт. Живых людей всегда больно убивать. Даже если это бандиты. Зайдёт внутрь и сразу почует сладко-горьки и тяжеловатый аромат.       Ондолемар сидел за столом и пальцем поджигал свечи, ставя их рядом. Обернётся на открытую дверь, уже зная, кто пришёл. — Добрый вечер… — останется с приоткрытым ртом, нахмурится, проходясь оценочным взглядом по Довакину, — Что случилось? Довакин понимает, в чем дело. Скрестит руки на груди и нахмурится. — В чем проблема? — Не знал, что ты такое носишь. Пожмет плечами, примет это, встанет и возьмёт по две свечи в обе руки, молча разнося в разные уголки комнаты. — Я много чего ношу, просто прихожу обычно в одном и том же, а сейчас в планах только поговорить, поделать что-нибудь и на боковую. — Понятно, — ставит последнюю свечку рядом с тумбочкой. — Сядь куда-нибудь. — В зависимости от того, чем мы будем заниматься. — А что ты хотела? У меня нет никаких планов. — Ты же меня приглашаешь, разве нет? — Дружеский жест, разве мы должны обязательно что-то делать? А ещё, я давно тебя не приглашают — мы договорились. — Да! — сядет на кровать, потому что возле дивана слишком много свечей. — Чем воняет? — Ароматические свечи. Тяжело уснуть из-за тревожности, а они помогают. — Ты о чём-то тревожишься? — Есть причины и тебе не сложно о них догадаться. — присядет рядом, со стороны тумбы. — Как скажешь. — замолчит, пока не вспомнит, — Кстати! — достанет из сумки листок с мандалой и всунет ему. Сразу легонько улыбается и рассматривает картинку. Приятно, что кому-то действительно это тоже нравится. — Хорошо подобрала тона, но, наверное, мне стоило дать тебе цветных углей. — У тебя есть шанс исправиться! — Напомни, когда будешь уходить. — Ага! Упирается руками в кровать чуть сзади себя и вздохнет. — Но запах реально не очень. — Это не для всех, должен усыплять и успокаивать. — У меня есть яд такой. — Свечи, все-таки, получше… — А ещё!.. — достанет фиолетовый камушек и положил ему в ладошку, — Нашла в руинах. Обычно я их продаю, но вот этот тебя напомнил. — Почему? — рассматривает, как камень поблескивает на свету. — Острый, красивый, но кругловатый. — Спасибо, — кладёт на тумбочку рядом со свечкой. — У меня дома есть небольшая коллекция разных сортов камней. — Такой есть? — Есть, но ничего страшного, спасибо. Довакин не ответит. Медленно подвинется поближе и хватает Ондолемара в объятия. Тот изначально игнорирует, но, через минуту, все-таки спросит: — Всё в порядке? — Ты хороший… — отодвинется, но всё ещё держит в объятиях, — Не понимаю, как политика Талмора и ты стоите вместе. — … — Ни один из ваших не пытался со мной нормально общаться. Это потому, что ты их главный? Или потому, что постоянно всякие успокаивающие штуки делаешь? — Ты не думала, почему я зову тебя встретиться вечером? — Потому что работаешь? — Да. Скорее всего, тебе это не понравится. — Ты кого-то убиваешь? — Нет. Пока нет. — Пока? — Это входит в мои обязанности, но я стараюсь максимально обходить это. — И что ты делаешь? — Одно ты уже увидела. Проверяю арестантов, напоминаю Ярлу о своём существовании и частенько выписываю арест на поклонников Талоса. В основном, я выписываю штрафа, что тоже важно, но, если получается повторное нарушение, то арест на день-два. — И всё это из-за Бога? — Из-за человека, который в очередной раз принудил эльфов склонить головы и подчиняться людям. Пусть строят себе любую Империю, зачем было ещё раз трогать наши острова, когда мы дважды оттуда-таки вырывались? И не только мы. Думаешь, Талос по-доброму всех попросил и всё согласились быть в Империи по дружбе? Конечно же нет. — Мне жаль. — Всё, что можешь сказать? — А что говорить? — Я поэтому и говорю, что я не хороший в твоём понимании. Я делаю плохие вещи. — Если бы не работа, то ты бы убивал или доносил за поклонение просто так? — Нет. У меня были бы дела поважнее. — Вот и поговорили. — улыбнётся. — Не понимаю. — Наверное, ты правильно сделал, что говоришь мне подробности сейчас, когда я привыкла. Я ищу тебе оправдания и нахожу. — Не надо себя насиловать. — Я просто сделаю так, чтобы тебе не пришлось этим заниматься! — И как же? — без интереса. — Я спасу мир! И всё будут жить в мире! — Мило. — Не нравится? — Нравится, но это невозможно. Мне проще рассчитаться с работы и жить в лесу. — Да ну! Ты какой-то пессимист. — Скорее реалист… — Но не волнуйся, я не буду тебя трогать на своей дороге! Если я против всех, то я не против тебя!.. И ещё пары других. — Не стоит разбрасываться такими словами. — Погоди, я тебя обязательно обработаю! — Говори что хочешь. — Не давай мне такую волю. Отодвинется, похлопает по голове в капюшоне довольная. — Снимешь? — Это моя униформа. — Сейчас вечер и ты не работаешь. Ты каждый раз успеваешь его накинуть, как только я захожу. Зачем он тебе? Ты уже отдыхаешь. — Не знаю, я забываю. — Пожалуйста? Снимет без каких-либо проблем. Это не что-то важное. Довакин с интересом протянет руку и погладит серебряные волосы. Удалось-таки! Ондолемар чувствует себя смущённо — какой смысл в том, чтобы его гладить? — Долго ещё? — А что не нравится? — Это глупо. — Но ты не против? — Нет. — Ну вот и всё. Я же это… Ну… Моя привязанность… Как там? Ну, ты говорил уже… когда хочется всех трогать, обнимать… — Тактильная? — Да! Это самое! Я очень держусь, обещала же сильно не трогать… Погладит ещё несколько раз и заставить себя убрать руку. — Да… Спасибо. — О, а ещё… Извини меня, вот… — краснеет и виновато вздыхает. — За что? — Ну… Когда в первый вечер трогала себя… У меня был умысел только развести тебя на эмоции. — Всё в порядке… — хотя небольшое недовольство от воспоминаний осталось. — Я не думала, что захочу с тобой нормально общаться, и ты мне понравишься. — Лучше спрашивай перед тем, как меня касаться. — хотел сказать это ещё вчера, когда готовили, — Можешь ещё сколько-то секунд подержать руку над местом, где хочешь коснуться, чтобы я понимал и успел что-то сказать. — Так? — на примере волос, потянет руку и остановит перед лбом. — Да. Без зазрения совести погладит ещё раз и отстанет, смотря, как тот поправляет волосы. — Давай в шахматы? — Конечно. — сразу заинтересуется и оживляется. Достанет из тумбочки коробку, поставит её между ними и, на этот раз, будет играть за белых. Тихая игра под аромат, который со временем стал даже приятным и по-настоящему успокаивающим. Они играют несколько партий, прерываясь на короткие разговоры, но Довакин так ни разу и не выиграла. Устало смотрит, как её последнюю пешку срубают и Король с позором загнан в угол. — Опять… — Не волнуйся. Ты уже многому научилась, с каждым разом будет лучше и лучше. — Ты не повёлся на мою обманку. — Это практика. Курсантами мы часто играли друг с другом и такие уловки легко распознать. — Курсантами? — Я же не просто так попал в Талмор. Сначала через армию стражи. — Стража несколько раз возвращала меня в приют, из которого я сбегала… — Ну, это ведь было для твоей же безопасности. — Я знаю. Но я же всё равно сбежала. — Хотела бы вернуться домой? — сложит шахматы с коробочку и уберёт в комод. — Не знаю. Но иногда тоскливо. У меня ничего не осталось из дома, кроме самой себя. — Воспоминания? — Да. Это тоже. Подскочет. — Да, кое-что помню! Потянет руку, но на пару секунд замрёт перед его ладонью, прежде чем схватить и потянуть за собой. Уводит в середину комнаты и, держась за его руку, начинает ходить вокруг, а Ондолемару остаётся только вертеться на месте, пока она напевает: «Там, где утро встречает рассвет, моря отражают секреты небес, здесь…» Ондолемар неожиданно перебьёт, добавляя: -… Мир волшебных огней… Не поёт, а просто произносит. Довакин останавливает свой «танец» и удивлённо спросит: — Ты знаешь? — Это всё знают… — Нас заставляли учить его в приюте и, наверное, я впервые рада, что помню её наизусть. — Мне кажется, что все помнят. — Споешь? У тебя прекрасный голосок! Как раз для детских песенок. — по доброму. — Нет, я никогда не умел её петь. — Даже детям не пел? — Дети — это другое. Там можно и постараться. Возьмёт его за обе руки и кружит под выдуманный ритм песни, продолжая: «А вечность хранит начало наших путей…» Ондолемар полностью обмяк и позволяет себя вертеть, куда угодно. Хотя ничего криминального не происходит, обычное кружение в одну сторону, максимум, вызовет лёгкую тошноту. «В садах цветут золотые луга, там поют соловьи у воды, у пруда…» Наслаждается своими тёплыми воспоминаниями, которые раньше вызывали лишь страх. Было бы интересно вернуться в свой приют сейчас… — А замки стремятся до облаков! Ондолемар устал кружиться — резко остановится и вздохнет. — Не кружи меня так… — Там, вроде, был какой-то танец? — Был, но обычный, произвольный. — Тогда плевать. Отстранится, отпустит одну его руку и почти вторую, но будет поймана и притянута обратно. — Подожди. — Что такое? — смущенно. — Пой дальше, у тебя хорошо получается. Аккуратно возьмёт её за пальцы, будто помогает даме преодолеть препятствие. Вторую руку кладёт на её талию, но повыше, чтобы сохранить грань для самого себя. Довакину некуда деть свою руку, поэтому она неуверенно хватается за его плечо. Их руки, что держат друг друга, находятся почти между ними, близко к уровню груди. Сделает шаг в сторону и Довакин сразу же запуталась, но скорее от такого случайного решения потанцевать, хотя танца не знает. — Не знаешь этого танца? — Нет… — Медленный обычный танцевала? — Один раз и то, для шутки. — Этот похож, просто более резкий в круговых движениях. — Я попробую… — Пой и двигайся. Довакин закроет глаза, чтобы не смущаться от лица напротив, и продолжит петь, уходя в танец. Сначала медленные шаги с тихими разворотами. «…Чтут мудрость древних, покой берегов…» — старается максимально правильно, чуть уходит в высокие тона, но это пение не портит, а даже делает более личным. Ондолемар тоже прикроет глаза, слушая песню и погружаясь глубоко в воспоминания детства, когда впервые услышал её от отца. Это было из-за страшного сна — он побежал к родителям, но мама тогда болела, и, на этот раз, отец пошёл успокаивать. Гладил его по голове и своим низким голосом напевал каждую строчку. «В свете звёздных и лунных лучей танцуют эльфы в морской тишине…» Эту песню он часто слушал уже позже от матери, а ещё её учили в Академии для общего развития вместе с другими песенками. Автор к тому времени уже был утерян, но, скорее всего, песня была написана где-то в эпоху Второй Эры. Довакин сразу вспоминает, как в приюте их заставляли переодеваться в странные костюмы, а потом петь песню на потеху богатым. Те оставляли пожертвования, а иногда даже забирали кого-то из детей. В целом, там было неплохо, но ей всегда чего-то не хватало, и хотелось большего. Место её рождения не давало покоя: она же теплокровный эльф, почему она родилась именно в Скайриме? И зачем тогда было ехать в Саммерсет? Смерть родителей ее беспокоила меньше всего, ей неинтересно, какими они были или от чего умерли. Скорее всего, потому что просто их не помнит. Но Скайрим так и тянут вернуться обратно. «Здесь каждый лист шепчет тайны свои, а ветры хранят голоса старины.» Довакин полностью вникает в процесс и даже не запинается, не стесняется начинать пение заново, улыбаясь и смотря прямо на Ондолемара. Он, в свою очередь, всё ещё избегает её взгляда, пытаясь сосредоточиться на своих ощущениях.

Там, где утро встречает рассвет,

Моря отражают секреты небес,

Здесь мир волшебных огней,

А вечность хранит начало наших путей.

В садах цветут золотые луга,

Там поют соловьи у воды, у пруда.

Замки стремятся до облаков,

Чтут мудрость древних, покой берегов.

Там в свете звёздных и лунных лучей

Танцуют эльфы в морской тишине,

Здесь каждый лист шепчет тайны свои,

А ветры хранят голоса старины.

Она чувствует себя достаточно комфортно, чтобы изредка подпрыгивать от радости, а на третьем кругу замечает тихое пение спутника. Довакин решает никак на это не реагировать, кроме как порадоваться про себя, чтобы не спугнуть момент. Она прижимается чуть ближе, стараясь «незаметно» уловить его голос, из-за чего её пение становится тише, а танец — медленнее. Ондолемар вспоминает, как пел эту песню своему сыну, а позже и дочери. Когда сын был маленьким, он часто искал утешения у отца, особенно в моменты страха. Раньше они проводили всё свободное время вместе, но с возрастом сын перестал тянуться к нему. Понимает, что это его вина, а не сына. А дочка, кажется, до сих пор ждёт, когда отец приедет в отпуск. Замечает, как танец стал совсем медленным, а его собственный голос звучит громче, чем голос Довакина. Ондолемар замолкает. Она с досадой отодвигается, хотя его глаза всё ещё закрыты. Замечает выражение лёгкого недовольства на его лице — видимо, он не рад тому, что она оставила его петь одного. Она не сдерживает улыбки, отпускает его руку с предплечья и осторожно отходит, одновременно тянув его за вторую руку, чтобы завершить танец более плавно, а не просто уйти. Но в момент, когда собирается отпустить его ладонь, чувствует, как её пальцы оказываются сжаты крепче. Ондолемар выжидает секунду, а затем тянет её на себя, закручивая в подобие вальса. Подолы платья кружатся в воздухе, пока не касаются его тела в тот момент, когда их хозяйка, подобно своему платью, прижимается к спутнику. Его так легко вовлечь в около романтические моменты, но потом он непременно попытается этого избежать, словно боясь собственных эмоций. Но в этот раз: сейчас слишком сильно чувствует эту атмосферу на всех уровнях и где-то в душе останется этот небольшой танец и всё, снова, благодаря детской теплой песенке… Нет… Не ей. — Спасибо за танец. — ей. — Да пожалуйста… — заметно тише. Её рука немного подрагивает на его груди, скорее от стука собственного сердца — в такой ситуации она ещё никогда не была, хотя где-то лет в одиннадцать представляла себе нечто подобное. Большинство мелких желаний из детства начали исполняться лишь в последние годы, но, честно говоря, нельзя сказать, что она мечтала о чём-то подобном. — И за пение. — Ага… Ондолемар решит поблагодарить ее же действиями: потянется и погладит по голове, но, почему-то, она выглядит не особо довольной. — Что-то не так? — Всё так. — не «недовольная», а смущенная. — Последний мой танец был на свадьбе, и он каждый раз всплывал в воспоминаниях. Это было последний раз, когда я сделал для нее что-то хорошее. — А дети? — Дети до свадьбы. Мы решили пожениться слишком поздно и жили сожительством. Не из-за факта «узаконить отношения», а для возможности ей заходить в наш штаб и, например, приносить мне еды. — Тебе не нравился тот танец или про что ты говоришь? — Нравился. И ее я очень любил, но каждый день на работе уничтожал меня, и я всё меньше отвечал ей на любовь, меньше помогал, потому что уставал и физически, и морально. Каждое ее действие в сторону моей помощи вызывало во мне агрессию, ведь мои намеки не понимались с первого раза. Я не оправдываюсь, она и не должна понимать мои намеки, а я должен был вести себя нормально. — Я часто вижу, как в деревнях мужья срываются на женах. Жаль ее. — Я не срывался, сразу же сказал, что мой максимум — это поорать. Но это тоже не адекватно. Я увлекся мандалами, медитациями, но всё это была только заглушка после работы и хватало на час. — Детям тоже не круто существовать между сорящимися родителями. — Я понимал это и тогда. На детей никогда не срывался — наверное, это тоже моя граница, которую я не переступлю. Сейчас они сузились еще больше и стараюсь не повышать голос даже не подчиненных. — Это похвально. Но как будто ты всё равно нашел себе другую нишу, куда можно вынести агрессию. — О чем ты? — О Талосопоклонниках. Оправдывайся приказом, но ты заметно агрессивнее, когда говоришь о них. — Да, — опустит глаза, осознавая, что все еще удерживает ее в таких объятиях, но ничего не сделает, — Может быть, ты права. — Не «может», это очевидно. — У меня нет особого выбора. Да и нет у меня желания их пытать, например, как было тогда. — Да я не про действия. У тебя прямо лицо меняется на серьезно-агрессивное. Просто из-за людишек, которые верят в какую-то парашу. Зачем так себя измывать? — Ты права. — И всё? Ничего не хочешь с этим сделать? — Я понимаю, что единственный вариант — это уволиться и найти другую работу. Но делать этого я не собираюсь. Это не такая агрессия, которая пожирает изнутри, когда я работал матером пыточных дел. — Первый шаг к отсутствию проблемы… — Принять факт ее наличия. — перебьет. — Да… Ты сам говорил. Не понимаю, признаешь ли ты ее. — Я признаю, но, опять же, мне лучше, чем было тогда. Посмотрим на политику в будущем. У меня есть право выйти на пенсию к 45. — Так рано? Это разве не людской прикол? — В Первый Альдмерский Доминион эльфы не жили дольше 150 лет чисто по статистике, поэтому оставили возраст 40 лет, позже подняли. Сейчас, недавно, это решили изменить на 120, но, по другому закону, я вышел на службу раньше, поэтому имею право уйти в 45. — А тебе сколько вообще? — 39 — Да? Мне казалось, что ты старше. — А тебе? — Мне… я не знаю… — Как это? — Ну, я не считала. Точнее, я всем говорю, что мне 38, но, на деле, я понятия не имею. В приюте остались мои документы — там, скорее всего, правдивая дата. Я сбилась со счета уже давно… — Выглядишь моложе, но внешность обманчива. Особенно эльфийская. Если хочешь, я могу попросить копию твоих документов, когда поеду домой. — Не нужно… Я сама. Иначе у меня точно не будет причин вернуться домой. — Как скажешь. — наконец отстранит от себя. — Нет, — хватается за него обратно, — Давай еще так постоим. — Зачем? — Ты в таком состоянии, видимо, слишком комфортно себя чувствуешь и всякое рассказываешь. Рассказывай еще. — Могла бы не говорить свою идею вслух. — Ничего страшного, ты же всё равно расскажешь, правда? Расскажи еще про жену, если не сложно. — А что мне еще рассказывать? — Тебя же, почему-то, затронул этот танец. Я пытаюсь понять. — А, ты про это… Да, ассоциации с тем танцем и, я надеюсь, этот может его перекрыть и лучше наш танец будет в голове. — Зачем? — Меня легко подловить на воспоминаниях. Я слишком часто думаю о том, что хочу вернуться, но всегда вспоминаю, что давно не люблю ее и испытываю теплые чувства только из-за воспоминаний и детей. Эти мысли раздражают, я не знаю, куда себя деть от них. — Мне казалось, так хуже, нет? Я не была в такой ситуации, поэтому не знаю. Но в моем понимании, в целом сложно общаться… так с другой женщиной. — Можешь не верить, но я думал точно так же пару дней назад. Если ты не заметила, я все еще отвечаю на твои вопросы. — Ну… тогда здорово, что ты чувствуешь себя лучше, наверное… — Спасибо, что стараешься уважать мои личные границы. Я думал, что ты такое не сумеешь. — Ты был слишком плохого мнения обо мне… — Не хочешь прогуляться? — Что?.. — Что? — Это ты предлагаешь? Серьезно? — Что не так? — Ты предлагаешь нам пойти на ночь глядя? — Да. — … Где на нас могут напасть волки, тролли, бандиты или изгои, а еще могут напасть драконы? — Да. — Да, пойдем! — отпрыгнет от него, — Только я броню надену… — и будет снова поймана за руку. — Можешь без брони? Это не вылазка, а просто прогулка. — Мне не очень хорошо будет… Если действительно кто-то нападет, то платье будет только мешать. — Я тебя защищу. — … Как скажешь. — кивает с улыбкой. Позволит ему побыть ее «защитником». Ничего страшного не будет, если она хотя бы еще часик побудет обычной девушкой, которая, с виду, так сильно нуждается в мужском плече. В любом случае, кинжал имеется на ляжке под подолом — вдруг что. Не может чувствовать себя защищено никогда, особенно в таких легких одеждах.       Они выходят за стены Маркарта. Ночь выдалась особенно тёмной — Луны лишь изредка показываются из-за облаков, тут же вновь скрываясь в густой темноте. Никакого северного сияния, чтобы разогнать мрак. Она настороженно оглядывается по сторонам, хотя идёт рядом с Ондолемаром, который, судя по виду, выглядит довольно уверенно. Конечно, ему-то хорошо — он одет нормально. — Беспокоишься? Довакин вздрогнет, когда он встанет перед ней. — Я уже сказала, что чувствую себя лучше в доспехах. — Расслабься, я думаю, что Драконорожденная и Талморский эмиссар справятся с недругами. — Я бы согласилась, если бы не моя одежда… Мне нужно было взять хотя бы меч. — Ты так сильно в меня веришь? — протянет ей ладонь. — Я не люблю гулять с кем-то в своих приключениях. Даже с простыми наемниками. Мне не так страшно, если со мной что-то случится… — положи руку поверх его. — Мне страшно, что я не успею кого-либо защитить, а сейчас я как раз в такой ситуации, когда у меня еще меньше шансов. — Тише, — поведет ее рядом за руку, — Я сказал, что буду тебя защищать. Почему ты не можешь это принять? — Потому что я всех защищаю. — Тогда почему не отказалась, когда я предложил? — Не знаю. В порыве эмоций. Я уверена, что потом у меня не будет шанса вытащить тебя — нужно пользоваться. — Просто прогуляться я не против. — Давай потом… я свожу тебя в руины… — Нет. — Почему? — Я не полезу в эти дыры. — Мы делаем больше твоих интересов, а мои только раз… Да, еще готовили, но… Я считаю, это нечестно. — Ладно, — признает, — Ты права. Правда, я не знаю, стоят ли мои увлечения одного похода в эту мерзость. — Можешь ничего не трогать! Я буду тебя защищать, а ты просто красиво стоять сзади! — Тогда, сейчас моя очередь, хорошо? — Да, давай так! — прижмется к нему поближе и безмятежно улыбнется. — Кстати, мы куда-то идем или как? — Просто гуляем без цели. Надоест — обратно. — На пригорке через мост есть пни — можем там посидеть. — Отведешь? — Ага! Теперь она его ведет. Проходят по мосту, забираются повыше и присаживаются на обещанные пни. Снизу неприметный домик, течет речка и небольшие водопады от нее, а ниже дома… скелет дракона. — Странно, что его не растащили… — бегает глазами вокруг, труп дракона портит картинку. — Расскажи Колсельмо… Он что-нибудь с этим придумает. — Да… наверное… Они замолкают, и следующие минуты проходят в молчании. Он пытается смотреть на природу, но взгляд всё равно неизбежно падает на неё. Поднимет свою руку, в которой всё ещё держит её маленькую ладонь. Если бы он не знал, никогда бы не подумал, что эта аккуратная женская рука принадлежит опасному воину. Абсолютно чистые пальцы, чуть выпирающие костяшки, но вот… обгрызенные ногти. А что скрывать? Было… — Часто тревожишься? — А? — выйдет из своего «транса», — А… да. Мне казалось, это и так понятно. — Вымещай свое желание грызть ногти во что-нибудь другое. Для меня это рисование. — Я вымещаю свое желание, когда отрубаю кому-нибудь голову. — Или так… — Извини. — За что? — Я же тебя пугаю, да? Сейчас не сильно заметно, а вот, когда мы познакомились… — Есть момент, но не стоит об этом волноваться. Я лишь накручиваю и не видел тебя в бою. Мне кажется, ты сражаешься ровно так, как все остальные. Просто ты используешь Ту’ум… — Не сомневайся. — нахмурится, — Я не хочу тебя пугать, но я редко пользуюсь голосом в бою. Это в моменты, когда я совсем не справляюсь, но в остальном… всё своими силами. Надеюсь, ты никогда этого не увидишь. — Почему не хочешь? — Когда я брала наемников, то они отказывались от следующего похода. Мне казалось, что это нормально… ты же сражаешься за свою жизнь, почему я должна делать что-то аккуратно? Я же не получаю от этого самые лучшие наслаждения от самого факта изощренного убийства. Не хочу портить впечатления. — Я думаю, сейчас это не помешает общению. — Было бы славно… — У меня просто не сочетается внешность и труп дракона. — Сам же сказал, что внешность обманчива. — У тебя тонкие руки. Даже ссадин нет. — У тебя тоже. — У меня и не такая работа. — Смотри, — закатит широкий рукав платья до плеча и напрягает руку, показывая бицепс, — Нормально? — Да, — негромко хихикнет, — Теперь вижу. Одежда всё прячет. — Есть такое. — опустит рукав, — Если честно, мне немного стыдно за спину… У девушек, обычно, такого нет. — Выделяются мышцы? — Да. Мне вроде нравится, а вроде и нет. У меня в целом накачана, если так можно сказать, верхняя часть, а вот ноги обычные. — без какого-либо стеснения задерет подол, чтобы показать обычную женскую ногу, но на ляжке виднеется ремень с ножнами, — … Я. — заметит и сразу прячет обратно. — Извини… Ондолемар хотел остановить странное показывание ноги, но та сделала это быстрее. Конечно, не ожидал увидеть именно клинок там… — Спишь с ним? — Я сплю в доспехах, но меч всегда рядом… — Тяжело жить с такой тревожностью. — Не могу. Я не хочу умирать сейчас. — Когда я попросил о переводе из мастера, то тоже спас с ножом под подушкой. — Они что-то могли сделать? — Вдруг что? Когда знаешь, как внутри обходятся с любыми, кто как-либо намекнет на «измену», лишняя осторожность не помешает. — А сейчас? — Сейчас я сплю спокойно только из-за своих стражников. Хотя их легко устранить, если захотеть. — Ну вот, а я одна. — Ты шла ко мне уже с клинком. Мы были вдвоем. — Это не из-за тебя… с тобой я и без клинка справлюсь. Ты же знаешь, что в Маркарте напали на девушку. — То есть, с такими ты бы не справилась? — Мне важно видеть противника. Если я не вижу — то ничего не сделаю. А тут хотя бы есть чем отбиться. — Тогда в этом есть смысл, наверное. Внезапно наклоняется всем телом ей на плечо. Довакин краснеет и легонько его приобнимет. Что за внезапная романтика?.. Неуверенно погладит его по плечу, пока в спину не ударится что-то мягкое — тело перестает двигаться. Падает вместе с Ондолемаром на землю в таком же положении сидя. Последнее, что увидела — это его обеспокоенное лицо — и получила осознание паралича слишком поздно. Через пару секунд трое мужчин надевают на голову им мешки. Смеются между собой, параллельно связывая их тела. В голове полнейшая паника. Ну почему она не снарядилась? Чувствует, как ее с легкостью закидывают на плечо, а в мешок, на подбородок, выливают очень вонючую воду. Капли попадают в рот и нос, и через пару секунд сознание пропадает. Кажется, еще слышит какие-то диалоги, но не уверена, что это ей не привиделось. Ничего не чувствует, не видит и не слышит. Это конец?                         Открывает глаза, но все еще видит темень мешка, а через дырочки просачивается свет. Поерзает на месте и, судя по эху, понимает, что находится в пещере. Руки обвязаны сзади, а во рту кляп из ткани, поверх повязан еще одним слоем ткани. То, что она жива — уже неплохо. Значит есть шанс выбраться. Изгои или бандиты? Изгои, обычно, не церемонятся — значит бандиты. Ну ладно, без разницы. Больше всего обеспокоена отсутствием Ондолемара. Пытается фокусировать зрение, чтобы разглядеть пространство через дыры: действительно пещера, вокруг бадьи и веревки, а еще Ондолемар напротив — слава Богам. Ненадолго успокоится, пока не услышит шаги. Она столько раз была в таких ситуациях, что не волнуется конкретно за себя, но тут еще ее спутник… С этим труднее. Сначала мужчина снимает мешок с альтмера, а потом и альтмерки, которая выглядит совсем уж плохо. — Что? Совсем было трудно пережить коряной яд? — достанет из кармашка флакончик, схватит девушку за волосы и оттянет назад, заливая в тряпку, которая обязательно промокнет и хоть что-то да попадет в рот. Ондолемар выглядит спокойным и достаточно собранным, если не считать связанного тела и кляпа во рту, конечно. Пальцы полностью обвязаны веревкой так, что невозможно шевельнуть ими. Пока Виина спала, он несколько раз пытался просто сжечь путы, но никак не вышло. Впервые жалеет, что выбрал изучать магию и оружие одновременно, а не уйти в магию полностью. Скорее всего, Анкано бы с этим справился за считанные секунды. Бандитам повезло, что он заметил их на секунду позже. Только он хотел нацелиться на них тогда, как получил заклинанием в спину. — Ты же талморская шваль, правильно? — осмотрит униформу поближе, а остановит взгляд на спокойном лице, — Ну конечно, по лицу понятно. Через секунду хватает его за волосы и ударит кулаком справа. Придерживает и целится еще раз, явно сдерживая силу удара. — Куда вы дели моего брата?! Принимает еще пару ударов, пока не падает, чувствуя собственную кровь с левой стороны лица. Мужчина тяжело дышит, сжимая кулак с его кровью. А Довакин только пожирает бандита взглядом, пока он стоит к ней спиной. Мужчина поворачивается в ее сторону, и она сразу делает больное лицо, будто на нее всё ее действует яд — смотрит в одну точку и слегка подрагивает. — А ты кто? Не похожа на талморятню. Приподнимет ее за подбородок, вглядываясь в лицо, пытаясь найти что-то знакомое или намек на опасность. — Тебя смысла держать нет, но тебя оставили, понимаешь… кучка мужчин и ни одной женщины…. Встает на колено и с противной улыбкой проводит огрубевшей рукой по правой ноге. Ноги перевязаны, поэтому не поленится повытаскивать платье из-под правой стороны. Гладит по ляжке, слава Богам, не по той, что с клинком, который все еще чувствуется кожей. Намеренно поерзает на месте, показывая, что против его действий, а еще, чтобы проверить насколько тугие веревки — тугие. Ну почему всегда, когда она ходит в платье или в чем угодно, но не в доспехах, всегда кто-то пытается трогать? Нет, ее, конечно, это совсем не задевает морально, потому что потом они обязательно получат в двойном размере. Он «ласково» припускает с плеч платье, поглаживая по мягкой охровой коже. Чувствует на себе противные поцелуи и вонь изо рта, а еще руку, которая оглаживает ляжку с внутренней стороны и касается трусов. Продолжит подыгрывать: ерзает на месте, жмурится и зажимает его руку связанными ногами, что-то постанывает в кляп. — Да не ерзай ты! — дернет ее за волосы, — Я что, просто так тебя облизываю?! Я тоже не насильник какой-то. Если бы не ситуация, то точно бы посмеялась. А Ондолемар валяется на боку и всё, что остается — быть пассивным наблюдателем. Смотрит, как бандит расцеловывает ей шею, гладит по ноге. Она же изначально боялась идти… почему он не послушал? Жмурится, пытаясь успокоиться — паника в этой ситуации сделает только хуже. Начнет ерзать на месте, пытаясь привлечь на себя вниманием, но услышит только смешок. Ерзает руками за спиной, пытаясь найти узелок, который мог бы развязать путы или освободить хотя бы палец, чтобы поджечь здесь всё. Как и в прошлый раз, ничего не помогает, а появившаяся паника не отпускает. Бандит абсолютно игнорирует попытки того освободиться или перевести на себя внимание, ибо полностью уверен в этих верёвках. А ещё знает талморцев наперёд — никакой магии или чего-то подобного. Шепчет ей пошлые гадости на ухо, прикусывая за кончик, зная, как собственные уши ценны для эльфов. Конкретно эта милашка ни в чем не виновата, но его лично забавляет, что альтмер напротив только и может, что извиваться змеёй. Присядет к ней поближе, поглаживает ножку, а второй рукой расстёгивает замок на спине, стаскивая верх платья ещё ниже. С ней обошлись не так надёжно в плане связывания, как с тем, но в голову придёт мысль совсем развязать и оставить только руки, но не сейчас. «С опаской» наблюдает, как с плеч сползают бретельки, а шершавые губы целуют ключицы и ниже. Когда тот останавливается там подольше, встретится с Ондолемаром взглядом и заметит, как тот волнуется. На мгновение забыла, что, так-то, её тут пытаются насиловать, и почувствует приятную благодарность за волнение. Всём своим лицом покажет свою базовую надменную эмоцию, так и говоря «мне похуй, у меня есть план». Не покажет вида, что его на самом деле нет, но Ондолемар успокоился только от её привычного лица, ибо до этого вела себя, как загнанная в угол. Мужчина поднимет голову и она сразу возвращает своё бедное и несчастное лицо. — Ну что такое? Совсем не нравится? Девушка продолжает тихонько сопротивляться в его руках, а от этого получает только удовольствие. Всё под его контролем, а мечущаяся жертва только возбуждает сильнее. Её схватят за волосы и намекающе толкнут голову к низу. Понимает, что это должно было её напугать, но сердце забилось от предвкушения его ошибки. Палец оглаживает её открый рот и поддевает ткань, чтобы снять кляп со рта. В эту же секунду заходит второй мужчина: — Эй! Что ты делаешь, Микхэль?! Немедленно отойди! — Да-да… — отстанет от девушки, а та падает, ударяясь головой. — Они вернулись? — Да! И тебе повезло, что это увидел я! — Только не говори никому. А то будут ныть, что я первый. — Топай давай уже, дерьмоед! Оба мужчины уходят, а Ондолемар подползет к Довакину, «поддерживающе» утыкаясь лбом в плечо. Не знает сколько у них времени, но нужно что-то придумать, пока мозг вообще еще выдает хоть какие-то мысли. «Погладит» лбом по ее подбородку, чтобы хоть как-то помочь, если это вообще помогает… В чувства приводит голова Ондолемара. Осмотрится по сторонам и никого не заметит. Толкнет его, чтобы он на нее посмотрел: лицо снова серьезное, будто ничего и не было, а головой кивает вниз, где ерзает на месте, пока подол не задерется и на ляжке не покажется клинок в ножнах. Он чувствует прилив уверенности, но… в ножнах. Он никак не сможет его достать… Посмотрит на ее руки — а вот ее связали не так хорошо. Руки свободны и вполне могут за что-то ухватиться. Правая часть подола и так болтается, а вот левая всё еще обвязана. Сползет вниз, носом сдвигает подол повыше. Как бы достать его? Ели как отстегивает клепку ерзаньем носа и клинок уже сам вываливается из ножен. Нужно будет извиниться за всё это… Довакин сразу же переворачивается, как будто на каких-то учениях, хватается за клинок и разрезывает себе веревку. Сдирает кляп и использует Ту’ум.

LaaS

Щурится, запоминая местонахождение красных точек сквозь стены. Убирает с ног веревки и принимается за Ондолемара, полностью освобождая и сразу слышит его голос: — Ты в порядке?.. — Очень даже. — сквозь зубы. Крепко обнимет, поглаживая по спине, пока не осознаёт, что гладит по голой коже. В объятиях накинет лямки, платье на плечи и застегнёт. — Прости меня. Это моя вина. — Это ты сделал? — ждет очевидный ответ. — Нет… — Вот и ответ. Обнимет, но всего на несколько секунд. Встанет и оглядывает на наличие чего-нибудь полезного — замечает, что его булава пропала. — Пошли. Я выведу нас. — Подожди! — Что опять? — повернется к нему, стоя у выхода из «комнаты» — Лучше иди за мной. Ты без брони, а я могу быть на расстоянии. — … — вздохнет, — Я найду булаву, а тебе лучше не подходить ко мне близко… извини. Ничего не добавит и пойдет дальше, а Ондолемар пойдет следом, «держа» молнию в руках. Довакин идет так, будто была в этой пещере несколько раз: свободно зайдёт за угол и в небольшой каморке найдёт ту самую булаву. Теперь всё совсем просто — опыт сотни таких пещер за плечами не пропадают даром.       Идет по обширному каналу, а вдали заметит бандита в самой нищенской броне — значит патруль. Раньше она быстро скрывалась и целилась луком, но сейчас не намерена сдерживаться: бежит прямо к бандиту, который заметил ее слишком поздно. Пытался зарядить лук, но Довакин была быстрее — булава летит прямо ему в руки, ломая кости и разрывая мягкие ткани. Пока человек кричит во все горло, она успокаивает его ударом булавы прямо в лицо так сильно, что пришлось упираться ногой в его живот, чтобы отсоединить оружие от его черепа. Достанет клинок с бедра и вонзит в сердце, чтобы сильно не мучался — она идет не за ним. Второй прибегает на крики товарища и сразу достает меч. Довакин без промедления бежит в его сторону, замахиваясь оружием. Тот уворачивается, а она отбивает его удары булавой или просто ловко отпрыгивает — в один из таких моментов успевает ударить в бок, прямо в то место, где совсем нет брони, как, собственно, и вся грудная клетка. После сразу бьет в часть шеи, наблюдая за яркой кровью, что стекает из рта. Стряхивает с руки кровь, хотя платье это уже не спасет. — Ондолемар…? — виновато повернется. — Да…? — Если ты чувствуешь свою вину, почему-то, то можешь просто купить мне красивое платье. — Подойдет Саммерсетское? — Очень даже. Спасибо… Ондолемар пойдет дальше за ней, стараясь вовремя использовать магию, чтобы всё равно не давать хотя бы шанс этим бандитам. Конечно, ее стиль боя не страшен сам по себе — ничего в этом ужасного нет, скорее это эффект именно из-за обманчивой внешности и то, как быстро она выбирает свою следующую траекторию. Очень сильные рефлексы — сам бы так не смог, скорее всего. В любом случае, он делал вещи на старой должности и похуже. В один момент стрела вонзилась ей в плечо, аж сам испугался, но ей это нисколько не помешало двигаться дальше, размазывая бандита по полу. Выдернет из себя стрелу, а Ондолемар залечит. Улыбнутся друг другу и пойдут дальше. Внимание Довакина привлекло письмо на деревянном столе, а еще куча разных алхимических ингредиентов… жаль сейчас некуда всё это запихнуть. «Талморцы забрали Торнера в сторону посольства. Я намерен его найти. Лар за главного, слушайся его. Ты самое ценное, что осталось у меня. Я обязательно найду нашего брата, а ты начни жизнь с чистого листа и вступи к Братьям Бури. Возможно, я не вернусь. Люблю тебя. Пожалуйста, не грусти из-за меня, мы обязательно встретимся в Совнгарде. Твой старший брат, Ласир.» — Теперь понятно, почему они напали на тебя. — Ничего удивительного. Думаю, у него есть право чувствовать злость и пытаться освободить родственника. — Он же там умер, верно? — Никто еще не выбирался из посольства живым. Проблема моей профессии в том, что ты любыми способами пытаешься услышать правду, говоря «скажи и мы тебя отпустим», а по итогу никогда никого не отпускали. Даже если это были откровенно невиновные… — Надеюсь его расчленят на части, как и всю его семью. Ондолемар не ответит и пойдет дальше. Зайдут еще в какое-то ответвление — похожее на спальню — где лежит тот самый насильник. Хотел бы сам с ним разобраться, но предоставит эту чудесную возможность тому, кто от него пострадал явно больше. Замахивается булавой и бьет в лицо, но не так сильно, как хотелось. Микхэль вскрикивает и попытался схватиться за свой меч, но булавой прилетает прямо по рукам, что её трогали. Мужчина плачет и пытается что-то сказать, захлебываясь в своей крови. Довакин подставляет булаву ко рту. — Ничего же не будет, если я в эту дырочку засуну небольшой предметик, верно? Возвращает его же слова, которые Ондолемар не слышал. А мужчина продолжает плакать и пытаться кричать. Его подхватывают за волосы и поднимают на свой уровень, «помогая» избавиться от крови, что мешает говорить. — Давай, я дам тебе шанс извиниться передо мной и… может быть я подумаю над своими действиями. Подносит его голову к уху и слышит ели понятные извинения, но этого вполне достаточно. Присаживается на пятки и в этот же момент силой вбивает его голову в пол, после поднимет к себе. — Может еще чего полизать хочется? У меня хорошая фантазия. Встает и откидывает его в ноги Ондолемару. — Твоя очередь. — Ты уверена? — опустит взгляд на ели живого мужчину. — Да, ты прав… В эту часть пещеры забегают еще двое, но с ними уже разобрался Ондолемар, пока та отвлечена другим объектом. Она замахивается и пробивает череп, по ногам ударят расплескавшиеся остатки мозга и остальных интересных жидкостей. — Фу… — отойдет от лужи и подотрет свои талморские сапоги тканью, которая каким-то образом могла называться одеялом. Тяжело дышит и возвращает булаву Ондолемару. — Знаешь… я не откажусь от туфель теперь… — Запомню.       Выберутся из пещеры и оба вдохнут полной грудью. После Довакин сразу бежит к воде и ныряет с головой, отмываясь от этого дерьма. Ондолемар особо не запачкался, так что сядет у берега. — Ты в порядке? — Ты уже спрашивал. — расправится звездочкой и будет лежать на поверхности воды, смотря в темные облака из-под которых виднеется сияние. — Спрашиваю еще раз. — Нормально. — Уверена? — А что ты хочешь услышать? Ну пореву я и что дальше? Мы с ним достаточно поигрались и мне действительно нормально, но вряд ли я избавлюсь от этих ощущений быстро. — Я могу тоже спрашивать тебя, прежде чем коснуться. — А ты тут причем? — Обычно, потом боятся мужчин. — Меня не настолько это задело, как тебе кажется. Вылезет из воды и усядется рядом, поджимая к себе колени. — Тебе не холодно? — Мне плевать. Я и не такое переживала. — Можно? … Не станет ждать ответа. Снимет с себя мантию и накинет на нее. Не сильно спасет, но хоть что-то. Ночь достаточно теплая, но из-за мокрого платья может быть слишком холодно. Довакин сразу заинтересуется его видом, как тогда, без мантии, ухмыляясь. — Красивенько. — продолжает глупо улыбаться и щуриться, осматривая красивую рубашечку. — Благодарю. — Без рубашки было бы лучше, конечно, ну ладно. — хихикнет. — Я подумаю. — ответит ели заметной улыбкой, но на нее не смотрит. — Ого, уже отвечаешь на мой стыдный флирт? — Если отвечаю, то на то есть причина. — Не стоит спрашивать? — Не стоит. Я всё равно не скажу. — Чем завтра займемся? — Не знаю как ты, но я точно буду спать. — И без меня? — С тобой точно всё хорошо? — Не веришь? — У тебя на лице написано, что ты держишь всё в себе. — Да какая разница? Что было — то было… Думаешь, это первый раз? Просто перед тобой стыдно было. — Стыдно?.. — Не хотелось бы, чтобы ты это видел. — Почему? Я не понимаю, ты винишь себя? — Нет конечно! Просто… Когда ты валяешься рядом и… Не может подобрать нужных слов. Опустит голову и пододвигается к нему поближе, чувствуя, как её обнимаю сильнее. — Мне было плевать по большей части, но, чтобы держаться плана, я представляла тебя. — с каждым словом говорит тише, пока последнее не скажет почти неразборчиво. Наверное, это подходящий момент, чтобы признаться самому себе: рядом с ней ему слишком хорошо. Даже последний замок, скованный её репутацией как Довакина, оказался открыт, а за ним… ничего пугающего. Ему нужно больше времени на раздумья, но ситуация не позволяет. Каждый раз, когда он задумывался об этом ранее, заставлял себя прекратить и погружался в работу, чтобы отвлечься. Но ведь ничего страшного не случится, если они попробуют… Почему «они»? Потому что её странные проявления влюблённости были очевидны, хотя он старался это игнорировать. Если что-то получится — прекрасно, если нет — это не трагедия. Даже эти размышления были слишком долгими и заметит, как она совсем поникла. Так и не найдёт слов. Коснётся щеки, чуть поднимет голову и поцелует в щеку, чтобы успокоилась. Виина застынет и чувствует, как собственники щеку горят, а уши сначала прижались к голове — после робко опускаются. Никогда так себя не ощущала, никогда так себя не вела, как сейчас замерла и нервно сжимает траву под руками. Только сейчас отодвинется от нее щеки и улыбнется, когда увидит смущенные уши. — Понравилось? — а сам знает ответ на этот вопрос. — Да… — не смотрит на него. — Все хорошо? — Теперь да. Сместит левую руку на талию, а правой подберет ее ладонь, поглаживая большим пальцем. — Что мне позволительно? — Что угодно. — Какая-то грань? — Я скажу… — Хорошо. Поцелует костяшки пальцев и Виина подаст голос: — Ондолемар… Я могу попросить себя… ну… сделать так же. — Как? — Как тот. Я знаю, что тебе такое не прикольное, поэтому спрашиваю… — Почему ты решила, что мне не нравится? — Да ты ведешь себя так… — Что не нравятся, когда меня пытаются недвусмысленно трогать? — … Ладно, извини… — Не переживай. Это не главная причина. — погладит по ее коленке до бедра, проведет ниже, чтобы прогладить от голени вверх, тихонько задирая мокрые подолы платья вверх, пока не дойдет до бедра, — Это просто лишняя причина задуматься, а я открещивался от этого. Она наблюдает за его рукой и практически не слушает. Сердце снова мечется, а стук долбит в ушах, но как же это приятно. Совсем не так, как могла себе представить. Прижмется к нему ближе, чтобы скрыть лицо с его ракурса. — Почему?.. — Потому что с тобой приятно проводить время, — завуалировано. — С тобой тоже… — неловко улыбнется. Ведет руку выше, по талии, переходя на руку, чтобы не трогать грудь, по плечу и перейдет на левое, приспуская платье. Наклонится и осторожно поцелуй, чувствуя дрожь по чужому телу. Давно так не забавляла чужая реакция на свои касания — самый приятный сорт удовольствия. Напоследок еще разочек поцелует в щеку и просто обнимет, возвращая подол на место. — Миленько смущаешься. — А сам-то… — бормочет ему в плечо, — Как касаюсь, сразу ныть начинаешь. — не предъява. — Ну… — улыбнется, — Я думаю тебе разрешить побольше действий. Уж извини, что не шибко тактильный. — Не извиняйся, я же шучу. — поднимет голову и погладится свой щекой о его. — Еще хочешь? — Да нет, просто щека чесалась… — намекает на щетину, хихикнет. — Ты говорила, что тебе не нравятся бороды. — Мне много чего не нравится, но тебя это не касается. — обхватит его лицо и поцелует в обе щеки, а потом в подбородок и любуется, как тот рефлекторно жмурится, — Красивый, вкусный, как стержневой корень. — Корень?.. — Да! Пахнешь древесной пылью! — Это из-за свечей, скорее всего. Мои любимые. — Почему сейчас не ставишь их? — Они закончились, нужно домой ехать. Не ответит и снова расцеловывает личико, но вспомнит… — Можно же? — Можно, только давай это обговорим? — Давай! Я на всё согласна! — Тише… Мне важно часто встречать и… мне кажется, что ты на это не согласишься. — С чего это? У меня же теперь есть дом, так? Я часто буду здесь! — Я не знаю, куда это зайдет, поэтому не знаю, что получится по итогу. — Ну, не получится — не получится, получится — получится! — Хорошие слова… — Это же было предложение встречаться, правильно? — Да, оно самое. Наверное, мне нужно было сделать это еще вчера. — Почему именно вчера? — Хорошие эмоции были. Но сегодня было еще больше. Я про танец. — Мило, что талморский мальчик любит базовую романтику. — Неверно. Любую. — Можно трогать? — Можно, но, если скажу не трогать — ты не трогаешь. — Ну, это очевидно! А меня можно трогать в любой момент. — кокетливо. — Да, я запомню. Пойдем в город? — Идем! В тишине дойдут до Маркарта, а потом и до ее дома. Остановятся у дверей. — Спокойной ночи. — встанет напротив неё. — Подожди… Можно тебя попросить кое о чем? — Слушаю. — Можешь ночевать у меня? Один раз. Я уверена, что опять не усну из-за кошмаров, а если проснусь, то увижу твою тушу и успокоюсь… — Никаких проблем. — понимает, что страшные сны скорее предлог. — Ты на диван или я? — Не имеет разницы. — Спасибо! — Я сообщу своим стражницам. Вернется в Крепость и даст им отбой, а то не спят практически — посменно. Сейчас могут спать спокойно, хотя бы денечек. Поспешно возвращается в дом Виины, закроет за собой дверь и зайдет в спальню. Уже переоделась в свои любимые доспехи и расплетает косы. — Ты спишь наоборот. — В плане? — Обычно, все переоденутся во что-то легкое, дабы спать нормально. — Мне и так нормально. Тем более у меня ничего нет. — Если ты про безопасность, то ты сейчас дома и дверь заперта. — Ты говоришь это вору, если ты вдруг забыл. — закончит с волосами и расслабленно падает на кровать. — Взломать такой замок проще простого… — Ладно, ты права. — Не волнуйся, мне комфортно. Я не стану жертвовать своими желаниями из-за какого-то страха. — Хорошо, запомню. — хотя находит в ее словах противоречия. — Держи, — кинет ему на диван одеяло, — Мне тепло. — Благодарю. Декоративные подушки есть — ложится и закроется одеялом. — Хороших снов, Виина. — Да… И тебе тоже. — довольная.

***

С утра, пока Виина спит, сделает ей самый простой салатик и пойдет в Крепость, ибо, предположительно, сегодня должно было прийти письмо от Эленвен. Да, ничего необычного, просто очередное пиршество. Ондолемару просто нельзя отказаться, даже если бы он хотел. Но, в этот раз, у него есть небольшая причина сходить туда… Начнёт писать: «Юстициару Альдмерского Доминиона в Королевстве Скайрим, Анкано.       Двадцать восьмого Первого зерна. Жду тебя в посольстве. Это приказ, и он не подлежит сомнениям. Идешь со мной в виде ручного юстициара. Ответного письма не жду. С уважением, второй эмиссар Ондолемар.» Приложит к письму приглашение и распишется на нём. Эленвен его не приглашала, поэтому пришлось писать своё. Как обычно закрепит печатью, а, после вернется к Виине и сразу заметит ее, завтракающей салатиком. — Довольная? — приветливо улыбнется. — Ондолемар! — еще не прожевалась, а уже подбегает к нему и обнимает, — Спасибо!!! Мне еще никто такое не делал! — Да, пожалуйста, — легонечко погладит по плечу, — Лучше поешь нормально, а не скачи. Подавишься. — Надо было же тебя поблагодарить! Следующие 20 минут беседуют и Ондолемар слишком поздно для себя узнает, что сегодня она возвращается в Коллегию. — Письма умеешь доставлять? — А что? — И что читать их нельзя? — А что…? — Передай это письмо Анкано. — протянет свёрток. — Он будет на меня орать? — С чего бы? — Я же говорила, что его никто не любит. Вот и злится. — Это уже не моё дело. — Хотя нет… Не все. О! Я же тебе не говорила! — запьет салат водой, чтобы сказать нормально. — Это пиздец! — Тише-тише… — Короче, у нам пришёл снежный эльф! — Фалмер? — Да, но не те, которых можно убивать, а ну… Ну эльф! Ну… Нормальный! Понимаешь? — Как это «нормальный»? — заметно нахмурится от легкой злости. — Да как мне ещё объяснить? Как мы, только белый. — Хочешь сказать, что это тысячелетний живой экспонат? — Да-да! Ходит, разговаривает и они, вроде как, с Анкано подружились. По крайней мере, когда я уходила. Учит его магии. — Спасибо за информацию. — Что? — Ничего. — О чем ты думаешь?.. Хочешь передать это своим? — Нет. Дело в Анкано. Но тебе не стоит переживать по этому поводу. Мне нет смысла говорить об этом кому-либо еще. — Тогда я пошла. Не знаю, когда вернусь. — встанет и возьмет грязную посуду в руки, желая помыть. — Ты всегда можешь написать письмо. — Написать… — … Или попросить кого-нибудь. — Хорошо! — Можешь оставить посуду. Я всё равно буду здесь, как договорились. — Спасибо! — поставит тарелки на стол и обнимет его. Ондолемар встанет, чтобы было удобнее отвечать на объятия. Ощущения со вчера не испарились, как он думал изначально. Обхватит ее лицо за щеки и аккуратно поцелует в щеку. — Знаешь… — придвинется поближе к его лицу, — Я же ухожу на неизвестное время… — И что? — Ну… — двинется еще ближе и, когда зрение уже не фокусируется, закроет глаза. Намек понятен, но, опять не получается подумать. С одной стороны, хотелось бы растянусь всё это и, где-нибудь в мягкой атмосфере, поцеловать, но с другой… Действительно, неясно, когда они еще встретятся. И при этом может достаточно быстро остыть. Стрелочка поворачивается больше на второй вариант, поэтому быстро чмокнет в губы и отойдет, смотря на ее довольное лицо. — Успокоилась? — Да! Выйдут на улицу и Довакин не сможет сдержаться — обнимет еще раз. По ощущениям, обнимались молча минут 10. Отодвинется, поцелует в щетину разок и спрыгивает с небольшой горы, приземляясь словно кошка. Помашет ручкой и оставит Ондолемара, наконец, подумать обо всем этом подольше. Теперь вечера снова будут в скучном уединении с собой.