Родное гнездо

Курильщик

      С момента своего особенного разговора со Стервятником я стал больше времени проводить вне Четвёртой. Я ездил по этажам, выбирался в двор и часто навещал учительский туалет, в надежде снова застать там Большую Птицу. Конечно, Стервятник разрешил мне прийти в Третью, но я как-то не чувствовал себя вправе воспользоваться данным приглашением. Тем более, что остальные Птицы всё ещё не внушали мне доверия, и оказаться под прицелами их взглядов мне хочется меньше всего. Да и не только во взглядах дело... даже пересекаясь со Стервятником, например, в столовой, я стараюсь не смотреть на него слишком долго. Взгляд невольно приковывают его руки и губы, при виде которых я сразу вспоминаю наш первый (и пока единственный) невинный поцелуй. В нём нет ничего особенно откровенного, но каждый раз это воспоминание заставляет сердце зайтись в бешеном ритме; оно вызывает во мне странное томление, из-за которого я не могу оставаться на месте - мне нужно хоть как-то двигаться и хоть что-нибудь делать, хотя раньше мне такая активность была совсем не свойственна.       В один из таких дней я хочу выехать на улицу, но, пока я собираюсь и пытаюсь выбраться из Четвёртой, начинается мелкий противный дождь. Спускаться по мокрому пандусу мне неохота, а уж взобраться по нему наверх, даже вздумай я выехать-таки во двор, - задача непосильная. Поэтому я остался в Доме. Посидев немного на Перекрёстке, выкурив две сигареты, нарисовав фикус и вид из окна, я нахожу уже знакомую фразу про кистепёрых рыб и даже одну новую: кто-то не поленился залезть на подоконник, судя по высоте, на которой была сделана надпись, и вывел насыщенно-чёрным цветом: "хищные птицы летают высоко", и пририсовал снизу непонятную птицу, напоминающую помесь чайки с совой.       - Здравствуй, - доносится у меня из-за спины, и я вздрагиваю, чуть не спихнув с подлокотника дивана пепельницу. Но голос оказался вполне знакомым. Обернувшись, я увидел перед собой Стервятника, облачённого, против обыкновения, в простую чёрную водолазку.       - Эм... привет, - едва слышно отвечаю я, неловко улыбаясь.       Стервятник опускается на диван, с видимым усилием вытягивая ногу. Откидывается на спинку и делает приглашающий жест. Стараясь не смотреть на него, я с трудом переползаю на диван. В какой-то момент я едва не соскальзываю, но неожиданно сильные руки Стервятника подхватывают меня под мышки, и я оказываюсь рядом с ним. Я, конечно, не слишком уж тяжёлый, но и не пушинка, и уж точно не думал, что Стервятник так легко может меня поднять. Видимо, изумление отражается у меня на лице, потому что он негромко смеётся:       - Ты не думал о моей силе, Курильщик?       - Нет, - честно отвечаю я.       - Что же, а стоило бы, - отзывается он, закуривая и предлагая мне открытую пачку. Я тоже беру сигарету, а затем осторожно накрываю его руку своей. Это самый близкий наш контакт за... всё время. И, что самое приятное, руку Стервятник не убирает.       Вторая его рука свободна, и он кладёт её сверху на мою. Наши руки лежат друг на друге, моя - между его, мягкими и прохладными, и я готов сидеть так вечно. Однако всё же руки приходится разнять, поскольку это неудобно. Сразу после этого Стервятник кладёт руку мне на плечи и притягивает к себе. Щекам моментально становится жарко, и я опускаю голову, чтобы он не заметил, как я начинаю краснеть, и случайно утыкаюсь лбом в плечо Птичьего вожака. Плечо у него довольно жёсткое, но, оказывается, на нём можно вполне удобно устроиться - и я укладываюсь щекой. Его длинные волосы щекочут меня, но я не меняю позу, лишь прикрываю глаза. Мягкие пряди скользят по моей шее, когда Стервятник наклоняет голову немного вбок, касаясь моих волос; он прижимает меня к себе немного сильнее, и я накрываю его ладонь своей и переплетаю пальцы. Сердце в груди словно увеличивается, как-то сладко сдавливая лёгкие, и я с усилием глубоко вдыхаю, ощущая лёгкий запах лимона, исходящий от Стервятника. Кажется, я никогда не был с кем-то настолько близок... Это поразительно интимное и будоражащее ощущение, посылающее по телу волны мурашек и вызывающее где-то внутри приятную дрожь.       Представляю, как мы выглядим со стороны - готически прекрасный Птичий вожак с его светлой шевелюрой и худыми, но сильными руками, напоминающими птичьи крылья и лапы одновременно, и я, прижавшийся к нему, как взъерошенный птенец. Наши ноги соприкасаются; я этого не чувствую, но всё же мне приятно. Хочется прижаться к нему всем телом; сказать что-нибудь, но я не знаю, как облечь в слова возникающие внутри чувства... да и между нами сейчас стоит такая хорошая тишина, которую совсем не хочется нарушать.       Я сижу так минут пять, набираясь смелости, а затем приподнимаю голову и осторожно касаюсь губами щеки Стервятника. Он с лёгкой улыбкой косит на меня янтарным глазом и поворачивает голову, встречая мои губы своими.       Этот поцелуй совсем не такой, как тот, первый, в учительском туалете. Общего между ними - лишь вкус сигаретного дыма, этот поцелуй более смелый и долгий. Где-то на середине мне становится стыдно, что не умею целоваться, и в голове возникает глупый вопрос, где этому научился сам Стервятник. Мы отстраняемся друг от друга и, едва я перевожу дыхание, как он обхватывает мой подбородок тонкими и удивительно сильными пальцами и целует снова, отчего из моего горла вырывается совершенно несвойственный мне тихий стон. После этого поцелуя я лишь неловко утыкаюсь Стервятнику в плечо, приходя в себя. По какой-то причине мне безумно неловко смотреть на его покрасневшие от притока крови губы, и я просто прижимаюсь к нему, крепко обняв. Он обнимает меня в ответ. В его объятиях на редкость уютно, и, слыша усилившийся шум дождя за окнами, я действительно ощущаю себя птенцом под тёплыми и мягкими крыльями...       - Я люблю тебя, - негромко произношу я, надеясь, что он меня не услышит. Всё же Перекрёсточный диван - не лучшее место для подобных признаний... но Стервятник меня слышит, и я чувствую лёгкий поцелуй в макушку. И я безумно благодарен ему за то, что он пока мне не отвечает.