Пиньята с сюрпризом

Холодок пробежал по щекам как раз в тот момент, когда со лба стекала капля пота. То, что повязка с лица Степана куда-то исчезла, не делало положение мужчины лучше. Мышцы рук болели, на запястьях уже появились царапины, но самое страшное было то, что белобрысый протирал спиртом зубчики пилы. Задержайкин запаниковал и начал брыкаться. Отталкиваться телом от стены, пытаться вырвать с корнем колышки железных цепей. Его охватило неприятное чувство, которое можно испытать, когда падаешь с огромной высоты. Все кажется потерянным. В голове Стёпы мелькнула мысль о семье. Он вспомнил жену, сына. Голос сам вырвался наружу: — Псих ебанный! Выпусти меня! Цу Норд лишь вздохнул и подошёл к висящему телу. Холодные глаза уставились на зрачки полицейского. Ни капли жалости. Ни капли человечности не было видно на лице Эрнеста. — Ты шумный… Но Солнце живёт в месте, где должно быть тихо. — Какое солнце?! Отпусти меня! Черт возьми, пожалуйста, отпусти меня!!! Врач только лишь вздохнул и сунул кляп в рот разговорчивого человека. Но даже кляп во рту не смог остановить его протест. Он начал издавать сжеванные слова, которые стали бессмысленными звуками. — Мое Солнце… — С глаз Эрнеста потекли слезы. — Ну почему… Почему нас с тобой никто не понимает, не хочет услышать… Цу Норд снял очки и положил их рядом с золотой мумией. Слезы плавно катились по его щекам, и когда его уши достаточно наслушались непонятных воплей Задержайкина, руки немца потянулись за пилой. — Ты станешь частью моего охранника. Золотые яйца всегда охраняет какой-то монстр. Наше с Сашей счастье будет охранять он… Эрнест наклонил свою голову на бок. На его глаза и лицо упали прядки волос. Это выглядело так наивно и при этом жутко. Помешанный на своем Солнце медленно подошёл к Степану, который яростно смотрел в лицо Цу Норда. Карие глаза наконец смогли рассмотреть то, что происходило вокруг него: Эрнест оценивал глазами голое тело Степана, а тем временем руки Петухова, которые были привязаны к верхней части железных прутьев раскладушки, онемели, с ногами, туго затянутыми веревкой, произошло то же самое. С усилием, азиат приподнял голову — и она сразу же вернулась в исходное положение. Затылок болел от соприкосновений с матрасом, хотелось… — АААА! — Степан вдруг яростно начал кричать. Звон цепей, бьющихся о стену стал громче. На пол начала капать кровь, которая смешалась с засохшей кровью Александра. Холодные зубчики пилы впивались в кожу, стирали пунктирные черные линии маркера. Сталь врезалась в кожу и разрубала ее, втираясь в мясо и разрезая мышцы. Рука Эрнеста удерживала предплечье Стёпы и прижимала к стене. Тело жертвы выгибалось так сильно, что врач оказался в затруднительном положении. — Тише-тише… Все хорошо… Задержайкин не слышал ничего. Звон в ушах, адская боль, слезы на глазах, из носа ручьями текли сопли, изо рта льется слюна. Затишье. Пила больше не пытается отрезать руку. Блондин набирает немного воздуха в лёгкие, и движения железа снова начинаются. — Главное попасть на хрящ… Тогда рука сама по себе отвалиться, ха-ха. Сердце человека начало выбираться из его груди. Конвульсии были такими сильными, что Степан, не издавая больше звуков, повис на стене. — Твою мать! Блядь! Эрнест! Оставь его! Тело Паука начало подпрыгивать, втягивая за собой раскладушку. Железные ножки неприятно царапали пол подвала, и это раздражало Цу Норда. — Подожди ещё немного… Бледная рука сжала рукоятку пилы и сильнее вдавила инструмент в тело. Кровь залила Эрнесту лицо, попала в рот и на глаза, но он лишь облизнулся и напряг свои мышцы. Валя все ещё пытался привлечь бывшего друга к себе. Но немец ничего не слышал. Он подошёл к Петухову и посмотрел на него сверху вниз так, будто Валентин — маленькая крыса, жук, слизняк. Кровавая физиономия выдала что-то наподобие улыбки. Эрнест кинул на лицо Паука руку. Все ещё текла кровь из разрезанных вен. Запах мяса, пота, привкус крови. Брюнет отвернул голову в сторону и его стошнило. Рвота сразу же потекла ему в уши. Слезы не останавливаясь текли по вискам. Задержайкин приоткрыл глаза. Все затянуто пеленой, осознание боли настигло его через несколько секунд, и мужчина снова закричал. Там, где была его левая рука, теперь ничего нет. Он хочет подвигать пальцами, но не может. Фантомные боли начали расходиться по всему его телу: в голове, груди, печени, почках, сердце. Степан старается отдышаться, но к нему опять подходит Он. Мясник становится на одно колено, и холодные пальцы его рук обхватывают колено Задержайкина. Зрачки голубых глаз сузились в одно мгновение. Пила принялась отрезать правую ногу. Боль была хуже предыдущей. Жжение в горле означало, что Степа потерял голос, он так яростно пытался докричаться до кого-то, что этим сделал себе лишь хуже. Полицейский зажмурил опухшие глаза и подумал о сыне. Он ждёт его. Надеется на очередной урок о справедливости. Надеется, что его папа снова покажет ему, какой он крутой. Но этого не случится. Никто из этого подвала живым не выйдет. Паук наблюдал, как его друг медленно умирает от потери крови. Вскоре Петухов почувствовал на своем теле отрубленную ногу. Каким-то образом Валя стал местом, куда скидывают отрезанные конечности. Этот факт угнетал. Его жизнь решена. Их жизни уже не спасти. Паук решает откусить себе язык и подавиться. Что угодно, лишь бы не умереть от рук этого ненормального врача. Зубы слегка надавливают на середину бескостного органа. Хрящ языка будто понимает, что собирается сделать его хозяин, и зовёт свое тельце назад. Но умереть сейчас куда лучше, чем умирать в муках. Валя закрывает свои глаза, издает всхлип, сглатывая сопли, попавшие в ротовую полость и… Другая нога летит в лежащее тело и ударяется прямо о живот азиата. Паук пытается согнуться, но веревки все ещё крепко сдерживают мужчину от каких-либо движений. Эрнест осматривает испачканное тело и наклоняется к лицу своего будущего «стражника». — Я все видел, — губы растянулись в улыбке, открывающей все 32 зуба. Валентин панически втягивает в себя воздух, который скрипом заходит в лёгкие. Ногти врача слабо царапают губы Паука. Жертва пытается отвернуть голову в сторону, но вторая рука схватила нижнюю челюсть татуированного. — Я не могу позволить пауку выпустить свой яд на самого же себя, — тихо объяснялся Эрнест, беря в руки пассатижи и прислоняя их к краям передних зубов Вали. По телу пробежалась мурашки, глаза в панике раскрылись, и язык неумело начал биться о нёбо: — А… А бохэ э у-у (я больше не буду). Цу Норд тцикнул и покачал головой: — Я давно перестал тебе верить. Медный сплав пассатижей неприятно царапал зубы: верхние, нижние. Эрнест слабо постучал по середине переднего зуба и улыбнулся. Жертва дернулась от испуга, что не удовлетворяло немца, и точно так же, как дернулось тело «стража», дернулась рука с пассатижами. Паук почувствовал как сглотнул собственный зуб. Металлический привкус крови начал заполнять рот Вали. Пассатижи раскрыли свою пасть и ухватились за другой зуб, сжав его. Внутри десен начала ощущаться боль. Эрнест расшатывал зуб своей жертвы, корни зуба отделялись от десен, вызывая больше крови. Слезы лились из глаз Паука, словно кто-то оставил кран включенным. Он протестовал, кричал, бился о раскладушку, но врача это не волновало. Он вырывал зуб за зубом, откидывая каждый из них на пол. Его рука, которая держала челюсть азиата, так сильно сжимала кость, что послышался треск. Оставив кровавые следы от ногтей на ладонях, Паук откашлялся от крови. Хотя ее выделения было сложно остановить. Дёсна воспалились. Но сам рот словно онемел. Возможности умереть от собственного языка больше нет. Задержать дыхание? Возможно. Но задержкой дыхания нельзя себя убить. Хотя Петухов попытался. Его грудная клетка судорожно дергалась, он сжимал свои губы так сильно, как только мог, но нос предательски втянул воздух в лёгкие. Это позабавило Цу Норда. Беловолосый подошёл к человеку, который висел на цепях на одной только руке. Степан был без сознания, он умирал. Руки палача взяли ещё одну цепь, один конец которой был прикреплен к стене, и обвязал ее вокруг шеи Задержайкина. Пила прошлась по пунктирным линиям на плече полицейского. Лишившись опоры, тело качнулось в сторону, цепи на шее затянулись и перекрыли проход кислороду Задержайкину. Его сердце с медленным стуком и вовсе прекратило биться. Торс с головой безжизненно качались на единственной цепи. Скрип-скрип… Скрип-скрип… Валя лежал с закрытыми глазами, из их уголков текли слезы. Губы Паука опухли. — Ну, страж Солнца моего. Облегчить твои страдания? Но, лишившись возможности произнести и слово, брюнет не мог ответить убийце. — Пойми, я всего лишь хочу быть рядом с ним… — Говорил Эрнест, обхватывая пальцами скальпель. — Разве я многого прошу? Холодное острие коснулось пунктирных линий на талии Паука. Жертва втянула в себя живот. Паника снова охватила его разум. Лезвие вонзилось в кожу, кровь сразу же начала выбегать из образовавшегося пореза. Паук вскрикнул и умоляюще посмотрел на Цу Норда. «Пожалуйста, просто убей меня» — читалось в его карих глазах. Скальпель вырезал часть мяса с кожей из тела Паука, который кричал и пытался вырваться. Неверное движение тела — и хирургический инструмент сделал неровный надрез. — Нет, так не пойдет… — Эрнест вытер руки от крови и взял биту. Опять удар по голове? Опять? Снова.

***

Он приоткрыл глаза. Перед ним стояло изуродованное тело. Из плечевых суставов росли руки, ниже из области талии выросли еще пара рук. Четыре ноги, на которых пыталось устоять новое существо, были очень не стабильны. Эрнест подошел к «пауку» и толкнул его в спину. Паук упал на пол, ударившись носом о холодную каменную плитку. Глаза в миг сжались и открылись, осмотрелись и наткнулись на картину. На этой картине была нарисована голова, облепленная черными волосами, из рта торчали два рога, направленные друг на друга. Эти рога больше напоминали трубки. Существо на картине стояло на четырех руках так, словно другая пара была ему не подконтрольна. Сзади торчали ноги. Две других ноги опирались на пару остальных. Создавалось ощущение паучьего брюшка, которое словно было слишком малым в ширине. — Да, не идеально. Но идеальным может быть только мое Солнце. — Эрнест подошел к золотой мумии и взял Александра за руку. Паук смотрел на картину до тех пор, пока не осознал, что это не картина, а отражение в зеркале. Карие глаза округлились. — М. Мммм! Паук в испуге не мог оторвать глаз от самого себя. Конечности Задержайкина были пришиты к его телу. Внутрь организма брюнета забирались всевозможные бактерии. Паук смотрел на себя и не мог поверить в то, что это он. Руки немца схватили жертву за одну из ног и притянули к столу, на котором лежал Саша. Под столом, где теперь лежал Валя, очень неприятно пахло. Этот запах можно было стерпеть, пока паук находился в стороне, но теперь это было невыносимо, и Паук закашлял. Азиат не смог этого выдержать и снова попытался вызвать тошноту, но у него не получилось. Все, что было можно, уже вышло наружу. В паху начало тянуть, сил сопротивляться не было. Паук обмочился, и в процессе этого в области таза началась тянущая боль. Эта боль смешалась с той, которую он ощущал от ран, к которым были пришиты новая пара рук и ног. По каким-то рукам начали проявляться пятна. Но было уже не понятно где чьи руки находились. Свои собственные Паук перестал чувствовать. Пока он лежал на раскладушке они так сильно затекли, что кровь перестала течь по венам. Щеки его горели, Валя прижался лицом к холодному полу, чтобы попытаться остыть. Ему было жарко, его бросало в холод. Анальное кольцо пыталось сдержать то, что находилось внутри Вали. Но все попытки что-либо остановить в этом подвале были тщетны. Из заднего отверстия Паука начал появляться фрагмент кала. Палочка медленно раскрывала анальное кольцо и выскальзывала из организма «паука». Но лишь первый конец фекалий сорвался на пол, это оказалось пробкой, которая сдерживала диарею. Сепсис. Паук медленно умирал, страдая от смешанных запахов фекалий и мочи, запаха засохшей крови, кашля, который переходил в рвотный рефлекс, но так и не мог выбросить желудок из тела. Эрнест сел на табурет. Он смотрел на золотое тело, которое блестело в свете ламп, слышал хрипы паука под столом. Ему всего лишь хотелось, чтобы никто в этом мире не смог помешать Эрнесту быть рядом с Солнцем. Он отдал все. Изменил свои принципы. Но никто не высказал должной благодарности за все то, что он делал для других. Он хотел ощущать себя нужным. Не хотел чувствовать боли и одиночества. Эрнест всего лишь хотел быть счастливым. И теперь он может стать таким. Цу Норд встал с табуретки, подошел к телу Александра. Он смотрел на его лицо, и в памяти промелькнул момент из книги. Мужчина залез на стол, навис над телом Солнца и начал целовать его зашитое лицо. Губы нежно касались очертаний лба, глаз, щек и подбородка. Рукой Эрнест погладил шею Саши, провел ладонью по его груди и потер большим пальцем там, где должен был быть сосок. В штанах ощущался дискомфорт, ему было тесно. Беловолосый впился губами в губы мумии и приспустил штаны с бельем. Членом он потерся о пах Солнца, схватил тело за талию и перевернул к себе спиной. Из кармана зубной врач достал тряпку, которой ранее завязывал Степану глаза, и вытер смазанные остатки фекалий. Раздвинув руками большие ягодичные мышцы, Эрнест вставил в анальное отверстие свой член и начал двигаться. Поддерживая тело, Цу Норд входил в Солнце как можно глубже. Он представлял, что стал еще ближе к солнцу, теперь нет никого, кто мог быть так близко к нему. Стол слабо качался из стороны в сторону, движения ускорились, сопровождаясь шлепками. Но в тот момент, когда семя из члена было готово вылиться наружу, Эрнест вытащил член из ануса Солнца и кончил на стол. — Мое солнце… не должно быть оскверненно даже мной… — Сказал Цу Норд, выдыхая, и закрыл глаза. В дверь подвала постучались. Цу Норд, натягивая штаны, поправил очки и напрягся. Кто-то опять пришел.