Зубы мудрости

Я вытащил книгу о поиске душ и кинул её на деревянный стол. Эта была написана на диалекте монгольского и читать её было почти невозможно; у языка даже не было современного эквивалента, и лишь несколько сохранившихся языков были хотя бы из той же языковой семьи. Единственным способом прочесть иностранные тома, не прибегая к переводу, было войти в Средний Мир; чтение на иностранном языке стало вопросом доступа к тета-сознанию — вратам в Средний мир, а затем — если я правильно понял — доступа к коллективному внешнему сознанию. Это был тот «универсальный бассейн знаний», что позволял мне потреблять слова из книги в таком виде, чтобы они имели для меня смысл. Но туда было сложно попасть, сложно там удержаться и каждая буква лишь добавляла тяжести. Греческий был легче шумерского, который, в свою очередь, был в тысячу раз легче древне-монгольского.  —Расскажи мне о возвращении душ.  —Ты… дочитал?  —Всегда так удивляешься. Ты дала мне книгу… так что я её прочитал; ты разве не этого хотела? —Я не ожидала, что ты закончишь так быстро; учитывая твой уровень, мне кажется, безопаснее было бы продолжить изучать работу Света…  —Нет, нет… Меня не интересуют медитации, исцеление и твои ебучие благословения. Расскажи мне о возвращении душ.  —Эрик, пока ты не уладишь свои внутренние терзания, практикуя Свет, опасно экспериментировать с работой Тени. —Внутренние терзания? У меня их нет.  —Ты изменился с прошлого раза, как мы так встретились.  —А ты, как я вижу, всё ещё притворяешься, что тебе за тридцать.  —Ты знаешь, как ты выглядишь?  —Что?.. Да.  —Каждый раз, когда ты путешествуешь в Нижний, Средний или Высший Мир, твоя внешность будет отражать твоё видение себя. На начинающем уровне, ты должен уметь создать стабильное видение себя; средние уровни включают в свои возможности изменение внешности по своей воле и создавайте мест вне времени и пространства вроде этого… — она обвела руками тёмную кухню, в которой мы сидели, такую же как и в прошлый раз. — Более продвинутые пользователи могут даже успешно вызывать и изгонять чужие проекции по своему желанию... —Как я сделал.  —Не совсем.  Я фыркнул.  —Из-за того, что ты ещё не овладел базовыми навыками проекции, тебе удалось разбить мою. Ключ к контролированию этих мест это организованный, закрытый разум. Прямо сейчас твой разум открыт и беспорядочен: твои эмоции, твои подозрения и сомнения контактируют с моей проекцией. Если бы я испытывала к тебе неприязнь, могла бы воспользоваться этим и вывести тебя из строя, нанося урон твоей душе непосредственно. Помнишь об этом? Она подняла кружку, ту, из которой я до этого пил. Я смотрел, как она подержала её над полом и уронила. Кружка исчезла в бассейне темноты, не издав ни звука. Когда я понял взгляд, она снова держала её в руке.  —Твой разум всё ещё тянется к законам линейного существования: физического… но теперь ты в мета-физическом мире. Здесь, правила твоей реальности не будет ничем иным, кроме как ложными ожиданиями. Когда ты кинул эту кружку, ты на самом деле вообще ничего не кидал… она была всего лишь тенью, которую создала я, чтобы тебе было комфортнее в новом окружении… но из-за того, что ты был уверен, что кружка разобьётся, твой мозг добавил нужного эффекта, которого ты ждал. Сила твоей убеждённости в сочетании с моей… небольшой… потерей концентрации и привела к разрушению моей проекции. Другими словами, твоё научное непонимание окружающей среды привело к психологическому отторжению, и последовавший за этим выброс энергии был достаточно сильным, чтобы вырвать тебя на волю. —Проще говоря, ты считаешь, что я жульничал.  —Да. Вижу, ты всё ещё заперт в разуме… давай попробуем что-то простое. Как ты выглядишь?  Я не знал. Я посмотрел на свои руки. Они были чёрными как смоль. Не чёрными, как комната без света, а как пятна на солнце. Они не отражали свет; я словно смотрел на две растянутые пяти-палые дыры, материалом которым послужили пространство и время.  —В прошлый раз ты был способен проектировать образ своей руки благодаря воспоминанию о физической травме; когда твоё тело ранено, твоей душе также наносится урон, и это может отразиться на твоей проекции. Если ты не можешь контролировать твоё собственное видение себя, твои действия по отношению к местам вне пространства не будут иметь эффекта.  Я заметил, что её взгляд бегает по моей голове, словно она рассматривает уродливую шапку или что-то в этом роде. Я поднял две чёрные дыры, свои руки, к лицу, пытаясь не заключиться в своём разуме; потому что разум говорил мне, что у меня два глаза, нос и рот — разум говорил мне, что я, наверное, сплю.  —Что за хуйня… — мои руки нащупали пару рогов, закручивающихся вниз рядом с моими ушами и выгибаясь спиралью, как у барана. Нащупав их, я внезапно осознал наличие своей головы и к ней в придачу вес рогов. Я хотел потянуть свои волосы, но вместо них нашёл ещё одну пару рогов, они торчали прямо и заострено из моего лба… не гладкие; кость была покрыта множеством шишек и канавок. Я был чёртовым монстром. —Что это.  —Завораживающий облик. Я никогда не видела ничего подобного. Это могла бы быть традиционная личина Дьявола… если бы не остальные рога.  Остальные… —Сколько их?  —Шесть.  Б-же, блять. Женщина посмотрела на меня через стол, устроившись своим вздёрнутым подбородком на сложенных вместе руках. Странная пентаграмма словно подмигивала мне с кольца самого маленького из её пальцев.  —Твой друг был прав, — размышляла она. — Твои глаза действительно красные.  Мне не нравилось, как она смотрела на меня — как коллекционер, рассматривающий эксклюзивную карточку Покемонов, считая её не только редкой, но и голографической. По моей мета-физической коже побежали мурашки.  —Я уже сталкивалась с новичками в этой области, — продолжала она. — Без чёткого видения себя, они оказывались на этой плоскости в теневом обличии, мыльными фигурами с очень ограниченными возможностями… что-то вроде того, каким в прошлый раз на этой плоскости оказался ты. Манипулировать своей внешностью это продвинутый навык; для того, чтобы это делать, нужно иметь чёткий образ кого-то другого, а это уже случается нечасто. Сейчас ты выглядишь… что ж, не так уж мыльно, да? Весьма чётко. Но также… весьма нечеловечно. Что случилось?  Я наклонил свою рогатую голову на неё. Я не знал, как именно я выгляжу, но чувствовал, что несколько ужасно и угрожающе.  Моржом рассмеялась.  —Интересно, смог бы ты добраться до Высшего Мира в одиночку.  —Значит, мы в…  —Среднем Мире. Ты много раз был здесь, скорее всего во снах, хотя с практикой ты сможешь овладеть этой способностью и в часы бодрствования, и способом связи с Миром будут изображения или звуки…  —Типа слушать будущее?  —Будущея, — поправила она. —Средний Мир, в отличии от нашей реальности, находится в состоянии энтропии… и множество борющегося между собой потенциалов лишь начинают становиться материальным настоящим. Слушание потенциального будущего можно охарактеризовать как удалённое видение, одну из форм седьмого чувства. Я наслышана о некоторых мастерах искусства, которые могут захватить желаемый потенциал и вывести его на материальную плоскость, но требуемый энергетический потенциал... огромен. Как ты знаешь, три королевства способны существовать лишь в состоянии энергетического обмена, так что для того, чтобы провернуть подобное… чтобы эффективно изменить будущее… потребуется массивный обмен энергии вниз для поддержки баланса…  Я отмахнулся чёрной рукой.  —Это я знаю. Я читал книги. Так как мне попасть в Средний Мир кого-то другого?  Она нахмурилась.  —Это работа Тени, Эрик. Для того, чтобы контактировать с кем-то в Среднем Мире, тебе необходимы все их знания и их явное согласие, кроме того; тебе нужны базовые умения проекции, которыми ты не располагаешь.  —У меня нет времени на всё это.  В этот раз единственными звуками на кухне были дребезжащие арии Россини и отдалённое жужжание, как от магнитного поля.  —Кто, по-твоему, переживает потерю души?  Я отпрянул от стола, скрестил руки на груди и смутно заметил, что мои предплечья что-то окутало — грива. У меня хуёва грива.  —Возвращение души обычно практикуют в командах. Это сложный процесс, и ты должен быть готов идти на риск… как ментальный, так и физический… и твой партнёр тоже. Большинство церемоний возвращения сопровождаются членами семьи и друзьями; необходимо полное поднимание жертвы… И, если попытаться словить осколки души, их сборка зависит от жертвы. Всё, что ты можешь с это продолжить путь. Эрик… важно, чтобы ты был абсолютно уверен, что потеря души действительно происходит. Если нет, твоё вмешательство может нанести душе непоправимый ущерб… и последствия в материальном мире могут быть…  —Тяжёлая болезнь или смерть, я знаю, — сказал я. — И риск таков же, если не собрать их вовремя.  —Но ты уверен?  Я попадал в Средний Мир несколько раз за последние полтора месяца — особенно в неделю перед Хэллоуином. В большинстве случаев я видел много осознанных сновидений — снов, в котором ты можешь думать и принимать решения сам — но иногда я проникал в него сидя на скамье перед пианино. Сначала, я фантазировал, создавая в голове реальность, похожую на сон (или, наверное, сон, похожий на реальность); в его шустрых комнатах хитростей я вёл разговоры с котами и целовался с проекциями своего лучшего друга. И, чем больше я не думал об этом, и чем сильнее тускнели взбудораженные структуры моего полу-осознанного разума, тем лучше — поэтому я всё дальше и дальше убегал от теневого себя и находил других.  —Я думаю… — Блять, не стоит мне это говорить. — Я думаю, я уже нашёл кусок. В Среднем Мире.  —Что произошло?  —На горизонте горела хуева туча огней, — сказал я, вспоминая первый раз, как я выбрался за границу знакомой мне местности. Я выбрался из своего мира чистого мрака и попал в страну мечты, на простор поля, как океан, раскинувшийся под заходящим солнцем. Это было великолепно… закрученное небо и плоская земля… и каждый гектар был усеян огнём, таким же, как и при сельскохозяйственных пожарах в конце лета в Южном Парке, но совсем в других масштабах. В следующие ночи, я снова посетил незнакомую землю в осознанных сновидениях, чередуя визиты с привычными сценариями смерти. — Я пошёл к ним и оказался в этих полях. И он был там, жёг говно; каждый раз, когда я прихожу, он просто жжёт говно… ему всегда его хватает. И, то есть, это то, чем он занимается, понимаешь? Он поджигает говно… и это… это буквально разрушение. Он рушит всё.  —Ты контактировал?  —Я, э-э… Я думаю, он увидел меня за собой, в третий или четвёртый раз. Я спрятался. И всё как-то резко пропало. —А ты приходил туда после этого?  —Однажды. Но его там больше нет; нет и огней, там лишь пепел. — Чёрно-серые моря под бледной луной. Вмешался ли мой мрак?  —Есть заметные изменения в материальном тебе?  —Да… — я поставил локти на деревянный стол и опёр своё лицо на ладони, оно мне казалось ужасно ребристым. —… и нет. Оно лучше, но хуже. Стой… — сказал я, читая её задумчивое выражение лица. — Я… я сделал что-нибудь правильно?  Она покрутила одно из своих колец туда-сюда, вверх и вниз по пальцу.  —Я бы снова проверила через пару дней. Может быть.  —Мне нужно в Нижний Мир.  —Почему это? Ты едва ли начал изучать Средний Мир… тут могут быть другие фрагменты, которых ты не обнаружил.  —Не-а… — я почувствовал, как губы застилают зубы. — Я знаю, где прячется мелкий гадёныш. Животные отправляются в Нижний Мир… я удивлён, что нашёл хоть какие-то его следы на верхних плоскостях. Она странно улыбнулась.  —Ты можешь представить, как тяжело искать душу незнакомца.  —Я не понимаю, что ты несёшь. Ты расскажешь мне, как туда попасть, или нет?  —Хм-м, в книгах не сказано о том, как путешествовать между сферами, не так ли? На самом деле, твои разум и тело связаны с тем, как ты входишь в три королевства. Средний Мир это сфера разума; те, кто склонен к уединению или самоанализу, легче получают доступ в него… ты, наверное, оказался здесь даже сам того не осознавая. Нижний Мир ближе к подсознанию; это сфера тела. «Блять», — мысленно выругался я, смотря на свои поглощающие чёрные руки. — «Как я, сука, собираюсь это сделать, — подумал я, — если я даже уже не знаю, что я?!» —Эрик… ты создание разума; чтобы преодолеть разрыв, ты должен найти мост.  —Круто, спасибо за урок неоднозначных советов… а теперь, как я, блять, должен это сделать? —Легко; что соединяет разум и тело?  —Я тебя об этом спрашиваю, — Еще один всплеск этой ужасной штуки. Магнитный звук жужжания исходил из-под моей кожи. —Шея, Эрик. —…Я не понимаю.  —Ты не готов войти в Нижний Мир.  —Ты всё продолжаешь говорить, что я ничего не умею, что я не могу ломать проекции или охотиться на души… ты когда-нибудь устанешь ошибаться?  —Я же уже говорила, разрушения моей комнаты было случайностью…  —А сейчас?  Она с минуту смотрела мне в глаза. И наконец:  —Ты поменял музыку.  —Тебе и правда стоит заценить новый альбом J. Cole.  —Утончённо.  —Ты сказала, что я не могу трахать вне пространственные места до того, как исправлю вот это… — я указал на то, что сейчас заменяло мне тело. — Но я уже делаю это, и я уже нашёл фрагмент… Я знаю, ты говорила, что для возвращения души нужна целая деревня, но… что ж, у него же нет деревни, да? У него есть я… —Успокойся… у тебя опять идёт кровь с лица. Ты не понимаешь; возвращение души требует взаимодействия на нескольких уровнях, потому что, даже если тебе удастся обнаружить все недостающие фрагменты, без правильного физического импульса искажение души сохранится. И в то же время, ты подвергаешь себя опасности, вторгаясь во внешнее сознание другого человека без ясного представления о природе своего собственного… ты очень уязвим в этом состоянии… —Неважно. Я это могу.  —Слушай меня, Эрик, — сказала она, но голос её становился ниже и отстранённее. — Если будешь слишком давить, в процессе потеряешь себя.  —Мне нечего терять. — Мой кот мёртв, моя мать пропала, а мой лучший друг разбит на кусочки.  —Эрик… —Посмотри на моё лицо, сука, — сказал я в наступающей темноте. — Нечего. 

XIV.II: Верховный жрец

—干嘛? Б-же, я ненавидел, когда Босс Лу обращался ко мне на своём гадком китайском жаргоне — всего лишь год проработал с ним, и уже невольно понабрался непереводимых словечек из местного диалекта. Это слово — «ган-маа» — он использовал только когда я творил всякую дичь, так что я полагал, что это значит что-то вроде «какого хрена ты творишь?».  —Я сказал тебе, — крикнул я через плечо. —Я кормлю чёртову собаку. Я пинком закрыл дверь за собой; крошечный звоночек над дверной рамой озвучил ответ Лу. Место в любом случае пустовало; после завтрака и суматохи в то время, между 6:30 и 11 по выходным никто не приходил.  Собака — как и печи — осталась от предыдущих хозяев здания. Лу не покупал один только ресторан, он купил всю постройку, которая включала в себя парикмахерскую и кабинет костоправа за соседней дверью. Лу часто сердился на расходы, но по-моему он рубил достаточно с одной лишь аренды. Пса привязывали снаружи перед входной дверью каждый день, а на ночь Лу оставлял его на складе. Даже я понимал, что это жалкая жизнь для собаки. Каждый подросток знает, каково это, быть на цепи — а некоторые даже знают, каково это, когда тебя продают твои «владельцы» и заставляют притворяться кем-то покорнее и моргать глазками. Лу звал его «Гоу», но кажется это просто значило «пёс». Наверное он был старой ездовой собакой, как говорил Стэн, с классической шерстью в белых и карамельно-коричневых тонах, присущих хаски, а голубые глаза лишь немного были слишком близко посажены друг к другу — типичный знак скрещивания. Я немного знал о Гоу, только то, что зверь он был крайне неудачливый. Пока собака ковырялась носом в новой порции в миске, я присел на диван, чтобы продолжить чтение. Это был тонкий том, который я стырил с побитой полки Мовэл, уходя из её места… (проекции?)… в другой день. Транскрипция от журналиста учений раввина. Будь я проклят, если хоть раз в жизни слушался приказов жида, но я был в отчаянии, а под религиозной риторикой мне удалось обнаружить глубокую дискуссию на тему «трёх сфер». Я начинал осваивать навыки управления подсознанием; это был единственный путь потреблять материал на другом языке. Я попросил Мовэл хоть раз дать мне экземпляр на треклятом английском, но она начала втирать мне какой-то пиздёж о потери изначально заложенного в произведение смысла ввиду невозможного сохранения контекста при переводе. Только коснувшись своим подсознанием хаотичной духовной энергии Среднего Мира я смог бы разобраться в его запутанных формах. Ох, если бы Кайл застукал меня за чтением на иврите… И пожалуй, животное может провести человека в Нижний Мир. Я запустил пальцы в густую шерсть Гоу. —Можешь доставить меня туда? Звоночек на раме отскочил от двери с грохочущим звоном, когда Лу толкнул дверь изнутри, открывая её. —Эй… Я сказал раньше, нет давать собака куриная еда. Ты знаешь цена этого бекона? 70 центов кусок! —Так вычти у меня из зарплаты, — сказал я. — Нельзя кормить собаку одним рисом и яичными помоями. Не знаю, как с этим дела обстоят в Китае, но здесь Организация Защиты Животных тебя бы уничтожила. —Ты не решаешь! Я главный боссище… —Главный боссище? — выплюнул я. — Где ты это услышал? —Это тёмный ребёнок сказать мне. Это правильно? —Э-э, да, — главный боссище. Какой пиздец, Акс. —Когда закончишь, иди домой. Я сунул книгу подмышку, поднял пустую миску Гоу и встал. —Могу остаться до закрытия. Лу помотал головой. —Я не хочу тебе платить… работы нет. И твоё лицо… отпугивает посетителей. —Тогда не плати мне, — сказал я, проталкиваясь мимо него в ресторан. Зал покоился в темноте вечерних теней; Лу закатил бы настоящий скандал прежде чем его бы заставили наконец включить свет, жадина, каких поискать. —Сегодня же праздник, да? — спросил он, следуя за мной на кухню. —Иди домой. Будь с семьёй. —Не-а. Посуда вымыта, столы чисты. Я всё утро потратил на выгрузку коробок; руки мои покраснели, покрылись рубцами и мелкими порезами от картона — ебучая работа помощников в фуд-сервисах. Лу уже нарезал маринованные огурцы, поэтому я начал собирать отвратительные жирные бутылки с заправкой для салата и наполнять их для обеда. Сегодня обеда уже наверное не будет, но хотя бы завтра работу не придётся начинать руками, испачканными в майонезе. Ничего в мире не сравнится с измазанными в чипотле и майонезе пальцами в шесть утра. Лу подошёл к холодильнику и немного повозился в нём, а затем вылез с балкой колбасы. Он воспользовался ломтерезкой на большом столе для нарезки. Ломтерезка представляла собой настольную установку с вращающимися острыми как бритва лезвиями; он все равно не позволял мне ею пользоваться. Некоторое время мы болтали, переходя с темы на тему, затрагивая то мелочи жизней наших постоянных клиентов, то политику. Английский Лу не был хорошим, но был довольно-таки, блять, великолепным; думаю, невозможно проработать в сфере обслуживания 20 лет и ничего не выучить. Единственным его учителем были разговоры тет-а-тет с посетителями и грязными, нищими помощниками, так что его лексикон был кошмарной смесью правильной грамматики и бомжацкого жаргона. Я был к этому причастен — он говорил со мной, включая словечки из китайского слэнга, а мы учили его словам вроде «главный боссище». В ресторане Лу всегда играл джаз. У него была звуковая система, клубок проводов которой был подвешен на кухне, и — с тех пор, как Аксель совершил ошибку однажды, повернув ручку настройки, — была изолентой зафиксирована на 88.9; я даже не был уверен, нравился ли Лу джаз — он сказал, что выбрал это музыкальное направление потому, что у него была мечта управлять кофейней в джазовом стиле, но на самом деле это наверное было потому, что джазовый канал был бесплатным. Мне было всё равно, большую часть времени, но каждый день в районе полудня озабоченный игрок в cazoo приходил сюда и пятнадцать минут хуярил соло, из-за которого у меня появлялось назойливое желание засунуть голову в микроволновку. Кенни бы, блять — Господи, Кенни бы, блять, спалил это место дотла. Я утешал себя тем, что в декабре Лу переключит станцию на праздничный режим и так будет по меньшей мере до середины января. Я бы предпочёл чувака с cazoo вместо «Santa baby» в любой момент времени. Может, я бы смог научиться выключать такие песни с помощью подсознания —  —Ты работаешь здесь весь месяц, нет ходить в школу.  —Я освобождён от занятий по болезни.  Звук крутящихся лезвий медленно притих. Он взял бутылки, которые я наполнил и перенёс их наперёд к стойке с сэндвичами. Я остался с последней мерзкой бутылкой и массивной банкой майонеза размером с мою голову подмышкой. Я ненавидел эту работу.  —Эти, — сказал Лу, становясь рядом со мной. — Ты имеешь как долго?  —Где-то месяц.  Он хмыкнул и ушёл, а когда вернулся, держал в руке длинные кухонные ножницы.  —Сядь, — сказал он, постукивая по нержавеющей стали стойки для нарезки.  Он сунул мне в руки, испачканные майонезом, пару бумажных полотенец и я почувствовал, как холодное острое лезвие стало ковыряться в пострадавшей плоти у меня на лбу. Я не знал, что было хуже: сливать вонючий майонез в маленькие липкие бутылки, пока мне не хотелось блевать или позволить скупому китайцу с гигантскими ножницами возиться с моими швами, пока это не стало очень уж тошнотворно, и мне не хотелось блевать.  Послышался щелчок — за моим правым глазом расцвёл цвет — и первая окровавленная чёрная петелька упала на прилавок. «Санитария» — оцепенело подумал я.  —Церковная женщина из Риверсайд, она видеть тебя, теперь она думать я иметь атакующую собаку.  Я фыркнул.  —Правильно, именно поэтому я здесь работаю.  —Она может быть позвонить в полицию, — продолжил он, срезая вторую петельку. — Если это случается со мной, я звонить в полицию.  —В Китае? Ты бы позвонил в полицию в Китае, если бы собака какого-то засранца на тебя напала?  —Нет, — признал он. — Они все два-пятьдесят.  «Два-пятьдесят» означало «тупицы».  —Точно так же и здесь. Полиция не делает никому из нас ничего хорошего, — У Лу было достаточно нарушений кодекса в одном только морозильнике, чтобы потерять свой бизнес, а возможно, и здание. И это я молчу о нелегально трудоустроенных рабочих.  Стоило последней петельке упасть на прилавок, как звоночек над дверной рамой зазвенел. Лу выругался себе под нос и убрал бумажные полотенца у меня из рук, прислонив их к моей голове.  —Держи здесь.  Он вышел из кухни. Моя голова пульсировала от боли, свежая кровь ручьями лилась из-под вырванных петелек, и я пожалел, что не заставил себя ничего съесть на завтрак; у меня слишком кружилась голова, чтобы я спустился на пол. Бешеная песня cazoo сегодня казалась дольше обычного.  —非眼! — услышал я крик Лу. «Блять», — подумал я. Так он звал только одного человека.  Когда Лу вернулся в кухню, я уже мотал ему головой. Он кивнул и вернулся к входу. Ни за какие деньги я бы не стал говорить с МакКормиком с окровавленной головой и руками в майонезе. Я не то чтобы прихорашивался перед каждым разговором с ним, но это уже перебор, слишком уж жалко.  Звоночек снова затрясся и Лу вернулся в кухню.  —Ты хоть когда-нибудь перестанешь его так называть? — проворчал я. — Что, если он посмотрит в словаре?  Лу странно посмотрел на меня.  —Эти буквы… Вы не можете перевести.  «Красивые глаза», — подумал я. — «Почему он, блин, постоянно должен напоминать мне о них?»