Зубы мудрости

За дверью ванной кислая желчь, урчащая в моём желудке, отчаянно вырвалась наружу, отправляясь в унитаз. Моё подсознание отстранилось от физического мира, на автопилоте выбрасывая из головы всю ненужную информацию, словно каждый орган в моём теле блевал вместе со мной.  Человек — духовный и телесный — ни в один момент жизни не бывает более слабым и жалким, чем когда превращается в тяжело дышащие, блюющее животное. В самом начале мук мозг вырабатывает гормон адреналина, в несколько раз превышающий привычный уровень, чтобы усилить пять основных чувств; желчь обжигает горло, звук нахлынувшей жидкости бьёт по ушам; свет в ванной тускнеет, а плитка холодна, как лёд. В последующие моменты разум начинает подчиняться, в то время как тело высвобождает жидкость наружу, подвержимое инстинкту самосохранения. Трахея сжимается, мышцы живота издают тягуче-пищащий звук, желудок намокает, как сучки в фильмах для взрослых, а, когда рёбра напрягаются и поднимаются, то достигают каждой клетки тела, заставляя их извергать фонтан рвоты наружу. Я почувствовал, как мой разум поглощает поток крови, приливший к черепу, а вторичные ощущения, такие, как брезгливость, угасают, — осознание моего тела в пространстве сводится к слабому двухмерному силуэту, едва ли отбрасывающему тень; я посерел, остался застрявшим выжившим между миров.  Когда всё закончилось, я остался сидеть на корточках, ухватившись за собственную шею, лишь бы держаться за что-то. Плечи не давали мне никакой опоры. В конце концов, я остановился на решении схватить себя за волосы, как какой-то наркоша, и подождать, пока я вновь не превращусь в человека — или хотя бы пока пот не обсохнет на моей коже. Мои волосы превратились в сухие сосульки после часового потения под шлемом. Звук музыки, доносящийся из гаража неподалёку, разбивался о закрытую дверь. Что за песня? Мой едва соображающий разум постарался припомнить мотив. Отличный тяжёлый Басс. Что ж… да, это были Queens Of The Stone Age. Я сплюнул последние капли жёлтой жижи в унитаз и отчаянно попытался вытереть красные проблески из своих глаз. Мне было тяжело понять, что за существо отражается в зеркале, поэтому я смотрел, оценивая и прикидывая варианты, словно игрок от третьего лица или душа, покинувшая тело. Когда же мои глаза успели провалиться в голову, думал я, — когда же у меня на лбу успели проступить эти пурпурные вены? Из дебрей моей памяти — всё ещё затуманенных из-за похмелья и полученной травмы — выплыло случайное воспоминание; голос Кенни тем вечером, звучащий немного пьяно из-за усталости и нервов — «…красные глаза, ты знал? Словно кровь» — и я пытался увидеть то, что видел он, но не смог. Будучи зажатыми между уменьшившихся от стресса зрачков и покрытых слезами белков располагались тонкие тёмно-карие радужки, вот и всё. Пятнистые, неровные. Светло-розовая и красноватая паутина капилляров напомнила мне о сне, о пене с каплями крови, стекающей из его носа и рта. Асфиксия, вздутие живота. Некрасивая смерть, но уж точно безболезненная. На рубашке была рвота. Я снял её и переоделся в одну из тех, что лежали рядом. На ней располагался логотип «Budgie» — футболка, которую я не носил и группа, которую я не слушал со средней школы. Отбросив попытку соскрести веснушки с переносицы, я наконец отошёл от существа в зеркале. Гараж разрывался от шума, переполненный игроками моей хоккейной команды, которые напрочь забыли обо мне, но уходить отказывались. Вместо того, чтобы вернуться к ним, я направился в кухню и заставил себя включить кофеварку. Я вспомнил тревожный звонок и странное чувство, заставившее меня совершить его. «Интуиция, или предчувствие?» — послышался голос. — «Нет» — мой разум зарычал от злости при этой мысли — я не был блядским грязным цыганом. Я не был блядской грязной миссис Мовэл. А прошлым вечером? Хотел бы я знать. Что насчёт предчувствий прошлого вечера? Треснувший лёд, пара знакомых ботинок, кровавая пена. Я не думал об этом весь день — усердно старался не думать об этом — до тех пор, пока я не вспомнил о траектории ходьбы через пруд из сна. Я убеждал себя, что по льду они не пойдут. Был всего лишь октябрь. Даже хоккейные турниры не проводились на льду вплоть до ноября, что самое раннее. И я помнил, что с ним был Стэн… Стэнли должен был позаботиться о нём; он не делал откровенных глупостей. В отличии от меня — самым безопасным, что я делал, так это заставлял людей молча хавать дерьмо, что я проворачивал. «Ты волнуешься обо мне?», — спросил он. Волновался ли я о Кенни МакКормике? Нет. Возможно. Если волнением можно было назвать прилив кислоты в горло, когда воспоминание, непоколебимое, о случае с машиной, врезавшейся в дерево, вернулось, — если волнением можно было назвать холод, что заполонил мои лёгкие, когда одно лишь шипение открывшейся банки вернуло меня к треснувшему льду и кровавой пене, или прочим, бесконечным представлением его мёртвого, изуродованного лица… Тогда да, блять, кажется, я волновался. Если этот засранец убился, тогда… Тогда? Я откинул эту мысль, прежде чем она успела разрастись и распространиться. Я вспомнил утро после нахождения Червя. Это было так легко некоторое время, быть вместе, отдыхать на диване, то и дело перекидываясь словами, пока Кенни настраивал BioShock на нашей PlayStation3.  Из него вышел отличный садист Джек Райан. Однако, в какой-то момент, наблюдая за тем, как он безжалостно убивал Маленьких Сестричек и колол что-то себе в запястья, мне показалось, что я уловил блеск стекла, что, словно крошечные бриллианты, застряло в его волосах, а затем увидел, как кровь начала стекать с его лба. В животе заурчали хлопья, желая вырваться наружу, и я больше не мог смотреть. Я выгнал его. Я вернулся в гараж на всё ещё ватных ногах. Невозможно было не заметить отсутствия машины моей матери здесь. Я всё ещё не находил в себе сил, чтобы загнать её внутрь. А что, если мама вернётся? Обогреватель в гараже справлялся на ура, даже в холоднейшие и темнейшие зимние месяца в Колорадо, но по какой-то причине я не мог избавиться от холода, пронизывавшего мои конечности — стоял лишь октябрь, осенняя листва всё ещё билась в предсмертной агонии — так почему же мне было так холодно?  Как раз в стиле Кенни, подумалось мне. Он, подобно Офелии, входил в реку без тяжести цепей, лишь бы обрести лёгкую смерть. Он не страдал фатализмом или депрессией, лишь раздутым самомнением — смерть пугала его, однако достаточно сильно притягивала, чтобы стремиться подобраться к ней всё ближе… так близко, что ни один треснувший лёд не встал бы не его пути. Но для меня это не были предчувствия; они не могли ими быть — подозрение, возрастающее из моего разума, было ничем иным, как психологическим эхом от шока, что я испытал, увидев тот сон. И, как и все рабы общества, я научился глушить свои инстинкты в пользу обоснованных фактов и того священного списка правил, что мы называем научным методом — чем-то полностью отличающимся от кидания костей и черепашьих скорлуп на протяжении двухсот лет. Пиздёж, сам понимал; одно совпадение в общей картине яви и сна определённо не являлось критерием для предсказаний. —Ты в порядке, чел? Ты к энергосам даже не притронулся. На данный момент стоило сконцентрироваться на реальности. Я был мешком с мясом, кровью и костями. В ушах всё ещё звенело и слышалось эхо коньков, бьющихся о лёд, шайб, слетающих с позиций, тел, с силой прилегающих в бортики. Человеческий череп был лишь раковиной, некой скорлупой для хранения мозгов. То, что мы, люди, ошибочно считали откликом древнего бурлящего моря, на деле было обычным шелестом и кровотечением в сосудах внутреннего уха. То, что заставило мои человеческие инстинкты вырабатывать столько гормонов и вызвать у меня страх, было лишь биохимическим недопониманием границы между сном и явью. Я удивился, когда оба этих явления проявились в сегодняшней игре. Пре-сезонные соревнования всегда были самыми кровавыми — как для капитана, это была моя обязанность, утвердить свою лидерскую позицию ещё перед началом сезона: убедиться, чтобы никто не смел ебать моих мальчишек, и иногда для достижения этой цели приходилось становиться мешком для битья. О чистой, порядочной хоккейной команде в этом сезоне можно было забыть. Моё тело болело так, словно меня неплохо так отпиздили; ныли плечи, кости хрустели. И мой желудок всё время, всё время урчал.  Я отмахнулся от предложенной сигареты. —Нет, Джим. Хватит, блять, уже курить. В последний раз сам я затягивался… Господи, да недели две назад? —Как скажешь, босс, — Ларсон младший засмеялся, хватая сигарету зубами и направляюсь к мини-бару, чтобы взять пиво. —Съешь чего-нибудь, Эрик, Б-га ради, — с другой стороны послышался ещё один смешок. Я открыл баночку энергетика, сделал глоток, поставил её на место. Газированность напитка подарила мне и моему желудку несколько замечательных моментов. Мои пальцы дрожали, сжимая джойнт, что я пытался скрутить, и я выругался, откладывая бумагу в сторону, дабы избежать стыда. Уродливые шрамы на костяшках побагровели от холода, однако на лбу проступал пот. Звонок в дверь чуть не выселил мою душу из тела. Я оставил джоинты, приятеля Ларсона, энергетики и счастливую пьяную хоккейную команду в гараже, покидая его.  Не знаю, что я ожидал увидеть — привет из прошлого? Двоих забытых детей с геймпадами от GuitarHero, а может, что-то из настоящего, двоих ебливых даунов, без которых я пытался построить жизнь всё отрочество, ровно с момента, как мне исполнилось тринадцать. Лишь бы только не кровавая пена. Но я не угадал. Вместо своих догадок я обнаружил две пары широких глаз, смотрящих прямо на меня. Их трясло. —Пацаны, вас трясёт, — сказал я. «Да почему всех, блять, постоянно трясёт?» — подумал я, и ощутил горячую волну раздражения. Они оба застыли с таким выражением лица, словно готовились рассказать какую-то безумную историю. Уже через секунду Стэн начал размахивать руками прямо перед моим лицом. Он рассказывал истории в точности как его отец. Уставший ждать, пока бред, что они несли, начнёт приобретать смысл, я затащил Стэна внутрь дома и повернул голову к Кенни. После того, как дверь за ними закрылась, я наконец постарался собрать то, что они говорили воедино, в целую, логичную картину: они просто шли к моему дому, как вдруг на их пути из ниоткуда показалось плосколицее животное с лунно-серым мехом и янтарными глазами и блевануло цветами прямо на вымощенную тропинку, ведущую к моему крыльцу. Я спросил, куда оно ушло. Стэн сказал, что оно «исчезло».  —Это было так странно, чел, — продолжал он. Марш явно не придавал этому случаю должного значения, но я заметил, как на лице Кенни появилось испуганное выражение. Стэн свалил в ванную. Кенни потуже затянул капюшон. —Цветы, а? — произнёс я, стараясь быть осторожным, словно Годзилла в деревне Смурфов.  Он пожал плечами. Я хотел спросить, что это было за цветы, но его это бы насторожило. Я хотел спросить, не кажется ли ему, что это был точно тот же кот, что и раньше, но нужды в этом не было: конечно же это был он. Кенни направился на кухню, уловив запах кофе, словно мошка, летящая на свет. Я последовал за ним, чувствуя себя чужаком в собственном доме. Из тени у раковины я внимательно следил за каждым движением МакКормика. Мелочи, случайные следы жизни, отпечатавшиеся в покачивании его плеч, потягивании его рук, в румянце на его щеках — все они завораживали. Б-же, как же прекрасно было увидеть его снова. Он поднял мою кружку с надписью «Раздражителен по утрам» и послал мне вопросительный взгляд. Я тут же помотал головой. Нет; мысль о вливании кофе в мой только опустевший желудок вызвала неприятную тошноту из-за рассуждений о последствиях. Руки Кенни блуждали по ящичкам и холодильнику до тех пор, пока его элексир не был готов, а потом он развернулся и потянулся через тумбочку к стойке, на которой сушилась посуда. Он взял старую кружку с 101 Далматинцем и глотнул из неё — и только тогда я осознал, что он пялился на меня.  —На что ты пялишься! — сказал я. Кенни пожал плечами. Мне захотелось стянуть с него капюшон.  Стэн решительно вышел из туалета, хлопнув дверью, словно новый персонаж какого-то ситкома, — но за ним хотя бы не последовал надоедливый вставленный в передачу смешок и аплодисменты, и на мгновение мне захотелось побыть болотным львом, вцепиться зубами в горло Стэну и разорвать. Он потянулся, приподняв руки и издав стон. —Кстати, отличный матч. Честно говоря, я считаю, что вы, пацаны, отлично сыграете в этом сезоне, — сказал Стэн. — Но мне кажется, ты слишком большой болт положил на Горски. Горски был настоящим занудой Округа Адам, как и многие ребята из команды, с которой я играл этим вечером, однако была определённая причина, почему я отстранил его от сегодняшней резни. Конечно же, Стэн, в рот ему ноги, Марш, всё-таки заметил что-то своими проницательными глазками, сидя на трибуне в пяти километрах от нас — но, честно говоря, у Стэна и правда всегда была стратегия; это было одной из причин, почему ему позволили присоединиться к футбольной команде в девятом классе, пусть первые пару игр он просто набирал футболистам воду в бутылки. —Время Горски ещё придёт, — сказал я. На лице Марша проскочило подозрение, однако его смешок получился полу-одобряющим. —Чувааааааак. Ладно, даже знать не хочу. Произнеся это, Стэн вытянул руку знакомым мне образом, вынуждая меня несколько раз дать ему пять и стукнуться кулачками. Наши плечи кратко столкнулись, и прежде, чем я успел хотя бы задуматься о том, как я до сих пор помнил это рукопожатие, Марш уже направился к выходу из кухни.  —Рад, что мы увиделись, чел. Гараж, правильно? Слушай, хочу, чтобы мы опять встретились на Хэллоуин, я только что поговорил со стариком Мёрфи… Я подтолкнул Кенни вперёд. Слова Стэна наполняли комнату, разливаясь по ней мягким гулом, и именно из-за этого общаться с ним было так приятно — говорил он громко и я клевал на него, словно рыбка на крючок. Я почувствовал, как по моей груди разливается тепло; очень уж соскучился по моему тёмноволосому братишке. В гараже, Кьюсс в соло ебашил на гитаре что-то дикое. Витман и Джим Ларсон шумно играли в боулинг бутылками, переодически прерываясь на игру с футбегом. Старший Ларсон и Тедди, мой рыженький вратарь, разыгрывали Stanley Cup в углу рядом с обогревателем. Пришедшие в качестве приглашённых отдельно — (двое запасных нападающих и девушка Тедди) — что были здесь только ради пива и пиццы, разложили детский пластиковый бильярдный столик и начали раунд игры в Тройки.Всеобщая гетеронормативность моей хоккейной команды иногда выводила меня из себя, но именно поэтому я и нуждался в хоккее. Я находил утешение в безжалостном рвении к коллективной цели. На льду всё казалось мне таким однозначным, будто я предавался инстинктам, что были у меня всё время, но я никогда не умел пользоваться ими должным образом — быстрые рефлексы, хорошая координация, способность визуализировать победу и не останавливаться на пути к ней. Команда была важным составляющим победы, как бы мне это ни нравилось. Если мы не могли расслабляться вместе, то и напрягаться на поле не могли. Создание нужной атмосферы потребовало от меня многого, но я сделал всё от меня зависимое. Стоило мне захлопнуть дверь тёплого шумного гаража, как краем глаза я заметил тёмную фигуру, подозрительно рыскающую возле моих друзей. Фигура напоминала мне помятое животное — шею его обрамляла клочковатая борода, проходившая по линии челюсти, а на ключицы спадала тёмная грива. Несмотря на то, что его телосложение напоминало тело узника концлагеря, за этот день он умял больше чизбургеров и пончиков, чем я вообще мог сосчитать.  —Господин Президент, — наконец сказал он, приподнимая свою сельскую шляпу в забавной манере, напоминающей поклон. — Я очень польщён возможностью встретить вас лично. —Слушайте! Слушайте! — заревел Джим из другого конца гаража, приподнимая напиток. —Президент здесь! — Команда разразилась радостным кличем. Волосатый хоккеист схватил Стэна за руку и энергично потряс её в знак приветствия.  —Ээ, можно просто Стэн, спасибо. А ты вообще в десятом классе?  —Нет, его там нет, — сказал я. —Витман. Прочь отсюда, пёс.  Витман выглядел сварливо, но руку убрал.  —Не надо быть таким скромным, Господин Президент. Бери пример с Эрика. Пусть мы и не на льду, он всё ещё в роли нашего бесстрашного капитана-нацика. Прям как ты, должно быть, всё ещё подхалимничаешь президентом класса. —Чего… — Стэн принял вызов, как мангуст принимает бой с коброй. Готов поклясться, я увидел, как у него волосы дыбом встали. —Сукин сын… Ты кем себя возомнил? —Эй, не обижай Стэна Марша, чел, он отличный парень, — сказал Кенни. — Благодаря ему нам снова разрешили носить раскладные гребешки. Я где-то с минута старался сдержаться, но не смог. —А ещё он однажды насрал целую кучу отборного говна в писсуар, когда мы были в началке.  В углу рядом с обогревателем Майк Ларсон и вратарь Тедди разразились смехом.  —Он остаётся! — воскликнул уже пьяный Тедди, поднимая бутылку, щёки его горели от выпивки и смеха. То, как всё пришло в норму после того, как Стэн взял себе пиво и присоединился к игре в футбег, напомнило мне обезьян, которые сначала бьют друг друга в мочевой пузырь, пока не обоссутся, а потом заботливо достают из шерсти опасных блошек. Уклоняясь от бильярдных шаров, вылетавших словно пули, я вернулся на свой табурет на орбите хаоса. На раскладном столике прямо передо мной стояло старое радио и лежал джойнт, что я пытался скрутить. Да это, блять, невозможно, с таким-то жирными пальцами. Я будто работал с молодой морковью, пока вместо рук у меня были протезы, не передающие ощущений. Не сумев справиться со столь деликатной задачей, я просто выбрал для себя пару стеблей. Моё одиночество ощущалось облаком, завораживающим солнце. —Ты же знаешь, что Кенни МакКормик там уже вовсю оседлал заднее колесо твоего горного велика? Тень широкоплечего старшеклассника подтащила к столику табурет и уселась рядом со мной, издав пару вздохов и мычания, стараясь начать разговор, но вскоре притихла и сделала большой глоток пива.  Я пытался почти две секунды, но так и не смог заставить себя прекратить бегать глазками по гаражу. А вот и он, Кенни, уверенно и спокойно восседавший на моём горном велосипеде. Я не прикасался к этой штуке годами — однако его титановая лаймово-зелёная рама всё ещё была покрыта грязью и соком травы, которым он испачкался во время последнего похода в дебри округа Джефферсон. Там всегда было очень грязно — бля, да мы часами блуждали по дебрям, ища более-менее приличное место! Кенни поставил ноги на педали, перенёс вес вперёд и кратенько поднял велосипед на одном лишь переднем колесе раз, второй, застыл в этом положении. Его капюшон спал. Я заметил сигарету, заткнутую за ухо — словно он предчувствовал грядущую тревогу, но закурить, чтобы успокоиться, не успел. Я зверски был счастлив, что капюшон упал — я обожал видеть его согнутую дугой шею, серебрянные серьги, блестящие в ушах и то, как его волосы переходили из блонда в светло-коричневый на затылке… О, чёрт. Когда я обернулся на Тедди, — что попивал свой напиток и чесал запястье вратарской перчаткой, — я увидел некую нарастающую жадность в выражении его лица, спрятанную под красноватыми веснушками. Тед Уоллис был похож на Короля Луи из «Книги Джунглей»: он не был плохим человеком, но часто был одержим излишним любопытством. «Что же он…» — и тут я понял две вещи: я пялился слишком долго; а Кенни выглядел слишком уж ахуенно. —А что ты знаешь, — резко выдал я. — О Кенни МакКормике? Тедди отклонился назад, точь-в-точь как Король Луи на своём троне и засмеялся так, будто я только что поведал ему шутку века.  —Кажется, это я должен был задать этот вопрос. Не знал, что вы, ребята, тусуетесь вместе. Операция: а ну свалил нахуй.  —Ага, ну что ж. Последил бы ты за своей девушкой. У Кенни фетиш на тёмные волосы.  Тедди ахнул, развернулся к бильярдному столу, а потом опять ко мне.  —Это моя сестра, урод. Она была на стадионе три последних игры. Упс. Операция: смена темы. Я ещё раз осмотрел девчонку.  —Так ты в семье единственный, кому не досталась душа?  —Я гордость своей семьи, чувак, и ты это знаешь. И только попробуй снова обсуждать мою рыжесть, — рассердился он. — Откуда ты знаешь МакКормика? Вы близки?  И почему ему так интересно? —У тебя есть кредитка? Он тяжело вздохнул, но всё-таки порылся в кармане. —Поверить не могу, что у тебя с собой нет ни одной карточки. —Чувак, ты взгляни на меня! Это же мой дом! Конечно же у меня нет с собой кошелька. Я одет в футболку с «Budgie», Господи-Иисусе! — Это было правдой. На воротнике остались пятнышки крови из носа. После того случая я никогда не выпендривался и всегда носил щитки во время игры. Тедди опять вздохнул для драматичного эффекта и кинул в меня карточкой без какого-то реального возмущения. Его дебетовая карта — я уже знал пин-код, потому что часто закупался нею для своей команды, когда мы останавливались в ресторанах быстрого питания — IHOP, Taco Bell, Chipotle. Я поднял карту и стал соскребать ею разбросанные волокна травы. Я случайно запомнил цифры с обоих сторон — я не хотел пользоваться этой информацией, не хотел воровать у Теда деньги; это знание просто осталось в моей голове, как что-то интересное, но бесполезное. Единственный способ использования этой карточки для меня было преобразование рассыпанного порошка в ровную линию.  Тедди подождал, допил своё пиво, сделал вид, что изучает этикетку. Его любопытство лишь росло, я чувствовал, как он сгорал от нетерпения, но я заставлял себя фокусироваться на дорожках из порошка, забыв о рыжем вратаре, и в квадрате забыв о белобрысом, ебавшем сейчас мой велик.  —Вообще я никогда его не встречал, — прервал тишину Тедди. — Я говорю лишь о том, что слышал.  Тяжело было притвориться, что мне неинтересно, но я отказывался поднимать взгляд от наркотика.  —А, да? И что же ты слышал?  Тедди сделал вид, что колеблется, но мне кажется, что он очень хотел рассказать. —Я слышал, что он проводит людей по местам обитания медведей за небольшую плату… Этого я не знал, но полагал, что это может быть правдой. МакКормик часто ходил со своим отцом в горы охотиться, когда мы были детьми. Я бы не удивился, заучи он территорию и начни зарабатывать на пубертатных искателях приключений на жопу. —…он может щёлкать языком, чтобы видеть в темноте, как летучая мышь… …Ты, блять, издеваешься? —И… — продолжал Тедди, установив драматичную паузу. Ну что за театр, и правда в точности как Король Луи! — Я знаю, что пару лет назад его отпиздил Райнер Фихт. А чтобы выйти один на один с Фихтом, нужны яйца, мы оба это знаем.  Теда Уоллиса тяжело было впечатлить. Кажется, Кенни добивался этого долгие годы.  —Слушай, чел, если по чесноку… я хочу пройти с ним эту территорию; ты можешь договориться за меня?