Зубы мудрости

Стоило октябрю наступить, Южный Парк оживился, возбуждённый духом осени.  Кенни думал, что, если однажды ему придётся покинуть Южный Парк, он будет скучать по некой пост-апокалиптической атмосфере, воссозданной благодаря огромным кострам на горизонте, выбрасывающим в разгорячённое небо едкий дым. Он, наверное, даже стал бы  скучать по запаху коровьего дерьма, то и дело разбросанного нелепыми лепёшками на проезжей части, скопляясь в бесконечные лабиринты и тонущему в чернозёме под гусеницами колёс тракторов. С обеих сторон дороги, по которой он шёл, располагались плоские поля округа Парк, зияющие пространства грязно-коричневых тонов, обрамленные заснеженно-синеватым горным гребнем вдалеке.  Пинок Стэна отправил алюминиевую шипящую банку на гравий. Она заметно испугала гогочущих рядом гусей; один из самый больших гусаков даже начал хлопать чахлыми крыльями, обнажая двоим мальчишкам поразительно белую грудку. Кенни заинтересовано осмотрел стаю — большинство гусей имели по-осеннему коричневые да рыжеватые перья, однако некоторые сохранили чёрно-белую окраску, то и дело хвастая серыми пятнышками на кончиках перьев и огузках.  Банка закатались в овраг, остановившись рядом с кучей сельского мусора: мешками из полимерного волокна, изорванными и покалеченными бродячими собаками, кучей окурков, салфеток и коробок из-под фастфуда. Овраг в прошлом служил системой орошения округа Парк, брошенной после её поломки, когда аграрная экономика Южного Парка начала рушиться, став жертвой заполненных дешёвыми продуктами супермаркетов, биотехнологий монополистов и недружелюбного климата. Жидкость на дне оврага загустела, превратившись в болото, не способная больше шевелиться и дрожать от осеннего ветра, а благодаря тому, что с недавних пор она покрылась сине-зелёным слоем, банка мгновенно поглотилась ею, не оставив от себя и следа. —Чувак, да мы в трубе. Кенни посмотрел вверх. Стэн поймал его взгляд, стоя в полуоборот, засунув руки в карманы и храня в своих серых глазах не высказанную обеспокоенность. Шэрон, видимо, постригла своего сына совсем недавно; лишь одна или две пряди выглядывали из-под шапки, опадая на лоб — если бы не они, Кенни пришлось бы под землю провалиться от столь проницательного взора Стэна Марша. Стэн никогда ничего не говорил — он почти ничего не говорил — во время нормальных разговоров, однако Кенни всегда чувствовал себя словно эмоционально раздетым догола, когда Стэн окидывал его своим полу-волнующимся полу-винящим взглядом. Кенни отвёл взгляд и изо всех сил постарался игнорировать. Но Стэн никому бы не позволил себя игнорировать.  —Я не знаю, Кен… может быть, нам нужно было подождать, пока Кайл закончит готовить своего родственничка к Бар-мицве… —Да у него эти родственнички не переводятся, каждую неделю у кого-то Бар-мицва, Стэн… мы не можем ждать его, — сердито ответил Кенни. — Знаешь, однажды тебе придётся научиться принимать решения без его успокаивающего члена у тебя в жопе. И, в любом случае, в чём проблема? Ты же со мной встретился здесь, правильно? —Во-первых, — вздохнул Стэн, отвечая голосом человека, уже изрядно уставшего от бесконечных разъяснений о их строго дружеских отношениях с Кайлом Брофловски и ровно столько же вечного позора. — Я принимаю много — большую часть решений, спешу тебя заверить, без успокаивающего члена Кайла в жопе, спасибо. И встретились мы не потому, что ты такой замечательный собеседник, просто… мне показалось, что сейчас в собеседники мне стоило бы взять именно тебя. Ты уверен, что жиртрест будет рад мне там? —Почему ты так его называешь? — сказал Кенни, нахмурив брови и ожидая разъяснений.  —Что? Я… Наконец-то Стэн остановился. —Он уже давным-давно не жирный, — Кенни не мог не добавить, не желая поднимать взгляд с побитых подошв его ботинок. — Ты его видел? Он ебучая машина всеобщего уничтожения.  Когда они с Кенни поравнялись, Стэн продолжил ходьбу своим привычным, неспешным строем, немного покачиваясь в силу нестабильной походки. — Это я знаю, Кенни, я видел его… я целых два часа наблюдал за тем, как он вбивал игроков из Северного в бортики, Господи. Это всего лишь… —Привычка?  —Нет! Это… словно что-то родное. Я так говорю просто потому что, ну, я знаю жиртреста, кажется, но последнее время… чувак, прямо сейчас Эрик заставляет меня нервничать, ясно? Блять, я не знаю. —Я понимаю, чувак, — Кенни понимал. Если бы он не ненавидел Картмана так сильно, он бы никогда не узнал, каково это, также сильно любить эту сволочь. Границы не было — даже самой тоненькой, даже самой размытой, — между любовью и презрением к Картману; он мог чувствовать эти две, ранее ошибочно казавшиеся ему противоположными, эмоции только вместе — чувство, от которого кровь стыла в жилах, а сердце замирало, думая о том, что ему немедленно нужно затащить Эрика в тёплый дом, прежде чем его унесёт ураганом, но, стоит ему войти, размазать его рожу о дверь. Быть близким Картману означало регулярные эмоциональные качели и пересмотр личностных принципов; Картман, наверное, с лёгкостью мог придавить и лопнуть голову Кенни как виноградину, и оставить его, липкой слизью впитавшегося в пол — и Кенни ненавидел его за это — но он также любил его, за то, что, каждый раз, стоило ему предстать перед выбором, он предпочитал такого не делать и оставить голову Кенни в покое. Он осознал, что Стэн начал об этом догадываться; он никогда не был настолько очарован силами Картмана, как Кенни, и использовал прозвища, чтобы держаться, как утопающий за соломинку, за старые воспоминания, за знакомые правила. «Жиртрест» было детским, невинным — пусть это слово и описывало искреннюю неприязнь, в большинстве случаев, — но теперь это беспокоило Кенни, ведь это означало, что Стэн отрицал, что Эрик стал другим, стал больным, и… и что, наверное, впервые в его жизни, ему понадобится помощь. Единственная окружная дорога Южного Парка, плавно извиваясь, утопала в закате. Стэн покинул гравий, перепрыгнув овраг и оказался на пашенном поле, всё ещё держа руки в карманах. «Он размышляет» — подумал Кенни. Он поколебался, но всё же последовал за Стэном через поле. В последний момент его взгляд привлекла назойливая тень, и, стараясь добраться до неё, он чуть не споткнулся и не упал в овраг. Его уже побитые, разорванные и помятые ботинки приняли овражную грязь именно так, как это делает только старая обувь. —Думал, ты уже успел привыкнуть к ним. Небрежное, по большей части бессмысленное напоминание о трудности его положения, Кенни знал это, но несмотря ни на что усмехнулся. Стэн не знал, каково это, наблюдать за тем, как вокруг тебя кружат демоны, оказывая давление на кожу, на ногти рук, на глазные яблоки снаружи — нет, монстры Марша находились внутри его разума — и за один лишь выходной день Стэн понял, что больше не может выносить их шёпот, ведь раньше, стоило бы ему вытянуть руку — Кайл всегда был рядом. Кенни не мог замалчивать либо ненавидеть отношения между Стэном и Кайлом, сколько бы ни старался; они были слишком идеальными, чтобы быть испорченными завистью — нелегко было найти человека с идентичными характеристиками, юмором и интеллектом, особенно, когда вы оба ещё совсем юны. Как минимум, Кенни старался думать так; с его-то удачей он бы ни капли не удивился, если бы у каждого засранца в мире кроме него был свой таинственный «супер-лучший друг». «А может, мне просто поделом», — поправил сам себя Кенни, будучи таким же грязным и измученным, как его ботинки, но гораздо менее гордым. Порыв ветра одул шею Кенни сзади, возвращая фантомное воспоминание о прикосновениях руки, лежавшей на ней две недели назад.  Прямо перед ними, мужчина копал лопатой землю. Одет он был в точности как всё, что его окружало: в сухие оттенки грязно-коричневого, тут и там осыпанные желтоватыми травинками, больше напоминающими семена. Было неясно, где кончалась грязь и начинался сам мужчина, но, как только мальчики подошли поближе, очертания фигуры стали чётче, а сама она превратилась в движущегося, трудящегося человека.  —Гуси опять выбрались наружу, Мёрф, — прикрикнул ему Кенни. Услышав это, старик Мёрфи выпрямился. Его уголки губ тут же пошевелились, образовав щербатую, покрытую пеплом ухмылку, которая каким-то загадочным способом словно помогла старику омолодиться, словно ему снова едва ли исполнилось 50. Мёрфи был одет в жилет, поверх своей привычной кожаной куртки с поддельным лисьем мехом; шнурок, на котором этот мех держался, видимо, порвался, так что теперь на его месте можно было увидеть лямку от бюстгальтера. Старик Мёрфи был, пожалуй, одним из любимых жителей Южного Парка для Кенни. После старухи Мёрфи, безусловно. —Ах, — сказал он, звуча словно плюющаяся кофеварка. — Ну и пусть! Бесовы создания, эти птицы! Вернутся, не успеет и стемнеть.  Он имел привычку кивать своим мыслям, когда говорил, старик Мёрфи. Кенни был знаком этот тик; его прадед, единственный выживший родственник со стороны отца, делал то же самое. У дядюшки МакКормика много лет назад была обнаружена аневризма, и с тех пор он начал шататься да кивать (хотя Кенни подозревал, что это было также связано с чрезмерным употреблением табака и алкоголя, что выкосили всех остальных в семье МакКормик).  —Ищите работу, мальчики? — спросил Мёрфи, кивая. —Просто гуляем, — ответил Стэн. Кенни осмотрел поля, но оказалось, что никто кроме Мёрфи, кучек воронов и нескольких недвижущихся силуэтов пасущегося скота не предпочёл провести воскресный вечер здесь. Иногда племянница Мёрфи приезжала в это захолустье из Форт Коллинза, чтобы помочь ему на ферме, но с каждым годом это случалось всё реже и реже. Кенни был в каком-то роде увлечён Еленой — так, как все юноши бывают увлечены взрослыми и самостоятельными женщинами — и он скучал по её мягким, каштановым волосам и бледной коже, напоминающей собой колышущуюся пшеницу в ветреный день на фоне румяного, но всё же мрачного Южношо Парка. Кенни потратил два года средней школе на то, чтобы сблизиться с родственницей Мёрфи, чтобы поймать улыбку в её глазах. Целых два лета он копался в дерьме, гонялся за гусями и работал серпом в огороде, до тех пор, пока его юношеская кожа не бронзовела под палящим солнцем, обтягивая измождённые и покрепчавшие мышцы и кости. До тех пор, пока его ладони не морщились, не кровоточили и наконец не покрывались золотистыми мозолями и рубцами. Изначально он работал ради девушки. Но позже он работал потому, что тяжёлый труд и ежедневная занятость не оставляли в его жизни места для паранойи, для длинного сплетения теней, возникающий из-за нарастающей паники и приближающегося грядущего взросления. Кенни снял перчатки и коснулся одной рукой другой. Сейчас они были мягки, бледны и нежны. Все последствия тех одиноких, изнемождающих лет словно испарились. Ему подумалось, забудет ли он о них напрочь, если на его руках не будет напоминаний? Где-то между лопатками взросло семя головной боли, угрожая данным предсказанием. —…с каждым годом всё раньше и раньше, — рассказывал что-то Мёрфи. — Однажды дети поймут это и начнут играть в свои игры. Кенни перебил его. —А Амброз, он там как? —А! — внезапно вскрикнул старик, заставив Стэна вздрогнуть от неожиданности. Хозяин фермы повернулся спиной, прищурился и посмотрел на скот, пасущийся вдали. — Этот старый мешок с костями! Пытался провести его по льду на пастбище получше, но этот бес препирался — и копыта не поднял.  Мёрфи развернулся обратно к Кенни, глаз его дёргался.  —Да такой груз как Амбр’, весом под две тонны, — дело совсем другое. Кен, вот поведу его я, значится, по льду, так он его поди и не выдержит. Неловкость разлилась по горлу Кенни, но Стэн уже уволил его прочь к Пруду Старк, маша старику на прощание. Кенни огляделся через плечо. Мёрфи поднял лопату, продолжая кивать. Стоило им покинуть фермерский участок, как их окружили тоненькие стволы деревьев. Воздух казался живым из-за дрожащих листьев — мёртвых, умирающих, желтевших и опадающих — и веток, что бились друг о друга под порывами ветра. Гниющая желтевшая трава подминалась под ногами Стэна и Кенни, пока они спускались с холма, направляясь к пруду. Кенни позволил своему сознанию заполниться поверхностными и бессмысленными мыслями — (о том, как жизнь угасала и возрождалась под его ногами, о больших глазах Амброза, о чёрно-золотой блестящей майке Картмана на хоккейном поле) — однако некоторые мысли въедались сильнее, чем другие; они нарушали его собственноручно выстроенное уединение потоками флешбеков — шаркающий звук из темноты, портрет неестественной молодой дамы, сверлящей его взглядом, тёплое прикосновение к его шее) — и попытки Кенни отгородиться от мигреней не увенчались успехом.  Около пруда он наконец-то смог вернуться в настоящее. Стэн уже отъезжал от него по льду, полностью наплевав на небольшие трещинки на нём. Кенни поторопился за ним. —Стэн! — гавкнул он. — Ты так в самый центр попадёшь, тупица!  Стэн ответил ему, обернувшись через плечо: —Чувак, расслабься, всё в порядке. Я-то знаю. Если мы начнём обходить пруд, то к Картману попадём не раньше, чем через полчаса. Расслабься, вторила паранойя Кенни. Теперь это казалось смешным. Несмотря ни на что, он последовал за Стэном по льду. Высокие тёмные призраки усеивали противоположную линию берега, представляя собой деревья с ветками-руками и дуплами-глазами. Знакомый ритм катания на пруду напоминал ему о прошлом и коньках, убаюкивая. Сколько бесчисленных зим провели они здесь, играя и борясь друг с другом? Сколько хоккейных турниров, организованных здесь между параллельными классами, школами, а после штатами — как много завораживающих игр команды Бульдогов, свидетелями которым приходились лишь деревья? Он вспомнил о том, как, будучи одержимым одной общей целью, они четверо словно превращались в четыре мировые стихии. «Именно здесь», — подумал Кенни, плавно останавливаясь по центру пруда. Под слоем льда, похожим на стекло, зиял тёмный вихрь; Много лет назад на игре Бульдогов их одноклассник Клайд Донован попался на один из коварных манёвров Картмана и Кенни — Эрик ударил его по коленям, заставив согнуться, а Кенни в ту же секунду атаковал его плечи, схватившись за них. Потом в лицо Клайду прилетел его локоть, а из носа пошла кровь, которая в скором времени растеклась по хоккейному полю, словно лилась из зарезанной свиньи. Эту историю использовали как валюту в шестом классе, передавая её из уст в уста, пока она наконец не стала легендарной, и родительский комитет, узнав о ней, не запретил игры на льду. «Именно здесь пролилась его кровь». Лёд под его шагами покрывался бледными трещинами. Кенни готов был поспорить, что не почувствует ничего, провались он сюда. Наверное он даже слишком привык к обморожениям, чтобы чувствовать холод. Призраки, сидевшие в воде под ним, перешёптывались между собой, но Кенни ничего не слышал. Он перестал дышать, но не заметил этого. Разинутый чёрный рот подо льдом завораживал и притягивал его к себе, почти что пульсируя пока Кенни смотрел на него. Он ступил на одну из больших трещин. Нужно было всего лишь… —Fuck you fuck you fuuuuuck you — it’s the big bad wolf!.. — Кенни вышел из транса и, с минуту приходя в себя, стащил зубами перчатку и достал телефон из кармана. Он давно не слышал этот трек от Yelawolf и где-то минута ушла у него на то, чтобы понять, чей это рингтон. Он разблокировал телефон замёрзшими пальцами с помощью отпечатка пальца. —…вы где вообще шароёбитесь, пацаны? — тут же возмутились с той стороны провода. Кенни прикрыл неловкую улыбку рукой и огляделся по сторонам, убеждаясь, что ни одной душе не придётся стать свидетелем его неловкости и смущения, вызванных звонком его лучшего друга. Вдалеке от него, Стэн всплеснул руками, словно говоря «ну и что ты там блять делаешь?!». Кенни дал гораздо более двусмысленный ответ. —Эээ… — Кенни убрал перчатку изо рта и постарался ответить чем-то вразумительным. — Мы в десяти минутах ходьбы от тебя. Мы шли пешком. —По шоссе? Кенни остановился. —Нет, вообще-то… мы выбрали пойти через пруд. Так в два раза быстрее, — Да он уже это знает, блядский ты идиот. С той стороны связи послышался вздох. Кенни представил, как Картман убирает телефон от уха и в его кроваво-красных глазах появляется беспокойство.  —Вы уже перешли? —Я на нём стою, вообще-то. —Что ж, а как насчёт начать двигать булками, а, МакКормик? — внезапно послышался вопрос, наполненный привычной грубостью. —Я двигаю булками, двигаю! — Кенни покрепче сжал телефон, и даже не взглянув в разинутый подо льдом рот, направился к берегу.  —А Стэн что делает? —Он уже на том берегу, наверное, мечтает, чтобы вместо меня с ним был Кайл. Его уха коснулся томный вздох, и в этот раз Кенни точно знал, что происходит на том конце линии, он словно видел это наяву — капитан хоккейной команды зажимал переносицу между большим и указательным пальцами и хмурил брови. Сделав несколько больших шагов, Кенни ускорился.  —Эй, — ещё два шага. — Ты волнуешься обо мне? —…Просто тащи уже свою жопу сюда. И в следующий раз лучше попроси кого-нибудь из одноклассников чтоб он тебя подвёз, хорошо? Господи. Кенни преодолел последний метр льда и проследовал за Стэном в листву. Деревья шевелились, парни смеялись, а едкий дым всё ещё поднимался на горизонте.