Зубы мудрости

Кенни развязал шнурки на своих промокших ботинках и поставил их рядом с Adidas’ами Картмана на коврик с надписью «Welcome». Несколько мяукающих котов обвились вокруг его ног, пока он пытался пройти внутрь дома. Первым делом миссис Мовэл, пожилая женщина-кошатница позаботилась о том, чтобы они не запачкали полы в её доме, вручив обоим  домашние тапочки. Лишь одна пара пришлась Кенни впору: мягкие, розовые тапочки с изображением кролика, который подмигивал ему. Кенни присел на корточки, чтобы подтянуть свои серые носки, и так и застыл, ударив себя ладонью по лицу. Почему он вообще здесь находится, блять? Стоило ему подняться, как его обогнул Эрик Картман, устремившись в гостиную, а в нос ударил запах старости и терпкого освежителя воздуха. Видеть капитана хоккейной команды в поношенных, дырявых тапочках было абсурдно; это напомнило Кенни о том, что он был здесь ради своего друга, для того, чтобы помочь ему спасти то недоразумение природы от естественного отбора. Оно бы его не пережило. Маленький дом миссис Мовэл был пошатанным и неубранным, и это было особенно заметно с приглушенным освещением. Кенни стал осторожно пробираться сквозь наставленные в гостиной стопки книг, разбросанные бигуди и пустые коробки, переодически уворачиваясь от приставучих кошек. Пока он шёл к источнику света из гостиной — ночнику из 1970-ых, в данный момент служащему лампой, — запах кошачьей мочи и рвоты всё нарастал, и Кенни, стараясь дышать поменьше, упал рядом с Картманом на кушетку. В их поле зрения тут же попало гигантское и, определённо, агрессивное животное, которое смотрело на них с огнём в глазах, словно за свою недолгую жизнь успел перебить несколько поколений таких, как они. Контакт с животными для Кенни заканчивался на переодических пересечениях с мистером Китти, но он любил смотреть Animal Planet со своей младшей сестрой, поэтому был почти что уверен, что не стоит смотреть собакам в глаза, так что постарался проигнорировать это существо неподалёку от него, даже когда оно начало покусывать его за ногу. Миссис Мовэл всё ещё возилась на кухне, тихо напевая какую-то песню, слова которой заглушали дверцы шкафчиков, то и дело открывающиеся и закрывающиеся с хлопком и жужжание микроволновой печи. Колени Кенни дрожали, а пальцы покраснели, всё ещё не желая отходить от спуска с утёса. Музыку в Шевроле было больше не послушать; в ней играл только этот блядский Джон Денвер, которого папаша Кенни закачал на флешку, и водителя это пиздец как бесило, поэтому он разъебал разъём, в который её вставляли, и предпочёл проехаться в тишине, наблюдая за заклеенным бампером намокшей под дождём и ехавшей впереди его тачки Вольво. Какая-то часть его надеялась, что серое чудище сдохнет до того, как они успеют попасть в район Картмана. Что бы он тогда делал? Тот факт, что Червь выжил, явно что-то означал, — просто сейчас Кенни был слишком зол, чтобы думать об этом.  Холодок окутал мочки его ушей, когда капюшон резко опустили. Кенни проглотил все свои ругательства и лишь сердито посмотрел на Картмана, а тот закатил глаза. Здесь, так же, как и в пещере, освещение от ночника преображало осенне-карие глаза и волосы Картмана в красный. —У тебя красные глаза, ты знал? Словно кровь. Картман дёрнул одной бровью. —Заткнись, чел.  Кенни издал смешок.  —Я скучал по тебе, чувак, — Картман потянулся и прижал Кенни к себе так быстро, что весьма спектильный Кенни едва ли смог противиться ему, прежде чем почувствовал запах одеколона и ему в ухо сунули мокрый, холодный палец.  По лицу Кенни поползла ухмылка.  —Ты долбоёб — отпусти меня!.. — Кот что-то провыл. Кенни почувствовал новую стадию бессилия; даже пока он ругался и дрыгался, стараясь отодвинуться от Картмана подальше, он ничего не мог поделать со смехом, который бесконтрольно вырывался из его рта.  —Итак, мальчики, — Картман тут же отпустил его, услышав шаги миссис Мовэл. Она зашаркала тапочками, входя в комнату в окружении кучи ластящихся котов. После недолгих раздумий, пока питомцы продолжали кружить вокруг неё пушистым облаком всех цветов, она присела на одно из кресел, которое, пусть и казалось старомодным, было удобнее многих современных моделей, в том числе из-за обильного количества шерсти на нём. —Кажется, вы нашли его в экстраординарных условиях. Я удивлена, что он вообще выжил. Сказав это, миссис Мовэл поднесла маленькую бутылочку с молоком к свёртку одеяла у себя на руках. Кенни увидел, как это сморщенное розово-серое существо — Червь — вынырнуло из одеяла и начало энергично посасывать молочко. Пустой желудок Кенни скрутило от того, как Червь подал очевидные признаки жизни. Несмотря на то, что слова миссис Мовэл выражали непонимание, она, казалось, вовсе не удивилась появлению двух мокрых подростков на своём крыльце и котёнку-мутанту, кормящемуся на её руках в гостиной в хрен знает сколько часов ночи. Всё ещё жилище выглядело жутко, отметил Кенни, разглядывая полки, беспорядочно уставленные книгами разных размеров и зловещими безделушками. Языки на корешках книг разнились от привычного греческого и латыни до древних, пиктографических версий египетского, шумерского и китайского. Портрет неестественной молодой дамы висел прямо на входе, а из тени, ровно над крошившейся полкой, висела пугающая маска из традиционного корейского театра. —Так вы заберёте его?  —О, нет, — покачала она, почти что виновато, головой. — У меня совсем не осталось места, дорогой. К тому же, — она прервалась на секунду, держа в руках бутылку и глядя на малыша. — кажется, он ваш.  «Ну и что это должно означать?» — подумал Кенни. В попытке не смотреть на Червя, он отвернулся и случайно столкнулся взглядом с её на шутку злым котом, усевшимся рядом с ним на диван. Посреди нечёсанной лунно-серой массы, у кота были янтарные глаза, смотрящие прямиком в душу Кенни. Тот моргнул и отвернулся обратно к Червю.  Смех миссис Мовэл напоминал скорее треск челюстей крокодила.  —Кажется, ты понравился Солэмбуму, вот ему. Просто так. А вот что насчёт тебя, так… — она обернулась к Картмана, который тихо сидел, сжав переносицу. — Какова случайность, что мы встретились сейчас. Прошло уже тринадцать лет, как твоя мать переехала в этот дом, а мне так и не удалось выудить из неё и слова.  —Мама всегда говорила, что Вы странная, — сказал Картман в ту же секунду, как Кенни подал голос:  —Случайность? Миссис Мовэл кротко улыбнулась, словно именно этих слов она и ожидала от Картмана.  —Так оно и есть, разве нет? —Слушайте, что нам делать с этим котом? Вы знаете кого-нибудь, кто бы мог его забрать? — спросил Кенни. Вонь всё нарастала, чем дольше они здесь находились, тем хуже начинало пахнуть. Запах кружил вокруг их голов, но, казалось, попадал в глотку Кенни стоило ему открыть рот. Его паника нарастала вместе с запахом. Неестественная женщина на портрете начинала сердиться, устремив свой взгляд на него.  Миссис Мовэл покачала головой, напрягая забавные морщинки в уголках её глаз несуществующего цвета. Внезапно она встала, обошла круглый чайный столик и вручила и бутылочку, и котика Эрику, яйца ему в уши, Картману. —Нет, послушайте, мадам, нам — ему! не нужен кот. У нас нет ничего для того, чтобы его выходить. И, к тому же, он… — Отвратительный. Кенни сдержался и не сказал этого вслух. — Маленький, такой маленький; что если мы случайно убьём его? —Вы со всем справитесь, — хозяйка направилась в другую комнату. — И я могу дать вам всё, что понадобится в начале. Картман застыл, наблюдая за свёртком у себя на руках, всё его лицо выражало отторжение и скрытую ненависть к этому полу-мёртвому чудовищу, однако рука всё же приподняла бутылочку и ткнула её в ротик малыша.  —Вам придётся, наверное, кормить его, — голос миссис Мовэл донёсся до них из другой части дома. — Ему где-то неделя, так что ещё некоторое время он будет слепым. Это не займёт больше месяца.  Кенни представил, как вырывает в ковре могилу и хоронит сам себя под кучей пыли и шерсти. Он хотел помочь Картману, правда хотел; но ещё больше он хотел вернуть своего лучшего друга себе. Он не хотел наблюдать за тем, как Картман кормит этого монстрика, так как и он и его мать вскоре провозглашат его заменой мистеру Китти. Его ревнивая часть предалась вопросу, а действительно ли дело не в том, что Кенни боится лишиться части внимания из-за кота — но нет, Кенни хорошо понимал, какие действия были не к добру, и сейчас, это уж точно, он лишь хотел как лучше, да; однако он часто совершал плохие и глупые поступки на почве ревности; он даже помнит, как умирал от них. Картман был совсем на него не похож. Картман был безответственным, бесстыжим и безграничным в плане своей креативности, но кое-чем он уж точно не был — Картман не был бессмертным, и если бы он сделал неправильный выбор, способный привести к смерти, он умер бы как миленький. Кенни не думал, что серое существо само по себе было плохим, честно, просто — что ж, оно было как минимум странным, разве нет? — он не знал точно. Это не к добру; ночной кошмар, он готов был поклясться. Прежде чем дождь успел хотя бы сменить ритм, миссис Мовэл уже поспешила выставить мальчиков за дверь, по пути к которой диктовала свои наставления.  —Уже приближается время кормёжки, вам лучше идти, — коты вытолкнули их из тапочек. Кенни вывалился на тёмную улицу и замер на крыльце, пока Картман с коробкой в руках, в которой, предположительно, находился Червь, не оказался рядом с ним. Дверь захлопнулась, а за ней послышался последний возглас миссис Мовэл. — Пора есть, ребята!.. Кенни последовал за Картманом по мокрой траве. —Это же она котам, верно? —Ну она же котам, верно? — стоя снаружи Вольво, Кенни подвигал пальцами ног, касаясь ими стелек в ботинках и поёжился.  Картман кинул на него взгляд через плечо, ставя коробку на пассажирское сиденье. Он сказал что-то, что не дошло до ушей Кенни должным образом из-за шума дождя и звука копаний в машине. Кенни прошёл вперёд, чтобы успеть сесть до того, как Картман закроет дверцу. Капли дождя понемного начали заливаться внутрь коробки. Мысль о том, что Червь мог неделю изгибаться в той пещере до того, как они нашли его, сильно ранила Кенни. Он посмотрел Картману в глаза и поднёс ладонь к уху. —А ну-ка повтори, что ты сказал, потому что мне показалось, что ты попросил меня ехать домой, а это, блять, просто смешно, учитывая то, что я хотел сделать это на протяжении всего дня… —Тогда делай!  Кенни остановился и постоял несколько мгновений под неожиданным изменением выражения лица Картмана. —Я не могу!  —Ну и почему нет? —Потому что… Эрик, ну ради Б-га, ты мой лучший друг! Я не буду тратить время на битьё баклуш, если нужен тебе. Хотелось бы Кенни знать, забегали ли его глаза точно так же, как забегал взгляд. Как сильно бы он ни желал верить в свои слова, настойчивый взор Картмана заставлял его сомневаться; заставлял чувствовать себя презренным и маленьким. Волосы его друга были чёрными из-за влаги и накручивались у него на лбу, спадая на ресницы. Одна намокшая прядь накрыла собой глаз, и, пройдя через него, оказалась на носу, на котором ей пришлось провести ещё несколько мгновений, пока Картман не убрал её.  Кенни заставил себя глубоко вдохнуть.  —Только не опять. Капитан хоккейной команды внезапно развернулся к нему спиной и превратился в тёмный силуэт в ночной тишине.  —Как ты думаешь, почему всё так, Кенни? Кенни достал руки из карманов и незаметно пожал плечами. —Потому что… из меня дерьмовый друг, думаю. Меня не было с тобой, когда тебя поймали в Округе, хотя я знал, что у тебя были проблемы… —В средней школе у всех были проблемы. —Да, но не такие, как у тебя, — сердито ответил Кенни. — Ты совсем другой, чувак. Ты не ходишь на уроки, не тусуешься с нами. Ты, блять, забрал Червя из какой-то залупы и посадил себе в машину, как так и надо, и вообще, ты другой. Кенни знал, что красноречивым его назвать было нельзя — вообще, он не считал, что хоть кого-либо в Южном Парке можно было таковым назвать, честно, — но только что он лишний раз убедился в своей бездарности. Даже Кайл, старый добрый Кайл, который умел толкать речи на раз-два, стоило ему захотеть, когда дело доходило до объяснения своих чувств, начинал нервничать, заикаться, и становился таким же никчёмным, как и все остальные. —Барбара Стрейзенд, Кенни! — выругался Картман, оборачиваясь к Кенни и подходя так близко, что шея Кенни начала краснеть. — Звучишь так, словно пытаешься спасти мою душу. Его снова схватили за куртку и насильно отвели от Вольво. Пассажирская дверь захлопнулась.  —Ты этого у жидья нахватался, что ли? Зря ты со Стэном столько времени проводишь. Кенни споткнулся и упал задом в мокрую траву, смотря на Картмана глазами полными волнения и разочарования, но не смог произнести и звука, пока Эрик не обошёл тачку по кругу, сложив руки на крыше машины.  —Тогда, может быть… —Ну? — Картман начал его подгонять, и из-за этого голос Кенни притих и он подавился словами, застрявшими в горле.  —Ч-чего?.. — стало не столь мудрым ответом Кенни. Капитан хоккейной команды вздохнул. —Полезай уже в машину, МакКормик. Дверь со стороны водителя захлопнулась, а двигатель завёлся. Кенни обратил внимание на пикап Шевроле своего отца, напоминавший нечто вроде одинокой и оторванной от всеобщей картины фигуры, примостившейся на тротуаре возле домика миссис Мовэл. Туман поднялся и завертелся вокруг шин. Кенни забеспокоился, представляя, как, если он оставит машину здесь, туман поглотит её целиком. Но, может быть, как и всё вокруг, она просто начнёт вонять кошачьей мочой. Кенни забрался на заднее сиденье и бросил свои ботинки в кучу мусора, состоящую из банок из-под пива и энергетиков и рабочих тетрадей с прошлого семестра. Кожаный салон всегда был жёстче зимою, Кенни помнил. Он провёл пальцами на паутинчастые трещинки на сиденьи и задумался о том, когда в последний раз он сидел в этой маленькой чёрной Вольво. И тут же пожалел об этом, так как осознал, что в последний раз это было когда Картман закатил вечеринку в Северном Парке в честь поступления в старшую школу. Он наблюдал за Эриком — ещё не капитаном команды, нет, лишь полузащитником, — теряющим сознание от опьянения, пока два жопоголовых дебила спереди, спорящих о том, нужно ли везти его в больницу Врат Ада. Ноздри Кенни тоже предались воспоминаниям; он никогда бы не смог забыть запах алкогольной рвоты, которая могла застрять в горле его лучшего друга и убить его той ночью, либо ещё что-нибудь пошло бы не так, если бы он не открыл свои кроваво-красные глаза и полу-сонно не попросил Райнера доставить его домой. Райнер. Губы Кенни изогнулись, обнажая зубы, а рёбра прижались к лёгким. Райнер Фихт водил той ночью. Райнер был одним из самых потерянных учеников старшей школы, и для Кенни навсегда осталось загадкой, почему он решил взять Картмана под своё крыло тогда. Тогда Райнер был ещё ребёнком; мрачным, тёмноволосым мальчишкой, причастным к многим происшествиям с летальным исходом и кучкой подсосов, следующих за ним по пятам. Одним словом, опасным. Вечеринки в Северном Парке никогда не кончались чем-то хорошим, но неожиданное появление Райнера, кол ему в жопу, Фихта, превратило тусовку в настоящий ночной кошмар. Кенни согнулся и засунул голову себе между коленей. Вспоминая ту ночь, вспоминался запах, и чем больше Кенни о нём думал, тем реальнее он становился. Тот чёртов запах. Он проигнорировал рванные полу-вздохи, рвущиеся наружу и занял себя подсчётом банок на полу машины. Одна, две, три — из-под энергетика «Монстр». Пустые. Одна полу-пустая апельсинового напитка «Gatorade». Картману никогда не нравился апельсиновый вкус. Кенни настолько погрузился в свои воспоминания, концентрируясь на игре в считалочки, что не заметил, как банки перестали трястись, а дверь машины открылась и чья-то холодная рука погладила его шею сзади.  Шум мотора автомобиля, ночь, прохожие — все это рушилось под ударами его сердца и оглушительным басом в висках. Но внезапно, бормотание Картмана прекратило его панику.  —Эй, — прошептал Эрик в темноту. — Всё хорошо.  Рука на шее теплела и тяжелела. Кенни на удивление стало очень приятно и хорошо, как ещё никогда не было. Он хотел заставить эти пальцы вцепиться в его нутро, освободить его, разорвать пульсирующую ткань паранойи, окутавшей его позвоночник и пробивающуюся в череп; возможно, пальцы бы нашли ядовитую шишку, находящуюся внутри него и выдернули бы её. И у него больше никогда не было б мигреней.  —Эй, эй… — наконец Кенни смог различать слова. — Это всего лишь я, Кен. Нас здесь всего двое.  Кенни монотонно повернул голову, приоткрыв один глаз и увидев своего друга. Говорить он не мог, но чётко почувствовал, что что-то проскочило во взгляде Картмана, который не сводил с него глаз. Иногда лучшим и одновременно худшим качеством Картмана было то, что, если он не находил нужных слов, он не говорил ничего. Когда Кенни пришёл в себя, Эрик снял с него руку, вместе с нею снимая с головы капюшон. Кенни почувствовал, как холод захлестнул его лицо, и почувствовал себя голым и бессильным.  —Ты знаешь, что делаешь? — спросил Кенни. Тень внезапно направилась к передней двери и вернулась уже с коробкой. К этому времени Кенни успел вытянуться и поставить ноги на мокрый асфальт.  —Нет, — в конце концов ответил Эрик. — Но, кажется, ты и сам не знаешь.