Полюби меня на языке цветов

      Сожжем наши письма — флокс.

      Минуты тянулись ужасно медленно, и чем ближе приближался вечер, тем сильнее нервничал Антон. Невротическая дрожь никак не покидала его, что порядком раздражало, а со стороны он выглядел как полнейший псих, неконтролирующий себя.       Волновался ли Антон? Еще как. Совершенно не получалось сконцентрироваться на работе: как бы не старался не думать Антон, выходило из ряда вон плохо — все напоминало об Арсении. Еще вчерашнее его присутствие в оранжерее с нотками одеколона будто было все еще здесь. Розы, что кокетливо подмигивали, как бы напоминая «Ты за нами ухаживаешь, но не забывай, в чьей мы собственности». И скамейка, на которой он сидел.       Подставляя лицо прохладным струям воды в душе, Антон размышлял о том, зачем вообще это Арсению. Чтобы снова поиздеваться? Наверное, это розыгрыш, придуманный персоналом, и Арсений там роли никакой не играет. И когда флорист зайдет в комнату, все выпрыгнут и закричат «сюрприз».       Но никто не кричит и не выпрыгивает, когда перед Антоном дворецкий распахивает дверь. В большой и просторной комнате никого, не считая множества картин с изображением незнакомых ему людей на одной из стен. Длинный стол, застеленный белой скатертью, на одном конце которого было давно накрыто. Какие-то странные изысканные блюда, несусветное количество столовых приборов, бокалы и свечи в старинных высоких подсвечниках. На обеих тарелках лежит цветок флокса. К расставанию.       — Нравятся цветы?       Арсений имел какую-то суперспособность тихо и незаметно появляться. Сначала Антона это крайне раздражало, а потом он даже привык, на подсознательном уровне ожидая появления хозяина особняка. А посему Антон не дергается, не поворачивается испуганно в его сторону, готовый к его появлению.       — Я люблю их.       — Разве это не одно и то же? — Арсений почти бесшумно подходит ближе, и Антон краем глаза подмечает, что тот сегодня одет в черное.       — Нет. Когда тебе нравится цветок, ты его срываешь, вдыхаешь аромат, несешь в дом, а затем выкидываешь, когда последний лепесток высыхает, не в силах бороться за жизнь.       — А если любишь?       — Если любишь, — Антон слегка перебегает пальцами по цветку, словно боясь коснуться, — то будешь заботиться о нем в своем саду.       Они молчат, каждый осмысливая по-своему сказанные флористом слова. Но у обоих успевает проскользнуть мысль, что они хотят быть любимым цветком.       — Антон, давайте присядем.       Когда они садятся, флорист все же поднимает глаза на Арсения. Он сидит по правую сторону во главе стола, в любимом черном пиджаке и такого же цвета галстуке. На нем очки в черной оправе, в стеклах которых отражается пламя от свечей.       Арсений на самом деле красив. Раньше флорист этого не замечал, ограничиваясь только своей ненавистью к нему, но такой простой аксессуар Арсению ужасно подходил, подчеркивая оттенок глаз, от которых трудно было оторваться.       — Вам идут очки. — сглатывает Антон, на что Арсений, немного удивившись, ухмыляется, и флорист запоздало понимает, что сказал это вслух.       Арсений реально красивый. Особенно в этих костюмах, которые сидели на нем как с иголочки. Неудивительно, если Арсений долго стоит перед шкафом, выбирая цвет, в отличие от Антона в темных джинсах, которым уже года три — они единственные у него в гардеробе, тут и думать не приходится — нацепил и пошел.       — А вам прическа. — немного замешкавшись, Арсений пытается сделать встречный комплимент.       Антон на автомате проводит рукой по волосам, откровенно смущаясь. Он попытался их интересно уложить своей пятерней у себя в комнате, когда до ужина оставались считанные минуты. Зачем? Он и сам тогда не понял.       В итоге их разговор превращается в сплошной комок стеснения и неловкости, что даже Арсений не знает, с чего начать разговор.       — А где остальные? Ну, в смысле у вас не должны быть те, кто будет насыпать еду и разливать напитки?       — Я решил, что сегодня они не нужны.       Антон замирает, слыша как сердце начинает увеличивать ритм. Арсений что, захотел побыть с ним наедине?       — А. — только и может ответить флорист, и диалог снова заходит в тупик.       «Ну же, Антон, это всего лишь ужин, почему ты смущаешься как девчонка?»       «Возьми себя в руки, Арсений, ты взрослый мужчина.»       — Может, приступим к еде?       — Давайте перейдем к еде.       Одновременно. И снова неловкость повисает в воздухе.       Антон таращится на множество вилок и ножей, лежащих по разным сторонам от тарелки, и ему становится дурно. Над ней лежит пара из небольшой ложки и вилки, а рядом стоят два одинаковых бокала. Сказать, что Антон в шоке — это мягко сказано.       — Сегодня я побуду вашим официантом. Что выберете? — Арсений приподнимается, готовый подать порционную тарелку какого-то блюда Антону.       Последний ошарашенно переводит взгляд от стола к Арсению и обратно. Что его шокирует больше он не знает: непонятные блюда, количество которых явно больше, чем для двух человек, или Арсений, который решил обслужить флориста. И что-то ему подсказывает, что Арсений никогда таким не занимался.       Ему действительно было такое поведение в новинку, и если бы его родители увидели это, они бы всплеснули руками в ужасе: как так их сын опустился до такого?       Он подумал, что Антону было бы неловко, если бы он ел в такой обстановке, когда рядом находятся еще люди. Нет, вы что, это ни в коем случае никакая не забота, как убеждал себя Арсений, а просто... Ну просто и все. Но не забота.       — Э-э-э... Наверно это, — Антон тычет пальцем в какое-то месиво, похожее на салат, — или это... — он указывает на что-то, похожее на стейк. Глаза разбегаются, и он понятия не имеет, что выбрать, потому что искренне не понимает, что перед ним. Антон теряется окончательно, и тогда Арсений берет всю инициативу на себя, ставя перед Антоном тарелку.       — Давайте начнем с этого. Это стейк из мраморной говядины с начинкой из сыра и соусом санрайз-томат. Подается с гратеном и овощными рулетами в беконе.       Антону плохо от незнакомых слов. Все бы ничего, но как это нечто есть? Точнее чем? Какую выбрать вилку и нож, если они все разные?       Бутылка вина, к счастью, была уже открыта, и Арсений благополучно смог разлить вино по бокалам, затем ставит перед собой тарелку с салатом из пармской ветчины и апельсинов с соусом из различных масел и берет в руки нужные приборы.       — Возьмите самую близко лежащую вилку к тарелке и нож. — подсказывает мужчина, когда Антон тянется к неправильной вилке. Он невольно вспоминает, как его учили также, а он не понимал и злился, ведь какой смысл в кучи приборов, если можно спокойно взять одну вилку и спокойно ей наслаждаться пищей?       Антон берет вилку и нож и старательно пытается порезать стейк, чуть высунув кончик языка. Арсений молчит, наблюдает.       — Я что-то не так делаю? — смущается флорист под пристальным взглядом.       — Нет, все верно. У вас неплохо получается. — Арсений возвращается к своей тарелке, и Антон может поклясться, что заметил легкую улыбку на губах мужчины.       Еда оказалось просто божественной. Антон никогда не ел ничего вкуснее: нежное, сочное, ароматное блюдо, без намека на то, что еда могла подгореть.       — Еще подадут десерт. — Антон чуть ли не давится от такого.       В последующее время едят в тишине. Антону неловко, потому что он любит болтать в перерыве между набиванием рта, а Арсений всегда ест в абсолютной тишине, погруженный в себя.       На десерт подали обыкновенное мороженое. Антон даже расстроился, ожидая большего, но Арсений объяснил, что это называется Мельба, в составе которого идут персики, ванильное мороженое и малиновое пюре. Антон думал, что в него не влезет никакого десерта, но он ошибался. И конечно же не ожидал, что этот десерт покорит его сердце.              — Арсений Сергеевич?       — Да?       — Для чего вы это устроили? Что вам нужно?       Арсений ловит взглядом зеленые глаза, в которых плещется настороженность с примесью детского любопытства, и его сердце пропускает удар. Что ответить? Он правда не знает. Не понимает в последнее время самого себя и своих поступков. Этот мальчишка совершенно не такой, он другой. Это притягивало и пугало одновременно.       — Разве всему нужна причина? — Антон хотел было спросить что-то еще, но Арсений не дает. — Вот что, — он кладет десертную ложку на край тарелки и встает, — пройдемте со мной.       Они приходят в одну из комнат на первом этаже, которая больше похожа на столовую, только для небольшой семьи: стеклянный стол со стульями на шесть персон, диван в аристократичном стиле и рояль. Да, да, настоящий рояль черного цвета.       — Умеете играть?       — Немного. Мама отдала меня в детстве в музыкальную школу, я играл несколько лет, но после ее смерти перестал. — последние слова дались Антону с тяжелым трудом, и он со стороны услышал, как дрогнул голос.       — Отец часто по вечерам играл, а мама стояла рядом и пела. Меня они и научили, но после ухода отца из семьи, она пела и играла реже. Оставшись один, я больше никогда не касался клавиш.       И вновь, и вновь, и вновь Арсений раскрывается, впускает Антона в прошлое, за что мысленно дает себе пощечину — нельзя, Арсений, нельзя доверять свою жизнь кому-то. Обнажая каждый раз частичку души, он сопротивляется самому себе, заставляет больше ничего не говорить о себе, но не может, когда Антон смотрит на него своими прекрасными зелеными глазами, говорит нелепости или наоборот повествует о серьезных вещах, носит странные джинсы, кольца с браслетами и взлохмачивает челку. Когда он перенимает боль Арсения, делится своей. Когда мило смущается до покрасневших щек. Когда может взорваться как динамит или быть тише воды, ниже травы.       Антон просто удивительный.              Арсений снимает пиджак и аккуратно вешает его на спинку стула — Антон засматривается белую рубашку, соблазнительно обтягивающую фигуру мужчины, и глотает слюну. В комнате становится ужасно жарко по-видимому только ему, потому как Арсений чувствует себя прекрасно, поправляя галстук и присаживаясь на банкетку.       — Ближе. — негромко просит хриплым голосом Арсений, а у Антона начинает кружиться голова от двусмысленности фразы.       Арсений легко пробегается пальцами по клавишам, которые под давлением издают приятные звуки, а затем закрывает глаза и начинает игру.       Спокойная мелодия заполняет пространство, и Антон моментально забывает обо всем, полностью погруженный в нее. Он стоит рядом с мужчиной и без стеснения рассматривает его: его ресницы легонько подрагивают, тонкие губы сжаты, а лицо полностью сосредоточенно; изящные тонкие пальцы свободно перемещаются по клавишам, а выступающие вены на кистях рук пульсируют от каждого движения — флорист подмечает, насколько руки Арсения идеально подходят роялю.       Он возвращает взгляд на лицо и понимает, что его бесславно поймали с поличным. Арсений продолжает игру, рассматривая Антона и ухмыляется, а за стеклами очков игриво танцует мягкость. А может, Антону показалось. Ведь Арсению она не свойственна, не так ли?       Они смотрели друг на друга долго, неотрывно, пока звучала музыка. Солнце начинало склоняться ко сну, забирая с собой свет из комнаты, а Арсений все играл и играл, не отрываясь, как зеленые не отрывались от синих.       Они были вдвоем в этом мире. Только они и музыка, что звучала для них.

***

      Утром Антон как обычно проверяет температуру в оранжерее, обходит кусты роз, проверяя их состояние — все в порядке вещей, только вот...       На скамье лежал василек. Обычный такой. Совершенно обычный. Но для Антона он особенный.       Никогда не знаешь, в какой момент легкое волнение от воспоминания о человеке может стремительно перерасти в настоящий пожар. Огонь захватит в свои пламенные объятия, не отпустит — задохнешься.       Антон, пожалуй, никогда не чувствовал пожар в груди до этого момента. Он задыхался, еле держась на ногах, но крепко удерживал маленький голубой цветок, который был как спасением, так и оружием.       Он прекрасно знает, от кого василек, как и его значение — и от этого вдвойне становилось хуже. У Антона екает нехило, внутри все переворачивается, а внизу живота сворачивается тугой узел.       Такого не может быть. Арсений сам потешался над языком цветов, считал эту науку абсурдом, а выходит так, что погрузился в нее. Антон в это верит, не рассматривая теории такие как «он плюнул на символику и подарил обычный цветок» и «да это не от него».       — Откуда он у тебя?       «Только тебя здесь не хватало.»       — Маш, а тебе не кажется, что ты стала слишком часто мелькать передо мной? — Антон прячет цветок в передний карман фартука.       — Это тебе Граф подарил? — не унимается девушка, подходя ближе и сжимая кулаки.       — Кто-то говорил не лезть не в свое дело, а теперь нарушает свое же правило. Нехорошо. — цокает флорист и укоризненно качает головой.       — Я же тебе сказала не приближаться к нему. Почему он всех отозвал и вы остались вдвоем? Что вы делали за ужином? Зачем вы пошли в комнату с роялем?       — Ох, как много вопросов. Давай кратко отвечу на два последних: мы ели и слушали музыку. Неожиданно, да? А что касательно первого... — Антон подходит к Маше и немного наклоняется. — Может быть, он устал от тебя и хотел хоть раз отдохнуть от твоего личика?       — Ах ты ж! — Антон выходит победителем, успевая перехватить руку девушки у своего лица, а затем шепчет ей на ухо:       — Не пытайся показаться ревнивой, дорогуша. Актриса из тебя никакая.

***

      — Да, он так и сказал! — Маша кругами ходит по комнате Матвиенко, постоянно всплескивая руками. Тот лежит расслабленно, закинув ногу на ногу и уставившись в потолок. — Ты вообще меня слушаешь?       Он показательно морщится от повышенного тона девушки и садится на кровати, задумчиво потирая щетинистый подбородок.       — Что ты так на меня уставился? Скажи лучше, что нам теперь делать, когда он все знает?       — Успокойся, Антон ничего не знает. То, что ты в актерстве — проблема, а на кухне — королева, — пф, так это меня не касается. — Сергей откровенно ржет, пока девушка готова была лопнуть от злости. — Нам придется перейти к плану Б: неси свою косметичку, сейчас будем делать из тебя «королеву». — и снова ржет.

***

      Антон как ни в чем не бывало продолжал работать в оранжерее, спрыскивая листья роз какой-то защитой от насекомых, когда его обдает жгучим холодом. От вчерашнего Арсения не осталось ничего: это был абсолютно другой человек. За его спиной прячется Маша, сама на себя не похожая: с синяками на руках, с растрепанной прической, подтекшим макияжем и в порванном платье. Еще час назад Антон видел ее агрессивной, а сейчас она нервно всхлипывает, опустив голову.       — Антон, я... очень огорчен вами. Не думал, что вы способны на такое. — Арсений говорит медленно, без капли намека на злость, но Антон знает, что это его излюбленный прием.       — Я не понимаю, о чем вы.       — Я не имею никакого желания от вас слышать и слова. Мария мне все рассказала, как вы напали на нее, а затем совершил над ней вопиющее действо.       — Это какая-то ошибка, Арсений Сергеевич, я ничего не делал!       — Я вам не верю, Антон. — больно, по живому, в самое сердце. Антон распахивает глаза, пораженный словам Арсения. Маша все же поднимает взгляд на флориста, а на ее губах играет улыбка.       — Я не знаю, что ты хочешь от Графа, но держись от него подальше. Иначе я сделаю все, чтобы тебя здесь не было.                    Нет, нет, нет. Она что, это серьезно?       — Антон, вы сейчас же заберете свои вещи и покинете мой дом. Вы больше никогда не появитесь здесь. Я не потерплю таких поступков.       Он не мог. Не мог так поступить с ним. Обида захлестывает с головой. Почему он не разобрался в ситуации и сделал поспешные выводы?       — Зачем? Скажи, зачем это тебе? — Антон начинает кричать, обращаясь к Маше. — Ты же знаешь, я этого не делал, ты все специально провернула. Арсений Сергеевич, послушайте, я этого не делал!       — Я повторять больше не буду. — Арсений жестом приказывает замолчать. — Будьте добры покинуть это место. — Арсений смотрит на Антона с неприязнью и брезгливостью, словно флорист — пустое место.       Антон всматривается в холодные синие глаза, пытаясь достучаться до Арсения, вразумить того, но все тщетно: в них нет ничего, кроме пустоты и мертвого равнодушия.       — Знаете, да пошли вы все!       Антона бесит несправедливость. Его бесят ложные обвинения. Бесит Арсений. Он ненавидит Арсения. Даже не забрав вещи, прямо в рабочем фартуке флорист выбегает за ворота особняка под осуждающий взгляд охранника.       На обеих тарелках лежит цветок флокса. К расставанию.