Полюби меня на языке цветов

Мне многое тебе нужно рассказать – черемуха.

      Когда машина въехала на парковку здания с огромными окнами на все стены, Антон еще принял. Но когда он зашел внутрь, услышав тихую мелодию, а в нос ударили запахи дорого вина, дар речи был потерян, хотя он и молчал.       Темный зал с приглушенным светом оттеняли белые скатерти, свисающие с круглых столов. Официанты носились туда-сюда с множеством подносов. Несмотря на количество людей, было не шумно, а очень даже спокойно. Столы были заняты мужчинами в строгих, ужасно дорогих костюмах, и женщинами с идеальными укладками и не менее низкими по стоимости платьями. Антон чувствует себя максимально неуютно в своих потрепанных джинсах и длинной футболке.       Пахнет чрезмерной роскошью. Антон нервно глотает, представляя, сколько тут стоит банальная чашка чая. Про горячее и не заикается.       – Добро пожаловать. – хостес в лице приятной девушки приветствует Антона и Арсения. Скептически осматривает флориста и возвращает взгляд на мужчину. Если бы сюда флорист пришел один, его бы точно выгнали, приняв за какого-то бродячего. – Арсений Сергеевич? – он кивает, ничуть не удивляясь тому, что его знают. – Прошу за мной.       Девушка ведет странную парочку по направлению к забронированному столу. Антон ловит на себе косые взгляды. Было бы странно, если бы подростка в компании бизнесмена, да еще максимально по-разному одетых, провожали восхищенно.       Арсений поднимает выше подбородок, всем видом показывая свое безразличие, пока Антон наоборот семенит сзади и старается стать меньше.       – Присаживайтесь. Меню подать вам сейчас или позже?       – Нет, благодарю. Стакан воды, если можно, для начала.       Антон бы выпил тоже сейчас воды, чтобы смочить пересохшее горло, но не решается попросить. А вдруг тут даже такой простой заказ как стакан воды будет стоить дороже салфеток, сложенных непонятной розочкой на столе.       – А ваш, кхм, спутник что-то будет? – с опаской спрашивает девушка, украдкой оглядев сжавшегося у стены флориста.       Антон оживляется, ведь о нем соизволили поинтересоваться. Правда только из вежливости.       – Полагаю, что нет.       Антон задыхается от возмущения, пока девушка удаляется, передав заказ прошедшему мимо официанту. Арсений с самым невозмутимым видом, сидя сбоку от Антона, закидывает ногу на ногу и перебирает пальцами. Нервничает.       Кто тут и должен переживать, так это Антон. Он до сих пор не отошел от салона автомобиля, квадратных метров особняка, а тут, черт возьми, он сидит наверняка в самом дорогом ресторане этого города.       А встреча с клиентом? Это вообще отдельное. У Антона никогда не было серьезных сделок, разве что в третьем классе помощь на контрольной по математике за шоколадку. Хотя такое вообще сложно назвать сделкой.       Он еще не совсем представляет, что его ждет, но нервничает гораздо сильнее Арсения, который напряжен, что заметно по нахмуренным бровям и крепко сжатой челюсти.       Жизнь Арсения — это реальная книга, с энным количеством глав и неизвестным кодом доступа к каждой из них — попробуй его еще получить или отыскать.       И вновь он что-то скрывает.       «Вы как фиалка: ей претят громкие возгласы, крики и скандалы. Любая негативная энергия способна просто-напросто погубить ее. Терпеливое и осторожное обращение и общение с ней приучит к сдержанности и умению владеть собой и своими эмоциями.»       Антон негромко хмыкает на последнем предложении.       «Арсений Сергеевич, вы какой-то экзотический сорт фиалок: сомнительно, что я стану таким же сдержанным как вы, когда меня бесит ваша высокомерность и брезгливость, но ужасно притягивает жизнь, покрытая тайнами.       А еще вы как мышецвет — хотите показать кто тут главный, одним только своим появлением в поле зрения безмолвно приказывая подчиняться, но на самом деле вы хрупкая орхидея, способная на чувства вины и страдания.»       Стакан воды бесшумно опускается на скатерть. Арсений прекращает зомбировать часто открывающуюся и закрывающуюся парадную дверь ресторана, обхватывает прозрачное стекло длинными пальцами, а Антон отчего-то переключается с зеленого растения в высоком горшке на обыденный жест. Не отрывается, когда Арсений подносит стакан ко рту и делает один глоток.       Прошло секунд десять, каких-то десять секунд, а для Антона будто прошли минуты. Все как в замедленной съемке: ровное очертание губ, соприкасающихся с краем стакана неспешно втягивают воду, которая моментально начинает стекать по глотке. Антон засматривается на мимолетное сокращение мышц горла, на блестящие от влаги чужие губы, и почему-то становится трудно дышать. Резкий жар сдавливает живот и поднимается вверх, заполняя грудную клетку, сковывая до невозможности пошевелить хотя бы пальцем.       Арсений неожиданно поворачивается.       – Вас не учили, что смотреть в упор на человека — это дурной тон? – и ухмыляется краем этих губ.       Ну конечно же заметил. Антон прокашливается, возвращая себя в реальность. Не знает, куда деть от волнения и стыда руки, поэтому не находит более лучшего варианта, чем спрятать их под столом, незаметно потирая о джинсы.       Что сейчас произошло флорист не знает. Что-то чертовски странное. Он даже не понял, в какой момент засмотрелся на мужчину.       Это ведь совершенно нормально смотреть как пьет или ест другой человек.       А еще нормально чувствовать при этом жар во всем теле.       – Извините.       Арсений собирается ответить что-то в своей манере, но резко застывает как столб. К ним в данную минуту направляется морщинистый мужчина, с закрашенной сединой и сложенными сзади руками. Антон моментально отмечает уже издалека сходство в позе с Арсением, но когда мужчина останавливается возле них, и вовсе видит копию Арсения, только постарше. Те же глаза, смотрящие свысока, больше нагловато, сжатые губы и вздернутый подбородок. Только осанка в силу возраста не такая идеальная.       Арсений белее скатерти, не отводит синие, а только вылупляет их еще больше. И этот человек только что отчитывал флориста за те же действия.       – Здравствуй, Арсений. Будь добр, встань, а не сиди, приклеенный к месту. — ох уж эти знакомые стальные нотки.       Арсений моментально встает, отдергивает пиджак и поправляет галстук. Антон еще не видел его таким... напуганным?       – Здравствуй, отец.       Стоп. Отец?       Антон хлопает ресницами.       Арсений Сергеевич.       Сергеевич.       Сергей.       Таинственный клиент Сергей.       И тут пазл начинает деталь за деталью собираться в единый рисунок: поведение при звонке и несвойственная нервозность в ожидании.       Полный джинглбелс.       Арсений не знал, но строил догадки, которые, к его ужасу, подтвердились.       Старший мужчина протягивает руку с обручальным кольцом на безымянном пальце для рукопожатия. На лице Арсения не дрогнул ни единый мускул, когда он косится на поблескивающий кусок золота. Отец Арсения, не дождавшись ответа, убирает руку обратно за спину и ухмыляется.       – Мы тебя воспитывали с матерью, а ты так ничему и не научился.       – Не смей говорить о ней. – жестко чеканит каждое слово.       – Я приезжал на кладбище утром, поставил ей цветы. – мужчина продолжает совершенно обыденным тоном, будто рассказывает о прошедшем дне.       – А на похороны даже не соизволил приехать.       Пробегающий электрический ток между ними заметит даже слепой. Антон ежится от накаляющейся обстановки.       – Я был занят.       – Как те десять лет назад, когда променял маму на непонятно кого? Стоило ли это того, если ты сейчас в браке, но за другой?       «Так вот почему на картине только он с матерью.»       – То была лишь интрижка, а с Кристиной у нас все серьезно. – мужчина присаживается за стол, пока Арсений продолжает стоять. – Садись. – больше приказ, чем просьба. – Я сказал сядь и прекрати этот спектакль. Мы здесь оба за делом, а не за выяснением отношений.       Как ни странно, но Арсений подчиняется.       – Ты знал.       Мужчина замирает на секунду, будто выискивая смысл информации.       – О чем? О том, что мой сын владеет неплохим бизнесом или о том, что Кристина когда-то случайно проходила мимо одного из магазинов и в итоге привезла домой букет от «милого и умного мальчика»? – цитирует, смотрит на Антона, который, казалось, не дышит. — Как мы могли забыть о нашей вишенке? Добрый вечер, Антон.       Мужчина протягивает руку флористу, и тот слишком резво вскакивает и пожимает ее. Ладонь сухая, жесткая, с характерными для возраста морщинами, но хватка крепкая.       – Здравствуйте, Сергей... э-э...       – Просто Сергей. – улыбка помогает расслабиться. – Елизавета, нам шампанское. Ты знаешь какое. – бросает подошедшей официантке.       – И насколько близко ты знаком со здешним персоналом?       — В этом мы и различаемся, сын: кое-кто возложил обязанности на хрупкие плечи прекрасной девушки, сидя в трехэтажном особняке, и в ус не дует, что происходит за его пределами.       Арсений кривится от обращения, сопротивляясь принимать его за верное.       Они давно перестали быть по-настоящему отцом и сыном. Тем, кто заботится, и тем, кто отдает заботу вдвойне. И как бы мужчина не старался показать, что они по-прежнему связаны кровными узами, как раньше уже не будет. Не будет никогда.       Но в глубине души, там, незатухающим огоньком теплились надежда и вера в полноценную семью. Хотелось семью. Настоящую. И в девять, и в шестнадцать, и в двадцать лет хотелось. Особенно в двадцать, когда в один день пошло что-то не так.       Арсений понимал, что с его семьей не все хорошо, когда замечал запястья матери, которые она старалась спрятать длинными рукавами платьев, – думала, что никто не заметит россыпь посиневших пятен. Мальчик видел их, когда женская рука за обедом тянулась к стакану, а рукав обнажал светлую кожу.       У них же семья интеллигентов. Почти аристократы. Прислуги и сын не должны были ничего знать.       Но это формальности. На деле он считает сидящего напротив мужчину исключительно отцом – внешней оболочкой человека, зачавшего его – а не папой, который мог бы дать поддержку, любовь, заботу, научить новому, интересному, ценному. Их связывают лишь общие воспоминания о той жизни, которая была.       И общая фамилия.       — Ты не ответил на вопрос.       Мужчина тянет с ответом, следя за наполняющимися бокалами. Пузырьки приятно шипят, наперегонки бегая, словно пытаясь выскользнуть из бокалов.       Антон непроизвольно ассоциирует их с собой. Дурацкое, конечно, сравнение, потому что...       Он подписывался на мирные переговоры, а не на семейные разборки. Это как в детстве, когда приходишь к другу домой поиграть в компьютер, но сталкиваешься с семейной ссорой.       Теперь Антон как один из пузырьков в бокале под названием «Ресторан»: некомфортно, тесно, лучше выбраться наружу. Это не его бокал.       Он лишний в этом хаосе.       ...потому что.       – Я думал, тебе не составило труда узнать, что я владею этим рестораном, а потому моя осведомленность в именах всех сотрудников не должна была вызвать подозрений. Антон, — поворачивает голову к флористу, — я крайне поражен вашим талантом и очень огорчен Арсением.       Приятное тепло разливается внутри.       За год работы в цветочном салоне Антон ни разу не слышал похвалы в свой адрес. Ему всегда было достаточно восхищенных взглядов или приятных слов по поводу тех или иных букетов.       Это вообще язык цветов «виноват». Антон лишь претворял его в цветочные композиции, а второстепенные роли играли ленты и оберточная бумага.       Флорист любил, любит и будет любить собирать букеты, но не считал никогда это своим талантом. Так, хобби, за которое получаешь деньги.       Антон, не мигая, смотрит на свой наполненный бокал.       — Не стесняйтесь, Антон. Это лучшее шампанское не только в вашей жизни, но и во всем мире.       Выглядит со стороны как застолье, на котором тебя несовершеннолетнего подначивают выпить родственники — да ладно, от одной рюмки ничего не будет. Уже взрослый.       Да, в такой ситуации шампанское — это так, обыкновенная газировка для детей. Тут нужна артиллерия потяжелее.       Флорист неуверенно обхватывает тонкую ножку бокала — в юношеских окольцованных пальцах привычнее держать жестяную банку дешевого пива из продуктового за углом. Так брутальнее что ли.       А вот шампанское, от которого щекочет в носу стоит сделать глоток, ему казалось более девчачьим.       Нет, Антон не фанат шампанского. И хотя «хмельной напиток простолюдина» далеко не родственник изысканного алкогольного, но первый явно нервно курит в сторонке.       — Итак не будем ограничиваться лирическими отступлениями и перейдем сразу к делу.