Полюби меня на языке цветов

Думаю о тебе — колокольчик.

      В этот день Арсений не появился в оранжерее. Антон почти каждый час оборачивался, чтобы увидеть знакомый силует, тайно наблюдающий, но его не было. Ему казалось, что Арсений такой человек, что будет проверять работу каждую минуту, а по итогу что?       Внутри Антона смешивается непонимание и злость. Он совершенно не может найти объяснение поведению Арсения. С другой стороны, его бесит, что Арсению вдруг резко стало плевать на свои ненаглядные розы. Нормальный человек бы следил за работой, а не пропадал где-то.       Константин не приходил тоже. За ужином большинство диалогов вертелось вокруг слова «годовщина». Но когда зашел Антон, все резко замолчали, стараясь перевести тему и лишь изредка перешептываясь.       – Граф сегодня не в духе. – вполголоса начинает Маша, а Антон прислушивается, ерзая на стуле.       – А он вообще когда-то бывает веселым? – перебивает кто-то из поваров.       – Но он таким взглядом на меня посмотрел, когда я забыла графин с соком на кухне. Думала, превращусь в пепел на месте. – девушка мрачно ежится, и даже ладони трет, пытаясь согреться.       – Ага, ты каждый день воркуешь, рассказывая, как он на тебя смотрит. – по столу вновь прокатывается волна смеха, и Маша посылает всех на известное трехбуквенное слово.       – Он мрачнее тучи. Думаю, это связано сами знаете с чем.       Антону становится еще интереснее, что она имеет ввиду, отчего невольно перестает жевать. Это не ускользает от Маши.       – Представляете, у нас левые уши появились. В детстве не учили, что подслушивать нехорошо?       – Машка, отстань от маленького мальчика, а то расплачется сейчас, побежит звонить мамочке жаловаться.       Антон сжимает вилку, подумывая запустить ей в кого-нибудь. Вдыхает, считает до десяти и выдыхает, стараясь успокоить нервы и заодно сдержать слезы. Он бы крикнул всем, что остался один в этом мире, что он потерял всех близких ему людей и никого рядом больше нет. Но флорист просто встает, даже не доев, и уходит выбегает.       Приходит в себя только на лестнице, обхватывает с силой перила и тяжело дышит – он резко сорвался с места и взбежал по лестнице, на что тело отреагировало явно отрицательно.       Крапивные салаты-латуки. Жестокость и бессердечие. Так Антон называет сидящих внизу за столом. А что, им подходит.       Теплый июньский воздух из раскрытого окна моментально впитывает сигаретный дым, стоит ему появиться от зажигалки. Глубокие и резкие затяжки давят на легкие, и флорист кашляет. Старается успокоиться.       Флорист уверен, что Арсений сегодня не объявится, а потому делает уже медленные затяжки, рассматривая участок. Вскоре на улице появляются другие садовники – ужин ужином, а рабочий день еще не закончился. Антон тушит сигарету, а затем направляется обратно в оранжерею.

***

      Третий день Антон пребывает в этом заточении. Его одолевают смешанные чувства: влюбленность в розы, восхищение от красоты оранжереи, ненависть на других, раздражение от напыщенности и высокомерности Арсения, замешательство.       Чертов Арсений. Сначало хотелось ему врезать, а сейчас... Антон не знает. Арсений по-прежнему жутко бесит, стоит вспомнить его имя, и флорист с удовольствием выбил бы всю манерную дурь из этого индюка, но сейчас он расстерян. Ему должно быть плевать, но он то и дело прокручивает в голове странное поведение Арсения и слова Маши.       Зачем? Придурок потому что.       Розы радостно встречают Антона: темно-красные, алые, белые, розовые, желтые, лиловые – они пестрят яркими красками, заигрывая без капли стеснения. Флорист проверяет температуру в оранжерее на специальном дисплее, затем начинает утренний полив.       Около полудня он все еще продолжает пыхтеть в оранжерее. Напевая песню вслух, он не слышит шаги на улице и негромкие разговоры.       — Антон!       Он чуть не роняет инструменты из рук и оборачивается, встречая Оксану, которая с широкой улыбкой сейчас направляется к нему, а сзади, застыв на входе, стоит Арсений собственной персоной. Явился аленький цветочек.       Оксана обвивает тело флориста руками, и тот обнимает в ответ, а сам не сводит взгляда с Арсения. Накопившиеся возмущения в миг улетучиваются, когда в синих сквозь маску безразличия мелькает... боль?       Наверное, показалось. Антон тут же забывает об этом, выпуская девушку из объятий.       — Ну как ты тут? Еще не сошел с ума от него? — Оксана шепотом говорит последнее предложение, чтобы Арсений не услышал, и легонько посмеивается.       – Он странный. – в тон отвечает флорист.       Арсений молча смотрит на них, и внутри что-то щелкает. Так сказать «Вы открыли доступ к воспоминаниям».       Он не помнит, когда последний раз так беззаботно смеялся и искренне улыбался. Наверное, в далеком детстве, пока на его мальчишеские плечи не возложили обучение этикету.       Лучше бить палкой крапиву, честно.       Пока он витал в мыслях, Оксана успела немного поговорить с Антоном, после чего она оставила наедине флориста, который мысленно кричал забрать его отсюда.       – Итак. Я вот что думаю по поводу новых поставок хризантем из Голландии... – женский голос растворяется за стеклянными стенами.       Ментальная связь – полная хрень. Не бывает ее, проверено на опыте.       А что касаемо Антона, наверняка появится вопрос. Почему он сам не свалил отсюда? Если бы хоть кто-то знал, подсказал, шепнув на ухо, то его духа тут же здесь не было.       Но он боится. У Арсения есть связи, телега несъедобной капусты, а у флориста только несколько тысяч, легко умещающихся в задний карман джинс и хватавших на жилье и пару банок пива.       Уйдет сам или выпрут пинком под зад – исход один: нормальная жизнь останется в прошлом.

***

      Может, заявиться к Арсению самому? Какого хрена он и сегодня не пришел?       Четвертый день. Антон уже вошел в азарт и придумал игру, в которую играл сам с собой. «Объявится ли сегодня Арсений». Время делать ставки, господа. Правда ставки совершает только Антон, но это не важно.       – Добрый день, Антон.       На том конце оранжереи совсем не Арсений.       – Здравствуйте. У меня есть к вам просьба. Вы... вы не могли бы проводить меня к нему?       Говорит так, будто это тот, чье имя нельзя называть.       – Считайте, ваше желание уже исполнено. Я пришел как раз за вами.       И если поначалу флорист сам рвался в дом, то сейчас он опешил. Неужели Арсений решил вспомнить о его существовании?

      Парадная – те еще цветочки, как говорится. Попав через нее в огромную гостиную, Антон просто перестает дышать.Черная топка потухшего камина с лепниной пожирала свет, но мягкая мебель с декоративными подушками напротив словно сглаживала устрашающее зрелище. Две настольных лампы по обе стороны от дивана делали этот уголок еще более уютным, а букет кустовых роз в хрустальной вазе на кофейном столике придавал легкую романтику.       Антон, находясь позади дворецкого, воровато оборачивается и проводит рукой по спинке массивного дивана – по телу моментально пробегает ток от ощущения роскоши.       Константин коротко стучит костяшками пальцев три раза по одной из створок глухой двери.        Антон чуть не ловит на месте инфаркт: сначала его ослепляет высоченное полукруглое окно, а затем он понимет, что комната, оказывается, двухэтажная.       Реально. Два этажа. По всему периметру от пола до самого потолка тянутся массивные стеллажи с миллионом разноцветных корешков книг. Пара столов в центре и в два раза больше диванов, натыканных по разным углам.       Антон задирает голову. На втором этаже у окна в кресле сидит Арсений собственной персоной, рядом с которым стоит глобус цвета выженной бумаги.       – Арсений Сергеевич, я привел Антона.       – Благодарю, можешь идти.       Только сейчас Антон замечает, что играет негромкая классика. Арсений медленно захлопывает книгу и встает с кресла.       – Что ж, Антон. Вы знаете, зачем я вас позвал? – он спускается с винтовой лестницы.       – Нет.       Арсений ухмыляется. Он ни разу не посмотрел на флориста, зато тот не сводил глаз с Арсения.       Он такой же как и в первый день знакомства: умело скрывающий внутренненого себя, властный, излучающий неприязнь к окружающим. Ведет себя так, будто ничего не было.       Ему бы в актеры. Играть отрицательных героев в спектаклях или фильмах — кинематографические картины имели бы непревзойденный успех благодаря ему. Камера и сцена по нему плачут.        Арсений подходит к тумбе возле подоконника и выключает... граммофон. Чертополох Антону в рот. Серьезно граммофон?       — Вы реально слушаете пластинки на, черт возьми, граммофоне?       Арсений замирает, а Антон опять дает себе подзатыльник за свою несдержанность в эмоциях.       — А вы настолько храбры. Держите при себе свои эмоции и, будьте любезны, не выражайте их посредством использования грязных слов.       Антона воротит от этой официальности. «Будьте любезны» — покажите человека, который сегодня использует это. Ах да, вот же он.       — Извините...       — Антон, я позвал вас не для этого. У меня к вам серьезный вопрос. Что вы знаете о траурной флористике?       Так вот оно что. Арсений устраивает похороны Антона; он, конечно, понимает, что мы все когда-то умрем, но он не хотел так рано.       – Арсений Сергеевич, я думаю, что у вас не получится спрятать мой труп. Здесь полно людей, которые заметят.       Замолчи свой рот, Шастун. Пожалуйста. У тебя мозги расплавились, и ты перестал нормально соображать, или что?       Арсений меняет взгляд – кубики льда нарастают, превращаясь в большие айсберги. Наткнешься – пожалеешь.       Антон пятится назад, будто это поможет ему быстрее сбежать.       – Арсений Сергеевич, я-я... я молчу. Да, я наверно пойду, извините, я не знаю, что на меня нашло.       Он утыкается спиной в дверь и нервно ищет ручку за спиной. За дверью Константин, и если Антон закричит, тот спасет. Возможно. А вдруг они придумали этот план вдвоем? Заманили бедного флориста сюда, перекрыли пути побега, чтобы совершить расчленение; у него никого нет, не заметят даже, а Оксане скажут, что он уехал просто в другой город...       – Антон.       Мурашки наперегонки по спине.       «Так, завещаю все кольца и браслеты им же. Больше у меня ничего нет.»       – Антон, немедленно прекратите.       Флорист выпрямляется, опуская руки вдоль тела. Ручку он так и не нашел, отчего паника нарастает еще больше.       – Начну с того, что Оксана сообщила о том, что вы сирота.       «И поэтому вы решили отправить меня к родителям?» – Антон успевает вовремя прикусить язык, пока снова не наговорил лишнего.       Он во всех деталях помнит тот день, который разделил его жизнь на до и после. День, когда сны стали хуже, потому что, закрывая глаза, он видел черные мешки – такие же черные, как тогда появившаяся темнота в глазах.       День, при воспоминании которого он проживает его будто в первый раз.       О какой тогда флористике может идти речь, если буквально на следующий день он сквозь слезную пелену пытался разглядеть два закрытых гроба, медленно погружаемых в промерзшую землю. Тогда в ушах звучал лишь собственный истошный крик и чувствовались чужие руки, которые крепко удерживали.       – Что вам нужно от меня? – голос дрожит.       – Вы наверняка знаете, что такое поминальный день в первую годовщину. Дело в том, – Арсений подходит к окну, выглядывая наружу, – что вам необходимо его, так сказать, организовать.       Поминки... Антон никогда их не проводил с тех пор, как органы опеки отдали его бабушке. Он просто хотел все забыть как страшный сон, который повторялся изо дня в день на протяжении... Сколько прошло? Шесть лет?       – Почему я?       «Потому что я устал от этого всего: от круговорота поиска и найма новых людей, которые ни в чем не разбираются.»       – Вопросы здесь задаю я, если вы не знали. А теперь расскажите мне об этом все, что знаете.       Антон удивлен таким поворотом событий. Чтобы у него узнавали какую-то информацию, да еще спрашивает сам Арсений Сергеевич. Что-то новое. Приятное тепло разливается внутри от осознания, что именно к нему решили обратиться.       Арсений долго пытался переступить через себя, чтобы позвать почти незнакомого парня, работающего на него, и немного обнажить свою душу. Это тяжело, правда.       Его душит боль, но он старается держаться твердо, как его учили, не показывая своих эмоций, потому что с детства твердили, что так делают только слабые, которые только и могут, что ныть и жаловаться на жизнь.       Постоянно повторяли, что надо быть стойким к внешнему воздействию, не поддаваться ему, держать все в себе. То, что внутри, должно там и оставаться.       – Поставьте фотографию умершего человека, разместите рядом заженные и свечи и цветы, которые любил этот человек. Насколько я знаю, есть определенный список блюд, которые подают на стол. Э-э... Арсений Сергеевич?       Он не слушает. Синие глаза, давно потерявшие свой блеск и свою яркость, безжизненно рассматривают происходящее за пределами этой комнаты.       За окном яркое солнце, а на душе полная противоположность: темное, пасмурное небо и тучи, которые грозятся вот-вот пролить свои горькие слезы.       – Арсений Сергеевич?.. – вновь повторяет флорист и делает пару шагов вперед.       – Она любила розы. Темно-красные.       – Позвольте спросить, а кто этот человек?       Арсений не стал скрывать свои чувства. Он просто тихо произносит два слова, и Антон слышит голос, полный отчаяния:       – Моя мать.