Исправление генерала

      Величественный город Лэйбао, раскинувшийся на самой окраине Северного Моря, среди вечно заснеженных полей, имел со столицей тесную связь. Ранее, во времена минувшей войны, драконы города рек и рос решили встать на сторону Его Высочества. В отличие от радикально настроенных жителей Сюн Лунмэня, они до последнего оставались верны принцу севера и с пониманием отнеслись к его решению о ненападении. До последнего Лэйбао старался держать нейтралитет в назревающем гражданском конфликте, и всё же… Когда Сюн Лунмэнь, поддавшись буйным настроениям, объявил их трусами, отбросами, и, что хуже всего — человеческими подстилками, связь со столицей возросла в разы.       Находясь вблизи северных берегов, Лэйбао мог спокойно заниматься рыбной промышленностью, несмотря на тяжёлые для империи времена, и, даже если год выдавался неурожайным, его рынки всегда были переполнены обилием морских тварей. Несмотря на трудные времена, Лэйбао не знал настоящих хлопот. Потому, уязвлённые обвинениями Сюн Лунмэня жители, несмотря на приказания и вопреки законам, делали всё возможное, чтобы прекратить поставку рыбы. Голод и нищета всё сильнее подпитывали бунтующих, а Северное Море постепенно поглощал внутренний разлад. Однако, несмотря на окончание войны, противоборство не обещало оканчиваться. Негласное короткое перемирие, вызванное резкими переменами, сулило вернуться ураганом страстей.       Потому стоило хорошо насладиться мирным моментом. На центральной площади, обережённой яркими расписными навесами от бесконечных дождей, где вкусно пахло пряностями, несмотря на сырость дождей, где статуи великих древних блестели и завораживали мимо снующих горожан, где раскинулись бесконечным полотном прилавки яств и драгоценностей, где мелодии пипы и грубая, но чарующая северная поэзия сливаются в единое целое, побывали и четыре генерала. И все четверо, изругавшись, покинули город ещё быстрее, чем Сюн Лунмэнь.       Карета выехала из Лэйбао на всех парах, не прошло и чишэня, и теперь, даже по прошествии целого дня пути, достопочтенный советник Запада не переставал изливать своё негодование.       — Разве я не говорил? Говорил! — в сотый раз повторял Шу Цзюньцзе, обмахивая веером племянника, что лежал у него на коленях в полудрёме. Лицо его только-только начало возвращаться к здоровому цвету, зато Западный Генерал всё ещё был синим от злости. Змеиные зрачки, узкие, как иглы, сверлили сидящего напротив Чунцина.       — Я разве знал, что так кончится?! С Его Высочеством вот всегда всё было в порядке. — он не оставлял попыток оправдаться, скрестив руки на груди. На лице, где привычно красовался толстый шрам драконьих когтей, появились свежие царапины. Многочисленные царапины. Посмотри на него со стороны кто-нибудь, не сведущий, что же произошло, то он подумал бы, будто на Второго Генерала напала стая одичалых котов.       И всё же… Дан Дай немного юлил. О влиянии сладкого на Северных Драконов он, конечно, знал, и специально дал Шу Юйлуну танхулу. Но вовсе не из гнусных побуждений! Ему всего-то было интересно посмотреть, как выглядело на деле такое «опьянение». И, к тому же, среди всех прилавков ему попался именно этот, со знакомо блестящими плодами боярышника. Разве это не было знаком свыше? Подгадав момент, когда Северный Генерал останется с ним наедине, он пихнул ему купленный втихую десерт.       — Я это есть не буду, — твёрдо ответил тогда Шу Юйлун и поморщил нос.       — Неужели тебе не интересно? Когда ещё тебе выпадет такой шанс? — убеждал его Дан Дай. И юноша, задумавшись, глянул на господина Хуана, что поодаль от них, широко улыбаясь, едва не пускал слюни, обгладывая долгожданный чуань. Даже его дядя, стоя рядом, с удовольствием жевал жареное мясо, и юноша уже начинал жалеть, что отказался. Чунцин, заметив чужой взгляд, тут же этим воспользовался.       — Знаешь, это тоже своего рода шашлычок.       Он всё-таки убедил наивного мальчишку сделать один укус. За ним Шу Юйлун быстро сделал второй, третий, четвёртый… Потом убедил купить ему ещё. Вот только когда Дан Дай вернулся, мальчишка уже остолбенел. Его глаза были широко распахнуты, а зрачки расширились до предела. Тонкой струйкой стекала с отвисшей губы слюна.       «Неужели это и есть весь эффект?» — подумал про себя, огорчившись, Второй Генерал и осторожно потряс мальчишку за плечо. Зря. В следующую же мгновение его лицо встретилось с парой острых когтей, и началась схватка. Шу Юйлун, объевшись танхулу, будто слетел с катушек. Даже кончик его хвоста вздыбился. Радовало лишь то, что в этот раз вокруг не собралось толпы.       Как объяснил ему позднее господин Хуан, Лэйбао было присуще большее спокойствие, чем другим городам. Хоть драки здесь и являлись такой же обыденностью, но жители не собирались скандировать, как было это в Сюн Лунмэне, и не глазели, шепчась, как в Фэнбао. Молча проходя мимо конфликтующих, горожане предпочитали уделить время собственным заботам. Впрочем, сейчас они выглядели куда более заинтересованно. А могло ли быть иначе, когда прямо посреди улицы дерутся два генерала? Один из них, к тому же, человек! Как бы не хотелось некоторым пройти мимо, но любопытство заставляло остановиться и бросить им парочку нелестных комментариев.       Драка, однако, продолжалась недолго — вовремя подоспел Шу Цзюньцзе. Вместе с Хуан И, схватив взбунтовавшегося, они попытались понять, что произошло, ошарашенные. И, когда Шу Юйлун наконец успокоился, и его отпустили… он упал. Рухнул на землю в судорогах, пока изо рта шла пена. В первое мгновение до Шу Цзюньцзе донёсся сладкий аромат. Во второе — он понял, что же тут произошло. В третье — на Второго Генерала вновь кинулись с когтями и бранью. В этот раз старший Шу.       Теперь же, когда Лэйбао был в спешке покинут, Шу Юйлун лежал у дяди на коленях, изредка ворочаясь и поскуливая, а когда просыпался, то сразу вылетал из кареты опорожнять желудок. Дан Даю, который наблюдал за ним, стало даже жалко. С другой стороны, сам он сидел с разодранным лицом и уже который час выслушивал о себе бранную тираду. Разве не было это достаточным наказанием за беспечность?       — Да он и съел то всего одну… — он всё же попробовал возразить.       — Какого черта ты даже одну смог найти? — с новой силой завёлся Шу Цзюньцзе, так сильно, что начал шипеть. — Это всё потому, что я оставил это гиблое место. При мне никто не смел даже упоминать о существовании сахара. Сладости были под строгим запретом, а тем, кто осмелился его хотя бы лизнуть, отрубали языки…       — И что, ему тоже отрубим?       Дан Дай показал на Шу Юйлуна. Его со всей силы стукнули веером по голове.       — Тебе руки отрубим, за то, что подначиваешь на подобные авантюры! — Западный Генерал перешёл на крик. Казалось, ещё немного, и начнёт плеваться ядом. Опустив голову к своему племяннику, он тяжело вздохнул и платком подтёр ему текущие слюни. — Мой бедный мальчик даже мёда никогда не нюхал, а тут столько сахара… Не говоря уже о том, что мы вот-вот заедем в Эмэн…       — Дядюшка, я уже в порядке… — попытался возразить Шу Юйлун, и даже приподнял голову, чтобы встать, но чужая ладонь быстро уложила его назад.       — Лежи смирно.       — Не надо, пожалуйста, про Эмэн, — вздохнул Хуан И, прикрывая сереющий пейзаж тонкой шторкой. — Пока я сюда добирался, то чуть не угодил в трясину. Знали бы вы, что мне тогда привиделось…       — Что? — с любопытством спросил Чунцин, придвинувшись ближе.       — Что за мной гонится летучая мышь! Она была размером с дом, с десятью глазами и тысячей клыков, а кричала так, что уши вянут. Я бежал так быстро, что не заметил, как добрался до Суанхэ.       Дан Дай, внимательно слушая, мог только поражаться. Едва ему верилось, что он будет первым человеком, побывавшим на этих болотах, которые вытягивают из уснувших путников жизненную ци. И, хоть на карете уже была установлена защита, и ядовитые пары не доберутся до них, если только не распахнуть настежь дверь, было всё же интересно представлять, какой бы монстр привиделся ему. Или, быть может, это бы был совсем не монстр? Кошмары бывают разнообразны в своём проявлении, и умеют удивлять. Вот только Второй Генерал был уверен — его ничем не напугать. Ни разу в своей жизни он не кричал от ужаса.       Но болота, взывающие к страху глубоко в сердце, были не единственным, что вызывало в нём любопытство. Упомянутая господином Хуаном река Суанхэ тоже не покидала его голову с тех пор, как он увидел её по ту сторону окна. И теперь, когда поток ругани от Западного Генерала наконец затих, можно было задать волнующий вопрос.       — Кстати говоря, почему вы зовёте это рекой? Это ведь озеро, причём огромное.       — Теперь уже озеро, — Шу Цзюньцзе тяжело вздохнул, но продолжать не стал. С непониманием Чунцин уставился на Хуан И, и тот, помявшись, всё же решил рассказать:       — Я, конечно, в Северном Море не бывал, и собственными глазами не видел, однако, по рассказам, когда-то это действительно была спокойная маленькая речка… До тех пор, пока здесь не побывал Его Высочество. В не самом приятном расположении духа, ха-ха…       — Ты хочешь сказать…       — Он пинал её берега с такой злостью, что когда успокоился, уже превратил её в озеро.       Дан Дай не поверил своей догадке, но Восточный Генерал в самом деле её подтвердил. Смешанные чувства заполнили его сердце, но глубоко внутри он молча кивнул Его Высочеству, в знак уважения.       В тот же момент повозку сильно тряхнуло, так, что внутри все подлетели с мест. А после — ничего. Даже движение прекратилось.       — Что за…       Все трое, исключая лежачего, переглянулись, и без единого слова поняли, что их посетила одинаковая догадка. Одинаковая, но очень нежеланная.       — Застряли! — послышался снаружи голос кучера, когда он слегка постучал по карете. — Ничего страшного, на самом деле. Сейчас быстро вытолкнем колесо и поедем дальше. Другие поедут вперёд, мы их нагоним.       Его слова немного успокоили сидящих в карете. Мужчина, ведущий повозку, бывал здесь часто, и знал самые безопасные тропы. Он, к тому же, давно имел к ядовитым парам иммунитет, что не позволял ему впасть в сон. Таким же преимуществом были защищены и лошади, потому ситуация вовсе не навевала чувство тревоги. Однако, быстро возникла другая проблема: из-за того, что повозку тряхнуло слишком сильно, пострадавший желудок Северного Генерала снова пробудился. Схватившись за живот, он поспешил вскочить с места.       — Дядя, пусти! Мне надо!..       — Не смей! — встрепенувшийся Шу Цзюньцзе дёрнул его обратно. — Не смей выходить!       — Дядя, мне срочно! Я сейчас!..       С силой Шу Юйлун зажал себе рот, пока его дядюшка вместе с товарищами искал хотя бы что-то подходящее. Каждое мгновение теперь было на счету. Так и не найдя ничего, во что можно было бы опорожниться, западный советник громко вскрикнул:       — Господин Дан, представьте ладони!       — Ещё чего! — Дан Дай возмутился в ответ. — Сам подставляй! Кто из нас его дядя?!       — А кто виноват в его состоянии?! — парировал Шу Цзюньцзе, но было уже поздно.       В мгновение ока распахнув дверь, Шу Юйлун выскочил наружу, едва успев до того, как всё польётся наружу. Упав на четвереньки, он выпустил из себя всё, что мог. Хотя в его желудке давным-давно было пусто, он всё равно не мог остановиться. Казалось, вот-вот наружу повываливаются внутренние органы.       — Нельзя!.. — выкрикнул его дядя, выбежав следом, но повозку уже заполнило зловонием болота. Вокруг было холодно и влажно, воняло сыростью и чем-то давно сгнившим. Будто неподалеку разлагался чей-то старый труп. А самое ужасное было в том, что это зловоние было ещё и ядовитым.       Дан Дай, прикрыв нос рукой, вышел следом, когда Западный Генерал уже опустился к своему племяннику и успокаивающе гладил того по спине, помогая очиститься. Хуан И тяжело вздохнул, предпочтя остаться внутри. Хоть кошмары вновь настигнут его совсем скоро, но здесь он, по крайней мере, не сможет убежать. Размышляя об этом, он прикрыл дверь. Чунцин, уперев руки в бока, осмотрел новую местность, но она в самом деле напоминала простое, мрачное болото. Дракон позади повозки пытался своими силами вытянуть повозку из ямы. Даже принял для того своё истинное обличие, пихая повозку мощными лапами, а лошади были ему помощниками. Но и их сил, по-видимому, не хватало — накрепко застрявшее колесо оставалось неподвижным.       — Давай-ка и я помогу, — решил Дан Дай, подойдя ближе. Он уже собирался схватиться за карету следом за кучером, как его руки прошли сквозь неё. В шоке он едва не свалился на землю, а карета вдруг исчезла. Вокруг вдруг потемнело, и мерзкий запах чудом пропал. Оставшись в темном пространстве, Второй Генерал почесал свою голову.       «Неужели уже уснул?» — пронеслась мысль в его голове, а по ноге неспеша поползло что-то склизкое…       Шу Цзюньцзе тоже не заметил, как стал проваливаться в сон. Однако, бывая ни раз в этих местах, привыкнув к ним и изучив до каждой мертвой травинки, он мог спокойно оставаться в сознании, пусть и в полудрёме. Едва успев поймать Шу Юйлуна так, чтобы тот не угодил в собственные отходы, Западный Генерал уложил его на чистую траву. Хотелось бы самостоятельно донести его до кареты и уложить внутри, но, к сожалению, оттуда уже доносились крики и ругань. Восточного Генерала тоже настигли знакомые галлюцинации. Более того… они настигли и Шу Цзюньцзе.       Вновь возвращаясь к тому, что в этих гадких болотах бывал он ни раз, может также сказать, что к собственным видениям он выработал привычку. Свои страхи он научился переживать и не позволил запугивать собственный разум. Он уже пережил полный распад империи. Он пережил собственный позор перед Его Императорским Величеством. Он пережил изгнание, презрение, и тысячу смертей. Как бы это место не стремилось проникнуть в дебри его души, вытянуть оттуда самые ужасные кошмары, вновь и вновь оно терпело неудачу, пока останавливалось на одном-единственном, повторяющимся из раза в раз.       Раздражённый, Шу Цзюньцзе нахмурился и повернулся к стоящему поодаль мёртвому дереву. За ним он заметил кончик хвоста с небольшой погремушкой, прямо как у него.       — Перестань прятаться.       Стоило ему шикнуть на прячущуюся, и она тут же вышла из своего укрытия. Это была гуньян, с гладкой смуглой кожей, круглым лицом и утончённым, красивым носом. Чёрные волосы были собраны в тугой хвост на затылке и украшены фамильной заколкой. В её змеиных зрачках играла тихая насмешка, а губы сами собой приподнимались в улыбке, создавая на щеках маленькие ямочки. Её рога были в точности такими, какие имел Шу Цзюньцзе, разве что на цунь короче. Её руки были скрыты под перчатками из тончайшей парчи, а края одеяний отделаны мехом. Юную девицу, лишь завидев, хотелось окрестить «юной госпожой», но почтенный советник запада не повёлся на её вид.       — Как ты быстро меня раскусил. Хоть что-то у тебя получается хорошо, — обведя его кругом, гуньян вильнула длинным белым хвостом. Шу Цзюньцзе лишь поморщил нос.       — Сколько ещё раз я буду видеть тебя здесь? Что скажет мне чангуй на этот раз?       — Брось. Неужели ты не скучал по своей любимой сестрице? — чангуй попыталась обнять его за плечи, но он быстро сбросил её руки прочь.       — Не зовись ей. Моей сестры давно уже нет.       — Как же, нет? Дорогой старший брат, я ведь перед тобой, смотри! — вскрикнула девушка, и обида на её лице сменилась неестественно-широкой улыбкой. — Ты бы не хотел, чтобы она была ещё жива, не так ли? Она была умнее тебя, способнее, красивее… А тебя ни во что не ставили.       — Мы всегда были на равных. Это она считала себя выше других, — напомнил Шу Цзюньцзе, скорее себе, чем бессмысленному видению. Чангуй снова закружилась вокруг него.       — Неужели? А помнишь, как ты назвал меня потаскухой, когда узнал, что я связалась с северным мужчиной?       — Это были родители. Я никогда такого не говорил.       — Но ты об этом думал! — когда она закричала, кончик её хвоста стал трястись и шипеть. — Помнишь, как ты радовался, когда семья отреклась от меня? Меня выгнали на улицу, как собаку! А ты наблюдал за этим и улыбался про себя!       — Она сама решила сбежать, — парировал Шу Цзюньцзе, устало вздохнув, — Я лично проводил её до границы и дал достаточно лян золота на первое время. Я никогда не относился к своей мэй-мэй плохо. Разве моя вина, что она никогда не умела обращаться с деньгами?       Чангуй засмеялась. Только это она услышать и ждала. Вокруг давно уже потемнело, и в пустом пространстве остались лишь они двое, окружённые пустотой.       — Это правда. И всё-таки… Я почему-то всё ещё здесь.       Глаза у видения поблекли, из живых став стеклянными, а по щекам потекли алые реки слёз. Пятнами на её шее проявились синяки, а всё тело мигом покрылось язвами.       — Я ведь действительно не она. Твоя настоящая сестра мертва. Тебе не за чем оправдываться, ведь твоя мэй-мэй никогда не узнает правды. Представляешь ли ты, как она плакала, думая, что этот мир несправедлив к ней? Как она страдала на краю севера, в холоде и голоде. Её медленно пожирали болезни, а этот глупый северянин к тому моменту давно уже от них сгинул. Потеряла семью, потеряла возлюбленного, и себя саму она тоже потеряла. Только и успела, что выносить первенца и вытолкнуть его из себя перед дверью родительского дома. Конечно, ты ведь тогда не знал, что она так внезапно вернётся… Но именно в этот вечер ты решил задержаться во дворце, ублюдок!       Не выдержав, Шу Цзюньцзе отвесил чангуй пощёчину. В глазах его не было страха, только злость и презрение.       — Не смей выражаться её ртом. Ей стоило поступиться собственной гордостью. Родители готовы были принять её, если бы только она отреклась от этой северной собаки. В её упрямстве я не виновен! Как смеешь ты называть меня ублюдком, когда я сам вырастил её сына?!       Сказав это, Шу Цзюньцзе гордо приподнял подбородок. С презрением он оглядел ошарашенное видение, на щеке которого отражались теперь следы его когтей. Улыбка пропала с девичьего лица… Лишь на мгновение. Чангуй истерично рассмеялась и совсем уж потеряла человеческий облик.       — А-ха-ха-ха-ха! Я поняла, поняла! Таким достопочтенного советника не тронуть! Бесстрашный и гордый гунцзы! Он предпочитает обманывать себя до последнего! Позволь же мне попробовать кое-что другое…       В широком оскале она поклонилась ему, не сводя ни на мгновение глаз, и пространство вокруг преобразилось в просторную тёмную комнату. Шу Цзюньцзе вдруг понял, что позволил провалить себя в сон. Его кожа покрылась испариной, а внутри желудок неприятно скрутило. Это место он знал прекрасно. За окном тихо свистел ветер, а вокруг были небрежно разбросаны свитки и бумаги. Среди них же валялись смятые пелёнки, и куча изжёванных игрушек. Эта комната никак не могла вызвать страх, но сердце Шу Цзюньцзе мигом рухнуло под землю. С ненавистью и ужасом он уставился на весёлую гуньян.       — Ты не посмеешь… — прошипел он, дрожа от злости, но чангуй уже исчезла, будто никогда её и не было. Только широкий рот, полный острых зубов, остался висеть в воздухе, ехидно посмеиваясь.       — Удачи тебе справиться с ним снова, бесстрашный братец!       Сказав это, пропал и её рот. Эхом по комнате раздался детский рёв, такой громкий, что закладывало уши.       — У-а-а-а! У-а-а-а-а-а!       По спине Шу Цзюньцзе прошли мурашки, но рефлекторно он кинулся к колыбели позади, будто и не забывал, где она стояла две сотни лет тому назад. Деревянные её края были погрызены, а маленький мальчик, сидящий среди подушек, кусал собственный маленький хвост и заливался слезами. Завидев Шу Цзюньцзе, он вовсе не успокоился, а стал рыдать ещё громче, протягивая к нему маленькие искусанные руки.       Дракону показалось, что из ушей вот-вот хлынет кровь. Рвано вздохнув, он стал в панике осматривать комнату, выискивая вокруг хоть что-то целое. И взгляд его вдруг упал на стоящее поодаль зеркало. Там не было величественного советника, почтенного Западного Генерала. Его образ не был ни утончённым, ни изящным, ни даже попросту красивым. Чёрные длинные волосы соломой разлетелись по лицу. Щёки его впали, а черные мешки под глазами умоляли о сне. Руки Шу Цзюньцзе тоже были все искусаны, так сильно, что местами ещё виднелась запёкшаяся кровь.       О нет, это не был Западный Генерал. Это был изнурённый, уставший родитель, который никогда не желал детей, и никак не мог знать, как тяжело в одиночку растить полукровку.       Шу Цзюньцзе пережил много ужасных вещей. Он пережил смерть сестры. Он пережил начало войны и её конец. Он пережил постыдное заключение и бесконечное множество опасностей… Но вот, он позволил запереть себя в единственном кошмаре, воспоминание о котором вводило его в ужас.       Время, когда у маленького Юйлуна резались зубы.       Время во сне эфемерно, оно течёт незаметно, за одну сгоревшую палочку благовония может пройти целый год. Но впереди было целых семь. Семь лет бессонных ночей, горьких детских рыданий и расшатанных напрочь нервов…       «Ненавижу это проклятое болото!!!» — в отчаянии подумал Шу Цзюньцзе, долбясь головой о край колыбели.       С другой стороны, сидя внутри повозки, Хуан И, что только-только пережил нападение Кайминшоу, теперь сидел за столом на прежнем своём месте, в Восточном Море, и, довольный, перебирал пустые склянки для зелий.       «Неужели в самом деле надо мной решили сжалиться?» — благоговейно подумал он, и решил, что кошмарные видения наконец оставили его в покое, а остаток сна можно было просто погрузиться в приятные воспоминания, и, как раньше, затворничать.       После полувека в тесной тёмной комнатушке Цветочного Дворца, наполненной едкими запахами, пылью и кучами различных запчастей, былая зала выглядела как настоящий дворец. И, хоть рядом с А-Сюанем всё же было уютнее — в каком-то смысле даже роднее — здесь господин Хуан имел безграничные возможности и простор для своих экспериментов. Об этом он мечтал с тех пор, как ему исполнилось всего семьдесят лет, и эта мечта никогда не покидала его сердце, и не покинет даже через тысячу перерождений.       Будучи прилежным, выдающимся учеником, он, как и многие, мечтал стать учёным при императорском дворе, и был бесконечно счастлив, когда такая огромная удача снизошла на него. Когда юный господин Хуан вошёл в императорский дворец, он мог получить в свои руки всё, что только пожелал бы. Редчайшая волшебная трава? Уже под рукой. Перо мифической птицы? Пожалуйста! Даже волос с головы его высочества! Он был такой длинный, мягкий и белоснежный, что Хуан И тайно мечтал сплести из него браслет, чтобы повязать им запястье на удачу. И ведь он в самом деле мог её получить: Его Высочество пообещал дать ему целую прядь, если только он сможет создать пилюлю, дарующую бессмертие. И, хоть этого у него так и не вышло — война пришла слишком нежданно — теперь он рад был, хотя бы во сне может вспомнить те времена.       С лёгкой улыбкой он принялся перебирать ингредиенты… Пока ширму в его обитель не распахнули.       От неожиданности Хуан И подскочил на месте.       — Ч-что?!       Он обернулся назад, схватившись за стул, чтобы не упасть. В дверях стояли двое слуг. Вид у них был весьма знакомый, хоть придворный учёный не славился памятью на имена. Но эти двое будто плотно засели где-то на затворках его сознания. Хватило всего одной фразы, чтобы вспомнить, почему.       — Его Высочество Несравненная Красота требует вашего немедленного визита, — сказал третий вошедший.       Увидев знакомую ехидную ухмылку, Хуан И поморщил нос, а уголки его губ отяжелели и упали вниз. Ань Сянь, за столько лет вовсе не изменившийся, обмахивал себя веером, разодетый в воздушные шёлковые одеяния востока. Его слова дошли до господина Хуана не сразу, однако, как только тот понял, к чему всё идёт, то вскочил с места. Его сердце забарабанило в ушах. Цилинь схватил первую попавшуюся колбу, разбил ее о край стола и выставил перед собой.       — Нет! Не позволю! Уж во сне-то я точно никуда не пойду!       — О чём ты говоришь, тунши? Это прямой приказ! Если откажешься, то потеряешь голову, — Ань Сянь поморщил свой лоб, но, поняв, что сопротивление неизбежно, махнул двум слугам рукой и приказал сам. — Схватите его.       «Даже во сне та ещё гадюка!» — подумал про себя Хуан И, пытаясь отбиться от двух мужчин, что невообразимо ловко сумели окружить его вдвоём.       — Ни за что! Не позволю! Оставьте меня хотя бы здесь! Ни за что я не стану переживать этого снова!       Хуан И не стеснялся кричать, отбивая своё право на спокойный сон, но кошмары, властвующие на Эмэн не первое тысячелетие, вмешались с невообразимой лёгкостью. Разбитая колба по волшебству исчезла из руки Хуан И, он, оторопев, позволил себя схватить. С силой заведя за спину его руки, двое слуг повели брыкающегося учёного на верную погибель. И всё равно, Хуан И продолжал свою браваду:       — Пусть так… Ведите меня! Но я так просто не дамся! Я откажу! Ни за что я не стану генералом снова!       Он кричал, возмущался и пытался бодаться, но про себя, увы, уже понимал, что бой проигран. Как только он увидит Его Высочество, то его ноги тут же станут ватными. И снова он, плача про себя, промямлит робкое согласие, не найдя смелости возразить своему повелителю…       «Плакали мои опыты…» — всхлипнул мысленно Хуан И, чувствуя, что колени уже начинают подкашиваться. Злорадно смеялись кошмары, упиваясь его терзаниями.       Они же, копошась в голове Второго Генерала, не находили себе места, взбешённые его бесстрашием.       Редко на болота Эмэн можно было заманить человека, но как легко было его утомить, и как легко было довести до ужаса. Но с этим что-то явно было не так. Каких бы монстров не насылали с ним бороться, он побеждал всех с одного удара и долго, утробно смеялся. Сначала это был козёл-людоед, после — рогатая птица, вопящая хуже младенца, а потом — смертоносная змея, весом в целых тысячу цзинь… от последней он даже не постеснялся откусить кусок плоти! И, не жуя, проглотил его!!!       Возможно ли было испугать сам ужас? Может быть. Но довести его до бешенства у Чунцина получилось отлично. Даже когда его погружали в самые неприятные и страшные воспоминания глубоко в душе, он продолжал веселиться. Дан Дай не боролся за власть над собственными грёзами. Он знал, что его сны целиком и полностью — его. В отчаянии кошмарные видения было вынуждены идти на самые грязные приёмы.       Кувыркаясь в постели со знакомой девицей лазурного дома, Второй Генерал, весь зардевшийся и возбуждённый, подлез меж нежных девичьих бёдер, белых как высшего сорта нефрит, и любуясь её круглым улыбчивым личиком… замер. Возбуждение покинуло его тело. Внизу ни с того ни с сего всё обмякло. Даже юная сестрица, заглянув туда, огорчённо вздохнула.       — Выходит, слухи не врали? Гэгэ в самом деле бессилен на ложе…       Последнее слово иглой кольнуло сердце Дан Дай. Но кто он, такой, чтобы дать такому себя обмануть? Он может потерять обе руки, ноги или голову, но мужскую силу он потеряет только если ему оторвут член! Ни на секунду не поверив в глупой сцене, он широко улыбнулся и подхватил девицу за ноги.       — Какая разница? Мужчина я или нет, если не вознесу тебя до небес?       С этими словами он приник к её жемчужине губами…       И коснулся ими каменной стены. Видение вмиг сменилось на новое, и вместо уютной комнаты любимого лазурного дома перед Вторым Генералом предстал длинный коридор.       — Куда так торопиться? От таких резких перемен и утомиться можно, — пожаловался, усмехаясь, Дан Дай, неспешно шагая вдоль коридора и осматривая его.       Светлые, почти белоснежные стены, вымощенные блестящим золотом, бесконечные узоры, тянущиеся по ним сверкающими белыми цветами, мраморный пол, бесшумный даже под каблуками сапогов… Солнечные зайчики, словно игривые духи, танцевали по стенам, однако за длинными высокими окнами царил густой туман. Никакого солнца. Словно это место парило среди облаков. А внизу, под этим туманным полотном, раздавались отголоски криков и звон оружия, напоминания о прошлом. О том времени, которое Дан Дай отчаянно пытался забыть.       Потому ликовали видения, наконец попавшие в точку. Спустя тысячу тщетных попыток, в глубоком море удалось им найти каплю яда, что отравляла Дан Даю душу.       И он, поняв это вслед за ними, потерял свою ухмылку. Во рту медленно стало пересыхать, а шея и лоб покрылись росинками пота. Тем не менее, он шёл вперёд по коридору, до единственной двери, что была впереди. Время совсем как в тот день: неощутимо. Бесконечный путь в тысячу ступеней он преодолел не моргнув, и массивные двери, слепящие своим светом, распахнулись перед ним как врата на небеса. Дан Дай почувствовал слабость в своих ногах. Прямо как тогда, ему показалось, что его душа покинула тело.       Три шага. Ровно столько он сделал в тот день. Ровно столько он сделал сейчас. И замер, взглянув вперёд, на стоящий впереди силуэт. Стоящий у самого трона, спиной к нему.       Его глаза распахнулись. Осознание настигло его окончательно, и сердце забарабанило в ушах.       Это был он. С волосами, белыми, как первый снег, каскадом струящимися почти до пола. В одеяниях, неподвластных времени, окутывающих его словно облака, тянувшиеся по зеркальному полу тронного зала. С тонкими, грациозно изогнутыми назад рогами, украшенными кроваво-красными узорами, любовно расцелованными природой. Будто он — не человек и не дракон. Яркая звезда, снизошедшая с небес во всём своём великолепии, чтобы осветить этот мир. Совсем недавно лёгкие наполнял запах крови, грязи и пота. Теперь вокруг пахло сладко, как пахло поздней весной. Как пахли цветущие бутоны и полузрелые сладкие плоды. Как пахла пыльца и чистая речка, как пахла свежая трава.       Ноги взмолились скорее преклониться, но Дан Дай этого не сделал. В тот раз он был слишком удивлён. В этот раз — слишком напуган.       — Вы пришли убить меня? — эхом голос раздался по зале, словно целый хор. Неспеша он развернулся, встретив человека лицом к лицу.       Сердце билось так, будто сейчас разорвётся. Дан Дай забыл, как дышать.       Красные глаза пронзили его душу. Всё вокруг перестало иметь значение. Туман окутал его с головой, позволяя смотреть только на него. Эти глаза завораживали. Они увлекли его, как и тогда. Они, подчинив его волю, снова и снова повторяли его губами «прекрасный»…       «Они узнают.»       Голову сдавило в тиски. Схватившись за волосы Дан Дай упал на пол, и зажмурился. Собственный голос закопошился в его голове, но это точно говорил не он. Это был не его страх. Это были не его мысли. Это всё было не по-настоящему…       Вдыхая душистый воздух, словно яд, генерал вдруг почувствовал боль в животе и бронхах. Как будто что-то лезло наружу. По телу прошлась волна ужасающей боли, а к горлу поступило нечто мерзкое и начало подниматься по нему, не позволяя дышать. Мучительно зазвенело в ушах. Рвотный рефлекс стал пронизывать организм раз за разом. Горло судорожно пыталось выплюнуть изнутри помеху. Каждая попытка встать или вдохнуть отдавалась сильной болью в теле. Глаза Дан Дая намокли. Невыносимая мука, на которую бесстрастно смотрел он, возвышаясь над простым смертным, лишь сильнее угнетали сознание. Набатом три слова повторялись в больной голове.       Узнают… Узнают… Узнают…       То, что было в горле, добралось до рта, и вывалилось из тела с мерзким хлюпаньем. Что-то упало прямиком к подолам белоснежных бесшовных одежд, и, всмотревшись в кусок этого отвратительного кровавого месива, Дан Дай окаменел. От страха он выплюнул собственный желудок.       От конечного безумия его спасла хлёсткая пощёчина. Бешеным глотком Дан Дай наполнил лёгкие воздухом и широко распахнул глаза. Вместо видения его встретил недовольный Шу Цзюньцзе. Убедившись, что Второй Генерал в сознании, он посмотрел на Хуан И.       — Что я говорил? Давно надо было так сделать.       Тот кивнул, всё ещё держась за больную голову руками. Вид его был ничуть не лучше, чем у Второго Генерала. Вокруг больше не было бесконечного белого зала, и сладкий аромат не дразнил лёгкие. И органы все были на месте. И всё же, Дан Дай продолжал чувствовать, как болит сердце, которое едва не разорвалось.       — Где мы? Это снова сон?       — К счастью, нет, — отозвался Шу Цзюньцзе, поглаживая по голове племянника, что вновь спал на его коленях. — Господин кучер, спасибо ему большое, вытолкнул повозку из ямы и своими силами затащил нас всех обратно. Сейчас мы понемногу догоняем остальной экипаж.       — И… давно мы едем?       — Достаточно. Эмэн уже остался позади.       За весь день это было самой радостной новостью для Второго Генерала. С облегчением он выдохнул и откинулся назад, отвернув голову к окну, и только невзначай спросил:       — Я говорил что-нибудь во сне?       — Если бы вы что-то говорили во сне, господин Дан, я бы не держался так долго, чтобы вылепить вам пощёчину.       Нахмурившись, Шу Цзюньцзе достал веер и прикрыл им своё недовольство. Его голова до сих пор раскалывалась от бесконечного плача, когда в полудрёме руки Шу Юйлуна коснулись его лица.       — Дядя… это ты?       — Кто ещё это может быть?       — Дядя, мне снился такой отвратительный сон, — пожаловался он, прижимаясь к чужим подолам сильнее, чувствуя вновь поднимающуюся тошноту. — Будто я снова стал маленьким и у меня резались зубки…       — Ты… Лучше молчи…       Дан Дай не сводил глаз с окна, где больше не было трясины и корявых тёмных пней. Там не было тёмных облаков и старой, мёртвой травы. Мир за пределами кареты начинал потихоньку оживать, а это значило, что совсем скоро они доберутся до северо-восточного берега и зайдут на корабль. Северное Море наконец-то останется позади. И всё же… Теперь второй генерал не знал, как себя успокоить. Отголосок прошлого не давал ему расслабиться с того момента, как они покинули Крепость Непокорства.       С того самого дня, когда достопочтенный Восточный Генерал принёс им весть о снисхождении Его Высочества Принца Восточного Моря, Чжэньсянь Шэня… Лишь двое уже знали правду — он и северный принц.       Тогда, стоило только закончиться напряжённым переговорам, Его Высочество Ван Бохай выследил его, не теряя ни секунды. Он поймал его, одиноко идущего в свои покои, до стука зубов напряжённого, и насильно затянул в тронный зал, заперев все входы и выходы. Две пары зелёных глаз сверкали бешеным огнём. Дан Дай не боялся их, как не боялся зубов и когтей, и того факта, что его как бедную мышь зажали в угол. И всё равно он был неспокоен. Смотреть Ван Бохаю в лицо было непосильно.       — Ты, ублюдок… Ты всё мне расскажешь!       Северный принц навис над ним, не позволяя отступить, и оскалился. Его хвост метался туда-сюда, разгоняя по полу грязь, а на лбу и руках выступили жилки. но за всей этой напускной опасностью Второй Генерал отчего-то узнал знакомую ему тревогу. Прокрутив вопросы на языке, Ван Бохай неспеша произнёс каждый:       — Что случилось во время завоевания Восточного Моря? Что произошло во время захвата Юньбао? Почему вдруг оказывается, что мой скверный младший братец жив?!       — Откуда мне знать?! — тут же вырвалось у Дан Дая, а во рту пересохло так, что захрипело горло. — Я сам удивлён не меньше! Я ничего не знаю об этом! Должно быть, он в самом деле вознёсся и…       — Лжец!       Треснули стены. Ван Бохай впился в камень так сильно, что они не выдержали напора. Каменная крошка посыпалась на пол, к их сапогам. Повисло напряжённое, долгое молчание. Человек и дракон смотрели друг на друга в упор, и пытались выяснить, кто же из них неправ. Но исход давно стал очевиден. Его Высочество растянулся в угрожающей улыбке.       — Быть может, думаешь, что я не знаю своего братца? Нет существа более испорченного, подлого и двуличного во всей поднебесной. Честному пути совершенствования он предпочёл бы подняться на небеса по головам. И в самом деле ты думаешь, будто я поверю, как последний дурак, что он смог вознестись? Где эта тварь прячется?!       Ван Бохай перешёл на рык, и Второй Генерал, вжавшись в стену, стиснул зубы. То, что он выстраивал кирпичик за кирпичиком, рухнуло под гнётом урагана.       — Чего ты хочешь? — обречённо спросил он. Слова Ван Бохая его не удивили.       — Мне нужна правда. А тебе — жизнь.       И Дан Дай, загнанный в угол и обречённый, взяв себя в руки, слез со спины голодного тигра.       — Хорошо. Я расскажу тебе всё… Но только если ты на крови поклянешься мне молчать. Как молчу я с того самого дня.       И, даже если после о своём решении он очень сильно пожалел… Это было уже после.