Исправление генерала

      — Юный господин, если вы будете столько сидеть у окна, то снова простынете.       Голос регента был мягок, но строг. За окном запускали уже сотые фейерверки, и ночное небо окрашивалось в яркие цвета снова и снова, отражались в бесконечных водах, в них же и оседали. Но мальчику, упорно стоящему на цыпочках, на них было всё равно. Он смотрел в самый-самый низ, на главные ворота. Но даже вдалеке, на горизонте, никого не было видно.       Целый месяц он упорно стоял на этом месте, в нетерпении ожидая одного-единственного гостя. Дни тянулись мучительно долго. Его заставляли учить скучные книги наизусть и тренироваться во всякой ерунде, пока не заболят руки и ноги, но маленький принц был уверен, что это совсем скоро кончится. Ему вот-вот исполнится сто один год. Дагэ обязательно придёт к нему, чтобы отпраздновать. Он принесёт много подарков, как делал это каждый год, и не даст больше мучать своего младшего брата.       — Он обязательно придёт! — уверил Ван Цайхун, растирая красные глаза. — У него ещё остался целый час. Он обязательно придёт ко мне…       Ань Сянь тяжело вздохнул, хмуря брови, и сам подошёл к окну. Как он и ожидал — никого там не было. Сегодня они не ждали гостей, хоть Его Высочество продолжает повторять одно и то же целый день, словно молитву. Но А-Хун — просто ребёнок, наивный и прилипчивый. Он будет ждать до тех пор, пока его не пнут подальше. Тогда-то все его надежды рассыпятся в прах.       — Ваше Высочество, вы ведь уже не маленький, — напоминает ему Ань Сянь, положив руку на маленькое плечо. — Вы знаете, что он правитель больших и суровых земель. Он очень занятой и не может позволить себе явиться по первой вашей прихоти.       — Но он всегда приходил на мой день рождения! Всегда! — возразил мальчик. Его голос был переполнен обидой, и у бедного регента даже немного дрогнуло сердце. Но он помотал головой. Продолжая поглаживать мальчика по спине, он сидел и ожидал, пока тот расстанется со своими иллюзиями. Но Ван Цайхун не желал этого делать. Он верил, что дагэ не бросит его.       Только он один никогда не забывал про этот день. Третий старший брат только отправлял ему подарки и поздравительное письмо, а второй никогда даже не поздравлял с этим днём. Только дагэ всегда устраивал настоящий праздник. Это ведь он велел, чтобы каждый год в это время запускали фейерверки. И они обещали друг другу, что обязательно будут смотреть на них вместе каждый год.       «Ты даже не заметишь, как вырастешь,» — дагэ сказал это так уверенно, что маленький Ван Цайхун поверил ему бесспорно. Но Ван Цайхун повзрослел ровно в сто один год. Этот день он никогда не забудет.       Ещё час он стоял на цыпочках, пока не заболели ножки. Ещё ночь он захлёбывался в слезах, прижатый к своему регенту, снова и снова слушая одно и то же: что он уже не ребёнок. Никто не будет его опекать, никто не будет возиться с ним, и его брат больше не придёт навестить его. Теперь он должен полагаться только на себя и своего советника… Но надежда принца из пепла готова была возродиться фениксом в любой момент. Нужен был лишь повод. Маленький, маленький повод…       Каждый год в Хайсине, столице Южного Моря, запускали яркие фейерверки, и принц смотрел на них из окна, поглядывая на вечно закрытые ворота.       После того, как Его Высочеству Ван Цайхуну исполнилось сто лет, его старший брат больше никогда его не навещал.

‿︵‿︵୨˚୧ ☽ °❀° ☾ ୨˚୧‿︵‿︵

      Крохотная капля пота скатилась по высокому светлому лбу, и Шайбэй осторожно стёр её рукавом. Сердце у Шайбэя в груди напоминало дятловый стук. Чтобы успокоиться, он старался сосредоточиться на дыхании: делать долгие глубокие вдохи и выдыхать через нос. Но это не помогало. Колени под подолами немного дрожали, а ещё крутило живот. Принц держал руки в плотном замке, переминая собственные пальцы. Ладони уже вспотели.       За всё время, что он пробыл во Дворце непокорства, он видел брата почти каждый день. В одинокой комнате на самой вершине северный принц навещал его как только перепадала свободная минута. Но сегодня всё было иначе… Шайбэй сам шёл в его покои. Шаг за шагом он преодолевал тёмный коридор.       В этой части дворца он ещё не бывал. Хоть мрачные тёмные коридоры везде казались ему одинаковыми, но в этом он чувствовал себя особенно некомфортно. Быть может от того, что здесь было холоднее, чем в других частях дворца, или потому, что страх требовал развернуться, посылая в голову не самые приятные картины… Но разворачиваться было нельзя. Брат уже ожидал его.       Тучи вернулись на небо вчерашней ночью, и сегодня вновь наступили холода. От сырости по спине шли мурашки. Грела лишь мысль о том, что уже завтра они покинут это проклятое место и вернутся, наконец, в Чуйлю. Вот только, размышляя над этим, Шайбэй вдруг осознал, что если уедет вот так, не попрощавшись с братом, то может больше никогда его не увидеть. Переполненный переживаниями, и снабжённый поддержкой господина, который уверил его, что с дагэ надо обязательно помириться, он попросил Няо Лэйфу о помощи. А тот, в свою очередь, чуть позже передал, что северный принц уже ожидает в своих покоях.       «В покоях…» — повторил про себя Шайбэй, нервно икнув. Он никогда ещё там не бывал. В детстве Ван Бохай бывал в его спальне так часто, что смог воспроизвести её копию до мелочей, а маленькому Ван Цайхуну оставалось только гадать, как же выглядит комната дагэ, и мечтать в ней однажды побывать. Мечта, к сожалению, сбылась.       Стены коридора были украшены золотыми узорами и изображениями свирепых драконов, а воздух наполнен ароматом диких трав. Было слышно, как вдалеке журчит вода и гремит гром. Мягкий ковёр, расстеленный вдоль коридора, был уже весь измят и потоптан, яркие краски на нём потускнели. В этой части дворца всё было будто ещё более сырым и серым, совсем как в темнице. Почему северный принц не хочет жить в более… приятных условиях, Шайбэй не понимал. Но и винить его за это не мог, сам предпочёвший короне простую метёлку.       Вспоминая про метёлку, Шайбэй про себя заметил, что вокруг в самом деле не прошмыгнуло ни одного слуги. Как и сказал верховный советник, сюда им вход воспретили, до тех пор, пока Его Высочество лично не прикажет прийти.       «Обычно это бывает очень редко, когда выносить пыль и грязь становится уж совсем невозможно,» — по секрету поделилась с южным принцем одна из горничных, которую он смог разговорить. Благодаря ей он узнал, что сегодня как раз был такой редкий день, и Его Высочество приказал как можно быстрее привести его покои в надлежащий вид. Маленькая искра надежды мелькнула у Шайбэя внутри, и тут же погасла, как огонёк в тихом море.       Впереди его ждала одна единственная тёмная дверь, которой кончался коридор. Она была высокой и массивной, почти в три раза его больше, а резьба повторяла точь-в-точь портрет Его Высочества, тот самый, что выгравирован был на стенах Сюн Лунмэня. Даже на изображениях старшего брата Шайбэй ощущал его давящий взгляд, хоть и не мог его разглядеть. Сердце не находило себе покоя. Приходилось бороться с желанием развернуться и потопать назад, пока ещё не поздно. Прикусив себя за щеку, Шайбэй сделал глубокий вдох. За ним — выдох. Ещё раз, вдох и выдох… Дрожащей рукой он постучал по дереву.       «…»       Ответа не последовало. Но прежде, чем Шайбэй успел расстроиться, с тихим скрипом двери приоткрылись, сами по себе. Взяв себя в руки, он осторожно вошёл в чужие покои. Вокруг было… темно. И, к тому же, очень просторно, будто в огромной зале.       Шайбэй очень жалел что не может рассмотреть эту комнату чётко, но ему хватило уже очертаний: стоящей поодаль большой кровати, увешанной тёмным балдахином, высоких-высоких полок, уставленных склянками и травами, сундуков, небрежно раскрытых, стоящих у стен статуй… Их поза казалась Шайбэю знакомой, но зрение его оставалось размытым.       Сам северный принц сидел у стены, на высокой скамье. В его покоях — Шайбэй заметил и это — стены были увешаны портретами, но главный из них висел впереди, занимая почти половину стены. Ничего, кроме этого портрета, на ней не было, будто специально его повесили, чтобы любоваться днями напролёт. Робкими шагами южный принц подходил всё ближе. Хвост Ван Бохая, тихо шурша, вилял по полу. Ни на секунду он не отводил взгляда от картины. Когда младший брат аккуратно присел рядом с ним, на самый край, он непроизвольно лишь дёрнул ушами.       — Здравствуй… — едва слышно пробормотал южный принц.       — Мгм.       В молчании они сидели, не смея сказать и слова. Тишину не прерывали даже звуки снаружи, будто эта комната изолирована от всего мира. Неловкость медленно сменялась напряжением, и Шайбэй, водя языком по нёбу, пытался придумать, как же начать разговор. Как подвести его, куда нужно. В голове его таился страх, что брат снова может уйти, но здравый смысл говорил, что этого не произойдёт. Его ведь уже позвали в комнату. Его согласились выслушать. Взяв себя в руке, Шайбэй тихо заговорил:       — Я… мы вчера выбирались в город. Ты знаешь?       — Мгм.       — Я хотел тебе сказать, но… Тебя нигде не было вчера. Извини, что вот так, не предупредив…       — Ничего.       … И вновь повисло молчание. Так бесстрастно и холодно южному принцу не отвечал даже Третий Генерал. Каждой слово Ван Бохая было похоже на острую стрелу. Здравый смысл отпустил поводья, позволяя Шайбэю поверить, что его брат действительно не хотел его видеть, а на встречу согласился из вежливости. Ведь он даже не смотрел на него. Ему было совсем не интересно разговаривать с каким-то предательским псом.       В груди у южного принца неприятно закололо. Нарастающий в горле ком развязал ему язык:       — Брат, ты не хочешь со мной говорить? Я не хотел тогда тебя… То есть, я хотел, но только потому, что иначе ты б-бы…       Он прикусил язык. Ван Бохай продолжал молчать. Слова, в голове гармоничные, в итоге превращались в непонятную мешанину. Он не знал, как себя оправдать. А хотел бы сейчас его уважаемый старший брат слушать какие-то глупые оправдания? Ему наверняка было противно даже сидеть рядом с человеческой собакой, не то, что слушать её. Ван Бохай не говорил ни слова, но Шайбэй и так знал, что тот думает. Что его младший брат — позор и разочарование, хуже грязи под его ногами. Та хоть знает своё место. Сдавшись в своих попытках, Шайбэй не заметил, как глаза наполнились влагой. Но плакать он не хотел. Слёзы — не удел тех, кто заслужил презрение.       — Даже если ты больше никогда не захочешь меня видеть, я приму это. Я это заслужил.       Шайбэй не знал, что ещё сказать. Он стал уверять себя, что так, наверное, к лучшему. Он больше не принц, а простой слуга, и в императорской семье ему не место. Все они для него — чужие, недосягаемые. Если никогда больше он не удивит своего брата, то так на самом деле будет лучше. Уверяя себя в этом и борясь с накатившей печалью, южный принц едва не пропустил момент, когда к нему подсели ближе.       Ван Бохай тяжело вздохнул.       — Разве я могу подобного захотеть?       Оторвав взгляд от картины, он наконец повернулся к младшему брату и осторожно протянул ему что-то. Шайбэй аккуратно взял вещь себе, ощупывая её, и сразу узнал на ощупь. Его очки…       Сердце Шайбэя забилось с новой силой. Происходящее напоминало сон. В недоумении он поднял голову на дагэ, но уже успел отвернуться.       — Я случайно их нашёл и… починил немного, — пояснил он, а после достал следом и ожерелье. — Это я тоже починил.       Хрупкий зелёный камень на тонкой цепочке лёг Шайбэй во вторую ладонь. Приоткрыв рот он смотрел то на него, то на очки, то на брата. Осознав, наконец, что тот сделал, южный принц совсем растерялся. У него задрожали поджатые губы.       — Почему?       — Что значит, почему? Я ведь обещал починить. — Ван Бохай нахмурился и скрестил руки. Но слов благодарности он не ждал. К тому же, он их и не слышал. Сжимая в руках возвращённые, дорогие сердцу вещи, Шайбэй не мог поверить, что они в самом деле настоящие. Что их в самом деле вернул его дорогой старший брат. Он никогда не прощал предательств. Никогда не прощал унижения. А Шайбэй, унизив его, заставил перед всем северным народом встать на колени… Происходящее было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.       — Я не думал, что после того, что произошло на площади, ты в самом деле… — он снова попробовал объясниться, но прервал себя на полуслове. Судорожный вздох сорвался с его губ. — Я столько плохого тебе наговорил. Так унизил тебя перед всеми. Разве достоин я теперь такой доброты от тебя? Я совсем её не заслуживаю.       — Я сам унизил себя перед ними, когда отказался двадцать лет назад нападать на людей, — уверил его Ван Бохай без тени сомнения. — Ты лишь сделал то, что они давно желали — плюнул мне в лицо.       Слушая его, южный принц сморгнул влагу с глаз. В словах дагэ была некоторая логика, но Шайбэй не мог только из-за этого поверить, что его простили.       — И всё же, я не должен был…       — Ты жалеешь о том, что сделал? — Ван Бохай перебил его.       — Нет. Я спас господина, я не могу об этом жалеть.       Шайбэй ответил не думая. При слове «господин» у северного принца лицо перекосилось так, будто он съел дольку лимона. Одно упоминание этой собаки в своей выводило его из себя. Его младший брат, однако, не мог разглядеть его лица. Он, поколебавшись, продолжил:       — Я жалею только о том, что не уследил за собой. Я будто сам не понимал, что делаю и говорю. Если честно, я правда… Правда думал, что после этого ты даже видеть меня не захочешь.       — Разве я тогда не преклонился перед тобой? — Ван Бохай подсел ещё чуть ближе, ровно настолько, насколько это можно было сделать, не касаясь. — Как могла у тебя появиться такая глупая мысль?       Шайбэй не знал, что ему ответить. Он понурил голову и упёрся глазами в пол. Очки всё ещё лежали в его руке, но он не спешил их надевать. Тогда северный принц наклонился чуть ближе и, осторожно взяв обратно починенное ожерелье, надел его на чужую шею. Он очень постарался, чтобы не задеть ни волоска.       — Знает ли Шэн-мэй, почему этот брат двадцать лет назад не напал на людей?       — Не знаю, — честно ответил тот. Над этим вопросом он думал часто, но никогда не находил ответа. А он, оказывается, всегда был под носом.       — Потому что они пленили его главное сокровище. — признался Ван Бохай. — Я… очень боялся, что если только ступлю на землю людскую землю, то тебе тут же отрубят голову, и я не успею тебя спасти.       Южный принц опешил. Голос его брата теперь не казался холодным и грубым, а наоборот, был наполнен теплом. Дагэ был искренен в своих словах, и это удивляло вдвойне. Осторожно надев очки, Шайбэй неуверенно поднял взгляд… Картина оказалась ему более, чем знакома. В шоке он замер, рассматривая собственное детское лицо.       «Чего бы ты хотел на своё столетие?» — спросил когда-то давно Ван Бохай, и Шайбэй, не задумываясь, попросил, чтобы их запечатлели вместе на картине. Маленький он, держа в руках охапку морских цветов, в самом красивом своём наряде стоял прямо под цветущим персиковым деревом, и широко улыбался, а Его Высочество северный принц, скрестив руки на груди, стоял позади, словно второе дерево. Его рога запутались в ветках, а маленькие цветы попадали на одежду, будто его облепили бабочки. Шайбэй очень любил эту картину, но это… была не совсем она. Копия. Настоящая была в разы меньше и, к тому же, давно исчезла, уничтоженная людьми во время захвата.       Представив, что каждый день в своих покоях дагэ сидит здесь, всматриваясь в его детское лицо, вспоминая тот день раз за разом, Шайбэй покраснел. Чувства смешались внутри него в кучу, и он не знал, что с ними делать. В надежде на ответ он взглянул на брата…       Никогда он не видел на нём такого сожаления, как сейчас. Зрачки у Ван Бохая были расширены так, что его глаза казались черными. Они блестели от влаги даже в темноте.       Северный принц смотрел на своего драгоценного младшего брата со всей нежностью, на какую был способен, и, борясь с желанием уйти прочь, продолжал раскрывать своё сердце.       — Я жил с этим страхом каждый день. Всё это время я пытался понять, как забрать тебя. Я посылал солдат, войска, шпионов… Но никто так и не мог до тебя добраться. Мне всё ещё жаль, что я за эти двадцать лет так и не смог даже подобраться к тебе. Ничего не мог сделать, пока над тобой издевались. Если бы не Лэйфа, я бы сошёл с ума от горя. А теперь… вот в кого они тебя превратили.       Впервые в своей жизни южный принц увидел своего старшего брата в такой печали. Без тени сомнения он обнял его, повиснув на шее, и погладил по спине, чувствуя, как та напряглась. В его объятиях Ван Бохай замер статуей, не смея лишний раз вздохнуть. Шайбэй приник своей щекой к его, холодной и бледной, утешая.       — Брат, я тоже не виню тебя. Совсем-совсем. Эти двадцать лет прошли не так уж и плохо для меня, хоть в начале мне было и трудно.       Однако, немного подумав, Шайбэй всё же отстранился. Дагэ сейчас был с ним так открыт и честен, что нельзя было упустить шанса спросить у него что-то очень важное. Что-то, что гложило его ни одно десятилетие.       — Брат… Могу я спросить? — Шайбэй говорил со всей серьёзностью. — Ещё до моего пленения… Почему ты перестал ко мне приезжать? Ты больше никогда не навещал меня, не писал мне, даже видеть меня не хотел… Почему ты бросил меня одного? Я тогда сделал что-то не так?       Ван Бохай замер. Шайбэй был готов услышать любой ответ. Даже если бы он услышал «да», то пришлось бы это принять. За то время, что он провёл в своём дворце, наедине с собой, он уже перебрал все возможные варианты, но всё равно боялся, что они окажутся правдой. От ожидания у него перехватило дыхание. Но дагэ не спешил отвечать. В недоумении он смотрел на Шайбэя в ответ.       — О чём ты говоришь, Шэн-мэй? Твой старший брат рвался к тебе каждый день, а ты снова и снова в письмах повторял, что видеть меня не хочешь.       За то время, что он провёл в своём дворце, наедине с собой, Шайбэй уже перебрал все возможные варианты… кроме этого. От такого обвинения у южного принца глаза выкатились на лоб, а брови взлетели до потолка.       — Ч-что ты такое говоришь, дагэ? Как я мог такое писать?       — Но ведь писал! — повторил упрямо Ван Бохай. — Это ведь ты писал, чтобы я больше не приезжал, и чтобы даже не смел к тебе приближаться!       — Я не мог написать подобного — так же упрямо возразил Шайбэй. — Я никогда бы такого даже не подумал. Я ждал тебя каждый день! Каждый день! Мне было так одиноко там одному!       В тёмной, как ночь, комнате, повисла вдруг тишина. Широко распахнув глаза, два брата, два наследных принца, смотрели друг на друга так, будто только что узнали нечто очень важное, сыгравшее в их судьбе роковую роль.       — Твои письма всё ещё у меня! Можешь проверить сам! — выдал, в конце концов, Ван Бохай, и вскочил с места, махнув рукой. Ураган горячего воздуха зажёг факелы на стенах, и комната преобразилась, став светлее. Шайбэй встал с места следом, вместе с дагэ подойдя к одному из сундуков. Пока тот копался в нём, кажется, пытаясь добраться до самого дна, южный принц не мог не заметить, что он оттуда вытаскивает, раскидывая по сторонам.       В красивом, исписанном узорами светлом сундуке не оказалось ни единой вещи северного принца: он сплошь и полностью был наполнен тем, что принадлежало когда-то Ван Цайхуну. Вон полетели его детские наряды, за ними следом — его любимая шкатулка. Маленькое расшитое одеяло, потерянный когда-то платок, древняя погремушка… странный свёрток. Развернув его и увидев копну собственных светлых волос, Шайбэй свернул всё обратно. Он притворился, что никогда ничего не разворачивал.       Отведя взгляд от брата, копающегося среди вещей из прошлого, южный принц зацепился за статуи, которые стояли в комнате. Это тоже был он, однако удивление в третий раз испытать не удалось. Несколько нефритовых изваяний стояли в комнате. Одно копировало его совсем маленького, точно как на картине, стоящего с охапкой цветов. Второе, кажется, было сделано на его стосорокалетие: он стоял в официальной одежде, сложив рукава и прикрыв глаза. А третье было совсем свежим, в точности повторяющим Шайбэя сейчас. Остальные было сложно описать: хоть они и имели его лицо, но были будто прямиком взяты из чужой фантазии.       Говоря откровенно, вся эта комната больше напоминала хранилище, чем покои Его Высочества. Шайбэй в глубине души знал, что старший брат его любит… Верил в это, по крайней мере. Когда вспоминал, как тот был добр к нему в детстве. Но никогда он не думал, что его чувства настолько глубоки. Осознание мёдом растекалось по сердцу, заполняя в нём старые дыры.       — Вот! Ван Бохай наконец нашёл, что искал. С громким хлопком на маленький легла целая кипа писем. Все они были аккуратно распечатаны и сложены, и за столько лет ни капли не помялись.       Присев рядом с братом, Шайбэй сделал глубокий вдох. Он стал читать.

‿︵‿︵୨˚୧ ☽ °❀° ☾ ୨˚୧‿︵‿︵

      «Моему уважаемому старшему брату Ван Бохаю. Я надеюсь, что это письмо застанет тебя в добром здравии. Я пишу тебе сегодня, потому что хочу пожаловаться на нечто важное. Ты всегда смотришь на меня свысока и относишься ко мне неуважительно. То, что я самый младший принц, не значит, что я ниже или слабее тебя. Может, я и не такой сильный и храбрый, как ты, но у меня тоже есть свои таланты, и твое присутствие рядом не позволяет мне раскрыться как монарху. Я помню, как однажды ты публично высмеял меня за мои рожки, назвав их крошечными. Твои слова тогда глубоко ранили меня. Знаешь ли ты, как тяжело мне жить в таком смущении, брат? А в другой раз ты запретил мне видеться с моим новым наставником просто потому, что он не нравится тебе без всякой причины. Мой новый регент добр и справедлив ко мне, и я хотел бы проводить с ним больше времени, но ты мне не позволяешь. Не находишь ли ты это несправедливым? Я знаю, что ты, как старший сын семьи Ван, считаешь себя ответственным за моё Море, но это не оправдывает твоего пренебрежения по отношению ко мне. Мне уже исполнилось сто лет, однако ты продолжаешь относиться ко мне, как к ребёнку. Ты не считаешь меня за принца, и это раздражает меня больше всего. Я, наследный принц и правитель Южного Моря, должен самостоятельно отвечать за собственный народ. Будь добр позаботиться о брошенном тобой севере, вместо того, чтобы возиться со мной. Я устал от твоего снисходительного отношения. С этого момента я требую, чтобы ты никогда больше не обращался ко мне неуважительно. Никогда не смотри свысока на меня и мои достижения. И ни при каких обстоятельствах больше не подходи ко мне. Если я ещё раз увижу твое лицо, я немедленно прокляну этот день. Если ты не в состоянии сделать и этого, то я больше не признаю тебя своим братом.»       Жирная точка в конце предложения ясно давала понять, что писавший не намерен продолжать переписку. Он высказал всё я что вскипело у него на душе, хоть и подбирал выражения с умом. Аккуратный и ровный почерк сразу выдавал четвёртого, самого младшего принца. Только вот… Шайбэй в самом деле никогда такого не писал.       Он держал в руках конверт, на котором красовался герб Южного Моря, и смотрел на стопку писем почти одинакового содержания, вышедших не из-под его руки, но от его имени.       — В тот день я писал до тех пор, пока у меня не заболела рука. Пальцы у меня опухли, чернила размещались по бумаге из-за слёз, и почерк был быстрым и грязным из-за дрожащих рук. Я снова и снова спрашивал, когда же ты приедешь, и жаловался на то, как сильно я по тебе скучаю. Мне было так плохо без тебя… Воспоминания давались ему с трудом, но боль внутри он заглушал осознанием, что его старший брат на самом деле не бросил его тогда. Им просто… не позволяли видеться. Кто-то подделывал его письма.       — Эта сука… — прошипел сквозь зубы Ван Бохай, наполняясь яростью. Какая-то тварь однажды вдруг решила, что они должны страдать друг по другу, обманутые.       И Ван Бохай был уверен, что это за тварь. Он даже знал, кто этой твари помогал… Быть может, до сих пор помогает.       Письма, которые он так бережно хранил, уверенный, что те принадлежат Шэн-мэй, северный принц взял в охапку и безжалостно спалил. Тусклым зелёным огоньком они исчезли у него на глазах.       — Блять, я должен был догадаться… Я должен был хотя бы приехать к тебе!.. — черный пепел посыпался из его кулака, и Шайбэй взял руку брата в свои. На губах у него играла мягкая улыбка.       — Брат, не злись. Какая разница, что было в прошлом? Я очень рад, что мы поговорили по душам и узнали правду. Я бы не смог прожить эту жизнь в спокойствии, думая, что ненавистен тебе.       Ван Бохай осторожно убрал руку от Шэн-мэй и чуть отодвинулся, чтобы ненароком его не задеть.       — Ты никогда не станешь мне ненавистен, — повторил он в сотый раз, негодуя. — Сколько лет ты и я… Сколько времени мы проспали из-за какого-то ублюдка?! Блядская крыса! Я должен был…       «… в самом деле убить всех членов семьи Ван, кроме тебя,» — едва не сорвалось с языка, но Ван Бохай вовремя его прикусил. Он не мог радоваться так же, как делал это Шэн-мэй. Горечь от невосполнимого прошлого внутри него смешалась с гневом и ненавистью. Полыхающий внутри огонь требовал отмщения. Единственное, что сдерживало его до сих пор — это улыбка его драгоценного. Его счастье. Возможность, если не начать всё с чистого листа, то, по крайней мере, заново построить такие же крепкие братские узы, какие были у них раньше.       С уверенностью Ван Бохай посмотрел на младшего брата и разорвал себе когтями руку. Шайбэй, до этого сидящий спокойно, подпрыгнул от испуга и весь встрепенулся.       — Дагэ, п-постой!       Но Ван Бохай не остановился. Окропив своей кровью пол, он заявил:       — Я больше никогда не оставлю тебя одного. Я клянусь тебе своей жизнью, своей честью и своей свободой — всем, что уже принадлежит тебе. Ты — самое дорогое, что у меня осталось в этом мире, Шэн-мэй. Если, чтобы спасти тебя, мне придётся уничтожить обе империи, небеса и подземное царство, я сделаю это бездумно.       Вновь к горлу Шайбэя подступил проклятый ком. Но он, отнюдь, совсем не был печален.       — Зачем ты так?! Я-я ведь совсем не просил! — впопыхах южный принц пытался разорвать свой наряд на куски, чтобы скорее остановить кровотечение, но Ван Бохай, глядя на это, только фыркнул.       — Это простая царапина, я залечу её меньше, чем за минуту. Успокойся.       В доказательство он в самом деле заживил рану. Глядя на место, где только что были глубокие царапины, Шайбэй хлопал ресницами. Всё-таки, целительные способность его брата поражали…       «Будь у меня такие способности, мне, быть может, в поместье господина совсем бы сладко жилось,» — подумал про себя Шайбэй, и ещё раз взглянул на Ван Бохая. Тот всё ещё сидел перед ним, глядя в упор. Стало даже как-то неловко.       — Брат, ты хочешь сказать мне что-то ещё?       Недолго думая, северный принц кивнул.       — Клятва ещё не окончена, — объяснил он. И, поколебавшись, добавил. — Можешь… сам написать на своей руке? Я не хочу тебя трогать.       — …       Шайбэй посмотрел на него без комментариев.