Исправление генерала

      Не прошло и чишэня, как шумная толпа на центральной площади начала рассеиваться, как расходится рябь после того, как в тихий пруд бросили камень. Когда последний из высокопоставленных лиц удалился, оставшиеся горожане стали обмениваться понимающими взглядами, на их лицах отражались шок и недоумение.       Внушительная баррикада посреди площади, разделявшая городской пейзаж, уже была разобрана, и тревожная тишина воцарилась в вечно шумной столице, нарушаемая лишь редким бормотанием горожан, что резко отличалось от какофонии, обычно наполнявшей город. Улицы, которые раньше кипели жизнью, теперь погрузились в спячку, словно тело, лишенное дыхания. Зловещее спокойствие тяжелым одеялом окутывало город.       Когда Его Высочество Ван Бохай опустился перед своим младшим братом на колени, некоторые, понурив плечи, предпочли смириться с неизбежным, смиренно склонив головы следом за ним. Другие, с вызывающе сжатыми кулаками, стояли высокие и непреклонные, но не смели возразить. Пришедшие посмотреть, как проливается кровь человека, Третьего Генерала, они остались довольны даже несмотря на то, что с него не упало и волоска.       И всё же у всех на устах был вопрос: почему? Почему непобедимый воин с такой славой и силой, какой больше нет ни у кого в поднебесье, воин, чье имя внушало одновременно любовь, ненависть, страх и благоговейный трепет, решил так покорно отказаться от своих притязаний?       Некоторые утверждали, что Ван Бохай устал от тяжести своей короны, другие предполагали, что некто третий манипулировал им, чтобы заставить подчиниться, а третьи утверждали, что это всё — постановка, театр, в котором клоунами выставили доверчивых горожан, чтобы отвлечь их от насущных проблем. Но была одна версия, которая преобладала над всеми остальными, перекрывая их как полнейший бред — у Его Высочества было слабое место. Маленькая слабость, отравляющая его изнутри уже сто шестьдесят лет. Не способный бороться с ней, он предпочёл сдаться без боя.       «Он лишь доказал, что слаб, и окончательно унизил свой народ перед людьми!» — упрямо разносились крики радикальных северян.       «Он поступил верно. Нельзя идти против семьи. Северу давно пора вспомнить о традиционных скрепах!» — разглагольствовали им наперевес.       «Почему же тогда Его Высочество расправился со своей матерью?»       «Престол — не повод вставать против семьи!»       «Если последний принц покинет престол, то кто станет править? Унай-цзюнь?!»       Даже когда оба принца, генерал, и вся их свита давно скрылись из виду, горожане продолжали осыпать друг друга претензиями и цепляться за каждое слово, пытаясь выйти из конфликта правой стороной.       Однако, будто сама судьба благоволила решению Его Высочества, впервые за три сотни лет небо над Да Фэнбао, вечно тучное и суровое, исчезло. Драконы долгое время стояли в ошеломленном молчании. Они так привыкли к мраку, к бесконечной тоске штормовой погоды, что были не в силах поверить своим глазам. Страшные тучи унесли бурю прочь. Шторма, которые так долго мучили их, тяжелые тучи, которые, казалось, навечно нависали над их головами, наконец-то рассеялись.       Яркое-яркое солнце выступило из-за облаков на ясном небосводе. Возможно, только возможно, что дела действительно пошли на лад…       Когда вновь распахнулись ворота Крепости Непокорства, все слуги, что были внутри, почувствовали, как пробежался по спине холодок. Шайбэй вошёл во дворец вовсе не тем робким принцем, которым вылетел из него утром. Твёрдой и гордой походкой он проходил по коридорам, не замечая никого на пути, а те, кто всё же умудрялся преградить ему дорогу, мигом отскакивали прочь, встретившись с его взглядом. Ни у кого не осталось сомнений, что это — брат Его Высочества Ван Бохая.       А всё потому, что южный принц до сих пор пребывал в отвратительном расположении духа. Его северные одежды были порваны, он насквозь промок, всё тело ломило, а очки куда-то пропали. Стража, что гналась за ним в начале, теперь боялась и подступиться.       Даже Лю Бинмо чувствовал себя некомфортно, хоть и шёл за спиной. Тяжёлыми шагами он шёл следом за Его Высочеством, освобождённый от казни, и даже не представлял, что тот с ним теперь сделает. В прошлый раз ему повезло — чудом удалось сбежать, воспользовавшись грязным приёмом. Но теперь это не сработает. Получится ли в этот раз успокоить его? Бинмо сомневался. Боялся, что нет.       Как было бы хорошо я если бы только Вань Ян пошёл с ним. И ведь изначально тот и собирался так сделать, однако даже он, пылкий и острый на язык, опешил, встретившись с обозлённым принцем Южного Моря, который великодушно полил его грязью с ног до головы и исплевал ядом так, что Четвёртый Генерал отступил. Он остался, ошарашенный, стоять снаружи.       Поморщившись в его сторону, Шайбэй вздернул нос и, крепко взял господина за руку, чтобы тот случайно не отстал, завёл его во дворец. Подходя к комнате, которую ему благополучно выделили на нижних этажах (спасибо им же выбитой двери бывших покоев), Шайбэй нахмурил брови, заметив рядом с дверью знакомые лица, бледные и покрытые потом. Стражники, что пытались поймать Шайбэя, теперь страшились взглянуть ему в глаза, боясь, что он прикажет их казнить. Однако, и игнорировать приказ Его Высочества Ван Бохая они не смели, и пытались, запинаясь, объясниться, что по-прежнему обязаны сторожить вход в его покоев. Благо одно свирепое «убирайтесь!» на родном языке заставило всех их разом отступить от двери на двадцать шагов. Ни один не посмел поднять головы, чувствуя, как их тела мысленно сворачивают в один уродливый узел.       Раздраженно вздохнув, Шайбэй ввёл Третьего Генерала в комнату. Их шаги эхом отразились от стен. Дракон бегло осмотрел пространство, подметив каждую деталь, и с облегчением для себя обнаружил, что эта комната вовсе не была похожа на его прошлую. Ни капельки. Новые покои оказались просторными, с высокими потолками, их стены были отделаны деревом теплого медового цвета, а полы выложены полированным камнем. На одной из стен располагалось большое окно, пропускающее сквозь плотную бумагу мягкий солнечный свет…       Лю Бинмо же видел перед собой только спину. Ровную и изящную. По плечам Его Высочества раскидались влажные пряди. Время летело незаметно, но даже спустя долгий его отрезок Шайбэй не сказал ни слова. Лю Бинмо готовился к серьёзному удару, но его всё не следовало и не следовало. Напряжение из-за этого только росло. С другой стороны, он даже был благодарен, что ему позволили немного собраться с мыслями и подумать, как можно выкрутиться. Молчать вот так становилось всё более неловко. Быть может, его слуга всё это время ждёт, пока он начнёт первым? Иначе зачем ему так долго молчать? Вот только… С чего начать разговор? Прошлый их диалог кончился ещё вчера, когда, наболтавшись всласть о всякой ерунде, они договорились связаться на следующий день. Вышло неловко…       Быть может, сразу извиниться? Слишком жалко. Попробовать оправдаться? Ещё более жалко. Обвинить в том, что снова тот лезет, куда не просили? А это уже даже не жалко, а отвратительно и недопустимо. Уж лучше язык себе откусить. И ничего из этого вообще не убедительно. Лю Бинмо не знал, смеяться ему или плакать. Должен был быть ещё хоть один вариант…       И он появился.       Из размышлений генерала вырвал тихий шмыг носом.       Снова он посмотрел на чужую спину, и заметил, как едва-едва подрагивают чужие плечи. Уж точно не от холода. Прежде, чем Лю Бинмо осознал, он уже открыл свой рот.       — Шайбэй, повернись ко мне.       Он взял его за руку, так же мягко, как его самого, и в этот раз, не подверженный своим тревогам, понял, как та трясётся. Нехотя южный принц развернулся к нему, понурив голову, и снова шмыгнул красным носом. Глаза его уже были наполнены слезами и покраснели по краям. Тонкая грань отделяла его от того, чтобы разрыдаться. И она была преодолена: когда Лю Бинмо коснулся его лица, чтобы вытереть, рыдания сами вырвались изнутри.       — П-п-простите, г-господин, — прохрипел Шайбэй, едва не упав по привычке на колени, но господин успел удержать его.       Слова дракона эхом отразились у него в голове. Простить? За что?! Лю Бинмо едва не подавился собственным вздохом. Это он сам — тот, кто должен извиняться! На коленях вымаливать прощения и обещать, что такого больше не повториться! Не наоборот!       И всё равно Шайбэй прильнул к нему, обнимая, и стал всхлипывать на плече.       — Правда, п-простите. Я ведь говорил, что вам нужно было оставаться со мной, в башне. Не могу поверить… Что он на самом деле чуть вас не… — в голосе у принца стала проскакивать обида. — Я представить не мог, что м-мой брат обманом схватит вас и решит так жестоко к-к-казнить! Я к-клянусь, он об-обещал мне не тронуть вас и-и пальцем. Я знал, как он н-ненавидит людей, в-в частности вас, н-но… Я и п-подумать не мог, что он решится на т-т-такое! Как мне вообще теперь называть его братом?! Я так рад, что у-успел вас с-спасти…       Глаза у Шайбэя стали пощипывать от солёных слёз, и он прикрыл их, сосредотачиваясь на господине. На его дыхании, на биении его сердца, на тепле его тела… Дракон утешал себя, прижимаясь к человеку сильнее. Успокаивал себя, напоминая снова и снова, что всё обошлось, и он сейчас обнимает живое невредимое тело.       События этого дня потрясли и без того расшатанную психику слишком сильно. Он чувствовал — знал! — что ещё ни раз позже будет просыпаться в холодном поту от кошмаров, где не успел вовремя. Где голова Третьего Генерала скатывается с его плеч, а ликующая толпа разрывает его тело на части как ничтожный кусок мяса… От одной мысли он едва не зашёлся новой порцией рыданий, но руки господина легли ему на спину, обнимая в ответ, и стали поглаживать по ней, успокаивая.       — Всё обошлось, — тихо сказал Лю Бинмо, терпеливо ожидая, пока его слуга придёт в себя. Он был не против простоять так и час, и два, даже весь день, если столько бы понадобилось Шайбэю, чтобы перестать плакать. Но тот, стоило только ответить на этот нежный контакт, быстро затих, щекой потираясь по мокрое плечо Лю Бинмо.       — Больше в-вас точно никто не т-тронет, не б-беспокойтесь. Я б-больше не вернусь в ту клетку на верху. Н-ни за что! Я лично с-сопровожу вас до самого дома… — пообещал он, самостоятельно вытерев лицо порванным рукавом.       Лю Бинмо тяжело вздохнул про себя, но не стал возражать. Не сейчас. Сейчас совершенно не подходящее для того время. Пообещав разобраться с этим позже, он спросил о ином:       — Так твой брат… обманом схватил меня и собирался убить?       Шайбэй посмотрел на господина в таком же недоумении, что и тот. Он захлопал ресницами.       — К-конечно! Не стали бы вы в самом деле сами стоять там, связанный, и ждать собственной смерти? — слуга был настолько убеждён в своей правоте, что Лю Бинмо почувствовал стыд. Совесть пнула его под рёбра. Если он сейчас скажет правду… насколько это будет неловко? Нет, вернее, насколько это будет безопасно? Но ведь и соврать — не выход. Сказать ложь было равносильно копанию собственной могилы.       Ответ Третий Генерал искал в чужих наивных глазах, но те вмиг обратились волнением, так и не позволив ему решить.       Шайбэй приложил к чужому ладонь, проверяя температуру.       — Г-господин, н-неужели ещё не от-отошли от шока? Спрашиваете т-такое… — напоминанием о накатившей внезапно печали остались лишь красные опухшие глаза и сопливый нос. Беспокоясь, что из-за нескольких дней пыток его господин растерял весь свой иммунитет и мог легко заболеть из-за такой дрянной погоды, Шайбэй быстро оттащил его к кровати, попутно скинув с него все промокшие одежды.       — Извините, я так н-набросился на вас, и даже н-не подумал… Вот, сядьте! — он мигом укутал Лю Бинмо в одеяло и, на всякий случай снова проверив наличие жара, встрепенулся, собравшись к выходу. — Я попрошу п-прислугу сделать вам чаю с целебными т-травами и-и…       Дальше пойти он не успел: Лю Бинмо схватил его за рукав. Он заставил своего слугу обернуться в недоумении. В вытаращенными глазами Шайбэй смотрел на господина, не понимая, чего тот желает, а генерал, выждав паузу, вдруг сказал:       — «И я скорее умру, чем позволю хоть кому-либо прикоснуться к этому человеку».             Острые уши тут же зарделись и задёргались. Жар прилил к голове, обжигая щёки, когда Шайбэй вжал голову в плечи.       — Г-господин, чего это вы вдруг вспоминаете, что я там наболтал… — неловко пробубнил он, переминая рукой рукав, пока пытался выбраться второй из хватки господина, лишь поскорее уйти и не слышать этого. Но Лю Бинмо не закончил.       — «Ибо я убью вас всех до единого, чтобы защитить то, что принадлежит мне!» — он едва усмехнулся, когда дракон вылупил на него свои распахнутые глаза.       Пульс Шайбэя неслабо зашалил. Лицо стало совсем уж красным. Он ведь говорил не думая, говорил всё, что слетало с языка… Он и сам толком не помнит, какой бранью всех облаял! Ну кто же знал, что господин всё запомнит?!       От мысли, что каждое его брошенное слово теперь засело у Третьего Генерала в голове, Шайбэй почувствовал, как кипит от стыда его голова.       — И-извините, я-я! Это!.. Чай!!!       Встрепенувшись, он бросился к выходу, закрывая пылающие уши. Лю Бинмо не смог сдержать лёгкой улыбки ему вслед. Но, только двери закрываются, он вновь остаётся наедине с собой, в темноте собственных мыслей.       Он понимал, что правду сказать так и не решится, как и прибегнуть ко лжи. Единственный вариант — просто умолчать. Молчать, прикрыв рот, и позволить его слуге самому всё додумать так, как ему хотелось бы. И даже если правда всё равно однажды вскроется — это будет потом, уже когда он вернётся в родной дом. Южный принц же останется здесь, с сородичами, и, даже если узнает правду и о случившемся, и о войне, то будет уже слишком поздно, чтобы он смог ринуться следом. Рядом будут те, кто сможет его удержать.       Но, стоило только успокоить себя, и в голову сразу закралась знакомая картина… две картины. Первая — милый южный принц, весь в слезах, с разбитым сердцем и разрушенными надеждами. Вторая — его слуга, преисполненный ярости настолько, что его глаза приобретают красный свет, и уже ничто не может остановить его гнева. От одной мысли разбегаются по телу мурашки, а жалость смешивается с тревогой.       Лю Бинмо устало вздохнул.       «К гуям это всё!» — он скинул с себя одеяло и подошёл к первому попавшемуся сундуку.       Какая разница, насколько он ранит Шайбэя, если это лишь для его же блага? Ни одному зависимому не приходится сладко, когда у него пытаются отобрать полюбившуюся вещь. А будь то алкоголь, наркотики или человек — не важно. Этого принца он ни за что не оставит рядом с собой.       «И к чему всё думать об одном и том же, когда есть дела куда важнее? — укорил себя Третий Генерал, нарыв в сундуке северный наряд себе по размеру. — Например, что делать теперь с договором, когда нарушен последний его пункт?»       Тем же вопросом задавался и северный принц. Он сидел на высоком стуле черной обивки и терпеливо залечивал рану на лице. Из-за того, что она оказалась куда глубже, чем он думал, пришлось подходить к самоисцелению с осторожностью. И плохие мысли, клубком змей вьющиеся в голове, ни черта не помогали!       Маленькая девочка, перебирая ножками в воздухе, тихо хихикала над угрюмым лицом принца, пока её папа заботливо пытался заплести непослушные волосы в два хвостика. Они, пышные и кудрявые, точь-в-точь как в детстве у Третьего Судьи, не поддавались никакой укладке.       — Неужели всё ещё рассержены, Ваше Высочество? — спросил прямо Няо Лэйфа, управляясь с вертлявой девочкой. Он уже давно выпустил в небо птицу чжэнь вместе с посланием, и не находил поводов беспокоиться. Но Ван Бохай стукнул по колену кулаком.       — Я, блять, не рассержен… Я взбешён! Всего секунды мне не хватило, чтобы расправиться с его жизнь! Сколько бы проблем тогда было решено, а в итоге мы снова по уши в де…       — В делах, с которыми стоит немедленно разобраться, — закончил, перебив, достопочтенный советник. Ху Яню недовольно фыркнула и вильнула хвостом. Шушу явно не это собирался сказать. Уставший северный принц, почувствовав, что его плоть наконец начинает срастаться на месте разреза, откинул голову назад и потёр переносицу. Он впервые за сотни лет чувствовал такую слабость в теле. Она настолько превозмогала над ним, что его собственные рога едва не перевесили и не заставили его свалиться назад.       — Шушу, ты уже вылечился? Ты обещал мне рассказать, что там было, когда закончишь! Расскажи! — маленькая девочка заёрзала на месте в нетерпении и навострила уши. Ван Бохай бросил на неё рассерженный взгляд — который, впрочем, негодницу ничуть не испугал — и вскрикнул:       — Что там было? Полный пиздец там был! Если эту срань внесут в историю!..       — Обязательно внесут, — уверил с мягкой улыбкой Няо Лэйфа. — Такое невозможно не записать. Векописцы нынче вооружены как никто другой, ведь что ни день — то важнейшее историческое событие…       — Умолкни! — шикнул на своего советника раздражённый Ван Бохай, и Няо Лэйфа действительно замолчал. Однако, не прошло и нескольких минут, Его Высочество, угнетаемый тишиной, передумал. — Не умолкай.       Мощный хвост лениво завилял советнику на радость.       — Юный принц, если верить уличному гомону, показал себя сегодня… во всей красе.       — Шушу! Ты правда не стал с ним драться? — маленькая девочка тут включилась в разговор. Она вспомнила, с какой кислой миной зашёл обратно во дворец Шэн-мэй и не могла сдержать радости. — А я бы стала. Я бы его всего излупила!       — Где ты, козявка на палочках, а где я — Ганя Те Чжао.       Ван Бохаю захотелось прописать малявке пару щелбанов. Что за глупости? Будто бы он позволит какой-то мелочи избивать драгоценного брата. Если не он сам — то никто! Но прежде, чем угрюмый принц успел привести свои мысли в действия, малышка вдруг спросила:       — А как ты его накажешь?       Она ввела Ван Бохая в ступор.       — Накажу?       — Шушу! Неужели ты даже не будешь наказывать его? — Ху Яню возмутилась и сама дёрнулась вперёд, из-за чего Няо Лэйфа едва не выпустил из руки копну волос. Осталось завязать второй хвостик. Пока его тонкие пальцы ловко управлялись с сатиновой лентой, Ван Бохай, задумавшись, молча смотрел на возмущённую маленькую помощницу, осмысливая её слова. И когда убедился, что понял ту правильно, медленно и твёрдо произнёс:       — Ты, мелочь пузатая, неужели подумала, что я злюсь из-за того, что он там учудил? — снова он треснул по колену кулаком так, что оно хрустнуло, и кинулся вперёд, навстречу наглячке. — Я злой из-за того, что снова эта дрянная псина осталась жива! Снова он впутал мою бедную Шэн-мэй в опасное дерьмо! Яиц не хватило, чтобы принять свою участь, и этот ублюдок решил пожертвовать моим братом и превратить казнь в балаган, лишь бы сохранить свою дурную голову! А на моего драгоценного я нисколько не злюсь. Я очень им горд.       — Горд? — Ху Яню удивлённо захлопала ресницами.       — Конечно, — Ван Бохай, скрестив руки, не смог сдержать самодовольной улыбки, вспоминая, с какой свирепостью кричал на него сяогэ. — Тебя там не было, потому ты ничего и не понимаешь. А он ведь мне прямо сказал, что я был ему образцом для подражания. Он сам сказал, что благоговел мной и подражал мне, а ещё что считал меня сильным, смелым и благородным!       Малышка недоверчиво вскинула брови, но в подробностях речью младшего брата Его Высочество делиться не стал. Зато сохранил её глубоко в остатках своего сердца.       Тогда, в моменте, он, конечно, был разъярён, был напуган и обескуражен, но теперь, стоило накалу страстей стихнуть, а разуму проясниться, его сердце наполнилось теплом. Его ненаглядный Шэн-мэй наконец выпустил внутреннего зверя! Он показал, что у него, как и у всех членом императорской династии, есть острые зубки, и, если что-то ему не нравится, он готов кусаться и скалиться.       А что он тогда говорил? Что он говорил! Бранился, грязно и дерзко, раскидываясь проклятиями, про которые северный принц давно позабыл. Плевался ядом в неугодных и не побоялся прибегнуть к угрозам. Малышу хватило смелости пойти против сильнейшего в поднебесной! Смелости и, быть может, немного и глупости ему было не занимать.       Таким ужасным и агрессивным был в своё время сам Ван Бохай, и осознание, что таким же глубоко в душе является его обожаемый младший, весьма грело душу. Даже если он намеренно ранил его и в морду, и в сердце, даже если заставил чувствовать себя так отвратительно, как никогда ещё не приходилось, даже если всё ещё отдает в груди болью — не проблема. Это не страшно. Это — мелочи. Разве не способен он, могущественный принц, смириться с кучкой брошенный в гневе слов?       — Что ж… Раз принцу ничего не грозит, то и переживать не о чем, правда? — Няо Лэйфа закончил делать хвостики и довольно вздохнул. Девочка тут же вскочила с места и, ощупав новую прическу, побежала прочь, показать её мэй-мэй и похвастаться.       — Ничего не грозит? Неужели? — Ван Бохай нахмурился, слушая, как утихает стук маленьких туфелек. — Не хочешь рассказать, что нам делать с договором?       — А нужно что-то с ним делать? — развеселённый Третий Судья продолжал невозмутимо улыбаться, вводя своего принца в ступор всё сильнее. — Его Высочеству не нужно беспокоиться. Этот достопочтенный советник решил проблему ещё до того, как она возникла.       Тихий смешок пронёсся по комнате, а вслед за ним — родная слуху брань.

«…В соответствии с древними законами империи Лун, было постановлено, что за убийство Его Высочества принца Западного Моря, члена императорской семьи Ван, должно быть совершено соответствующее правосудие. Таким образом, постановлено, что в качестве компенсации за тяжкое вышеописанное деяние, представитель рода Лю должен отдать собственную жизнь, заплатив тем самым необходимую цену за преступление, совершенное против принца.»

      Цзюньцзе моргнул несколько раз, глядя на последний пункт договора. Повозка двигалась неспешно, но даже так к наступлению ночи они уже успели преодолеть заснеженные поля. Выбитая дверь едва держалась на месте, вставленная впопыхах обратно. Шу Юйлун держа в руках послание, полученное от маленькой птички, снова и снова бегал глазами по иероглифам, неспособный поверить в написанное.       Почерк принадлежал Третьему Судья — это юноша знал точно, и тот утверждал, что Третий Генерал избежал казни, а угроза гражданской войны постепенно пойдёт на спад. Оба генерала Жэнь отправятся в империю Жэнь в ближайшие дни, тем же путём, которым добирались до Да Фэнбао.       — Перечитай ещё раз, — попросил Дан Дай, наконец успокоившийся, не требующий больше выпустить его обратно и не причитающий о том, что оставил двух своих товарищей, сбежав в родные края.       — Есть ли в том нужда? Всё и так предельно ясно. — Западный Генерал вздохнул с облегчением. — Генерал Лю уже отдал свою жизнь за убийство принца, потому и условия не нарушены. Третий Судья поступил благоразумно, использовав подобную формулировку, как я от него и ожидал. Не даром он был так спокоен, когда прощался с нами. Этот хитрец уже знал, что всё обойдётся.       — Стоит ли нам ответить на письмо, пока птица ещё с нами? — спросил Хуан И, осматривая ручную красавицу с яркими перьями и острым клювом, который так и норовил клюнуть его в палец. Было ли в Северном Море хоть что-то, что не пыталось тебя убить? На предложение Восточного Генерала Чунцин закивал.       — Надо сказать им, чтобы отправлялись скорее за нами! — твёрдо уверил он. — Если снова пойдут напрямик, то мы успеем причалить к берегу и захватить их с собой.       — Но их всё равно придётся ждать, — вздохнул Хуан И, — Предлагаю тогда и самим не торопиться. Я был бы не против остановиться, скажем, в Лэйбао. Когда проходил через него, то увидел на одной из торговых улиц, как продавали шашлык. Чуань! Я не ел его с самого детства!       — Не потому ли, что ты с детства зарёкся есть баранину? — Шу Цзюньцзе вскинул бровь.       — В самом деле? — спросил, вовлекаясь, Дан Дай, и получил от западного советника кивок. Уши у Хуан И стыдливо дёрнулись, и он пихнул Шу Цзюньцзе коленкой, но это не помогло.       — Знает ли Второй Генерал, что в Восточном Море не принято есть мяса? Но так уж вышло, что господин Хуан рос в не совсем традиционной семье. И в год, когда в Восточном Море с мясом стало совсем уж туго, они решили больше не покупать себе мяса, а самостоятельно вырастить ягнёнка. И господин Хуан очень к нему привязался…       — Умолкни, прошу, умолкни! — взмолился Хуан И, выгоняя из головы будоражащие крови воспоминания. От них едва ли не пропал аппетит. — Что за гадкая привычка делиться чужими тайнами?! То была глупая детская клятва! Я это перерос! К тому же… ты просто не нюхал, как пах тот шашлычок! У меня слюнки текли до тех пор, пока я не вышел из города!       Шу Цзюньцзе только закатил глаза. Он, проживший с этим нестерпимым «самосовершенствователем» двадцать лет взаперти, как никто другой знал, что тот сам бы растрепал свой секрет через час-другой, а с ним и ещё с десяток других. Но всё же решил промолчать. Взяв в руки кисть и осторожно открыв чернила, он стал писать ответное послание, бранясь про себя, что из-за тряски кареты почерк выходил кривым.       — Что ж… Тогда, полагаю, стоит в самом деле остановиться ненадолго в Лэйбао, — усмехнулся Чунцин, и потрепал Шу Юйлуна по голове. — Сорванец, познакомишь старшего братца с городом?       — С каких это пор ты мне старший братец? — фыркнул в его сторону Северный Генерал, и скрестил руки на груди. Взгляд упёрся в лесную картину за окном, но виляющий кончик хвоста выдавал дракона целиком.